Тайны Основателей

      Магический мир был извечно раздроблен на множество фракций начиная от самой явной: чистокровок и маглокровок, заканчивая Министерством магии во главе с Королевой Великобритании и Престолом Логреса во главе с Палатой благородных, Рыцарями Круглого стола и пустующим троном. Большинство магов с рождения были связаны с той или ной фракцией, редко кто сохранял свободу выбора — всё решало происхождение или же брак.       МакДуглы же застыли на пограничье, они последними получили место в Палете Благородных, не застали правление Пендрагонов и были одними из подписавших унизительный для магов договор об унии, однако же многочисленными жертвами Рода смогли сохранить большую часть владений. Пожалуй, последнее и вызывало наибольшее недовольство аристократических семей Логреса, те не понимали, как МакДуглам удалось нарушить клятву, а от того и распускали слухи. Впрочем слухи, казалось, никак не влияли на этот Род и его благополучие, он процветал, хотя уже никогда и не был многочисленным.       И если МакДуглы не смотря на многочисленные лживые слухи всегда выбирали сторону Логреса, то Холлуорды, откуда и произошла Мария, никогда не поддерживали Министерство Магии, хотя и подчинялись ему, что не мешало Роду презирать маглов и Королеву в том числе, не стоило забывать и о влиянии Леты на своих детей, что происходила из Рода знаменитого своими изуверскими взглядами в отношении магглов.       Вне всяких сомнений было только одно — Мария МакДугал была чистокровной снобкой до мозга костей, она, как и всякая Холлуорд презирала магглов, и как Лестрейндж не видела в их жизнях ценности и пользы. Однако будучи воспитанной практически единолично Летой Лестрейндж никогда не позволяла себе излишней грубости и никогда не перечила Томэгу, который относился к магглам чуть терпимее.       Возможно именно это и было причиной того, что даже спустя десять лет после инцидента, МакДуглы по прежнему поддерживали фракцию умеренных радикалов, яро отрицающих возможность слияния миров и уж тем более благодатного влияния магловского прогресса на магический мир, что особенно сильно выражалась на всех заседаниях Палаты благородных.       Палата благородных заседала трижды в неделю, около двенадцати дней в месяц, сто сорок четыре дня в году, впрочем Мария принимала участие от силы в шести заседаниях в год, не считая самого первого и самого последнего, не являться на которые считалось дурным тоном.       Сегодняшнее заседание было пятым, на которое она явилась, и вызвано это было отнютнуть не экстренностью, а темой повестки — на сегодняшнем заседании разрешался вопрос о декриминализации использования и изготовления зелья Мания, а также признание пяти Родов прервавшимися.       Зал, где заседала Палата, был круглым задрапированым тяжелыми бархатными шторами, с каменным амфитеатром у стен, в самом центре зала стояла кафедра, с которой неизменно вещал Председатель, особенно странно в этом месте смотрелась сцена с простецки выглядящим креслом — местом короля. Всякий раз проходя мимо трона, а по иному зайти в зал было невозможно, Мария ощущала тяжелую магию давно прервавшегося Рода, впрочем весь Камелот был пропитан магией Пендрагонов.       История Пендарагонов была ярчайшим примером того, что даже сильнейшие могут пасть.       Сколь сильно Мария восхищалась Королевой-волшебницей Морганой I Пендрагон и её мужем Мерлином, столь сильно же она не понимала Мордреда Пендрагона или Мордреда Последнего, отрекшегося от трона в пользу Морганы Ля Фей. И это пустующее кресло, каждый раз напоминало Марии о трагичной истории этого Рода, будто бы о чём-то предупреждая её.       Пройдя мимо трона, Мария стремительно поднялась вверх, устремившись к Джону Блишвику. Мистер Блишвик выглядил восьмидесятилетним стариков и едва ли можно было подумать, что ему сто сорок лет, он всё ещё сохранял ясный взгляд и стать достойную Лорда, однако же уже давно отошел от внутренних дел Рода и в ближайшие тридцать лет собирался уйти в затворничество, передав оставшиеся бразды правления своему семидесятилетнему сыну.       — О, прекрасная Мария, — начал Блишвик, поднимаясь со своего стула. — я думал, что этот день не мог быть ещё прекрасней, пока не увидел Вас. Воистину прекрасная дама — услада для глаз.       — Вы льстите мне, Джон. Помниться два заседания назад у нас сменился Председатель?       — Да, избрали юного О’Фарли.       — И нам он?       — Омерзителен, — скривился Блишвик. — Хотя все О’Фарли омерзительны, пожалуй лишь Теодор был достойным волшебником, но для всего Рода он был не более чем белой вороной.       — И Ваш роман здесь совершенно не причем? — лукаво поинтересовалась Мария, припомнив некоторый слухи.       — Чушь собачья! Мы никогда не спали, — вспылил Блишвик. — В отличие от его брата, для Теодора честь была не пустым звуком.       — Честь? Многие грязнокровки считают, что у магов её нет, — дернув уголком губ сказала Мария. — Впрочем иного ожидать от развращенных пуритан и не стоило.       — Вы недовольны окружением своей дочери? — насторожившись спросил Блишвик. — Но дружбе с грязнокровками потворствует Министерство, а это как известно смывает все черные грехи.       — Неужто у моего Рода есть черные грехи, о которых я не знаю? — окинув взглядом заполняющийся зал, спросила Мария, невольно деревенея.       — О, МакДуглы вне всяких сомнений жертвы, но вы… — на несколько мгновений Блишвик замолчал, будто подбирая слова. — Ядовиты и безумны, как и всякий другой, в ком течет черная кровь безумцев Лестрейнджей. Так что советую проявить благосклонность ко всем обездоленным и ущербным, дабы опровергнуть все слухи о собственной черноте.       Мария глубоко выдохнула, сцепив руки в замок, но будто бы запылавшие красные глаза выдавали её ярость и злость. Ей понадобилось три глубоких вдоха и медленных выдоха, чтобы взять под контроль бурлящие чувства, и легко улыбнуться Джону Блишвику, что всё это время наблюдал за ней.       — Могу ли я узнать…       — Боюсь разговор нам придётся продолжить позднее, заседание вот-вот начнётся.       И действительно к кафедре подошел юный Густав, рыжеволосый и рыжеглазый, как и любой другой О’Фарли. Он трижды хлопнул в ладоши, оповещая о начале заседание, и эхо от его хлопков разнеслось по всему залу, практически в туже минуту запуская заклинание и отрезая Палату благородных от остального Камелота.       — Объявляю сто тридцать третье заседание Палаты благородных открытым, — провозгласил О’Фарли, а затем согласно традиции трижды поклонился ныне пустующему трону. — Я, Густав О’Фарли, клянусь верой и правдой служить Логресу и Трону. Таково СЛОВО мое, ВОЛЯ моя, МАГИЯ моя!       — Не будь трон заколдован самой Нимуэ, давно бы попытался примерить свой зад на Трон, — язвительно заметил Блишвик. — Тоже мне потомки Пендрагонов, раздвинувшие ноги перед Гриффиндорам. Твари!       — Свидетельствую! — подняв закованную в серую кожанную перчатку руку прошептала Мария, не обратив внимание, что иные члены Палаты никак не отреагировали на клятву О’Фарли.       Однако Блишвик заметивший это, поддержал МакДугал, и уже скоро весь зал наполнился нестройным хором голосов. Высвободившаяся магия прокатилась по залу, сконцентрировавшись у Трона и на несколько мгновений все увидели тонкий полупрозрачный силуэт, фантом Королевы, и услышали замогильный женский шепот «Принято!». Казалось, под потолком что-то грохнуло и О’Фарли рухнул на колени, задыхаясь. Вне всяких сомнений клятва была засвидетельствована, вновь магия исчезнувшего Рода отозвалась на клятву и не о чем хорошем это, увы, не говорило.       — Нас ждут тяжелые времена, — враз помрачнев сказал Блишвик, внимательно наблюдая, как цепляясь за кафедру на ноги поднимался О’Фарли. — Я — Джон Блишвик, представитель Рода Блишвик, принесший клятву Роду Пендрагон, получивший место в этом зале из рук короля Мерлина III Пендрагона и титул герцога из рук Анны Стюарт, приветствую Председателя Платы Благородных и Рыцаря-командора Логреса Густава О’Фарли, — первым представился Джон, когда О’Фарли поднялся на ноги.       И хотя никого порядка в представление остальных членов Палаты Благородных не было, Мария стала представляться последней. За все десять лет Марии не разу не выпадало необходимости представляться полностью, однако же она знала, что при назначении Председателя всем членам Палаты надлежало полность представиться ни словом, ни молчанием не скрыв правды, но за всю историю Логреса, после падения Пендрагонов, лишь трижды Магия подтверждала назначение Председателя, и почти всегда после таких заседаний объявлялась кровная вражда. Она отчетливо слышала, как то тут, то там слышатся грязная ругань, когда открывалась правда о Родах и Кланах. Когда пришел ее черед она в мрачной тишине поднялась со своего места.       — Я — Мария МакДугал, Гардин Рода Дугал, получившая это место из рук принца Мордреда Пендрагона, приветствую Председателя Платы Благородных и Рыцаря-командора Логреса Густава О’Фарли, — однако опуститься на своё место Мария не могла.       — Боюсь, юная Мария, Вы представились не полностью, — тихо прошептал Блишвик, но шепот разошелся по всему залу.       — Пусть всё сокрытое, так и останется в тени этого зала, — громогласно объявила Мария, и зал встретил её просьбу полной тишиной.       Ни Блишвик, ни Блэквуд, ни Маккинон, ни шесть Родов раскрывших свои тайны не поддержали ее. Произойди подобная ситуация десять лет назад и Мария склонила бы голову, призновая поражение — Лета Лестрейндж не учила свою дочь борьбе — но нынешняя она уже просто так не сдавалась.       — Значит каждый из Вас сдался на милость маггловской королеве? — выкрикнула МакДугал в тишину зала. — Каждый готов лизать сапоги грязнокровкам? Или быть может Вы готовы умереть от клинков гоблинов? Нас была сотня! Сотня благороднейших Родов Логреса! Опора Трона! Благороднейшие и достойные! Наши предки проливали свою кровь в неравных схватках с фейри! Это наши Рода отвоевали право на мирное сосуществование с фейри! И это мы уничтожали друг друга. Нас осталось только сорок, и неужели Вы все готовы перегрызть друг другу глотки?       — Да что ты понимаешь! — выкрикнул какой-то седой старик. — Эти Клаусы убили мою дочь!       — Значит мимолетная месть стоит свободы твоих внуков? Неужели вы все думаете, что фейри не воспользуется шансом, когда мы ослабнем ещё сильнее?       — Что за вздор! — презрительно процедил кто-то. — По твоим словам, я должен трястись от ужаса при виде домовиков, гоблинов, оборотней и вампиров? Что эти жалкие твари могут мне сделать? А магглы уж тем более не стоят нашего внимания!       — Так отчего же тебя не поддержит Председатель? — ядовито процедила Мария, и в туже минуту все взгляды устремились на Густава.       Юный О’Фарли молчал, произнесенная клятва не давала ему солгать, но это не могло помешать ему ожечь ненавидящем взглядом МакДугал.       — Да пусть Тьма сокроет открытое в этом зале! — сквозь зубы процедил Густав. — Навеки! Таково СЛОВО мое, ВОЛЯ моя, МАГИЯ моя!       — Я рада знать, — не менее зло сказала Мария, — что хоть эта клятва своей силы не потеряла, — этими словами она обещала припомнить произошедшее в этом зале. — Я — Мария МакДугал, по крови Холлуорд, одна из воплощений Главы Рода Дугал, принесших клятву Трону Логреса, наследующих титул Заххак, получивших это место из рук принца крови Мордреда Пендрагона, приветствую Председателя Платы Благородных и Рыцаря-командора Логреса Густава О’Фарли.       Тишина опустившаяся на зал после слов МакДугал была мертвой. На несколько бесконечных мгновений другие представители Палаты благородных замолчали, будто не понимая значения слов Марии. Сорок Родов заседавшие в Палате, каждый из которых в своё время принес клятву верности Пендрагонам, не могли поверить, что среди них есть кто-то другой. Наверное именно такую реакцию получила Алира МакДугал представлявшая Род семьсот лет назад, Мария лишь повторила её слова, хотя они и не были полностью истины.       — Что за вздор! — выкрикнул кто-то из глубины зала. — Такой клятвы не существует! Пендрагоны! Эти повелители драконов всегда требовали верности своими Роду! Я отказываюсь верить, что этот ублюдок Мордред дал место и не потребовал верности взамен!       — Так отчего же, Ортон, магия этого места дозволяет мне опустится? — наконец-то опускаясь на стул, сказала Мария, хотя сама едва верила, что подобная ложь будет принята магией.       Подобно королеве Мария в громогласной тишине опустилась на свое место, скрывая дрожь собственных рук, подтвержденная Председателем клятва теперь никому не даст вспомнить о произошедшем в этом зале, во всяком случае о той части, которую Мария желала сокрыть. Однако она сама сожалела о том, что не могла бы вспомнить, как давнии союзники отвернулись от неё в трудную минуту.       — Я — Густав О’Фарли, Председатель Платы Благородных и Рыцарь-командор Логреса, приветствую Палату благородных магов и Рыцарей круглого стола! Пусть Честь и Верность торжествуют в этом Зале!       — Вечно! — громогласно поддержала Палата, хотя среди них уже давно не было рыцарей круглого стола.       — Повестка сегодняшнего заседания, как уже ранее Вам было сообщено, это декриминализация дурманящего зелья Мания и признание Родов Поттер, Блэк, Мордрэд, Уайт, Долохов угасшими.       — Насколько мне известно последний половозрелый Долохов сидит в Азкабане и его бесплодие не подтверждено, — раздался женский голос из глубины Зала. — Тоже касается братьев Уайтов.       — Род не может состоять из одного!       — Но МакДуглам это удается! — вновь раздался женский голос, и Мария с неудовольствием узнала его.       — О, Мэдб, — сладко улыбнулась Мария, — ты всё ещё сожалеешь, что не успела раздвинуть ноги не перед одни из них! Я помню, будто бы это было вчера! Сладострастная Мэдб, первая красавица Хогвартса, получила свой первый отказ, когда пригласила братьев Уайт на праздничную оргию по случаю окончания года! Жаль что больше ты не устраиваешь оргии, мы бы с мужем обязательно на неё пришли, но сначала беременность, а потом и траур….        — Холлуорд! — зло закричала Мэдб. — Лучше уж быть сладострастной, чем бревном!       — Какая жалость, что я плодоносящая яблоня, а не пустынный океан, — притворно грустно проговорила Мария. — Однако, Председатель, Уайтов двое и у них даже есть какая-никакая, а невеста. Признать этот Род угасшим, значит нарушить пункт 44 королевского указа «О прекращении родовых и наследственных обязательств». И раз Председателя так волнует судьба Уайтов, я предлагаю поднять вопрос о допущении Мэдб Келли в Азкабан с целью проведения свадебной церемонии и зачатия наследника.       — Боюсь Азкабан, находится под юрисдикцией Министерства Магии, — сухо заметил Блишвик.        — Но Уайты подчинялись Палате! — возмутилась Келли, и Мария слабо улыбнулась Блишвику, который мечтал породниться через Мэдб с Келли.        — МакДуглы всегда сжигают своих врагов, — доверительным шепотом сказала Мария. — Вы первыми нарушили наш союз, Джон.       — Будь Томэг жив, — сверкнув синими глазами начал Блишвик, — он бы не одобрил Ваше поведение.       Мария промолчала, кому как ней было знать о том, что Томэг любил растягивать свою месть, наблюдая как жертва корчится в муках безысходности. Однако, отчего-то все друзья и союзники МакДуглов в упор не видели этой его черты, считая его благородным и милосердным, хотя мага мстительней ещё нужно было поискать.       — Мой супруг Вас никоим образом не касается.       Спор в Палате всё набирал обороты, всё больше и больше благородных магов возмущались произволом Министерства Магии, но Мария практически это не слышала, она была абсолютно уверена, что во чтобы то ни стало должна запомнить о произошедшем в Палате, ведь несмотря на суровое воспитание Леты Лестрейндж Мария была полукровкой и нечеловеческая мстительность ей была не чужда. У неё не было чернил, пергамента и пера, да и любая записка под действием клятвы, скорее всего превратилась бы в случайный набор слов, обойти клятвы в магическом мире было сложно, а порой практически невозможно, и Мария знала лишь один способ.       Кровь фейри.       Маги были слабее фейри, а значит и человеческие клятвы были не в силах удержать нелюдя, если бы тот захотел нарушить свое слово. Мария никогда не считала себя фейри, а уж тем более полукровкой, её родители были магами, кто бы что не злословил вслед Лете Лестрейндж, однако слова Томэга зародили в ней сомнение. Её картины и портреты действительно превосходили человеческие возможности, уж слишком сильно они были похожи на творения Бэзила Холлуорда, а тот был внуком музы, пускай и считался сквибом, отосланный в мир маглов.       Мария не сомневалась, когда убирала руки под стол и задирала до бедер юбку, не медлила она и тогда, когда острым краем кольца Гардина до крови царапала собственное бедро. Она нацарапала четыре фамилии: трех нарушивших давний союз всегда быть на одной стороне, и одну фамилию затаившего обиду. Когда волнение улеглось, а юбка вновь касалась лодыжек, Мария услышала лишь полные недовольства слова О’Фарли:       — Раз уж новоявленная глава Рода МакДугал это предложила, то и пусть и возглавляет комиссию. В конце-концов я не хочу стать ещё одной едой для дементоров!       — Не возражаю, — лаконично отозвалась Мария. — Как верно подметил Председатель, я выступила с этой инициативой и готова её поддержать, раз уж Палата некогда уступила Министерству Азкабан, — в очередной раз напомнив о решении трехсотлетней давности, когда только МакДуглы проголосовали против, она продолжила. — В связи с принятым решением о проведении инспекции в Азкабане, считаю необходимым отложить вопрос о признании Родов угасшими, до получения заключения колдомединского обследования.       — Утверждаю, — сухо объявил о своем решении Густав О’Фарли, получив полный неодобрения взгляд от отца. — Следующая повестка заседания декриминализация зелья Мания, и в связи с отложением первого вопроса, предлагаю дополнительно обсудить выступление Люциуса Малфоя в части внесения поправок в пункт 6.3 Закона о колдомдицинском вмешательстве или Закона Мунго.       — Предлагаю, — осторожно заметила Маджента Лефер, — дополнительно обсудить возможность отмены постановления Палаты от 1215 года запрещающий кражу и жертвоприношение магглов, в том числе их детей.       — А давайте следом отменим все ограничения Магии Крови, а еще запрет на объявление кровной вражды, и Магию Времени, — насмешливо заметил Бомейн, — чтобы точно перебить друг друга. Вы — Леферы извечно думаете, что мы принимаем законы в угоду сохранения жизни магглов, будто нам есть дело до этих болезненных. Для всех напоминанию, что это постановление, известное также как Постановление Жанетт Бомейн, не запрещает убивать маглов и приносить их в жертву, а запрещает массовые человеческие и иные разумные и полуразумные жертвоприношения, и принято это Постановление было не в угоду Инквизиции, а после трагедии в поселении Артур, что унесла жизни трем тысячам магов, и это не включает двухсот младенцев, которые ещё не были внесены в реестровые книги. И если кто-то считает, что три тысячи жертв недостаточное число, может с удовольствие его пополнить отправившись в Артур, где сейчас живут твари высшего класса опасности! И даже если все здесь собравшиеся проголосуют за отмену Постановления, оно будет недействительным, так как у нас нет Короля, способного утвердить эту отмену. Не так ли, Председатель?       — Верно. Палата благородных не имеет таких полномочий, к сожалению, изменить данное постановление в нынешнем составе мы тоже не можем, так как Рыцари уже давно не являются на заседания, а Род Мэлори прекратил своё существование, во всяком случае до сегодняшнего дня никто не заявил о своем праве на этот Род.       Слышавшая это Мария усмехнулась, зная, что заседание вот-вот перерастет в очередную склоку между Родами.       — Что за глупые правила! — громогласно фыркнула Маджента.       — Очевидно же, что эти правила установили Пендрагоны, чтобы мы друг другу глотки не перегрызли. И если бы Вы, Леферы, хотя бы немного попридержали себя, Мэлори были бы среди нас, — раздался старческий голос позади Марии.       — Пха! Я не собираюсь обсуждать это с кем-то вроде тебя, Прэтт!       — Возвращаясь к многообещающему выступлению мистера Малфоя, — начал представитель Блэквудов. — Хотелось бы отметить, что в сегодняшних реалиях оно несбыточно. Не смотря на ужасающую статистику, которая гласит что из ста маглорожденных детей до одиннадцати выживают только десять, вмешательство магов даже в самые неблагополучные семьи вызовет подозрения Министерства и недовольство английского трона. Бесследное исчезновение детей не то, что легко можно скрыть даже магией.       — К черту Министерство! Приток новой крови Логресу необходим! — практически взорвался Оуэн. — Численность населения ежегодно сокращается, мы находимся на грани вырождения! Браки с иностранными магами сильно ситуацию не изменят. От пары детишек маглы не обеднеют!       — Напоминаю, Оуэн, — сквозь зубы процедила Маккиннон, — рабство в Логресе запрещено, и то что твои предки проделывали три тысячи лет назад сейчас невозможно! Ещё бы предложил бы вновь сделать пряничных человечков, чтобы украсть детишек!       — Я лишь сухо заметил, что выступление мистера Малфоя слегка утопично. Да и у нас нет средств на содержание беспризорных детей, надеюсь, мне не нужно уточнять, что их будет гораздо больше восьмидесяти, — ответил Блэквуд.       — Думаю, Шварцгард мог бы взять на себя это тяжкое бремя, взамен на некоторое снисхождение, — предложила Мария.       — Да, в Шваргарде фейри больше чем людей!       — По Вашей логики, лорд Прэтт, я могу с уверенность сказать, что в Логресе магглов больше чем магов, ведь столица граничит с обычным миром!       — Боюсь, — начал Председатель, — как верно заметил мистер Блэквуд, мы не сможем осуществить эту идею.       — Наверное, я не вовремя влезаю, — сладким ядовитым голосом начала Мэдб, — но думаю, что Глава Рода МакДугал уже просчитала все риски. Нам стоит до конца выслушать предложение МакДугал.       — Благодарю, мисс Келли, — с трудом сказала Мария, не способная до конца принять помощь давнего недруга. — Люциус Малфой действительно предложил очень хорошую идею с изъятием юных магов из неблагополучных и неблагоприятных маггловских семей, однако если мы не будем осторожны мы привлечем ненужное внимание Министерства. Да и возможностей отследить состояние каждого юного мага у нас нет, если мы не хотим оставить всю Великобританию без маггловских технологий.       — И что же вы предлагаете?       — Магглы уже давно создали, пусть и не совершенный, но всё же механизм защиты детей, и хотя из-за вмешательства Министерства большинство юных магов остаются жить в своих семьях, если там будет наш человек это станет невозможно.       — Но большинство сильных магов не могут надолго оставаться в обычном мире, — скептично заметил Блишвик.       — Рыцари, не так ли? — предположила Мэдб. — В отличие от магов они не будут чувствовать угнетения из-за скудного магического фона. Да и внешне они будут меньше выделяться среди магглов.       В словах Мэдб было зерно истины, ведь маги, даже одетые по последней маггловской моде неизменно выделялись среди обычных людей. Яркие несуразные костюмы лишь оттягивали внимание от порой слишкым прекрасных или демоническии ужастных лиц, и чем сильнее был маг, тем сильнее он не был похож на обычного человека. Паучьи пальцы Кэрроу, курносый нос Паркинсонов, полная тьмы улыбка Лестрейнджей, эльфийское лицо Келли — всё это в той или иной степени бросалось в глаза и чем скуднее был магический фон тем сильнее и ужасней становилось.       — Вот только какая жалость, что их среди нас уже давно нет! — ядовито заметила Лефер.       — Не соглашусь, — заметил Бомейн. — Они даже больше нас заинтересованы в свежей крови. Союз рыцаря и маггла обречен на провал, даже брак мага и маггла, хотя и отвратителен, имеет шанс на рождение магического потомства, если не мага, то десятипроцентный шанс рождения рыцаря…или если некоторым будет это привычней, сквиба. Думаю, просьбу Председателя и Рыцаря-командора, тем более сулящую перспективы, они не отклонят. Однако Шварцгард не самое безопасное место.       — Зато самое удаленное от пограничья с магглами и обычного мира, да и Министерство не знает, где он расположен, — подметил Оуэн. — Разместить приют в Камелоте, куда ежегодно на Косую аллею приводят магглов и магглорожденных? О трех небольших поселениях близь Камелота не стоит даже упоминать, Артур, как мы все помним, уничтожен. Вот и получается, что единственным доступным местом остается Шварцгард: там нет Министерства и магглов, нет дурацких лавочек предлагающих маггловские вещи, дети попавшие в наш приют должны либо полностью забыть о своём прошлом мире либо сразу понять, что мы другие. Они должны четко понимать — симбиоз между нами не возможен, а даже если между нами вспыхнет война, то закончится она концом всего, а не порабощением магов. В конце-концов, мне надоело слышать, как эти магглы с палочками рассуждают о том, что мы, маги, в пройгрышном положение, потому что нас мало! Будто бы Инквизиция ничему их не научила!       — Увы, но это и наш недочет, мы мало говорим об истории Инквизиции, хотя что о ней можно сказать, если в Логресе её не было, а погибали в основном магглорожденные и магглы. Возможно в Европе было иначе, — задумчиво протянула Келли. — Да и в 1689 году магами лишь был подтвержден международный статус негласного правила о том, что магглы должны навсегда забыть о магии, ведь все мы знаем, что они алчны и не готовым платить за магию.       — Вот уж точно, алчные глупцы, — презрительно процедила Лефер, и Палата вновь согласилась. — А гразнокровки приходящие в наш мир не готовы чтить известные всем законы: кровь за кровь, плоть за плоть, жизнь за жизнь, душа за душу.       — Магия может творить чудеса, но истинные чудеса требуют ужасающей платы, — прошептала Мария.       — Да.       — Истинно так.       — Вот именно поэтому мы не можем больше ждать, когда кто-то из министерских шавок зародит в себе мозг! Стоит вспомнить только этого полукровку Реддла, а ведь был такой потенциал! А в итоге лишился всего и своего облика тоже, — высказалась Маккиннон. — Он мечтал о силе, но не знал её цены, и думал, что может заплатить за свои эксперименты, за что поплатился собственным разумом. Глупец, считавший, что может преодолеть предел не заплатив ничем!       — Порой лучше заплатить своей жизнью за могущественные чары, — печально заметил Бомейн, — ибо иная цена может быть в тысячу раз ужасней.       