Джиневра Уизли полюбила Гарри Поттера с первого взгляда. И даже раньше. Она полюбила его с первого слова о нем, сказанного родителями, о невероятном мальчике, что спас весь волшебный мир от Того-Кого-Нельзя-Называть. От тирана, убийцы, самого опасного Темного мага всех времен. От того, чье имя боялись произносить вслух (некоторые — и про себя). Мальчик-Который-Выжил подарил волшебникам свободу и счастье, хотя сам остался сиротой. Но он не погиб, что было само по себе самым настоящим чудом. И его просто нельзя было не любить.
Жизнь Гарри Поттера была надежно скрыта за туманной пеленой ото всех — или значительного большинства — волшебников. Джинни не знала, как он выглядит, каков его характер, что он любит, а что — нет. Она представляла себе этого знаменитого мальчика, создавала его образ в голове, приписывая Гарри какие-то совершенно немыслимые способности, странные повадки, безукоризненно идеальные черты и безупречный характер с не менее безупречным поведением. Он был настоящим Героем. Победителем. Она мечтала, что как только он увидит ее, Джинни, то полюбит с первого взгляда. Хотя бы за то, что она сама так отчаянно любит его. Обожает. Благоговеет перед ним.
Но это было всего лишь детской наивностью. Гарри Поттер оказался совсем не тем героем, которого она себе представляла. Весь его придуманный образ затрещал по швам, а вскоре попросту развалился. Гарри был такой стеснительный, такой загнанный, такой маленький. Такой неприметный. Такой неправильный. Но Джинни не разлюбила его. Он так же был смелым, отважным, милым и все же — каким-никаким — героем. А еще он был лучшим другом ее брата, Рональда. Все это было не просто так. Не могло быть обычным совпадением.
Маленькая Уизли стеснялась Гарри. Когда он был рядом, она не могла вымолвить и слова. Она краснела, отводила взгляд, чтобы потом вновь вернуть его украдкой. Джинни была рассеянной и крайне невнимательной рядом с Поттером. Она лишний раз не смела дотронуться до его руки. Но она защищала его, когда ему говорили гадости другие волшебники, а в особенности дети с факультета Слизерин. Она защищала его даже перед Драко
Малфоем. Гарри лишь улыбался. Джинни жутко краснела в ответ, мгновенно приобретая сходство со спелым помидором, и не могла сказать Гарри ни слова. Опять. Снова. Он по-особенному ужасно влиял на нее. И она ничего не могла поделать с этим, поделать с собой.
Но время шло. И, когда Джинни немного подросла, то стала более открытой. Она больше не стеснялась Гарри. Она переборола себя и смогла разговаривать с ним. Но оказалось, что для этого было слишком поздно. Мальчишка почти не обращал на нее внимания. Нет, раньше Гарри тоже не особенно стремился разговаривать с Джинни, он просто всегда был
милым с ней, но она думала, что это все только из-за ее поведения. Когда изменилась она, Гарри не изменился. Она пыталась сделать что-то, но юноша был чужд к попыткам сделаться лучше. Поэтому Джинни его возненавидела.
Джиневра стала достаточно взрослой, как ей казалось, чтобы начать с кем-нибудь встречаться. Вскоре у нее появился парень, и Уизли с ехидной ухмылкой посмотрела Поттеру прямо в глаза. Она надеялась, что увидит в них боль, сожаление, раскаяние или вину (за то, что не был рядом). Однако ему, кажется, было абсолютно плевать. Он сказал, что счастлив за Джинни. И, по всей вероятности, был действительно счастлив. Девушка чувствовала, как ненависть к этому человеку стремительно растет у нее в груди. Гарри Поттер был по горло в своих проблемах. Он был лицемером и эгоистом. Джиневра ненавидела его. Ненавидела больше всех на свете.
Драко Малфой показался на горизонте внезапно. Нет, он всегда был где-то поблизости, где-то рядом с Поттером. Это раздражало Джинни, и она не знала, почему. Эти двое, отчаянный гриффиндорец и хитрый слизеринец, были связаны крепкими нитями жгучей ненависти, гораздо более глубокой, чем ненависть Джинни к Гарри. Они ненавидели друг друга так страстно, что в воздухе чувствовался жаркий огонь неутихающей вражды. Но они постоянно были вместе. Они ругались, спорили, дрались, кидались в друг друга самыми различными заклинаниями, крыли друг друга словами, от которых уши сворачивались в трубочку, а глаза лезли на лоб, но они всегда пребывали где-то поблизости друг от друга. Джинни ненавидела Гарри и за это тоже.
