***
Шерлок не ошибся, когда предсказывал появление брата. Следующим же утром, когда он, погруженный в размышления и скуку, плоско лежал на кровати, как кисть для рисования, после короткого стука в номере появились два безукоризненно унылых костюма, а на парковке — черный автомобиль; Шерлок безропотно в него забрался, потому что какой смысл спорить с неизбежным? В Лондоне дождя нет, но город мокрый, по обочинам грязные лужи, кирпичные стены пропитаны влагой; город лениво впитывает остатки солнца, не удержанного густыми серыми облаками. Входя в правительственное здание, где его ждет брат, Шерлок не чувствует наплыва эмоций, как в детстве не чувствовал предательства за насмешками над его интеллектом: невозможно серьезно обижаться на того, кому никогда по-настоящему не доверял. Шерлок всегда знал, что за Родину и Королеву Майкрофт разве что мать не продаст, но и только. Патриотизм в Майкрофте гораздо сильнее родственных связей. Костюмы подводят Шерлока к двойной двери, коротко в нее стучат и показывают, что он может войти. Мужчина за огромным, но невзрачным столом вызывает у Шерлока толику изумления. Майкрофт все так же ухожен и безукоризнен, но постарел сильнее, чем он ожидал. Волосы, очевидно, крашеные, но морщины на раздобревшем тыквеннообразном лице не закрасишь. Твердый пронизывающий взгляд тщательно его ощупывает, но сам Майкрофт не сделал ни шагу навстречу, только со стула встал. — Шерлок. — И голос у него такой скрипучий. — Майкрофт. Минуту они просто смотрят друг на друга, не пытаясь прочитать мысли, двое мужчин от одной плоти, сейчас разделенные пропастью размером с море. И тут, к удивлению Шерлока, брат обходит стол и заключает его в широкие объятия, в которых худой Шерлок помещается полностью. Он сначала стоит столбом, а потом позволяет себе расслабиться и прижаться лбом к братскому плечу, вдохнуть родной и совсем не изменившийся запах мыла и одеколона. Слишком много времени прошло с тех пор, как к нему кто-нибудь прикасался; раньше его это не беспокоило, но после десяти лет одиночества тепло человеческого тела воспринимается иначе. И пусть их отношения всегда состояли из недоверия и соперничества, но Майкрофт в его жизни всегда был величиной постоянной — да, выводящей из себя, да, вечно сующей в чужие дела свой длинный нос, — и, пусть навязчиво и категорично, но он пекся о его интересах. — Рад, что ты жив и здоров, Шерлок. Шерлок кивает. Они садятся по разные стороны стола, и Майкрофт разливает чай в фарфоровые чашки. Возникает пауза: Майкрофт делает глоток, Шерлок к чашке даже не прикасается. — Должен признаться, то, чем обернулась история с мистером Мориарти... Я просчитался. Прими мои запоздалые извинения. — Пауза. — Мне жаль. — С возрастом и под воздействием застарелого горя Майкрофт стал говорить мягче. Шерлок слегка наклоняет голову, принимая извинения. — Ты все же не бери на себя слишком много, Майкрофт. И я не могу не признаться — было приятно победить человека, который одержал верх над тобой. — Шерлок тонко ухмыляется. — Надеюсь, ты вспомнишь об этом, когда в очередной раз решишь, что умней меня. Майкрофт пытается разыграть раздражение, но вместо этого улыбается. — Я надеюсь, что прав, считая нашу маленькую проблему решенной окончательно? Шерлоку удается не закатить глаза на «маленькую проблему». — Вполне. — Шерлок наконец делает глоток чая, и довольный Майкрофт откидывается на спинку кресла, не сводя с брата глаз. — Мамулю видел? — спрашивает он после короткой паузы. — Да. — Я так понимаю, она от твоего трюка не в восторге. — Спустила на меня собак, — бурчит Шерлок и тут же жалеет, что не прикусил язык: Майкрофта