Perfectly entwined

      Сердце отчаянно стучит и подгоняет: быстрее, быстрее! Они бегут, спотыкаясь и падая, вслепую, наугад, не разбирая дороги. Ветви деревьев смыкаются над головой, загораживая дневной свет, но в слабом сумраке не сложно разглядеть подобие тропинки. Луи надеется, что она приведёт их к месту, где остался арендованный автомобиль.       На исходе сил девушки спотыкаются о ветки и кочки, падают, поднимаются благодаря сильным мужским рукам и бегут дальше. У Луи лёгкие горят огнём, и нет другого желания, кроме как остановиться. Нельзя. Далеко в лесу эхом разносятся гневные окрики военных — их ищут. И найдут, если они не успеют добраться до машины и уехать прочь. Дальше от этого лживого места, которое обещало им защиту, а принесло лишь ужас и горе.       Лес замер, жадно наблюдает за исходом погони. Крепкие, широкие стволы скрипят, когда ветер путается в высоких раскидистых кронах. Сухие палки под ступнями звонко хрустят, привлекая излишнее внимание. Каждый раз, когда кто-то наступает в природную вариацию ловушки, вызывая этот жуткий скрип, плечи Луи вздрагивают от напряжения. Он задерживает и без того сбившиеся дыхание, в ужасе ожидая выстрела.       Смерть приходит с другой стороны. Всё такая же неестественная, пахнущая гнилью и разложением, отвратительно рычащая. Там, где рельеф меняется, где лесное полотно из мха и осыпавшихся хвойных иголок резко уходит вниз, притаилась группа заражённых. Лиам слышит их копошение, мёртвое порыкивание и вовремя хватает Луи за локоть.       — Стойте, — громким шёпотом бросает он Найлу в спину, и тот останавливается, будто вкопанный.       Голубые глаза в ужасе расширяются, и Луи краем глаза видит, как друг замирает, даже не дышит. Отстающие от них девушки оказываются в сравнительной безопасности за огромным поваленным с корнем деревом.       К счастью для них, заражённые заняты своей добычей: мелкий зверёк, может, кролик или ласка. Они, словно животные, рычат друг на друга, раздирают окровавленную тушку на лоскуты. Мёртвые, искорёженные смертью и безумием лица, пугают, а где-то за спиной слышатся выстрелы.       Мысли мечутся в голове вихрем, и от волнения и страха потеют ладони. Луи сжимает кулаки, хаотично рассуждает. Решение нужно принимать быстро, пока твари, ещё так недавно называвшиеся людьми, не подняли свои головы от пиршества и не заметили их, кусок побольше и полакомее. А так же военные, не оставившие надежды присвоить себе женские тела и, возможно, отомстить. Луи не уверен, насколько сильно они испортили тем жизнь своим побегом.       — Медленно, — одними губами произносит Луи и показывает большим пальцем за спину, туда, где под сенью мёртвого, выкорчеванного дерева прячется Гарри, глядя испуганными глазами на друзей.       Каждый шаг назад словно выстрел в русской рулетке — или повезёт и на твоей очереди не окажется патрона в обороте барабана. Или смерть. Луи едва может различить куда именно наступает. От осознания происходящего в голове шумит кровь, эмоции путают мысли. Ужас Гарри, просачивающийся в его лёгкие вместе с пахнущим елями воздухом, похож на падение с обрыва — холод в груди и щекочущее позвоночник ощущение.       Им везёт. В который раз, удивляется Луи. Они оказываются за крепким стволом, отделённые от заражённых. Но прежде, чем кто-нибудь успевает перевести дыхание, позади слышится звук приближающейся погони. Луи сжимает руку Гарри, приподнимается и выглядывает из-за дерева: только один из инфицированных реагирует на звук, остальные продолжают копаться в грязной, пропитанной кровью земле. Но это ненадолго, ещё минута, может, две, и они будут потревожены звуками, что издают военные.       