***
Эдик и Ян самозабвенно целовались. Настолько отключившись от действительности, что не сразу поняли, почему футболка Булатова висит на подлокотнике, а на Эде только слипы — майка и штаны валялись возле дивана. Красильников потянулся к ширинке Яна, и в ту же минуту тот пришёл в себя. Перехватив жадную конечность своего друга-соседа-парня, Булатов, тяжело дыша, отрицательно помотал головой. Деморализованный, Эдя мог только моргать, глядя на вожделенный объект мутными глазами. Наконец и до него дошло положение дел. Мотнув головой и отбросив мелированную чёлку, парень тяжело вздохнул: — Извини, не сдержался. — Да, я заметил, — поддел Булатов, отодвигая от себя Краша, чтобы встать и, найдя его штаны, протянуть ему их. На самом деле, Яну было и страшно, и волнительно то, что происходило между ним и Эдом в последние дни. Эдик своим присутствием, своими ласками и нежно-страстными поцелуями что-то достроил в сердце Яна. Что-то недостающее, но этого оказалось не достаточно в той мере, которая была необходима для физической близости. Созерцая явное возбуждение Эдика, выделяющееся под тонкой тканью нижнего белья, Ян не мог решиться на большее. Ему становилось страшно даже от того, что он может увидеть Красильникова полностью обнаженным. Его тело и так было идеальным, стройным и подтянутым, гибким и льнущим к рукам Яна. Но что потом? Что, если они зайдут дальше поцелуев и пошлых разговоров, шуточек? Ян трусил. Но каждый раз отступать было всё сложней и сложней. Булатов переживал, что в самый ответственный момент сбежит, чем причинит боль Эду, поэтому приходилось довольствоваться рукой под душем. Красильников пошатываясь, натянул хлопковые штаны и набросил на плечи майку. — Пойду в душ, — сумрачно оповестил он. Обиды на Яна не было, разве что самую малость. Просто, это показывало, что нет тех чувств, что жаждал Краш. Влюблённый без оглядки принимает всё и желает сближения тесного, полноценного, когда не только души переплетены, но и между телами нет ни миллиметра. А у них даже пресловутого единения сердец не наблюдается. Эдя потихоньку начал сомневаться, что затея хоть сколько-нибудь выгорит. Ян расстроено запустил пальцы в волосы. Он понимал, что постепенно рушит хорошие отношения между ним и Эдом, но не мог преодолеть преграду в виде физиологии и возможных последствий. Булатов видел, что Крашу тяжело сдерживаться. Было чудом уже то, что парень не послал его ко всем чертям. Хмурясь, Ян поставил чайник и достал заварку. Натянув футболку, опечаленно вздохнул, прикрыв глаза. Так долго это продолжаться не могло. Поцелуи Эдика жгли, как огонь, а его кожа под ладонями казалась нежней шелка. Ни с одной из бывших Ян не ощущал себя так прекрасно и умиротворённо. Тем не менее, в самые ответственные моменты перед глазами вставали лица родителей, которые осуждающе смотрели на своего сына. Становилось невыносимо страшно, что они откажутся от него, скажут, что им не нужен сын — педик. Красильников медленно провёл рукой по опавшему члену и усмехнулся. Можно было и не ходить в душ. Эрекция пропала, стоило подумать о том, что их ждёт. Ничего не ждёт, Эдя с каждым днём всё яснее это понимал. Он чувствовал и видел, какие сомнения гложут любимого человека, который не переступал последнюю черту не столько от страха перед сексом с парнем, сколько от того, что тогда не будет дороги назад. Ведь родители и общественное мнение… И плевать, что с каждым годом всё больше людей обнаруживает, что бисексуальны и можно пробовать новое, экспериментировать, получать больше удовольствия! Долбанная якобы мораль. «Ян не сможет» — вдруг отчётливо всплыло в голове. Он будет тянуть до последнего, а когда дальше уже не получится, придумает красивые и убедительные оправдания. И у Эди будет похерено несколько месяцев жизни, проведённых в ожидании…мыльного пузыря. Так не должно быть. Если Ян не хочет, то… Надо рвать это сейчас, пока ещё не мучительно больно. Отстрадать сколько-то и забыть. Эд стиснул зубы и плотно закрыл глаза. Досчитав до двадцати, глубоко вздохнул, распахнул ресницы и решительно вышел из ванной комнаты. Булатов обнаружился на кухне, заваривающий чай. Эд молча придвинул к