его ответ позабавил. Привычка — вторая натура. В дверь стучат, и Майкрофт выпрямляется. — Войдите. Уверен, ты не против, что я пригласил твоих старых друзей. — Учитывая, как ты любишь совать нос в чужие дела, я меньшего и не ждал, — вздыхает Шерлок, наблюдая за входящим в комнату Грегом Лестрадом. Лестрад тоже сильно постарел: волосы стали еще белее, а морщины на лице, возникшие от нелегкой жизни, углубились. Он замирает на мгновение, а потом взрывается эмоциями. — Я должен был догадаться! Должен был! — Лестрад останавливается в дюймах от Шерлока, и хотя он очевидно зол, под его злостью видно облегчение. — Но не догадался. Минус еще одно очко лондонской полиции. — Да тебе морду набить мало. — Ладно, ладно, — приговаривает Майкрофт из-за стола. — Давайте уж здесь обойдемся без насилия, пожалуйста. Лестрад минуту просто стоит, а потом хватает Шерлока в крепкие объятия, которые так же внезапно распадаются. — Я рад, что ты жив, засранец. Что, черт возьми, ты делал все это время? В это время раздается еще один стук, и дверь открывается. — Шерлок! — Лестрад отступает в сторону, чтобы пропустить Молли, которая не сильно изменилась за это время. Она обрезала волосы до линии челюсти и обзавелась округлостями, которые дарит материнство и жизнь без стрессов. Ее лицо, прежде немного детское, повзрослело; она бросается Шерлоку на шею, и тот морщится. — Здравствуй, Молли. — Поверить не могу, что ты здесь. Я уже начала... тебя так долго не было. — Ты знала?! Молли смущенно пожимает плечами и отступает. Ее глаза блестят от слез. — Я обещала молчать. — Тебе идет семейная жизнь, пол-стоуна набрала. Молли смеется сквозь слезы и пихает Шерлока в бок. — Я бы сказала, что ты совсем не изменился, — мягко говорит она и проводит ладонью по Шерлоковой щеке, — но вижу, что это неправда. Шерлок не отвечает. — Что ж, присаживайтесь. Майкл, принесите нашим гостям чаю и булочек и проследите, чтобы нас не беспокоили, — говорит Майкрофт. — Да, сэр, — отвечает человек в костюме и закрывает за собой дверь. Шерлоку снова приходится пересказывать события последних десяти лет, но его это не слишком раздражает, и он сообщает им укороченную версию. Майкрофт выглядит так, словно не удивлен ни единому слову, Лестрад кажется настроенным скептически, а Молли попеременно то ужасается, то восторгается. Вечер проходит быстро; Шерлоку сообщают то, что он уже успел понять сам: что Лестрад успел снова жениться и снова развестись и что он все еще на службе. Молли замужем, с двумя детьми и вполне счастлива, она все еще работает в Бартсе и делает то же, что и всегда, хоть ее и повысили до главы отделения. Когда Шерлок уходит, уже почти пять, его везут на Бейкер-стрит, и миссис Хадсон сначала бьет его по руке, а потом обнимает. Она стала еще меньше, но в остальном осталась такой же здоровой и подвижной, не преминув, однако, сообщить, что чуть разрыв сердца не заработала, когда увидела новости. Они пьют чай в ее гостиной, миссис Хадсон делится новостями, а Шерлок покорно слушает, хоть они и не особенно интересные — пока речь не заходит о Джоне. — Он был просто раздавлен, бедняжка. Ты вот хорошо придумал, Шерлок, а ему сказать не мог? Это было так жестоко по отношению к нему. — Я знаю. — Ему так повезло с этой девушкой, Мэри. Она была такая хорошая, вытащила Джона из его раковины. Какая жалость, что ее больше нет. Рак, такое дело. Сейчас кажется, что у всех вокруг рак. У миссис Тернер тоже нашли, но ей сделали операцию, и с тех пор она как огурчик. Вот так мы, старики, живем, а молодежь... Ну ладно, никакого толку от таких мыслей нет. Как ему повезло, что ты вернулся. — Она похлопала