Каждый маг боялся взяться за слишком могущественные для себя чары, не от того, что мог перегореть или стать сквибом — у таких магов был шанс на восстановление, — или лишится жизни, каждый боялся выжить и заплатить чем-то иным. Все знали — чем могущественней чары, тем больше магии в них нужно было влить, но если магии не хватало можно было заплатить чем иным. Поэтому-то жертвоприношения хоть и не поощрялись не были абсолютно запрещены: лучше заплатить чужой жизнью, чем своим несчастьем.       — Чушь! — взорвалась Лефер. — Даже взрасти мы грязнокровок в наших традициях, это не изменит их гнилую кровь! Они навсегда останутся жалкими магглами.       — Вам, Лефер, это известно лучше чем кому-либо из нас, — вновь вступил в разговор Прэтт. — Это же Вы пытались залезть в кровать к грязнокровке! Так что не Вам судить о грязнокровках и традициях, особенно если после того, как самоназванный лорд Вам отказал! И если мы оставим всё как есть, через лет шестьсот никто уже не вспомнит о Логресе, потому что никого не останется!       — Бросьте! Лучше умереть, чем смешать свою кровь с маггловскими выродками! — высказался Ортон. — Я с того света вернусь, чтобы проклясть такой союз! А сейчас Вы предлагаете взрастить наших же врагов за наши же деньги, и уж от потомка Лестрейнджей я такого предательства не ожидал!       — Я — МакДугал, — улыбнулась Мария, но все собравшиеся в ужасе вздрогнули, как никогда узнавая полную тьмы улыбку Леты. — Да, и не Вам, Ортон, судить о чистоте крови, после того как наплодили двадцать магглокровных бастардов! Неужто здесь собрались одни ярые сторонники теории чистоты крови Грэхэма Слизерина?       — Ты преувеличиваешь, МакДугал, — сквозь зубы процедила Лефер. — Никто в здравом уме не станет придерживаться этой теории! Да, одно его имя вызывает рвотный рефлекс! Магглокровки нам не нужны!       — Так значит ты, Лефер, — вступил в разговор Оуэн, — готова рожать каждый год, чтобы не дать нам загнуться? Большинство ныне чистокровных волшебников — выкормыши маггловской Короны, и кровь их едва ли чище грязнокровок. Наше предки блюли магическую кровь не для того, чтобы сейчас мы убивали сами себя!       — Какая мерзость! — выплюнул Бомейн. — Чтобы вы сейчас не сказали, они хоть и не сильные, но маги и могут рассчитывать на нашу защиту! Моргана и Мерлин основывали магический Логрес для защиты магов, чтобы у нас было место, где мы могли бы жить! Неужто все здесь собравшиеся решили забыть волю первой Королевы?       — О каком снисхождении просит Глава Рода МакДугал взамен на содержание приюта? — раздался голос Председателя, который понимал, что слова Бомейна посеяли первые зерна сомнения.       — Снижением налогов, разумеется, — слабо улыбнулась Мария, но даже в этой улыбке сквозила тьма. — До трех процентов.       — Немыслимо! — взорвался представитель Рода О’Фарли. — Приют не может обойтись в столь крупную сумму!       — Выкуп земли и строительство — около одного миллиона галеонов, срочность строительства может повысить цену до двух, закупка мебели еще около сотни тысяч галеонов, продовольствие с учетом притока детей может ежегодно повышаться на пятьдесят тысяч, найм учителей, воспитателей и колдомедиков имеющих наиболее подходящие мировозрение может обойтись до пятисот тысяч, и это с учётом поиска иностранных специалистов. Я уже не говорю об администрации приюта, которой тоже нужно будет платить деньги. Приют — это бездонный колодец, который не будет давать прибыли, возможно через первые сто лет благотворительность затронет приют, но сейчас никто не готов жертвовать деньги для грязнокровок, — продолжая улыбаться сказала Мария. — Конечно если кто-то из благородных магов этой Палаты готов жертвовать ежегодно один миллион на благо приюта, я готова попросить уменьшить налог до восьми процентов.       Но никто этого так и не предложил. Даже Оуэн больше всех радевший за приток новой крови не был готов жертвовать деньги, и Мария прекрасно знала об этом. Редкий маг мог увидеть выгоду и перспективу там, где ее на первый взгляд не было, и хотя маги всегда просчитывали свои действия наперед порой мимолетная выгода затмевала всё, как было и с Азкабаном. Пожалуй, лишь Род О’Фарли выдел в приюте некую выгоду, но совершенно не такую, какую видела Мария.       — Со слов, — неожиданно вступила в разговор Бэгшот, — Марии приют крайне невыгодное дело, но отчего-то владельцы аукционного дома решили взяться за него. Быть может Мария просветить нас о выгоде? Ибо кроме продажи этих детей в рабство иной выгоды, я не вижу, а рабство в Логресе запрещено.       Мария с силой сжала кулаки, едва сдерживая собственный гнев.       — Неужто столь заслуженный историк, как Батильда Бэгшот, завидует нашей торговле с Фейре? «Бездна» с радостью примет заказ любого из здесь собравшихся, кто сможет заплатить!       — И правда, — пробормотал Ортон. — Я готов проголосовать за приют, если мне позволят взять их в рабство!       — Держи свою гнилую натуру в себе, — процедила Мэдб. — Я не считаю приют такой уж плохой идеей, если мне не нужно за него платить! Да и Рыцарям стоит размяться, не всё же им по лесам шастать! Какая разница на что МакДуглы тратят свои деньги!       — Если эти грязнокровки хотя бы будут знать своё место, — лениво и томно протянула Сойер, — я готова поддержать эту бессмысленную идею. И в отличие от Ортона, я за своих потомков уверена, они не будут всякую дрянь в постель тащить.       — Думаю, мы не должны давать одному Роду власть над приютом, — выступил представитель О’Фарли. — Во владениях Рода О’Фарли достаточно места…       — Чтобы научить их убивать собственных братьев? — выкрикнул Блишвик. — Если приют будет под патронажем О’Фарли мы уж точно получим кучку гнусных предателей!       — Хватит! — стукнув тростью по полу сказала Бэгшот. — В чем твоя выгода МакДугал?       — Тридцать, — начала Мария, — раз в шесть месяцев с улиц Шваргарда пропадают тридцать, воспаривших ввысь с фейри. Договор запрещает фейри ступать в Шварцгард без разрешения, но не запрещает летать над ним, заманивая новых жертв.       — В чем выгода МакДугал? — повторила Бэгшот.       — Я хочу, чтобы фейри чтили этот договор, как в день основания города! Я хочу знать, что моя дочь не будет одной из тридцати! И если для этого, мне необходимо принести в жертву восемьсот грязнокровок, так тому и быть!       — Ты предлагаешь откупиться от фейри невинными детьми?! Ты такая же гнилая, как твоя мать! — взорвался Прэтт. — Как и всё Лестрейнджи! Я не хочу быть причастным к такому зверству!       — Я поддерживаю МакДугал, — сухо сказала Бэгшот, ведь кому как не ей было знать о договоре между Шварцгардом и Фейре, знать, что большая часть слов Марии ложь.       Численность магов, в сравнении с прошлым, была удручающе мала, во многом в этом виноваты были сами маги. Даже самый густонаселенный город, а в Логресе их было всего-то два, Камелот мог похвастаться пустынными, заброшенными улицами, на поддержание порядка на которых тратились деньги из казны, Шварцгард же был в несколько раз больше Камелота, во всяком случае по территории, ведь все владения МакДуглов входили в него, а это были бесчисленные незаселенные территории близ границ с Фейре. И если в Камелот порой переезжали из близлежащих селений, то в Шварцгард практически никто не переезжал. Строительство приюта на территории города давало шанс того, что воспитанники останутся жить в городе, что позволит населению Шварцгарда расти и возможно даст шанс приступить к давней реформе.       — Прошу Палату приступить к голосованию по вопросу создания приюта для юных магов, — провозгласил Председатель, и тридцать из сорока магов проголосовало за, ещё три мага воздержались, остальные проголосовали против. — Решение принято: Палата благородных магов, без участия Рыцарей круглого стола, постановила создать приют для юных магов, разработка соответствующего законопроекта с учетом комментариев членов Палаты будет возложена на комитет. Выписка из протокола в части вопросы создания приюта будет направлена всем членам Палаты и Рыцарям круглого стола, для подачи возражений и замечаний в течении сорока дней. Зелье Мания уже не вызвало среди членов Палаты какого-либо ажиотажа, в конце-концов данный вопрос далеко не первый раз поднимался Гильдей Зельеваров, которые неизменно получали отказ.       — Они держат нас за идиотов, раз думают, что нам когда-либо надоест отказывать им, — устало выдохнули позади Марии.       — Возможно Гильдия хочет таким образом добиться снятия ограничений на некие ингредиенты, — дипломатично сказала Мэдб.       — Или же гниль опять проникла к ним, — мрачно заметил Игнотус Бёрк. — Испанцы могли упустить кого-то из Герметистов.       — Они вполне могли воспользоваться суматохой до или после падения Гриндевальда, — задумчиво протянула Лефер. — Если Герметисты и впрямь протянули свои щупальца к Логресу, хотя скорее к Англии это бы многое объяснило.       Мария молчала, она хотела бы верить в то, что Лефер ошиблась, и никто из магов не решил пойти на сделку с Ордером, но она прекрасно понимала, что для многих бессмертие было высшим искушением, а его кровавый поиск достойной платой.