Ее любовь к Драко Малфою пришла нежданно и накрыла стремительно. Она была хрупкой, странной, но почему-то очень яркой. Жгучей. Джинни понимала Драко, понимала,
что он испытывает, находясь рядом с Мальчиком-Который-Похоже-Любит-Только-Себя. Но Поттер хотя бы мог перекинуться с Драко парочкой слов, но в основном, это все же были только оскорбления, Джинни же не могла позволить себе даже этого, не привлекая к себе лишнего и ненужного внимания, ведь обычно она пыталась находиться где-то подальше от слизеринцев. К тому же, Драко Малфою не было никакого дела до, как он любил говорить, Предателей Крови. А в особенности до нее, маленькой Уизлетты, как он тоже частенько любил говорить.
Джинни знала, что у нее не хватит сил и мужества, чтобы подойти к Драко, заговорить с ним. Да и какой в этом был смысл? Чего бы она этим добилась? Она не собиралась выслушивать грязные оскорбления в свой адрес и терпеть взгляд, полный брезгливого отвращения. Но все же она не сердилась на Драко за это. Хотя, конечно, поведай она кому-нибудь о своих чувствах к Малфою, ее бы сочли душевнобольной и покрутили бы пальцем у виска. Или, на худой конец, подумали бы, что Джинни находится под действием какого-то любовного зелья или — что еще хуже — под каким-нибудь заклятием. Как бы то ни было, никто выбор Джинни не одобрил бы, тут и сомневаться не приходилось.
Но разве Джинни могла быть так далеко от своей любви? Однозначно нет. Девушка начала заглядываться на Драко исподтишка. Она смотрела на него тем взглядом, который раньше предназначался одному только Гарри Поттеру. И, как ни странно, никто не раскусил ее. Джинни научилась мастерски скрывать свои чувства (с таким количеством родных братьев и отсутствием сестры и не такому научишься), поэтому никаких проблем не возникало. Для отвода глаз от себя рыжеволосая девушка даже встречалась с кем-то... неважным. Важным был только Драко. Но когда смотреть на него издалека оказалось недостаточным, Уизли стала ходить вслед за ним незаметной тенью. Это было сложно, но не сказать, что невозможно. Она узнавала его со стороны и, как ни странно, влюблялась все больше. Со своими друзьями он был не таким, как с остальными. В одиночестве он был не таким, как со своими друзьями. Каждый раз Драко Малфой казался новым. И Джиневра Уизли училась распознавать его бесчисленные маски. Постоянно.
Джинни не следила и не подглядывала за Драко, нет. Она просто... любовалась им. Издалека. И очень часто. Это было до жути странно первое время, но девушка очень скоро свыклась со своими странностями. Она просто смотрела на парня со стороны, что здесь было такого? Да, Малфой вовсе не был «хорошим мальчиком». Ну и что же? Джинни это ни разу не останавливало. Она могла любить на расстоянии. Она могла любить Драко, зная, что он на другой, на темной стороне. В войне, которая стремительно и неумолимо приближалась, он был против нее, против всех ее друзей, родных и близких. Но Джинни не казалось это чуждым. Девушка даже не старалась его разлюбить. Не хотела. Это было лишним. Все равно она никогда не подошла бы к платиновому блондину ближе, чем на полтора метра, а то и больше, как ни прискорбно.
Но не только Драко Малфой занимал мысли юной Уизли. В них так же был Гарри Поттер, который все время маячил перед глазами. Девушка играла с ним «в друзей», потому что так было нужно. Того требовали обстоятельства и родители (не прямо, конечно, косвенно — они продолжали думать, что Джинни от Гарри без ума. Но скорее всего, они сами были без ума от него. Как и почти все ее братья). Гарри велся. Все велись, как малые дети. У Джинни и вправду был отличный талант скрываться и врать. Именно благодаря этому произошло что-то поистине немыслимое.
Одним ничем не примечательным утром Гарри вдруг посмотрел на Джинни широко распахнутыми глазами, как будто бы увидел ее впервые. Девушка не понаслышке знала, что значит этот взгляд и уже хотела было отвернуться, сделав вид, что ничего не заметила или что ей наплевать (что, впрочем, так и было), но потом вспомнила все те годы, что мучилась от любви к человеку, который ее почти что не замечал даже, и подумала, что неплохо было бы ему отомстить. Поиграть с ним. Сделать больно этому зеленоглазому мальчишке, что причинил Джинни слишком много страданий и слез. Девушке вдруг захотелось, чтобы он почувствовал все, что чувствовала она сама когда-то. Девушка улыбнулась Гарри в ответ. Это было молчаливое согласие.