его по ладони. — Думаете? — Да, Шерлок. Он ужасно по тебе скучал, даже когда его жена еще была жива. Мы каждый год ходим, ну, то есть ходили, на твою могилу, и он всегда кажется таким... одиноким. — Она слегка вздрагивает, словно вспомнила то самое выражение Джонова лица, которое и привело ее к этому заключению. — Но он же не был одинок. Она смотрит на него с пониманием. — Можно быть по-разному одиноким, дорогой. Ты же знаешь. — Шерлок ничего не отвечает, но когда целует ее на прощание в щеку, она многозначительно говорит: — Передавай Джону от меня привет, хорошо? Дорога обратно на побережье занимает много времени, и, пока темнота окутывает Шерлока со всех сторон, сам он, глядя на летящие навстречу пятна света от фонарей, все глубже и глубже погружается в мысли. Луна смотрит ему вслед. Он измождён, но ощущает внутри решительность, вскормленную пониманием друзей, которых он оставил в Лондоне. Внутри себя он находит надежду.***
Недели проходят мимо Шерлока, а часы — бесконечные бьющиеся о берег волны. Когда он не с Джоном и Самсоном, он гуляет по городу, запоминает каждую улицу и перекресток, зарисовывает их на бумагу в тонком рулоне из единственного здесь канцелярского магазина. Он стал было расследовать серию ограблений в городке по соседству, но не слишком яро. Возможно, потому что преступления теперь лишены азарта погони за Мориарти, а возможно, потому что работа в одиночку, когда-то такая привычная, теперь заставляет его желать большего. Как бы то ни было, сочетание нетерпения и неудовлетворенности выводит его из себя и оставляет после себя жажду, источник которой он и сам не может определить. Одним необычно ясным для раннего марта субботним утром Шерлок оказывается на пляже вместе с Джоном и Самсоном, у которых такие прогулки вошли в привычку. Шерлок не гулял по пляжу с самого детства, и теперь сам себе кажется пятым колесом в развлечениях отца и сына, стоя на солнце и наблюдая, как они собирают ракушки и бегают по песку. Он решает развлечь себя, гуляя среди дюн, растянувшихся вдалеке вдоль берега, и изучая колышущиеся на слабом ветру птичьи перья. — Что ты делаешь? — произносит голос позади него. Шерлок встает и оборачивается. Самсон смотрит на него с любопытством. — Собираю информацию о популяции местных птиц. — Тебе что, нравятся птицы? — Самсон подходит ближе. — Не особенно. — Самсон смотрит на него, потом коротко смеется, но не спрашивает, зачем Шерлок собирает информацию о птицах, если они ему не нравятся, и Шерлок ему за это признателен. Он и так слишком часто слышит глупые вопросы. Самсон плюхается рядом — куртка на мгновение вздувается вокруг него парашютом — и смотрит на перья в Шерлоковых пальцах. — Это от чайки? Какое-то время Шерлок раздумывает, стоит ли объект интереса времени. — Да. Маховое перо первого порядка, если быть точным. — Маховое? Как ты узнал? — Самсон смотрит на Шерлока снизу вверх — тот выше него даже на корточках. — Ну... — Шерлок встает и оглядывается по сторонам в поисках других перьев. Он замечает направляющегося к ним Джона, но не обращает на него внимания. — А, вот, — произносит Шерлок через пару метров и наклоняется. — Это рулевое. Видишь разницу? Самсон берет у него два грязных белых пера и смотрит задумчиво то на одно, то на другое. — Это маховое, да? — Он поднимает одно выше. Шерлок кивает. — Оно с одной стороны пушистее, а рулевое с двух сторон одинаковое. — Он пытливо смотрит на Шерлока, и тот улыбается. — Молодец. У маховых перьев первого порядка и у хвостовых есть упругие бородки и бородочки с крючочками, которые образуют опахало, однако бородки хвостового пера с обеих сторон от стержня