себе свою кружку и положил руки на стенки, отогревая. Ему была ненавистна мысль потерять Яна, но неизбежное неизбежно, как бы нелепо это не звучало. И от этого пробирал озноб. Булатов молча сел напротив Эда, наморщив лоб. По Красильникову было видно, что он устал от всей той ситуации, что между ними происходит. — Нам надо поговорить, да? — Да, — не глядя на Яна, ответил Эд. — Надо. Я хотел бы узнать, сколько времени тебе ещё понадобится, чтобы решить окончательно. — Решить что? — Ян знал, что рано или поздно об их отношениях зайдет речь, но надеялся, что не столь быстро. Булатов встал из-за стола, для вида закопавшись в холодильник. Только бы не видеть разочарование на лице соседа. А разочарование того уже мешалось со злостью. — Ян, не строй из себя дурачка, ладно? — сощурил глаза Эд. — Я хочу знать, сколько ещё ты будешь решать, встречаемся мы или нет? То, что сейчас — не отношения, а видимость. И дело не в сексе, а в том, что ты боишься принять себя. Ян прикрыл дверцу холодильника и повернулся к Эду, глядя на него с сожалением. Сосед был прав, Булатов еще не готов был смириться с тем, что ему может нравится кто-то его же пола. — Извини, Эд, — выдохнул Ян шёпотом, чувствуя себя жутко виноватым. — Я не знаю, сколько именно. — В таком случае, — медленно проговорил Красильников, — ты тоже извини, но неопределённый срок меня не устраивает. Я согласен подождать ещё две недели. Возможно, это по-свински, но мне тяжело… — он чуть помедлил и продолжил: — Если к этому времени ты по-прежнему не определишься, решение приму я сам. — Послушай… Эд… Мне хорошо с тобой, но… — Ян подошел к соседу, коснувшись ладонью лица Краша. — Я понимаю, — невесело улыбнулся парень, прижимая руку Яна к своей щеке. — Твоя проблема — широко распространённый фактор, но от твёрдой определённости будет легче нам обоим.***
Две недели пролетели незаметно. Ян хотел бы, чтобы это время тянулось, как можно дольше — он никак не мог переступить через себя и свои страхи. Щекотливую тему они больше не поднимали, и Булатов был рад этому. Но и окончательный вердикт так и не назрел. С Эдом было хорошо. Так хорошо, как никогда и ни с кем. Но вопрос мнения родителей и окружающих стоял остро и не желал сглаживать углы. Ян приходил в отчаяние от собственного бессилия и трусости. Он много занимался, зачёт шёл за зачётом, помимо обычных занятий. Проект пока не двигался, хотя примерный план был уже намечен. Куратор рекомендовал не торопиться и обдуманно подходить к каждому нюансу. До конца года всё можно успеть, хотя Яну не терпелось поскорее закончить. Из-за собственных страхов и груза вины, парень стал ещё более рассеянным, чем всегда, витая в облаках, отчего часто пропускал мимо ушей нужный материал. На этой почве сильно сблизился с Олей Никифоровой, которая неустанно объясняла, разжёвывала и вбивала знания в кудрявую голову одногруппника. Девушка явно симпатизировала Яну и не гнушалась использовать разные женские хитрости, чтобы сломить оборону парня, но тот не поддавался. Тем не менее, Булатов был вынужден признать, что испытывает ответную симпатию к хорошенькой одногруппнице, вот только потакать себе не собирался. Он даже домой девушку больше не приглашал, чтобы не нервировать Эда. Красильников старался не поддаваться на провокации собственного чутья, нашёптывающего, что ничего не выйдет и только зря время теряется. Однако ежедневные наблюдения за Яном показывали, что парень не продвинулся в своих размышлениях и по-прежнему не готов к чему-то определённому. Эд всё сильнее погружался в пучину тоски, отчётливо понимая, что решение примет сам. И знал, что уйдёт. Сенечка не названивал, как раньше, а Красильников, казалось, и вовсе потерял к их тайным встречам интерес. Только спустя продолжительное время Эд узнал, что здоровяк-блондин всё-таки предложил Джемми постоянное партнёрство. В смысле, почти серьёзные отношения, поскольку признать, что мог бы стать таким же влюблённым чудиком, как Краш, не желал. Эдя усмехнулся на это заявление — никогда не говори «никогда». Ники с Кирюшей привезли ему подарок из Кипра — настольную игру «Индиго», сделанную столь искусно, что она казалась произведением