Вскоре они, Джинни и Гарри, начали встречаться. Это вышло как-то само собой, как глупо бы это ни звучало. Как ни странно, многие — почти что все — были этому только рады. Грех врать, они
очень были рады. Гарри, кажется, тоже был счастлив. Джинни же только играла счастье — ей, впрочем, было не привыкать. Девушка строила одни планы (насчет Гарри), а юноша — совсем другие (не насчет Джинни). И, когда пришло время, Уизли вновь упустила свой шанс. Они с Гарри расстались. Точнее, он ее бросил. «
Пойми меня. Это только ради того, чтобы защитить тебя», — сказал он тогда. Разве не смешно? Джиневра не выплюнула Гарри в лицо оскорбления только потому, что его так не вовремя у нее забрали. Джинни была очень зла и была готова крушить и метать все вокруг. Что, кстати, и сделала после ухода Великого Гарри Поттера.
После Войны Джинни и Гарри так и не помирились. Нет, они, конечно, общались, делали вид, что общество друг друга им не в тягость и, в общем-то, сохраняли негласный нейтралитет. Уизли, наплевав на все опасения со стороны и собственные сомнения, более открыто начала наблюдать за Драко и ходить за ним. Ясно, что она не разлюбила его и не оставила в покое. Но, на удивление, никто ничего не говорил. Либо все были слишком слепы, либо предпочли ничего не замечать, либо просто были заняты своими делами и проблемами. Именно так и было после Битвы.
Гарри же изменился. Стал каким-то другим.
Чужим. Он делал вид, что все нормально и ничего не поменялось, вел себя, на первый взгляд, как обычно. Однако он был уже не тем, что раньше. Что-то переломилось в нем. Что-то случилось с Золотым Мальчиком. Он вел себя как-то странно, пытался быть подальше ото всех, куда-то все время пропадал... Короче говоря, был кем угодно, но только не собой. Почему никто вокруг этого не замечал? Однажды Гарри, сам того не заметив, ухмыльнулся в ответ на какую-то очередную глупую шутку Рона как-то слишком по-слизерински.
Совсем как Драко. А в другой раз Поттер произнес какую-то витиеватую речь, сплошь пронизанную оскорблениями, растягивая гласные в словах и будто бы смакуя каждое слово. Очень по-слизерински.
Совсем как Драко. Это навевало мысли определенного характера. И, казалось, когда Джинни увидела Гарри Поттера и Драко Малфоя вместе,
целующихся, она уже не должна была удивляться. Но, вопреки всему, удивилась.
Чтобы проследить за Поттером и узнать, куда он ходит каждый вечер после отбоя (а в этом не было никаких сомнений), пришлось изрядно попотеть и понервничать. Гарри был очень осторожен. А еще у него была Мантия-Невидимка, дающая особые преимущества. О ней Джинни узнала от своего не в меру болтливого братца, Рональда. Вот уж кто точно никогда не умел держать свой язык за зубами! Впрочем, иногда это было даже на руку, как, например, и сейчас. После нескольких неудачных попыток проследить за Поттером, Джинни решилась пойти на отчаянный шаг. Могла ли она упустить шанс обличить «великого» Гарри Поттера? Ну уж нет!
Джинни украла мантию Гарри из спальни мальчиков, прямо у Героя из-под самого носа. Поттер, видимо, куда-то торопился (куда?) и не успел поставить, когда уходил, достаточно сильные и действенные охранные чары. Это была невероятная ошибка с его стороны. Большой промах. Уизли это было только на руку.
Если Джиневре и было совестно за свой поступок, то лишь самую малость. Она была безумна рада, ведь понимала, что находится от разгадки наверняка самого главного и страшного секрета самого Гарри Поттера буквально в паре шагов. Гарри теперь ну никак не мог скрыться от Джинни, как бы ни желал этого. Девушка победно усмехнулась, все же подавив где-то внутри себя злорадный смешок.