равной длины, а бородки пера первого порядка — нет. — Бородки, — тихо повторяет Самсон, рассматривая перья. — Почему они разные? — спрашивает он, не поднимая глаз. — Ассиметричная форма маховых перьев первого порядка помогает прорезать воздух, уменьшая сопротивление, тогда как хвостовые перья служат балансиром, — с удовольствием объясняет Шерлок. — Класс. Я люблю птиц, но чайки — они жуткие. Одна как-то украла у меня сэндвич, прямо из руки выхватила! — Да, они неплохо приспособились к жизни в городских условиях. — А какие еще перья бывают? — Остальные, если говорить о чайках, в основном контурные. Они обычно меньше и легче, мы наверняка найдем их в кустарниках, — говорит Шерлок. Они отправляются на поиски перьев, и он бросает взгляд на Джона, который смотрит на них с широкой улыбкой; Шерлок не может не ответить ему тем же. Когда они в Лондоне работали вдвоем, Шерлок больше рисовался, нежели делился знаниями, однако роль преподавателя оказалась не такой обременительной, как он ожидал. Совсем наоборот: заинтересованные, пытливые лица спутников вызывают у него в груди тепло. Джон быстро обнаруживает пух в акации Бейли и пару пуховых перьев — в корнях кустарника горькой полыни, и Шерлок объясняет их изоляционные и водоотталкивающие свойства и предполагает, что почти наверняка внутри куртки Самсона — гусиный пух. Самсон спрашивает разрешения забрать перья домой, Джон морщит нос, но соглашается. Когда отец и сын возвращаются к воде в поисках ракушек и отполированных стеклышек, Шерлок присоединяется к ним и идет рядом с Джоном плечо к плечу, а Самсон носится вокруг них, то и дело подбегая, чтобы поделиться особенно ценной находкой. Морской воздух никогда не казался ему столь чистым и свежим, он наполняет легкие и словно что-то лечит внутри, сглаживает привычно острые края; Шерлок чувствует, что не может убрать с лица выражение полнейшего удовлетворения. Он замечает, что и Джон по-настоящему расслаблен, возможно, впервые с момента его возвращения, и его смех сам собой вызывает улыбку у Шерлока. По этой простоте их дружбы он скучал неимоверно, но сейчас он смотрит на Джона и чувствует что-то еще, чему не может подобрать определения. Это что-то согревает ему внутренности и кончики пальцев, оно похоже на лепестки прекрасного и нежного цветка, который он вырастил глубоко в груди. После заката, когда потускнел оранжево-красный горизонт, Шерлок не раздумывая принимает приглашение на ужин и даже помогает его готовить; Самсон приходит в неописуемый восторг: этот Шерлок не только, оказывается, все знает, но еще и папе помогает. Во время ужина они болтают ни о чем, но во время десерта Самсон таки уговаривает Шерлока поделиться очередной историей; Шерлок доволен и спокоен, и теплое чувство у него в груди растет все больше, питаемое совместной трапезой в доме Джона. Шерлок при всем желании не смог бы описать это чувство, когда сидишь за столом и не проверяешь положение дверей и окон, не прислушиваешься к ловушкам у входной двери, не ощущаещь преследования, не анализируешь каждое слово на случай, если собеседник окажется пособником Мориарти или, вероятнее, Морана, который после смерти босса наложил лапы на все его «предприятия» и заставил Шерлока проявлять предельную осторожность в разрушении преступного синдиката, чтобы не быть обнаруженным и не навлечь смерть на друзей. Теперь можно просто разговаривать, смотреть на Джона, подмечать его новые привычки и успокаиваться от проявления старых, — и понимать, что тепло в груди не ограничивается физическим ощущением, а проникает в темные и опасные воды эмоций. Они снова засиживаются допоздна, но на этот раз