Оборванные строки

Совсем плохо стало в Краснодаре. Ещё в Москве Миша начал чувствовать подкрадывающуюся болезнь. Ноги от перенапряжения упорно разъезжались на скользкой сцене, а голос начинал подводить. С Екатеринбурга мы с ним начали закидываться лекарствами (ничего запрещённого, всё в пределах дозволенного). До Минска мы дожили на адреналине, но восьмого числа, в наш выходной, Миша даже не вставал с кровати до самого отлёта. А мы с друзьями неплохо так затусили без него. Совесть нехило так загрызла меня, когда на мою инстастори из лимузина Миша написал: «Хотел бы быть с вами.» Именно так, с заглавной буквы и точкой. Совергон ненавидит тратить время на такие мелочи в сообщениях. В тот день мы с Аней вернулись под утро (до самолёта часов 5 оставалось), я уложил подвыпившую девушку спать на свою кровать, потому что тащиться на несколько этажей выше в её номер совсем не было сил, а сам хотел лечь на диван, но обнаружил там Мишу, у которого хоть и была своя комната, но он старался туда не заходить, говорил что-то про сквозняк. Он крепко спал на самом краю в излюбленной «хайповой» толстовке и привычных спортивках. Я словил себя на мысли, что ему безумно идут мешковатые вещи, где-то на краю сознания мелькнула мысль, что я был бы не против увидеть его в своей одежде. Миша сжался в комочек и слегка подрагивал от холода, хотя в номере было довольно тепло. Я потянулся было разбудить его, но тут парень закашлялся и проснулся сам. В его мутных глазах было видно все оттенки заёбанноси, стало пиздецки стыдно за то, что я потащил его с собой в чёртов тур. Не стоило забывать про его слабый организм и прошлогодний инфаркт. Блять! Инфаркт! А если у него сердце на сцене схватит!? - Дань, сколько времени? – Миша буквально прохрипел эти слова и я осознал, что мы с минуту пялились друг на друга. - Мы можем ещё поспать часа два. Я даже дёрнулся, когда Совергон в очередной раз закашлялся. Он по-прежнему лежал на диване и подрагивал от холода. - Сейчас же мерь температуру, - я нашёл на столе градусник и кинул его Мише. Почему-то мне не хотелось называть его «Миха», как это делали остальные наши друзья и даже некоторые фанаты. Эта вариация его имени казалась мне грубой и совсем не подходящей такому хрупкому созданию. Иногда из моего рта едва не вылетало детское «Мишка» или совсем уж гейское «Мишенька», но я вовремя одёргивал себя. - Тридцать восемь и два, - Миша вновь закашлялся и попытался встать с дивана. - Стоять… то есть… Лежать! – Я быстрым шагом преодолел разделяющие нас шаги и подтолкнул его обратно на диван. – Ты же врача вызывал, что он тебе прописал? - На столе рецепт лежит, но как только он ушёл, я вырубился. Не думаю, что сейчас аптеки работают. – Глаза у Миши так и закрывались. Я быстро притащил из его комнаты одеяло и накрыл парня им. Миша не прокомментировал это моё действие, а только закутался посильнее и тихо засопел. Через час беготни по Минску я нашёл-таки все лекарства из списка и вернулся в гостиницу. Миша даже не сдвинулся с места. Я налил воды и с трудом разбудил друга, он едва ли соображал что-то, но смирно выпил таблетки с моей помощью. Ложиться спать было бесполезно, поэтому я поплёлся по комнатам, уныло собирая наши вещи, вещи, вещи. С каждым городом их становилось больше из-за подарков от подписоты и купленных по необходимости предметов.