Дымом изъеденный

      Фран навалился на него, вдавив в кресло, и теперь нагло сидел на коленях, прижавшись к нему всем телом. Очень довольный, то и дело проводил пальцами по щеке, утыкался губами в висок, медленно, рождая тягучее чувство внизу живота, доходил ими до пылающей щеки, отстранялся на пару сантиметров, тяжело дышал прямо в губы — не целуя — и всё никак не мог остановиться, а сам Бельфегор, теряясь в ощущениях и не представляя, как нужно реагировать на подобные вольности (всё ещё не представляя, спустя столько времени!), не мог отпихнуть только потому, что этот негодяй был тёплым. Непозволительно тёплым. А рядом с ним, когда он так близко и делает такое, становилось жарко. И все наглые собственнические прикосновения, отнюдь не невинные для шестнадцати лет, и колкие нашёптывания в ухо, и слишком приятная тяжесть чужого тела рядом со своим вовсе не помогали ничего прояснить.       Их отношения были странными.       Бельфегор в принципе не был разговорчивым, Фран, напротив, мог любого заставить слететь с катушек своей болтовнёй, но никто из них не заговаривал о том, что вообще происходит. Между ними происходит. Будто ничего и не было. Только сердце Бельфегора радостно подпрыгивает, заслышав щелчок дверного замка. Только лихорадочно путаются мысли, когда один из них обнимает другого. Только этот тихий коварный шёпот в ушную раковину длинными вечерами в покоях принца, когда Фран вваливался к нему и творил несуразные вещи, приходящие в такую же несуразную голову.       Вот как сейчас. Снова припал губами к виску, от него стал спускаться ниже, опаляя дыханием кожу. Заправил тяжёлые светлые пряди за ухо, провёл языком по ушной раковине. Холод металла от шести серег приятной горечью разлился на языке. Тряхнул головой, словно пытаясь сохранить трезвость рассудка, зарылся пальцами в густые волосы, заставляя посмотреть себе в глаза. Подёрнутые дымкой красные столкнулись с мутными зелёными. Выражение лица мальчика было настолько довольным, что Бельфегор скривил губы — и почему этому засранцу нужно смотреть так, чтобы становилось трудно дышать?       Ненасытные уста вновь припадают к его устам, вырывая тяжёлый вздох. Жадные поцелуи, прерываемые судорожными вдохами, пальцы одной руки — в волосах, другая спустилась от шеи к плечу и дальше, накрыв ладонью дрогнувшую ладонь. Бельфегор никогда не признается — но это слишком ж е л а н н о.       Успокоившись, утолив жгучее желание прикасаться к нему, целовать его и шептать что-нибудь несвязное, но интуитивно понятное для влюблённых, Фран снова уткнулся лбом ему в плечо, обнял ещё крепче, прижался и как ни в чём не бывало сидел у него на коленях всё то время, пока вечер, переходящий в ночь, минута за минутой полз мимо.       Сегодня, как и в любой другой день, они снова не говорят об этом.       Фран не желает расставлять все точки над i, потому что и так всё понимает, а его принц предпочитает отнекиваться и игнорировать происходящее с ним и вокруг него. Смотрите, всё ведь как прежде, когда его напарником был Мармон. Смотрите, Бельфегор такой же одинокий и бесчувственный, как и всегда. Ничего особого с ним не происходит.       Совсем ничего.