Один из них уже хищно прислушивается. Вблизи видны его чёрные дёсны, вымазанные кровью, оскаленные зубы с налипшими кусками плоти и шерсти. Погибнуть в пасти такого существа, не знающего пощады, не чувствующего боли — что может быть страшнее? Заточение и сексуальное насилие против ужаса быть съеденным заживо.       Луи понятия не имеет, что предпочтительнее, и не собирается тратить драгоценные секунды на раздумья. Он лучше попытается всех спасти. В голове из ниоткуда рождается рискованный план. Его приносит летним ветром вместе с голосами преследующих их мужчин, он искрится в редких лучах, которым удаётся проникнуть сквозь заграждение густых веток. И Луи верит в их удачу, верит, что всё получится, а потому произносит:       — Значит так, — Луи возвращается на своё место, тихо шепчет, оглядывая друзей. — У нас нет возможности их обойти, поэтому мы побежим обратно.       — Сдадимся? — удивлённо спрашивает Элизабет. Влага блестит на её раскросневшихся от бега щеках, на тонкой девичьей шее. Саманта сжимает на горле рубашку Мэтта, и обе они само воплощение женственности. Они окажутся поруганы и уничтожены очень быстро, мертвы внутри.       — Нет, нет, — спешит успокоить Луи. — Мы попробуем сделать так, чтобы инфицированные последовали за нами.       — Я понял твой грандиозный план, — задыхается неверием Найл. — Военные подберут то, что не успеют доесть зомби. Это просто гениально!       — Ты идиот, — качает головой Луи. — Им очень сильно нужны девушки, поэтому они не отстанут. Но если мы отвлечём их внимание на что-то более серьёзное…       — Например, на попытку спасти свою жизнь! — вклинивается Лиам.       — Совершенно верно! Столкнём их лбами с заражёнными. И пока они заняты друг другом, постараемся выскользнуть из мышеловки.       — А если они расстреляют нас на подходе, вместе с хвостом из этих тварей? — Найл неопределённо машет рукой назад, туда, где гнездится кучка монстров, когда-то бывших людьми и совершенно невиданным образом превратившихся в кровожадных каннибалов.       — Они не сделают этого, вот увидишь. Они горят желанием получить женские тела, поэтому в Сэм и Элизабет стрелять не будут. Вы побежите за ними, — обращается Луи к своему парню. — Гарри, держись за Самантой, Лиам — за Бэтси.       — А я, я?! — паникует Найл. — Для меня ты девушки не нашёл!       — Ты побежишь за мной. Моё тело им тоже пришлось по вкусу.       — Но я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от силы привлекательности твоей задницы, — ноет Хоран.       Никто его уже не слушает, ребята поднимаются на ноги, осторожно держась за дерево и друг друга. Всё такие же обессиленные, измученные волнением и произошедшей всего час назад трагедией, но они встают, потому что ещё никто не готов сдаться, выстраиваются так, как сказал Луи.       — Недооценивай красоту моего парня, — улыбается Гарри.       Он пытается шутить, но уголки губ подрагивают от напряжения, и Луи делает шаг в его сторону, чтобы поцеловать. Скользит губами по коже лица своего парня и молится только о том, чтобы сохранить его жизнь в этой безумной гонке со смертью, в которую превратился каждый день.       — Я всегда удивлялся, почему ты повёлся на него, — ворчит Найл. — Я сдохну, точно сдохну в этом лесу.       — Никто не умрёт! — уверенно произносит Луи. — Точно не сегодня. Пошли.       Он стартует первым, делает рывок в сторону людских криков, и ветки под ступнями ломаются и трещат. Ответом ему служит грубый неестественный рык, и головы заражённых появляются над стволом. Их отвратительные, движущиеся с неестественной хаотичностью тела лезут на поваленное дерево в попытке добраться до живого мяса. Пасти разинуты, и вонь, исходящая из них, не может сравниться ни с чем.       