~
— Сегодня я королева, — корона из золотистого картона сверкала, отражая свет на лед, отчего на нем бегали едва заметные блики. — Ты придурок, — скрежет металлического лезвия о лед затихал, и Верука постепенно замедлилась, казалось, словно она стояла на месте, а ледяная гладь под ней двигалась сама по себе, может, из-за того, что Верука двигалась задом наперед — а как же еще смотреть на высокомерную морду Эйба, чтобы она не расплывалась из-за скорости или чтобы потом не болела шея, повернутая на сто восемьдесят градусов? — С днем рождения, — Йен даже не поднял взгляд на Эйба, который сегодня был доволен собой больше, чем обычно. — Ты пришел под конец тренировки, чтобы услышать вопли а-ля «с днюхой» или еще что-то? — Верука, не отвлекаясь на Эйба больше ни секунды, выставила руки в стороны и, набрав скорость, замерла, кружась вокруг своей оси наподобие волчка, плавно переходя из стоячего положения в полусидячее и снова возвращаясь в стоячее. — Нет конечно же! Я тут чтобы вас забрать. Праздновать у меня дома будем, там все нашенские будут! — Вашенские, — Йен подъехал к краю, оказавшись совсем рядом с Эйбом, перескочил грань между толщей льда и темно-серым полом прямо в движении, не сбавляя скорости, и ловко приземлился на коньки, сделав пару шагов, чтобы сохранить равновесие. — Нашенские! Не делай отстраненный вид. Даже мне ясно, что ты считаешь нас друзьями! — Йен присел на скамью, небрежно скинул коньки, откинув их в сторону, и, опершись двумя руками, глубоко вздохнул. — Эй, ты чего? Мы же еще программу не откатали! — Верука была взбудоражена скорым приближением соревнований и все свободное время проводила в спорткомплексе, здесь, отрабатывая технику и тренируя две старые программы и недавно придуманную новую, в которой были новые сложные элементы. — Ты хочешь заставить именинника ждать? — Йен усмехнулся и потряс бутылкой воды перед собой. — Твое здоровье, Эйб, — сказал он и сделал пару глотков. — Сегодня ты можешь себе это позволить, Верука! — выкрикнул Эйб. — М-да-а-а. — Что? Не делай такое страшное лицо. — Я буду ждать на улице, — Йен подцепил пару коньков за связанные шнурки пальцами и поднялся. — Не будешь переодеваться? — Верука вырвала из другой руки бутылку. — Не. Переоденусь у себя дома. — А ты что, не едешь с нами? — Эйб сделал удивленное лицо. — Я же специально тащился, чтобы вас отвезти! — Я домой: мне надо покормить кота, ведь никто не покормит, — под «никто» Йен имел ввиду Эйба, который уже собирался что-то возразить, но Йен перебил: — А потом приеду на вашу пирушку.~
Вечер вращался вокруг коктейлей с разноцветными зонтиками, знакомых и не очень людей, самого именинника, и, собственно, Йена, который, отключив все инстинкты пил третий коктейль, кажется, с текилой. Жар накрыл с головой, покрывая даже лицо, а Йен надеялся, что его щеки просто горят, но не вовсе не покрыты румянцем всякий раз, когда его взгляд устремляется на крашенного блондина в противоположном углу комнаты — того самого Дункана Бишопа, инстаграмера. Вроде есть шанс узнать какого хрена он вторгается в жизнь Йена, а вроде алкоголь дал в голову и вообще — лень. Там, за столом остались только хоккеисты. Все остальные или на кухне говорят о жизни, или ржут где-то в коридоре, разбавляя смех грохотом своих пьяных тел. Два парня сидели на полу, находясь в полудреме, но все-таки находили силы, чтобы лениво перекидываться фразами. Йен с грохотом поставил длинный стакан на стол, и его тело неестественно быстро упало на диванчик, за которым он сидел в одиночку. Как здорово, что Эйбу пришелся по душе костюм хот-дога с дебильной шапкой сосиски в булке. Йен как знал, что что-то такое дебильное и должно было ему понравиться, поэтому купил его сразу же, как только увидел. Эйб только что промелькнул в проеме дверей шапкой и, несмотря на то, что перед глазами плыло, Йен увидел, что горчица наполовину «оторвалась» и