искусства. Златокудрый Ники тайком похвастался, что её изготовили на заказ, в отличие от обычной, бумажно-картонной, и это, своего рода, откуп Эду от их богатого любовника. Вещица стоила достаточно дорого, и Красильников подивился, насколько этот молодой бизнесмен увяз в сладкой парочке. Определённо, у мальчишек талант! На душе было тяжело, поэтому Эд поступил так, как поступал всегда, в подобных случаях — поехал в салон, к Лёлику и Саше. Не удержался и рассказал о своей проблеме, признавая, что нуждается в поддержке и добром совете. Саша непритворно огорчился. Он очень хорошо относился к Крашу и всячески желал ему счастья. Лёлик был мудрее и крепко задумался, прежде чем дать ответ. — Эд, не тяни кота за хвост, — твёрдо сказал он. — Ты слишком гордый и не сможешь спокойно пережить, если растоптать в тебе это. Заканчивай, как и собирался. Как бы больно ни было, но с этим нужно покончить. Ты не получишь ответа, я тоже так думаю. Уж слишком нерешителен этот твой Ян. Не справляется он пока с тем, чтобы уметь нести ответственность за поступки и желания, а ещё семью хотел завести! — стилист негодующе фыркнул. — Ему, знаешь, почему с тобой хорошо? Потому что, есть на кого переложить заботы и тяготы. Вот он кто, актив? А ведёт себя, как баба! Тебе оно надо? — скептически приподнятая тонкая бровь абсолютно точно выражала отношение своего хозяина к подобной глупости. Эдя уныло кивнул. Он и сам видел огрехи в характере Булатова, но, как и все влюблённые, закрывал на них глаза. — Эдичка, лапочка, нельзя же себя так изводить! — запричитал Саша и Лёлик согласно кивнул. — Ты вон с лица сбледнул весь и осунулся! Бросай этого тюфяка и беги, пока не поздно! — В самом деле, Эд, просто собери вещи и уйди. Пока Ян не научится быть самостоятельным, у вас нет будущего, — веско припечатал Лёлик. От ребят Эдя поехал к родителям и честно рассказал матери и отцу обо всём произошедшем. До конца назначенного срока оставалось два дня. Родители страшно разволновались. Эд даже удивился. Нет, он знал, что является любимым сыном и никогда не останется без поддержки близких, но и представить не мог подобной эмоциональной бури. Оба безоговорочно высказали то же, что и Лёлик — уходить. Ирина Дмитриевна решительно начала поиск новой квартиры, попутно ворча: — Миленький, я тебе сразу говорила, селись отдельно! Дался тебе этот Ян! Нет, я рада, что твоё сердечко перестало быть таким чёрствым, но нам с папой хотелось бы, чтобы ты был счастлив и влюблён взаимно. Это «…нам с папой» резануло слух Эди и он повнимательней присмотрелся к суетящейся, но словно порхающей, матери. Внезапно его лицо расплылось в улыбке: — Ма-а-ам? Вы с папой помирились?! — Ну-у… — женщина пожала плечами. — Да, решили, что эта грызня приводит к раннему старению и сокращает жизнь, — довольным голосом оповестила она. Красильников чуть не поперхнулся. Да уж, его родные придумают любую причину, кроме очевидной, чтобы только замазать собственные косяки. Оба гордые и упёртые. И Эд так похож на них! Впрочем, неважно — если подобная ерунда способна сохранить мир в его семье, он согласен сделать это семейным лозунгом и вышить золотыми нитками на алом бархате. И даже научиться вышивать, для этого. Виктор Павлович тоже принял активное участие по поиску новых пенатов для сына. Глядя на них, двоих со стороны, Эд умилялся их слаженности и общности. Теперь ему становилось понятным, почему даже вечно ссорясь, родители не желали разводиться — ничто так не объединяет людей, как совместное занятие идиотизмом. Отправив Яну сообщение, что задержится, Эдя перебирал найденные родителями предложения. Ещё несколько месяцев назад они показались бы ему дороговатыми, но сейчас, когда работа приносила стабильный и высокий доход, он понял, что спокойно потянет любой вариант. И решил завтра же, с утра выходного дня, начать объезжать, чтобы определиться. Он не сомневался, что через двое суток так и не получит ответа от Яна.***