Уговаривать никого не приходится, ужас, что внушают эти создания, подстёгивает лучше плетей, кусает за пятки. Ребята стараются не опережать девушек, а в голове мельтешит шорох и горловое бульканье, что издают инфицированные. Новая погоня оказывается в разы страшнее прежней, и сидящий глубоко в душе суеверный страх перед неизвестным, перед тем, чего не понять, сбивает дыхание сильнее бега.       Они тащат за собой смерть. Затылком Луи чувствует всю мерзость, тянущуюся за ними гниющим шлейфом. Разложение и голод, две несовместимые по своей природе вещи сплелись вместе в этих существах. И хочется оказаться дальше от этой отвратительной насмешки над жизнью, вернуться в реальность, где всё было просто. А лес будто вторит его мыслям, шумит из-за путающегося в ветках ветра, такой обычный и заурядный.       Стволы расступаются в стороны, когда руки и щёки исцарапаны, а воздух вновь жжёт сильнее кипятка.       — Вот они! — кричит Луи, завидев одетых в камуфляж людей. — Приготовьтесь!       Первые мгновения знакомый им парень с бородой удивлённо выдыхает и его губы расплываются в широкой улыбке: меж тёмных жёстких волос видны желтоватые зубы. Но уже в следующую его глаза в ужасе расширяются. Он вскидывает ствол автомата и целится.       Военные решают, что это как раз тот случай, когда лучше сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Рёв автомата, отрывистые выстрелы пистолета и одиночные — винтовки: заражённых настигает стальной ливень. Пули врезаются в тело с влажным звуком, с хрустом, если на пути оказывается кость. Рык сплетается с человеческим визгом, и Луи изо всех сил старается не зажмуриваться. Сердце Гарри стучит у него во влажных от пота ладонях, его страх льётся по венам ртутью.       — Не останавливайтесь! — подгоняет Лиам.       Строй разбивается, когда их мёртвый шлейф отрывается: инфицированные останавливаются, увлечённые новой целью. Военные хоть и реагируют быстро, но бежать не думают — они расчитывают на огневую мощь. Луи бы не хотел оказаться среди них, в этом хаосе мельтещащих тел, когда каждая тень готова вцепиться в глотку и разодрать, когда непонятно где враг, а где свой.       Гарри хватает его за рукав, и Луи на бегу оборачивается, берёт его за руку, тащит за собой. Элизабет показывает в сторону, и они, не останавливаясь, меняют направление. Всем хочется оказаться как можно дальше от угрозы, но их цель — машина, брошенная среди домов у реки.       Луи рад, что девушки не теряют хладнокровия, не бьются в истерике в этой дикой, смертельно опасной ситуации, и только лёгкая вибрация боли, что исходит волнами от Гарри напрягает его.       — Нога? — спрашивает он, замедляясь. Гарри кивает, и теперь видно, как он прихрамывает.       — Думаю, мы можем больше так не нестись, — говорит Лиам, упираясь руками в колени.       Каждый из них едва дышит, но Луи находит в себе силы, он тут же усаживает Гарри на какой-то низкий пень, велит ему вытянуть ногу. После выстрелов, звучащих прямо над их головами, этих сумасшедших предсмертных криков людей тишина вокруг звенит: тонкий писк на границе сознания, который не проходит, если заткнуть уши ладонями. Он внутри головы.       Тишина, наступившая на смену выстрелам, кажется гулкой, необъятной, точно какое-то самостоятельное измерение. Никто из ребят не произносит ни слова. Им не хочется сердить эту тишину, не хочется будить спящего бесформенного зверя. Лучше вообще не шуметь.       Пусть спит.