Несколько долгих дней Поттер ни в какую не решался расстаться со своим секретом, — не было никаких прогулок после отбоя. Джинни точно знала это, потому что, укрываясь под невероятной мантией-невидимкой все эти несколько дней, она, будучи никем не замеченная, сидела в Гриффиндорской гостиной полночи напролет, наблюдая. Девушка ужасно уставала, не высыпалась, и под глазами вскоре появились глубокие тени, не добавлявшие милому лицу нисколько привлекательности. Приходилось пользоваться косметическими чарами, чтобы никто ничего не заподозрил. Джинни злилась, Джинни ругалась, Джинни психовала, но отступать не собиралась ни при каких обстоятельствах и ни на каких условиях. И вот, будто кто-то сжалился над ней, — Поттер наконец-то решился объявить себя.
Несколько минут после полуночи он, крадучись, вышел из своей спальни, осторожно прикрыв за собой дверь. Гарри воровато оглянулся, проверяя гостиную на наличие кого бы то ни было из гриффиндорцев, но никого, к своему облегчению, не обнаружив, быстро пересек комнату и бодро устремился прямо во мрак ночи. Джинни, не теряя ни секунды, прямиком отправилась следом за Поттером, не скрывая ехидной улыбки. Она ни на секунду не сомневалась, что впереди ее ждут великие открытия чужих грязных тайн.
***
— Дай мне флакон с настойкой чабреца, — прошептал Драко, не отрывая сосредоточенного взгляда от мерно кипящего зелья в оловянном котле.
— Держи, — Гарри подал парню прозрачный сосуд, в котором весело поблескивала желтоватая жидкость в слабом освещении подземелий.
Драко откупорил крышку и уже собирался вылить несколько капель настойки в прозрачную, лишь слегка золотистую жидкость, как совершенно невзначай бросил взгляд на флакон и тут же резко убрал руку с "настойкой чабреца" от котла. Блондин развернулся к Гарри всем телом; его ноздри гневно вздувались, глаза были зло прищурены, а зубы сжаты так сильно, что, казалось, даже немного скрипели.
— Поттер. Чертов Поттер. Что это? — Малфой помахал стеклянным флаконом перед самым носом Гарри.
— Настойка чабреца, — невозмутимо ответил брюнет, встав в позу.
— Это сок луковицы морского лука. Если бы я сейчас добавил его в зелье, всему бы пришел конец, — прошипел Драко, кидая в Гарри молнии яростного взгляда. Он всегда слишком трепетно относился к приготовлению различных зелий.
— Да брось, — отмахнулся Герой, прибавив с усмешкой: — ты что-нибудь да придумал бы.
— Ты удивительно отстал в своем развитии,
Поттер, — скривился Драко и, отыскав взглядом нужную жидкость на столе, отвернулся от Гарри, возвращаясь к любимому процессу приготовления зелий. — В этом случае уже ничего нельзя было бы сделать. Вот если бы ты уделил хотя бы немного своего
драгоценного времени Зельям, то все понял бы. Но ты не знаешь даже элементарных вещей, хотя мы все это прохо... аа... — Драко не закончил свою мысль, поперхнувшись на полуслове.
Блондин широко раскрыл глаза и приоткрыл рот, со свистом выдохнув воздух из легких. Он с силой схватился за край парты и тяжело сглотнул.
Гарри, довольно улыбнувшись, приблизился к Драко на опасно близкое расстояние и сладко прошептал ему на ухо, между тем обдавая жарким дыханием:
— Чего я там не знаю? Мм, ну, повтори, — брюнет легко укусил Драко за мочку уха и повторил правой рукой какие-то недвусмысленные манипуляции под столом, которые превращали Драко в сладкое желе.
— Пот-тт-тер, — прошипел Малфой, как ему казалось, злобно, но на самом деле слишком отрывисто, сладко и тяжело, чтобы это было правдой.
— Хочу. Трахнуть. Тебя. На. Этом. Самом. Столе, — тягуче и сексуально промурлыкал Гарри, крепко сжимая пальцами чужой член. — Сейчас.
— Я отрежу... твои яйца и... и засуну их тебе по самые... гланды, — сквозь зубы, запинаясь, задыхаясь, проговорил Малфой, пытаясь не начать толкаться в руку наглого безумца Поттера и не застонать в голос на весь чертов класс.
Гарри усмехнулся, не прекращая движения рукой. Драко тяжело дышал. Честно говоря, было бы большой удачей, если б "сладкую парочку" никто не заметил бы. Но, кажется, удача в конец изменила им двоим.