Квартира оказалась очень уютной и замечательно меблированной. Всё, что нужно для быта и комфорта, приятные глазу цвета, множество необходимых и просто милых сердцу вещей. Сумму хозяйка запросила немалую, но оно того стоило. И хотя, от работы много дальше, чем от дома Яна, зато район спокойный, тихий и чистый. Эд договорился с хозяйкой, что подъедет послезавтра, чтобы уладить все необходимые нюансы, получить ключи и перевезти вещи. Женщина лишь предупредила, что приехать лучше в обед, а вещи перевозить вечером: так она сможет присутствовать и помочь с распаковкой и переноской. И даже пообещала закупить некоторые продукты, чтобы уставшему Эду самому не ходить в магазин. Обрадованный Красильников передал ей список и отчалил. Распрощались оба, весьма довольные друг другом. Ян был дома, тихий, задумчивый. И совершенно несчастный. Эдя вздохнул. Так и есть, Булатов терзается совестью и неизвестностью. Но облегчать его страдания Краш не собирался. Он вообще был порядком зол на своего парня. И искусно разжигал в себе эту злость, чтобы не спасовать в последний момент. Ведь кусок от сердца придётся отрезать по живому и без всякого наркоза…***
Воскресный день, в квартире Булатова, больше напоминал минное поле. С утра Ян нашёл предлог, чтобы уехать по какому-то делу, и пропадал до обеда, а Эдик занимался домашними делами. Он наготовил кучу еды, впрок, и припрятал в комнате бутылку хорошего виски. Часть вещей уже была собрана, все они лежали аккуратными стопками, только в коробки уложить. Оставалось обречённо ждать. Ян явился к обеду и сразу утопал переодеваться и мыть руки. Ели, не отрывая глаз от тарелок, нервничая и не зная, куда девать руки. Наконец остался только свежесваренный кофе, большую упаковку которого Эд поставил в шкафчике, на видном месте, с инструкцией по заварке, прилепленной на холодильник магнитом. С недавних пор Ян научился заваривать молотый кофе непосредственно в кружке; один раз попробовал в турке и, конечно, прохлопал ушами — всплывшая коричневая жижа залила плиту. Эд попенял любимому за рассеянность и посоветовал находить занятие непосредственно у плиты, пока напиток закипает. Так, по крайней мере, всё будет на глазах. А то взял манеру: то в телефон залипнет, то в распечатки свои, то вообще из кухни уйдёт. А настоящий кофе легкомыслия и отвлечения не терпит. Сделав небольшой глоток Арабики, Эдя прямо посмотрел на Яна, вкладывая в этот взгляд немой вопрос и ожидание ответа. И Ян боялся этого взгляда. Он знал, что время вышло, но решения своей проблемы, относительно их с Эдом отношений, не видел. Эдик стал частью сердца, которое он сам же и склеил, но не зашил раны, и они до сих пор кровоточили. После обвинений Карины Ян потерял уверенность в себе и даже собственная привлекательность в глазах других, не до конца вернула её. Кудрявый почти смирился с тем, что бисексуал, что ему одинаково могут нравиться как парни, так и девушки. Пару раз, сидя в кафе с Олей на перерыве между пар, Булатов разглядывал посетителей, с любопытством отмечая, что обращает на мужчин ровно столько же внимания, сколько и на женщин. Раньше он подобного за собой не замечал. Видимо, Эд раскрыл в нем что-то, таившее в себе много такого, чего, возможно, касаться не следовало. Парню было некомфортно от этого. Его воспитывали иначе и, хоть в двадцать первом веке определённой ориентацией никого не удивишь, Ян все-таки переживал за своё будущее, наивно считая, что, не переспав с мужчиной, не потеряет гетеросексуальность. — Мое время истекло, я знаю, — начал Ян, запуская пальцы в волосы по своей старой и неугомонной привычке. — Эд, я хочу быть с тобой, но по-прежнему боюсь, — решил быть честным парень. — Я… Более-менее смог принять то, что мне могут нравиться парни, но я всё ещё боюсь кому-либо доверять своё сердце. Помнишь, что было с Кариной? — Булатов с надеждой взглянул в янтарные глаза, ожидая понимая. — Я не хочу вновь так расклеиться, если ты разобьёшь мне сердце. Стоп! Только не говори, что этого не будет, — замахал руками Ян, видя, что сосед открыл рот. — Я также думал и про Карину, что она не предаст, любит и так далее. Не хочу сказать, что не верю тебе, я попросту не верю самому себе и тому, что мне нужно. Мне бы хотелось целовать тебя, любить, но я… Боюсь всего этого. Это слишком много, слишком тяжело и слишком страшно. Всего «слишком», Эд! И мне боязно, что в один