Стиви

Стыд и наслаждение — идеальное сочетание, и именно этот набор навалился в это самое мгновение на Стива. Да, сердце заходилось в ему одному известном танце. Да, кровь прилила к щекам, окрашивая их в тона страсти. Да, признался себе, что держать кого-то за руку могло быть более чем приятно и, однозначно, да, из этой ситуации нужно было как-то выходить, иначе стыд сожрёт всё то хорошее, что Стив собирался сохранить где-то в подкорках сознания как дорогое воспоминание. И с каких пор Баки Барнс стал дорогим воспоминанием? — Ты не против начать сегодня с рук? Думаю, это не займёт больше часа. Джеймс нахмурился, не совсем понимая, о чём говорил Стив, но потом с тихим «а!» всё же отпустил Роджерса, погладив напоследок кусочек его кожи. Его взгляд блуждающе ложился на интерьер небольшой комнаты, отмечая схожесть жилого помещения с художественной студией. По крайней мере так, как её представлял он себе или видел где-нибудь мельком в фильмах: небольшая, светлая, прибранная, но со свойственным творческим людям лёгким беспорядком. То тут, то там можно было встретить изрисованные, слегка помятые альбомы, карандаши разных размеров, форм, стержней и цветов, рисовальный уголь, оставивший под собой на полу чёрный след. У стены в углу комнаты одиноко ждал своего часа мольберт, а на рабочем столе лежала открытая посередине книга. — Мне нужно встать в какую-то позу или как-то по-особенному выгнуть руку? — Барнс задумчиво покрутил конечностью, пытаясь определить самый красивый на его вкус ракурс. — Не нужно, — усмехнулся Стив. Он взял руку Баки в свою, задумчиво осматривая её и ставя в голове пометочки на будущее, затем положил себе на колени и потянулся к подготовленному альбому и выбрал из футляра мягкий карандаш: он собирался сделать лишь набросок, оставив основную часть работы и полноценную растушёвку на потом. — Можешь положить руку ладонью вниз и максимально расслабиться? Дождавшись кивка, Стив мгновенно принялся за работу, быстрыми и резкими движениями порхая стержнем по бумаге. Он настолько был погружён в то чудо, что вытворяли его пальцы, что не замечал взгляда, прикованного к нему. Не замечал, как рвано двигалась грудная клетка и как шумно сглатывал накопившуюся слюну Баки. Его рука покоилась на коленях Стива, в квартире царила тишина, прерываемая лишь скребками карандаша, и это никак не помогало Барнсу. Он с упоением следил за каждым движением кисти Роджерса, его сосредоточенным лицом и тем, как он поправляет выбивающуюся чёлку за ухо и мило прикусывает нижнюю губу, когда остаётся недоволен результатом. Завораживающее зрелище. Стив потянулся к предплечью, нагибаясь ещё чуть-чуть вперёд и, наконец-то, отвлекаясь: его лицо оказывается в паре дюймов от лица Джеймса, смотрящего на него в упор и, кажется, даже не мигая. — Извини, плохой из меня хозяин, даже кофе не предложил, — Стив смущённо отодвинулся от мужчины и резко встал, выйдя на кухню. Это было слишком близко. Пришёл в комнату Роджерс уже с двумя чашками горячего напитка, поставив свою кружку на пол, а вторую отдав задумавшемуся Баки. Списав необычную тихость с его стороны на скуку, Стив забирал со своего стола недочитанную книгу и положил её в свободную руку Джеймса. — Это чтобы скоротать время, я вижу, что тебе скучно, но ноутбук у меня сломан, а для починки не было времени, и другого развлечения у меня нет. — Да, это подойдёт, спасибо, — сейчас Барнсу подошло бы всё что угодно лишь бы только отвлечься от близости, от которой шла кругом голова, сбивалось дыхание и навострялся каждый нерв тела. Лишь бы не зацикливаться, что у Стива расширены зрачки, что грудь ходит ходуном, что он мягко придерживает руку Баки для удобства и не избегает контакта, наслаждается им. Лишь бы не думать о том, как сильно он его любил и как сильно хотел быть любимым в ответ. Стив принялся за работу, снова погружаясь в неё с головой, бросая иногда на Джеймса взгляды исподтишка, а Барнс перевёл глаза в книгу. Строчки скакали перед глазами, смысл ускользал как вода утекает сквозь сито, и ему осталось только думать о своём, переворачивая время от времени страницы для вида. Первым не выдержал Стив. Он отвёл карандаш от