Юноши были так поглощены друг другом, что не заметили, как почти все, находившиеся на уроке зельеварения, смотрели лишь на них двоих, затаив дыхание, совершенно забыв о своих зельях и о том, что подглядывать нехорошо. Профессор Слизнорт, к счастью или, может быть, к несчастью, был слишком увлечен чтением какого-то журнала весьма сомнительного содержания (обложка была предусмотрительно изменена магией на что-то скучное вроде «Секрет изготовления Философского камня»), чтобы видеть откровенное
безобразие, творившееся на его уроке. И как не стыдно перед взрослым человеком лезть друг к другу в штаны.
Гарри шепнул Малфою на ухо что-то чрезвычайно похабное и
неприемлемое, и последний резко дернулся, случайно махнув рукой куда-то в сторону. Достаточно неудачно для того, чтобы сбить со стола, заваленного различными магическими и не очень ингредиентами, маленькие медные весы, необходимые для измерения точного количество какого-либо порошка. Весы с невообразимым шумом упали на пол, разрушив ту волшебную атмосферу, что наполняла стены класса какое-то время. Кокон тихого оцепенения треснул, и все будто ожили, смущаясь, краснея и поспешно отворачиваясь друг от друга.
— В чем дело, господа? — Слизнорт вопросительно посмотрел на учеников поверх своего журнала, которые отчего-то смущенно смотрели в пол, а не на него, нервно кусая губы или теребя край своих мантий.
Лишь Гарри Поттер и Драко Малфой невозмутимо продолжали работу над своим зельем. Которое, по всему вероятно, было все-таки безнадежно испорчено.
— Гарри, мальчик мой? — спросил Слизнорт, обращаясь к своему, пожалуй, самому любимому ученику.
— Все хорошо, профессор. Я просто был несколько неаккуратен в своих действиях, — Поттер беззаботно улыбнулся, и Слизнорт, удовлетворенно кивнув головой, вернулся к прерванному занятию.
— Неаккуратен в своих действиях, — язвительно пробормотал Малфой себе под нос.
Гарри тихо засмеялся. Он было наклонился, чтобы достать валяющиеся на полу весы, да так и замер, смотря куда-то вперед. Это уже стало привычкой. Взгляд зеленых глаз заметил что-то действительно интересное. Брюнет выпрямился и наклонился к Драко поближе.
— Что? — блондин мгновенно вскинулся. — Отвали, Поттер. На сегодня твой лимит идиотизма уже исчерпан.
— Нет же, — терпеливо пояснил юноша. — Я кое-что заметил. Даю руку на отсечение, то, что я увидел, должно тебе непременно понравиться. — Гарри не отводил прямого взгляда от рыжеволосой девушки напротив, что, не замечая его острого взгляда, почти спокойно резала листья боярышника.
Малфой проследил за взглядом брюнета и, увидев объект его интереса, язвительно усмехнулся.
— Что, Поттер, вновь потянуло на Предателей крови? — небрежно заметил Драко, тем не менее скрипнув зубами от злости.
Гарри раздраженно посмотрел на блондина, скривив губы в легком отвращении.
— На обувь ее посмотри, хорек, — Драко пренебрежительно фыркнул, заставляя Гарри непременно закатить глаза.
Блондин нагнулся, как прежде это сделал Гарри, будто бы затем, чтобы что-то поднять, и, заметив знакомые коричневые ботинки, лишь слегка удивленно приподнял светлые брови. Драко выпрямился и насмешливо посмотрел на единственный объект своего обожания.
— Я же тебе говорил, что это она, — самодовольно произнес он, как в насмешку растягивая гласные в словах.
Гарри громко хмыкнул и показал Малфою не очень-то приличный жест рукой, который того, кажется, только позабавил.
— И я без ума от тебя, любовь моя.
Гарри прохладно улыбнулся, но глаза его лучились теплом.
***
— Итак. Подведем итоги сегодняшнего дня, — лениво произнес Малфой, развалившись на мягком диване, обивка которого отливала легким серебром на яркой зелени. — Мы нашли нашего тайного фотографа, это раз. И ты, Поттер, лишаешься секса ровно на неделю, это два.
— Чего? — Гарри, до этого спокойно сидевший на полу, буквально поперхнулся от возмущения. — Как на неделю? Хорек, ты сдурел?
— Хорошо, уговорил. На две, — не меняя ленивого тона, произнес Драко.
— На две?! — Гарри обернулся к Драко всем телом; на его лице застыли смесь шока, неверия и надежды на то, что это все шутка. — Шутишь?! Да ты ведь сам первый изведешься, Малфой. Без моих...
— Не заставляй меня говорить «на три», — беспардонно перебил светловолосый юноша.