свисала червяком, мотыляясь туда-сюда. Забавно. Йен хихикнул. В квартире осталось человек десять, они тут все не поместились бы. Раздались крики с балкона. А потом громкий пьяный смех. Эйб с кем-то ушел поорать во всю глотку. Сейчас это казалось нормально. Почему нет, собственно? Йен бы и сам не против выкрикнуть громкое «Ху-у-уй!» — настолько все надоело. И пресная скучная жизнь надоела. И вообще все — надоело. Йен посмотрел на полупустой стакан и, отодвинув его в сторону, поправил легкий черный свитер, чтобы он больше не спадал, открывая вид на ключицы — но и это сейчас мало его волновало, просто рефлекс. Единственный недостаток мешковатых свободных вещей, это то, что они постоянно сползают, что-то открывая, показывая бежевую кожу всем вокруг. — Эй, а ты чего ничего не ел? — речь Веруки была сбитой. Язык заплетался, она то и дело проглатывала окончания в словах. — Не хочу, — Йен бесстрастно посмотрел на тарелку с салатом перед ним. — Па-почему? — быстро она окосела. — Нет аппетита. — М-м, — многозначительно протянула Верука и уперлась лбом в сложенные на столе руки. Комната покачнулась, когда Йен встал на ноги, расставив их шире, чем обычно. Все вокруг кажется таким смешным: белые стены и потолок комнаты, как в психиатрической больнице, бодрые придурки, обсуждающие видеоигры, и Эйб, валявшийся в коридоре в костюме хот-дога — Йен засмеялся, прикрывая рот рукой. Он криво зашнуровал один ботинок, а у второго просто заправил шнурки прямо внутрь. Плюшевый медведь, подпирающий противоположную стену, смотрел осуждающе. Йен выпрямился и уставился на игрушку точно так же, мол, сам вон пьяный у стенки сидишь. — Я тебе когда-нибудь говорил, что у тебя обалденные длинные ноги? — Йен перевел взгляд на высокого парня, с широкими плечами, того самого блондина, который сидел с хоккеистами. — Ты во-о. Бще. Кто? — вжикнул замок и Йен поправил ветровку, рукав которой задрался вверх. Конечно, образно он предполагал, кем являлся этот Дункан, но решил виду не подавать. — Тот, кто весь вечер хочет вылизать твои ключицы, — выдохнул парень и криво улыбнулся. — Какое-то бесстыдство, — Йен рассеянно взглянул на хоккеиста, отмечая, что руки у того — огромные, а значит, что он сильнее. — Давай вести себя прилично? — парень казался совсем трезвым. Как стеклышко. Трезвый хоккеист, который выше на голову, предлагает вести себя цивилизованно после того, как признался, что хочет вылизать ключицы пьяному тебе — больше Йен не выпьет ни одного коктейля, которые имеют какое-либо отношение к Эйбу и его вечеринкам. — Тогда пойду домой, что ли, — Йен пожал плечами, глупо улыбнувшись. — Зачем? — Спать. — Хорошо, иди, — он потряс бутылкой, проверяя сколько в ней пива. Значит, все-таки пил. — Да. Йен заскрежетал цепочкой на замке, стараясь открыть дверь, но руки не слушались, пальцы разжимались, а жар подкатывал к лицу. — Пока, — Йен помахал рукой, когда дверь наконец распахнулась со скрипом, и переступил порог. — Пока, — помахал в ответ парень, и Йен громко хлопнул дверью: сквозняк гулял по всей клетке. Снаружи дул холодный ветер, Йен ерошился, как воробей, неуверенно ступил куда-то косо вбок и, путаясь в ногах, едва не упал. Чьи-то руки вцепились в тело, не давая носу встретиться с асфальтом, а ладони впились в бедро и ребра. — Ну ты… даешь, — рывком Йена поставили на ноги и прижали к себе, пока он не приходит в относительное равновесие. Йен дернулся, слабо вырывался, намереваясь сейчас же продемонстрировать насколько он не пьян. Он может спокойно идти сам! Йен все-таки высвободился из объятий и, сделав шага три, остановился, медленно поворачиваясь и беспомощно глядя в глаза того самого крашеного блондина с вечеринки, неловко вытягивает руки в стороны, тихо промямлив: — По-моги. Хоккеист подскакивает, становясь прямо перед ним во весь рост. — Держись за меня, — Йен удивленно заметил бы, что парень выше его на голову, а