бумаги, прервав череду штрихов, и перевёл взгляд на Барнса, который, приметив неожиданное движение, тоже поднял голову. На его лице читался вопрос и непонимание ситуации. Такое красивое лицо, такие яркие глаза, такие чувственные губы. Стив, оставаясь на поводу у эмоций, наклонился чуть вперёд, вдыхая лёгкий запах одеколона. А потом поцеловал. Медленно, не отдавая себе отчёта, он накрыл эти губы, преследующие его ночами, своими губами, неумело порхнув по ним, упиваясь теплом и вкусом. Левая рука притягивала за затылок мужчину ближе к себе, зарывшись в чуть отросшую копну волос, правая скользнула по шее. В груди золотистыми искрами загорелось удовольствие, мгновенно сползшее вниз по позвоночнику к паху. Чертовки приятно и непривычно возбуждающе. Счастье скопилось в горле, вызвало улыбку и желание мурлыкнуть в поцелуй как дорвавшийся до сметаны кот. Стив настолько погрузился в свои чувства, что не заметил, как ему начали отвечать, мгновенно взяв инициативу на себя, как крепкие руки Баки обняли его, прижав ближе к телу. Как же Барнс счастлив. Он чертовски счастлив, его вот-вот должны были разорвать эмоции на части. Копившаяся столько времени любовь вырывалась из его сердца, накрывала с головой, и он стонал, расслабленно, протяжно, не столько от удовольствия, сколько от ощущения свободы. Барнс первым разорвал поцелуй и перевёл ладони на щеки Стива, разглядывая любимое лицо. — Стиви, — Баки выдохнул слово в губы, вкушая его, крутя на языке, попытавшись почувствовать вкус, — как же я люблю тебя. Стив покраснел в смущении, но не отвёл взгляд, а Барнс немного поморщился от этих соплей, но ничего не мог с собой поделать: он хотел описать всю гамму ощущений, что чувствовал, рассказать о всех своих мечтах и надеждах, пообещать быть всегда рядом, и просто показать, как он для него значим, но всё это он вложил в замыленную фразу, молясь, чтобы Стив всё понял. — Я тебя, кажется, тоже, — и он понял, что Стив чувствовал то же самое, и как бы страшно не было в этом признаться, скрыть свои чувства, неотрывно смотря в серые глаза, он не смог. Так хотелось спросить, может ли теперь Стив доверять Баки, не предаст ли тот, добившись цели, что их ждёт в будущем и ещё целую кучу важных вещей, но стоило продолжить Баки поцелуй, как они отодвинулись на задний план. Не важно, это больше не важно, ибо сквозь прикосновения Стив чувствовал, что нужен, и ответы на вопросы ему теперь известны. Всё было и так понятно. Они ещё долго наслаждались обществом друг друга, нежными прикосновениями, объятиями, вот так просто смотря в глаза, без надежды наконец-то насытиться, почти не прерываясь на разговоры. Оставив альбом с незаконченным наброском валяться в стороне. Баки ушёл домой, когда уже стемнело. На душе у обоих светло и радостно, они примерно час прощались, обсуждая планы на завтрашний день. Барнс предлагал сходить в парк развлечений и устроить «типичное американское свидание», Стив сквозь смех согласился, предвкушая счастливый азарт на лице этого большого ребёнка при виде Русских горок. На самом деле ему не было важно, куда пойти на свидание и идти ли вообще, главным во всём этом была та харизма, расцвёвшая в Барнсе за один вечер, словно в него заново вдохнули жизнь, и Роджерсу невероятно льстило, что такие перемены произошли из-за него. Стив немного боялся, что как только за Джеймсом закроется дверь, он струсит и пожалеет о всех своих действиях, о поспешном признании, которое он совершил, не разобравшись для начала в себе, на волне эмоций. Но этого не случилось. Наоборот, в теле разливалась приятная сонливость, хотя в крови до сих пор бурлил эндорфин, а в голове было чисто и непривычно тихо, так правильно. Телефон громко звякнул к кармане штанов, привлекая к себе внимание. Остатки сомнения ушли, стоило только прочесть пришедшее сообщение: — Спокойной ночи, Стиви. Не сомневайся, а я знаю, ты сомневаешься сейчас, но я люблю тебя, любил три года. Да, вёл себя как мудак, признаю, и не знаю, как искупить свою вину за это, но просто поверь мне. Я сейчас чертовски серьёзен. Так простенько, миленько и несколько инфантильно, но от этого почему-то щемило сердце. Стив ещё долго пилил взглядом