Дымом изъеденный

      — Давай, мне пора, — роняют слова ему под ноги и лениво поднимают руку в знак прощания.       Безразличный людской поток окружает их со всех сторон, лязгают колёса поезда, вынырнувшего из недр туннеля и принесшего с собой порывы ледяного зимнего ветра, от которого у Бельфегора растрёпываются волосы, чёлка норовит залезть в глаза, трепещется ужасно длинный шарф. Его концы задевают плечи Франа.       Всякий раз это «Мне пора», подкрадывающееся несглатываемым болезненным комом к горлу, да ещё брошенное так обыденно, так… так просто, будто это — не повторяемая вновь и вновь трагедия, по звукам напоминающая завывания ветра в заброшенном городе или печальный плач бутылочных осколков. Всякий раз эта станция, ненужная толпа, безразличные ко всему на свете вагоны и суматоха, среди которой сердце биться не хочет.       Франу мучительно хочется вцепиться в рукав пальто и остановить его, заставить задержаться ещё минут на пять. Либо же — разодрать ногтями свои предплечья. Их встречи слишком редки, слишком коротки, чтобы невидимый скальпель не вспарывал внутренности каждый раз, когда прощаешься. Просто взять бы его за руку на перроне — и не отпускать; держать эту ладонь вечность, баюкать в своих руках, прикладывать к щеке, целовать тыльную сторону, пальцы с нанизанными на них кольцами, до бесконечности и до потери последнего сознательного целовать.       Рука. Тридцать сантиметров расстояния порой такие же бесконечно долгие, как и тридцать световых лет.       Фран ловит взгляд Бельфегора в момент, когда открываются двери. Они постоянно смотрят друг другу в глаза, даже когда их начинает сносить поток людских тел, рвущихся внутрь, чтобы успеть занять пару свободных сидений. Каждый раз при прощании. Слишком долгий зрительный контакт для человека, который не осознаёт, что значат эти жадность и отчаяние в глазах, отражающих в себе весну.       Бельфегор всё понимает. Происходящее забавляет его.       — Давай, — снова повторяет он, кивает головой, отбрасывая чёлку со лба и посмеиваясь про себя с того, как потешно выглядит невзаимная привязанность. Смотреть на коктейль боли и сумасшедшей надежды — это довольно интересно, знаете?       Франа хлопают по руке — примерно такие же ощущения возникают у канатоходца, который оступается и едва ли не сваливается в обрыв.       Кто-то как будто находит пальцами горло и начинает медленно придушивать его, когда Бельфегор разворачивается и тоже входит в вагон.       «Осторожно, двери закрываются»,       поезд отправляется,       а на дне вырытой ямы кружится возле вырванного с корнем одуванчика бабочка с невзрачными крылышками.