Шерлок поддается желанию продлить вечер с Джоном и остается после того, как Самсона отправили в кровать. Он опирается бедром о столешницу и смотрит на моющего посуду Джона, на его спину и плечи, и тишину нарушают только их приглушенные голоса, звон тарелок и стаканов, вода из крана и омывающие где-то вдалеке песок волны. Минута единения образует вокруг них пузырь, колокол, внутри которого только они вдвоем — два человека, огражденные от холодных ветров окружающего мира, даже от бегущего времени; и, когда разговор утихает, Шерлок уже не может сопротивляться желанию приблизиться. Медленными, осторожными шагами, почти бездумно он подходит к раковине, и, когда Джонова спина оказывается прямо напротив его груди, кладет руки ему на плечи, ощущая внезапно напрягшиеся мышцы. Шерлок подходит еще ближе, пока не начинает чувствовать телом тепло Джона; способность ощущать присутствие без прикосновения — крайне полезное умение для охотника. Не способный постичь чувство, вызванное этой простой близостью, он закрывает глаза. Его сфера — разум и логика. Не это. Он уже почти не контролирует свое тело, когда голова его слегка наклоняется и кончик носа касается Джоновых волос. Он делает вдох. И чувствует, как Джон вздрагивает. — Шерлок. — Его голос так же мягок и прозрачен, как жар между ними. — Я... хватит. Тебя было так мало, а теперь вдруг слишком много. Шерлок крепко зажмуривается. Джон иногда такой непостижимый. Он отступает и мгновенно ощущает потерю. Но он не из тех, кто позволит любопытству остаться неудовлетворенным. — Что ты имеешь в виду? Джон молчит и совсем не двигается. — Я... Когда человек голодает, чуть ли не до истощения, очень-очень долго, а потом внезапно попадает на банкет, его первый инстинкт — наесться до отвалу. Но уже после первых кусков тело его начнет отвергать пищу, потому что привыкло к малому. Желудок просто закрывается и ничего не принимает. Человек хочет. Но не может... Это физиология. Биология. Такова правда, и ничего с ней не сделаешь. Наступает долгая тишина, и ни один из них не двигается. — То есть... ты хочешь. Но не можешь, — произносит Шерлок. Только теперь Джон оборачивается, и грусти в его глазах хватит, чтобы затопить океан. — Да, Шерлок, как-то так. — Джон возвращается к посуде — и момент упущен. Колокол раскололся. Когда вскоре после этого Шерлок уходит, у него в голове вертятся слова Джона, и он пытается уложить в ней идею «слишком многого после слишком малого».***
— Это убийство? — Самсон шагает быстро-быстро, чтобы поспеть за длинноногим Шерлоком, который в ответ неосознанно замедляет шаг. — Возможно. Узнаем больше, когда допросим вдову, — отвечает Шерлок и слегка улыбается, когда Самсон реагирует словом «круть». Строго говоря, он не спрашивал у Джона разрешения отвести его ребенка на место преступления, но, теоретически, они расследуют ограбление, без травмирующих трупов и крови, поэтому Шерлок не представляет, почему Джон должен быть против небольшой экскурсии. Самсон не пошел сегодня в школу по случаю местного праздника, но у врача, к несчастью, выходные гораздо реже, а няня внезапно свалилась с простудой, поэтому Шерлок остался за старшего. Джон не пришел в восторг от Шерлокова предложения, но после того, как Самсон прошептал ему что-то на ухо, неохотно согласился. Частично из-за Самсонова энтузиазма, частично потому что видел: Шерлок правда старается, что в вопросах социального взаимодействия делает крайне редко. То, что началось как спокойный день дома, оказалось походом в гости к женщине, чей муж недавно погиб в автокатастрофе (виновник скрылся с места происшествия), а через несколько дней к ней