— Чертов слизеринский манипулятор, — пораженно пробормотал Герой всея Магической Британии, поднимаясь на ноги с твердого пола. — Я все обязательно припомню тебе, слизняк. Вот увидишь.
— Три недели, Поттер. Три, — вынес свой вердикт Драко, с удовольствием наблюдая за вмиг вытянувшимся лицом Гарри Поттера.
— За что?! — Гарри буквально выкрикнул эти слова.
Если бы юноши находились не в Выручай-Комнате, которая, кстати, сегодня представляла собой огромного вида гостиную, сплошь оформленную в слизеринских тонах, их обязательно услышала бы добрая часть Хогвартса.
— За оскорбление и переход на личности, — Малфой нарочито медленно зевнул и растянулся на диване во всей свой немалый рост, блаженно прикрыв глаза.
— Я затрахаю тебя до потери пульса, — сквозь зубы пробормотал Гарри, порядком очень недовольный своим незавидным положением.
— Не раньше, чем через три недели, Потти, — Малфой самодовольно улыбнулся.
Он победил, а Поттер остался в дураках. Тут определенно было чему радоваться.
— Так, на чем мы там остановились? Ах, да, — Драко приоткрыл один глаз. — Сегодня мы узнали, что, ох, Мерлин всемогущий, наша маленькая Уизлетта та еще грязная вуайеристка, — Драко театрально закатил глаза и приложил правую руку к сердцу.
Гарри хмыкнул:
— Что-то раньше не замечал я в тебе театральных наклонностей. Хотя нет, постойте-ка, — Гарри сделал вид, что на секунду задумался. — «
Я все расскажу своему отцу», — юноша почти правдоподобно изобразил Драко, впрочем, не забыв при этом немного покривляться. — Очень артистично.
— Невероятно глупые шуточки в стиле твердолобого Гарри Поттера, — Малфой снисходительно посмотрел на брюнета. — Спешите услышать, пока они не закончились. Количество ограничено.
Гарри, вопреки всему, весело рассмеялся, и Драко, вновь спокойно растянувшийся на удобном диване, слегка приподнял уголки губ в легкой улыбке.
— И все же, Драко, ты уверен, что тот, кто нам нужен — это Уизли? — Поттер размеренно шагал по комнате из стороны в сторону по мягкому узорному ковру, оставляя на нем еле видные следы.
За весь прошедший вечер его взгляд (наконец!) стал по-настоящему серьезным и задумчивым.
— Все сходится, — Драко перевернулся на бок и лишь слегка приоткрыл глаза. — Почти не приходится сомневаться.
Гарри нахмурился и стал перечислять все доказательства, загибая пальцы:
— Коричневые ботинки, моя Мантия-Невидимка, это кто-то из Гриффиндора. Если Джиневра, то влюбленность в меня, а следовательно, и месть в виде выставления нашей неожиданной совместной личной жизни на всеобщее обозрение.
— Бывшая влюбленность, — любезно подсказал Драко.
— Что? — Поттер задумчиво поглядел на парня, остановившись посреди светлой гостиной.
— Бывшая влюбленность, — терпеливо повторил Драко. — Вряд ли ты теперь девичьему сердцу мил, — блондин по-слизерински насмешливо прищурился, а Гарри весело усмехнулся.
— Да, точно, — Гарри вздохнул и не спеша опустился коленями на ковер возле дивана, совсем на то место, где сидел совсем недавно. — Но этого недостаточно, — Гарри положил голову на край зеленовато-серебристой мебели, прижавшись самой макушкой к животу Малфоя.
Драко почти сразу же запустил длинные, аристократически бледные пальцы в непослушные волосы Поттера, все время торчащие в разные стороны. Темные волосы взлохматились еще сильней, хотя, казалось бы, куда сильней-то.
— Всего-навсего нужно нажать на нее, и она все сама нам расскажет с превеликим удовольствием, —
сказал Драко, пожимая плечами. В его голове уже родился замечательный план.
— Если бы все было так просто, — Гарри скептически фыркнул, закрывая глаза и растворяясь в неге приятных, ласковых ощущений.
— Все получится, поверь мне, — серебристые глаза платинового блондина ярко сверкнули дьявольскими огоньками, не предвещавшими ничего хорошего.
— Так что мы делаем? — Гарри слегка воодушевился, и голос его насквозь сочился демоническими нотками предвкушения.
Казалось, что температура в комнате повысилась на несколько градусов.
— Мы выходим на охоту.