слова, пытался прочувствовать всё, что ощущал Барнс, а затем настрочил короткое: — Больше не сомневаюсь. И этим всё было сказано, проведена черта. При их встрече на следующий день нет места неловкости: они не сговариваясь не брались за руки, сцепив пальцы только когда оказались в более приватной обстановке внутри нагоняющего скорее тоску, чем страх, Тоннеле мертвецов. Там отовсюду выпрыгивали вымазанные в краске куклы чёртиков, клоуны и скелеты, нарушающие человеческую анатомию, и Стив был немного озадачен такой дешёвой постановкой, но он всё равно доволен как кот, когда Барнс схватил его за руку, списав свой порыв на давнюю коурофобию, но они оба знали, что им всего лишь не хватало тепла друг друга. Нет, они не хотели ходить за ручку не потому что боялись каких-то придирок или не хотели попасться на глаза знакомым, вовсе нет, просто их жизнь и их чувства были только их, не чьими-то чужими, не достоянием общественности. Да и на обычную парочку из идеального Дня Святого Валентина они почему-то походили слабо, видно, слишком сложным был их путь от ненависти до любви, да и отношения, по их мнению, не строились из того, что подросткам кажется романтикой. Они ярко провели день, постоянно шутили и смеялись, болтали, казалось, обо всём, затем этим же вечером Стив старательно вырисовывал острые скулы на очередном альбомном листе, не забыв предварительно обработать стремительно затягивающуюся ранку. А потом он так нежно порхал губами по коже вокруг неё, как будто это могло помочь регенерации закончить свою работу побыстрее. Они ночевали у Стива, просто обнимаясь, ничего большего пока не затевая, считая секс пока что лишним. Через пару дней они начали привыкать засыпать вместе, тратить время на одиночество теперь казалось глупой идеей. Ещё через неделю Стив узнал, что Барнс из достаточно богатой семьи, и что спать, уткнувшись в горячую шею, на широкой кровати Баки гораздо удобнее и просторнее, чем на раскладном диване в маленькой квартирке Роджерса. Хотя Джеймсу так не показалось, когда мурашки, скопившиеся от умиротворённого дыхания Стива на эрогенной коже шеи, поползли вниз, трансформируясь в возбуждение, и он в итоге полночи провёл в борьбе с желанием и каменным стояком в трусах. Их отношения длятся почти три недели, когда окружающие начали что-то замечать. Наташа долго презрительно фыркала, еле сдерживаясь, чтобы не высказать о выборе Стива пару ласковых. Но она всегда была девушкой на редкость мудрой, поэтому полагаться на благоразумие Роджерса показалось ей наиболее правильной позицией. Какая ирония, Стив в своё время сделал такой же вывод. Клинт по-дружески поддержал Баки, уверяя, что рад всякому исходу, лишь бы тот был счастлив, а так же торжественно, если так можно сказать про сыгранную пальцами барабанную дробь, объявил Барнса своим шафером на предстоящей свадьбе. Это начинало напоминать сказку, и никто не мог поверить в реальность происходящего. Казалось, что их жизнь раньше была сложена из пазлов в абсолютно неправильном порядке, но стоило разрушить старую картинку и собрать заново по-другому, как изображение заиграло верными красками, взаимно дополняя друг друга, превращаясь в нечто прекрасное. *** Стив пробежался взглядом по своей работе, отмечая, что мог бы сделать и лучше. Наверное. А может и нет. Сложно передать красоту того, что для тебя прекрасно, так, чтобы видеть в этом ту же красоту, что и в оригинале. Пародия всегда отличалась, и это не нравилось Стиву. Он хмурился в попытке отыскать незримый изъян в рисунках, но тот постоянно ускользал. И хоть искусное изображение тела Барнса и выглядело великолепной копией, но Стив чем-то, называйте это шестым чувством, ощущал, что ему не хватает перчинки. Он не мог передать окружающий Баки шарм, то, что он излучал постоянно, даже не замечая этого. Сексуальность. Стив понял это спонтанно, как будто это знание всегда было в его голове, вертелось на кончике языка. Он постоянно оттачивал навык переноса людской красоты на бумагу, но никогда не вкладывал особых чувств в работу, оставляя лишь оболочку на бумаге, не душу. С Джеймсом всё было иначе. Он стоял в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер посреди квартирки Стива, по его оголённому торсу стекала змейками вода после душа, который тот принимал перед каждым позированием, его тело словно часть той полутьмы, царившей в комнате, создающей идеальную атмосферу. От Баки несло уверенностью и огнём. И сексуальностью. Стив нервно сглотнул скопившуюся во рту слюну и отвернулся к окну. Он увидел в отражении своё взволнованное лицо, горящие глаза и пробегающий по губе язык. Он возбуждён и не в силах это скрыть. Раньше эта грань казалась недоступной, такой далёкой, что о её существовании не приходилось задумываться. А теперь, когда Стив уже начал привыкать к приятным ощущениям в его штанах, его либидо ярко заиграло, требуя к себе внимания. В его комнате был почти голый мужчина, и это было так ново и горячо, запретно и ярко. Стив зажмурился, а когда снова открыл глаза, то увидел в отражении, помимо своего красноречивого лица ещё одно, красивое, с лукавой улыбкой, словно Барнс прекрасно знал, что сейчас творилось со Стивом. Да, он знал, и он был в том самом настроении, когда последние границы стираются и можно сделать то, на что не хватит духу позднее. — Такое выражение лица до добра не доведёт, — улыбка Баки переросла в ухмылку, он вальяжно подошёл вплотную к Стиву, впечатывая медвежьими объятиями парня в себя, отпуская свои руки на исследования чужого торса. Застёгнутая на все пуговицы рубашка мешала. Баки тихо хмыкнул, прикусив мочку уха Стива, насладился сорвавшимся с его губ лёгким стоном и медленным, дразнящим движением расстегнул верхнюю пуговицу, проведя дорожку пальцами к следующей вниз, освобождая из плена петельки и переходя к следующей. Стив всхлипнул, когда язык прошёлся по тонкой кожице прямо за ухом, выгнулся в спине, чувствуя поясницей вставший член Барнса, опрокинул голову на подставленное плечо, и подавился воздухом, ощущая, как об него трутся, раздразнивают. Чертовски возбуждающе. Джеймс положил свободную руку на открытую шею, мягко очерчивая кадык, скользя пальцами вдоль сонной артерии, словно просил довериться, сыграть по его правилам. И Стив согласен на всё, лишь бы чувствовать, что плавится в горячих ласках и никогда не останавливаться. Баки расстегнул все пуговицы, не сдержавшись и оторвав-таки последнюю. То, что он увидел в отражении ещё больше завело Барнса, и он, пару раз проскользив по плоскому животу, расстегнул ремень, припустил немного джинсы и скользнул рукой вниз, обхватывая возбуждённую плоть, наслаждаясь открывшимся видом. — Посмотри на себя, — мягко шепчет Роджерсу на ушко, тут же покрывая его поцелуями, ни на секунду не останавливая медленное движение кулака по члену. Стив сдавленно застонал, но не приоткрыл плотно сомкнутых век. Ему это было не нужно, он потерялся, ощущая руку, и ему вовсе не надо было смотреть на неё, чтобы знать, что она там есть. Стив хотел сказать это, но вырывалось лишь раздражённое «м-м-м». — Ну же, посмотри на себя, — Баки укусил подставленную шею Роджерса, растягивая до невозможности каждое движение, и с придыханием добавил, — Ты прекрасен! Стив, смущённый таким явным восхищением в голосе Джеймса, бросил взгляд на отражение. Мгновение замирает, как по щелчку, и он не может оторвать от себя глаз: расстёгнутая рубашка раздувается лёгким ветерком из приоткрытого окна, джинсы и нижнее бельё валяются недалеко от его ног, хотя Стив не мог вспомнить момент, когда переступил через них, голова опущена на плечо, являясь опорой, а всё остальное тело было прогнуто в пояснице как у кошки, придавая ему некую таинственную сексуальность, глаза сверкали из-под опущенных ресниц, а губа была прикушена, словно это могло заглушить рвущиеся стоны. Стив опустил взгляд на ритмично порхающую по его члену руку, найдя это зрелище на редкость соблазнительным, а затем посмотрел себе за плечо, найдя глазами лицо Барнса, и на секунду остолбенел: хищная улыбка, растрёпанные волосы, и тот самый горящий взгляд, в котором одновременно оседали пеплом и чистая любовь, и всепоглощающая страсть, и похоть. Стив словил этот самый взгляд, без возможности выбраться из его пут, и кончил себе на живот с одной единственной мыслью в голове. «Боже, я полюбил Дьявола».