залезли грабители и унесли несколько очень редких и ценных книг, все остальное оставив нетронутым. Внешний вид женщины, открывшей им дверь, кричит о недавней трагедии: усталое желтое лицо, мешки под глазами, несочетающиеся предметы одежды и грязные ногти. — Да? — выдыхает она вместо приветствия и обнимает себя за живот. Шерлок изображает сочувствие. — Я хочу поговорить об ограблении. — Вдова переводит взгляд на Самсона, который бормочет «Здравствуйте» и затихает. — Не обращайте на него внимания. — Я все рассказала полиции, — отвечает женщина, не отходя от двери. — Я их консультирую и пришел предложить помощь. — Шерлок старается скрыть нетерпение. — Слушайте, — она качает головой, — я не хочу снова все это рассказывать. Полиция задавала мне вопросы, у них есть показания. Возьмите и почитайте, ладно? Всего... — Я считаю, смерть вашего мужа не была случайной, — перебивает Шерлок, и женщина замирает на месте, наконец-то проявляя внимание. — Что? — тихо спрашивает она. — Я все объясню, — заверяет Шерлок и многозначительно заглядывает в дом. Минуту она просто смотрит на него, потом отступает в безмолвном приглашении, и Шерлок входит, Самсон позади него. Шерлок окидывает быстрым взглядом невзрачный, но обжитой интерьер с количеством книг, слегка превышающим норму. — Где сейф, в котором хранились книги? — Подождите, что там насчет моего мужа? — Сначала сейф, — говорит Шерлок и добавляет, подумав: — Пожалуйста. — Женщина молча на него смотрит, потом показывает незаметное окошко в нижнем стеллаже и сейф позади него. Пока Шерлок быстро изучает модель, Самсон с любопытством осматривает новое пространство. — Что здесь делает ребенок? — внезапно спрашивает женщина. Не оборачиваясь, Шерлок проводит пальцем в перчатке по ребру секретной двери. — Я за ним присматриваю, — бросает он. Женщина взрывается: — Присматриваете? Вы шутите? Клянусь, я... — Простите, — быстро говорит Самсон, подняв подбородок. Шерлок оборачивается. — Я могу подождать снаружи. Шерлок согласился со мной посидеть, потому что в школе сегодня выходной, а папа работает, и Синтия, моя няня — она простудилась, но Шерлок все равно решил пойти, чтобы как можно быстрее раскрыть дело, чтобы вы знали правду. Я... я знаю, каково это — терять близких. Мама... у нее был рак. — Самсон начинает запинаться и опускает голову, чтобы избежать направленных на него взглядов. Женщина прижимает ладонь к губам. — Мне так жаль. — На глазах выступают слезы. — Давайте присядем, я расскажу всё, что знаю. Самсон садится на видавший виды диван и отказывается от чая. Шерлок следует его примеру. Он не может оторвать от ребенка глаз и думает, что тот очень сильно похож на отца. Женщина отвечает на все вопросы, с каждым печалясь всё сильнее, но держит себя в руках. Самсон смотрит на нее внимательно, с интересом; на мгновение Шерлок так ясно видит в нем Джона, что его накрывает приступом ностальгии. Он отбрасывает ее прочь. Помолчав пару минут в задумчивости, Шерлок кивает и встает. — Благодарю вас. Скоро с вами свяжется полиция. — Шерлок натягивает перчатки. — Подождите, а мой муж, вы же сказали, это не было несчастным случаем. — Да, я считаю, его убили. Как я сказал, полиция свяжется с вами, нет нужды волноваться, пока они не прояснят все детали. — Нет нужды волноваться?! Вы говорите, что моего мужа убили, и просите не волноваться? — Вам абсолютно ничего не угрожает... — Да при чем здесь это?! — кричит она. — Кто это сделал? Зачем? Ради книг? Скажите хоть что-нибудь, черт возьми. Самсон ежится и смотрит на Шерлока. — Простите, но я не могу ответить на ваши вопросы, пока полиция не допросит подозреваемого. Я понимаю, что