прекрасный момент ты скажешь, что такой, как я, не нужен, что у тебя будут любовники лучше. Я вовсе не идеал, какой, может быть, тебе кажется. И всё-таки… Мне требуется ещё время, чтобы окончательно залечить те раны, что нанесла Карина. Всю эту чушь Эдик выслушал с каменным лицом, но в конце не выдержал и громко фыркнул. Он подозревал, что Ян выберет, в качестве отговорки, именно Карину и своё раненое сердце, лечить которое, как известно, можно не один месяц, а то и год. Всё, как и предполагалось. Но как же противно выслушивать эти бредни, зная, что за ними кроется банальная трусость… Эдя словно прозрел на какое-то время. Подняв голову, он прямо и пристально посмотрел в лицо Булатова, хмыкнул и произнёс чётко выговаривая каждое слово: — Я когда куревом баловался, в средней школе, перед ругающимися родителями отмазки и то лучше лепил. Ты реально думаешь, что я поверю в этот бред? Совсем меня за дурака, видать, держишь. Эд встал и одним глотком допил свой кофе. Поставив чашку в мойку, развернулся к смущённому Яну и холодно сказал: — Я собираю вещи и сваливаю. У меня больше нет желания здесь оставаться. Деньги за аренду можешь не возвращать, ситуация форс-мажорная, я тебе их, проще говоря, должен. Ещё полмесяца, за это время найдёшь себе другого сожителя. Яна словно потоком холодной воды окатили, столько презрения и скрытой злости прозвучало в обычном бархатном и спокойном голосе Эда. Булатов растерялся на мгновение. Он знал, что Краш прав во всём, в каждом произнесенном слове. Сейчас, сию минуту, Ян ощущал себя полнейшим ничтожеством и человеком, который только что окончательно потерял друга по собственной глупости и трусости. — Тебе не обязательно уезжать, — тихо пробормотал парень, делая последнюю попытку собрать в кучку разрозненные мысли. — Как ты себе представляешь дальнейшую совместную жизнь? — резонно возразил Эд и покачал головой. Ян промолчал, тяжело вздыхая. — Тебе будет лучше, если ты уедешь? — глухо спросил Булатов, желая, чтобы Крашу было хорошо, даже если это будет вдалеке от Яна. Одновременно с этим он испытывал некоторое облегчение, вперемешку с сожалением. — Мне тяжело находиться рядом с тобой теперь, — устало произнёс Эдя и направился в сторону своей комнаты. — Я должен жить дальше и не оглядываться на прошлое. Уже второй раз, — с горечью добавил он. Булатов остался сидеть за столом. Отпив глоток почти остывшего кофе, он прикусил губу, не зная, способен ли ещё что-то сделать. Но что и для чего? Остановить Эда нельзя, да и не возможно. И…наверное, так будет лучше. Красильников достал с антресолей разобранные коробки и вновь вернул им прежний вид, укладывая вещи, обувь и всякую мелочёвку. Прошествовав в ванную, мимо глядящего в одну точку Яна, собрал умывальные принадлежности и вынул грязное бельё из корзины. Это заняло много времени, но Эдя, поглощённый своими мыслями, даже не заметил, сколько прошло. Хотя, мыслями, царивший в голове сумбур, назвать было трудно. Последней он завернул мамину картину и уставился на фреску, созданную Яном, и которую очень любил. Захотелось попросить её на память, но Красильников не решился. Не мелочь ведь какая-то, если Ян пожелает её продать, сможет выручить приличные деньги. Эдя неплохо разбирался в подобных вещах, благодаря матери, и знал, что ценители найдутся. Перетаскивать коробки на площадку было совсем не трудно; вышедший на шум сосед, сердобольно предложил помощь и лихо загрузил свою часть в машину. Эдя поблагодарил его и вернулся в комнату, оглядываясь, чтобы проверить, не забыл ли чего. Взгляд снова упал на фреску, и парень вздохнул. — Возьми себе, — раздалось возле самого уха. Пока Эд рефлексировал, сосед неслышно подошёл и встал рядом. — Пусть она будет у тебя… — Булатов не договорил, проглотив слова: «как память обо мне». Руки чуть было не потянулись к вожделенной вещице, но Краш одёрнул себя: — Мне очень нравится твоя фреска, Ян, но это чересчур дорогой подарок, — мягко укорил Эд. — Извини, я не могу. Булатов огорчённо поджал губы, но ничего не сказал. Попрощались скомкано, не произнеся ни одного лишнего слова. Эд ушёл с тяжёлым сердцем, но с твёрдой решимостью двигаться дальше.