то и больше, но сейчас в состоянии не состояния, просто выполнил команду, на автомате хватаясь за шею. — Так не пойдет, — он присел так, чтобы Йен мог зацепиться за него. — Залазь. Йен оказался… легким. Пьяным, горячим, и удивительно легким, хотя метр семьдесят пять в нем точно есть, и он должен был весить больше, кажется. — Я Дункан, — Йен был скользким, и Дункан поправлял его положение каждые полминуты, чтобы тот не шмякнулся на газон. Йен пробурчал Дункану имя в район плеча и уткнулся тому в затылок. Все вокруг расслаивалось на непонятные звуки, цвета и запахи, Дункан замедлил шаг, чтобы его не повело и он не упал вместе с Йеном, испортив свой образ принца и коня одновременно. — Дункан, — горячее дыхание коснулось уха. — Меня сейчас укачает, — Йен прижался сильнее, вдавливая руки и ноги в крепкое тело Дункана еще сильнее. Йена аккуратно спустили на землю. Пока Йен неуверенно переминался с ноги на ногу, пытаясь убедиться, что ничего под ним не провалится, Дункан бестактно неприлично пялился, рассматривая Йена с ног до головы, задерживая взгляд на темных волосах и после — на зеленых глазах, которые были необычайно большими с удивительно длинными ресницами. Йен красивый — определенно. Надравшийся в свинячий дрызг и все равно привлекательный. Йен вытер пот со лба тыльной стороной ладони, закашлялся, окончательно растрепал небрежные волосы, нелепо задрал смятую футболку. И все равно выглядел соблазнительно. Йен наклонился, уперся руками в асфальт и присел. Посидев секунд десять, откинулся на спину и, горестно выдохнув, опустился на землю, раскинув руки. — Дункан? — позвал Йен, приподняв голову с дороги. — А, да? — Побудешь рядом? Дункан обреченно сел рядом, опустился на асфальт: — Только недолго, а то простудимся. Маленькие камушки впивались в спину; было неприятно из-за ветра и источающего мороз асфальта, словно все тело окатили холодной водой. — Небо сегодня красивое, — как бы невзначай заметил Дункан. — Ага, — отзывался Йен, пялясь в небесную гладь. — И ты красивый, — осторожно продолжил Дункан. Йен нечасто моргал, лениво опуская ресницы. Радужка в свете фонаря казалась Дункану черной. — Ага, — тянет он, лениво перекатывая на языке короткое слово. — Я тебя сейчас поцелую, — внутри Дункана все сжалось. — Не стоит. Это будет ошибкой. — Почему, — Дункана хватило лишь на простой вопрос, чтобы не начать задыхаться от нехватки кислорода в легких. Пора бросать курить. — Просто отнеси меня домой, — лицо Йена было вымученным, а голос совсем сиплым. Дункан прижимает к себе легкое тело сильнее, улыбается глупо и счастливо и шепчет в темную макушку: «Принцесса». Йен совершил слабые попытки вырваться, скорее для вида; уткнулся в шею Дункана. Он чувствовал на коже горячее и одновременно слабое дыхание, замер на месте, заталкивая клокочущее чувство сковывающей привязанности поглубже в глотку, чтобы вслух не вырвалось «все будет хорошо» — оно лишнее. «Я тебя люблю», — здесь нет места этому. Как же здорово было, что съемная квартира Эйба и Йена располагалась близко от квартиры Веруки, в которой и была вечеринка: места-то в ней больше. Йен, почти задремавший, прогремел связкой ключей перед носом Дункана. Ключ вошел не с первой попытки, а когда Йен заерзал на руках, Дункан смешно закряхтел, и Йен рассмеялся, а после стих, когда Дункан открыл дверь и вошел в темный коридор. Попытку что-то сказать он тоже оставил на потом. Здесь место только для них двоих, глупые слова только сделают хуже. Дункан вошел в спальню, находясь в полной темноте, только луна светила в открытое окно, которое он закрыл сразу после того, как уложил Йена на кровать. Вроде шанс. Но перспектива воспользоваться им казалась аморальной. Поэтому Дункан лег рядом. В местах, где их тела соприкасались, было жарко. Они говорили о чем-то бестолковом, в суть чего ни один из не вникал, лишь отвечали и иногда шутили, тихо посмеиваясь.