для вас это важно, но поймите и вы: в том маловероятном случае, если я ошибаюсь, от моих слов вреда будет больше, чем пользы. Я узнал от вас все, что мне нужно. Осталось провести допрос, и если у подозреваемого найдут книги, все разрешится. Много времени это не займет. Не только для меня — ради вашего же блага вам лучше оставаться в неведении относительно того, что пока еще только предположения и ничего больше. Правосудие свершится. Не волнуйтесь. Не дергайтесь. Вы получите ответы на все вопросы, уверяю вас. — В Шерлоковом голосе не много сочувствия, зато в избытке чуткости и понимания. Вдова смотрит на него и сминает в кулаке свитер на груди. Самсон встает рядом с Шерлоком. — Он хороший детектив, мэм. Он сделает все как надо. Вы можете ему верить, — тихо говорит мальчик. Вдова переводит на него взгляд, потом вся обмякает и кивает. — Хорошо. Я поняла. Спасибо, — безжизненно произносит она и провожает их до двери. — Не мог быть с ней чуть помягче? — спрашивает Самсон, застегивая куртку, когда за ними закрылась дверь и они направились домой. — Ну что? Как прошло? — Ты блестяще справился. Прямо как отец. Самсон улыбается. — Спасибо. Я имею в виду, что ты выяснил? Почему ты думаешь, что ее мужа убили? — А. Ну, это вообще-то очевидно, — говорит Шерлок и рассказывает об истинной ценности редких книг; о том, что взломщик точно знал где искать, потому что направился прямиком к сейфу, а значит, это был кто-то близкий — жене, скорее всего, — потому что ее-то он не убил; кто-то, кто решился избавиться от мужа, потому что знал: он не сможет подгадать время, когда никого не будет дома, а книги будут в сейфе, ведь их владелец — книготорговец и то и дело выставляет их на витрине. Что муж был человеком на редкость педантичным и осторожным, но тем не менее влез под летящую на полной скорости машину, да еще и за день до ограбления. Все вместе указывает на убийство. Что касается личности преступника, то очевидным выбором будет Джеймс Сонтер, друг вдовы по книжному клубу, который часто бывал в доме, видел книги и достаточно о них знал, чтобы оценить их стоимость. В целом, Шерлока больше поражало то, что полиция не додумалась до этого сама, просто потому что вдове и в голову не приходило, что Джеймс способен на подобное. И вот к чему нас приводят чувства. — Вау, — произносит Самсон после короткого молчания. — Невероятно. А я еще подумал, зачем ты про клуб спрашиваешь. Шерлок смотрит на счастливого Самсона и улыбается. — Что ж, чтобы получить ответ, нужно задать правильный вопрос, — говорит Шерлок. Самсон кивает. Какое-то время оба идут молча. — Шерлок... а ты веришь в рай? Шерлок в это время пишет шефу полиции, который зачем-то интересуется, как Шерлок узнал его номер и откуда у него информация о деле. Он фыркает. — Конечно, нет. — Шерлок убирает в карман телефон, не обращая внимания на входящий вызов. Сейчас у него нет сил разговаривать с кем бы то ни было. — А что тогда, ты думаешь, бывает после смерти? — не отстает Самсон. Шерлок вздыхает. — Разложение. Самсон поднимает к нему лицо. — И все? А душа? — Что душа? Душа — это воображаемый конструкт, созданный недалекими людьми, чтобы объяснить сложную работу нейронов и возвысить человека над животными. Человек невероятно высокомерен, ему сложно смириться с мыслью, что он всего лишь органическое соединение, как и всё остальное в этом мире, и что внутренний голос, вихрь эмоций, ощущение времени и воспоминания мгновенно ликвидируются выстрелом в лоб; он верит, что создан «по образу Бога» — что просто смешно. Концепт рая рожден из страха. Вот что происходит, когда человек умирает: его тело разлагается, а личность исчезает. Пока Шерлок бездумно разглагольствовал, Самсон спрятал ладошки в карманы своей большой куртки. Он смотрит под ноги. — Ага. Шерлок переводит на него взгляд: — Я тебя расстроил? Самсон медленно качает головой. — Да нет. — Ты про маму думал? Самсон смотрит на него снизу вверх. — Да. Оба молчат. — Нет ничего плохого в разложении, Самсон. Ничем не хуже вечности. Процесс невероятно интересный. Я расскажу как-нибудь, если захочешь. Самсон слегка улыбается. — Хорошо, — тихо говорит он. До самого дома оба молчат. Вокруг них шумит и свистит ветер, но тишина между ними наполнена уютом.***
— Место преступления?! Бледное лицо Джона идет красными пятнами; Шерлок по опыту знает: это значит, что Джон сильно расстроен. — Никаких трупов, Джон, за кого ты меня принимаешь? — бормочет Шерлок и толкает по столешнице чашку с нетронутым чаем. Бледный палец гладит ручку. — Шерлок, я оставил тебя со своим ребенком, а ты потащил его на место преступления? — Это был просто дом. — Чужого человека! — Джон, она не преступница. — И все равно, это значит... — Пап! Успокойся уже, мы просто с ней поговорили, она милая, — встревает Самсон, забравшись с ногами на стул и опираясь на столешницу, ближе к Джону. — И это. Было. Круто! Ты бы его видел! Он осмотрел сейф как настоящий детектив, а потом задал кучу вопросов, на которые у полиции ума не хватило, и за пять минут раскрыл дело. Он такой — бам! — «Это тот негодяй из книжного клуба». — Он широко улыбается Шерлоку, и тот отвечает ему приподнятым уголком губ. — Перестань быть таким самодовольным. Он теперь на все места преступлений будет проситься, — бурчит Джон, очевидно успокоенный ничем не омраченным восторгом ребенка. — А можно? — Нет! — Старик, какой же ты зануда. Я стану детективом, когда вырасту. Шерлок, ты меня научишь? Шерлок бросает на Джона изумленный взгляд, прежде чем ответить: — Дедукция — это тонкая и сложная наука, но ты освоишь, ты же Уотсон. Джон хмыкает, а Самсон сияет. — Я и дядю Лестрада попрошу. — В своем энтузиазме он уже почти забрался на столешницу. — Самсон, остынь, — говорит Джон. — Как ни бесполезны полицейские, Лестрад — один из лучших. Только с Андерсоном не разговаривай, — наставляет Шерлок. — Почему? Кто такой Андерсон? — Мартышка, которую полиция считает достаточно компетентной, чтобы держать в штате. Его глупость настолько безгранична, что ею можно заразиться. Не хочу, чтобы тебя это коснулось, если я буду тебя учить. Джон вздыхает. Самсон смеется от восторга, слыша, как один взрослый оскорбляет другого. — Какая именно мартышка? — спрашивает он. — Лоботомированная. — Ну вот, теперь у меня двое детей, — сдаваясь, бормочет Джон. Но он улыбается, и Шерлок невольно улыбается тоже. Шерлок остается на ужин с десертом, а потом каким-то образом позволяет себя уговорить на фильм, сюжет которого настолько очевиден, что смотреть больше первых пяти минут совершенно излишне, но покорно сидит до самых титров. Изнуренный событиями дня, Самсон засыпает у Шерлока на плече; когда фильм заканчивается, Джон любуется этой картинкой: Шерлок, развалившийся на диване, и прижавшийся к нему ребенок. Где-то в глубине выражения его лица Шерлок видит счастье. Они тихо говорят о старых делах, экспериментах и ни о чем, пока Самсон не просыпается и его не отправляют в постель. Джон предлагает Шерлоку переночевать на диване, но тот отказывается. Он боится, что еще минута в тепле и уюте, и он забудет, как выглядит реальность. Когда он уходит, Джон на мгновение сжимает его запястье, и те секунды, пока контакт не разрывается, он ощущает тепло Джоновой руки. А потом вокруг только холод и глухая ночь.