〄〄〄

      Ночь наступает незаметно: начинается с лёгких сумерек, но под сенью деревьев и так отсутствует солнечный свет. Потом красное марево заката растягивается длинной полосой по небу, но очень скоро его насыщенный цвет растворяется в бесконечном пространстве небосвода и вовсе сходит на нет. Уже тогда приходит темнота.       Всё это время они бредут через лес, усталые и напуганные. Луи полагается на знания Элизабет, верит, что девушка, родившаяся в этих краях, всё-таки выведет их к автомобилю. Гарри чувствует его уверенность, она как крепкая трость — поддерживает и помогает делать каждый новый шаг.       Эхо больше не приносит звук выстрелов — военные остались далеко позади, занятые спасением собственных шкур. Или уже мертвы. Гарри не хочет об этом думать. Не может. Он испытывает настоящую ненависть, чёрную и ядовитую, когда понимает, что Мэтт мог выжить и спасти других своими знаниями в области медицины, но по воле глупых, невежественных людей погиб. Вместе с ним, кажется, погибла вера Гарри в людей.       Кожа Саманты холодная и влажная, когда Гарри берёт её ладонь в свою руку и сжимает. Девушка не поднимает глаз от земли, и он может только догадываться о чём она думает. Руку всё же не отдёргивает.       Саманта не его родственная душа, но тут не нужно иметь связи чувств, чтобы понять эту боль. Поэтому Гарри подстраивается и в молчании, без лишних вопросов и сочувствия, идёт с ней в ногу.       Прошло чуть больше недели с начала этого хаоса, а кажется, целая жизнь осталась позади. Он смотрит на их странную группу, измученные постоянной опасностью молодые люди и девушки, неподготовленные к выживанию в диких условиях, потерявшие самых близких, но отчаянно хватающиеся за возможность протянуть в этом аду ещё хотя бы день.       Поросль деревьев становится всё реже, и теперь между стволами можно разглядеть реку. Поднявшийся ветер морщит воду, собирает её складками, но на тёмной глади это едва заметно. Луна не выглядывает из-за серых туч.       — Становится слишком темно, — произносит Лиам. — Очень опасно добираться до машины сейчас.       Гарри оглядывается вокруг и понимает, что не узнаёт этого места. Река, без сомнения, та же, но дома другие и дорога уходит резко влево, за высокую насыпь поросшей травой земли.       — Мы сделали крюк, — поясняет Элизабет ещё до того, как кто-то успевает спросить. — Вышли с другой стороны. Автомобиль остался в конце улицы, вон там.       Девушка протягивает руку, указывая, и только теперь Гарри понимает насколько прав Лиам — в темноте летней ночи едва различимы силуэты девичьих пальцев.       — Но проблема остаётся, — Луи приобнимает Гарри за талию и хмурится, разглядывая пустые дома вокруг. Каждый из них может только молиться, чтобы те были действительно пусты.       — Я не собираюсь заходить ни в один из этих домов, — шипит Найл. В нём, как и в Гарри, всё ещё слишком живо воспоминание о том, как они проснулись, окружённые инфицированными. — Идём до машины.       — И пока мы идём по улице, мы как главное блюдо на столе, — возражает Лиам.        Растерянный взгляд Гарри блуждает с одного друга на другого. В темноте почти невозможно различить выражения их лиц, но по суровым голосам ясно — оба нахмуренны, и ни один не уступит. Поэтому Гарри переводит взгляд на Луи.       — Что скажешь?       Вместо Луи отвечает Саманта:       — Военные перестреляли всех заражённых здесь, — она внимательно вглядывается в чернеющие проёмы окон, одно за другим, проверяет не шевельнётся ли тень. Но всё спокойно.       — Это было неделю назад, — упрямится Найл. — За это время их могло прийти в два раза больше. Никто не знает, чем руководствуются эти твари, сколько в них осталось от людей. Они могут выжидать прямо сейчас, за любой из этих дверей, а когда мы войдём — сцапают нас и полакомятся. Держу пари, мои кишки невероятно вкусные.       Пониженный до угрожающего шёпота голос Найла звучит жутко в тёмной тишине улицы. Он — воспоминание случившихся трагедий, и одновременно с тем, пророчество тех страшных событий, что ещё произойдут. Гарри вновь чувствует игольчатые уколы ужаса, но Луи вовремя прерывает его набирающую обороты панику.       — Вероятность того, что тут повсюду инфицированные, есть. Теперь, надо думать, в любой точке этой проклятой страны в любой момент есть, вероятно нападения этих тварей, — Луи подталкивает Гарри в спину, направляет его в нужную сторону, и тот, так и не расцепив ладоней с Сэм, тянет её за собой. — Идём к машине плотнее друг к другу, и постарайтесь не издавать лишнего шума.       — Луи, мы безоружны и слепы в темноте, — настаивает Лиам. Элизабет хватается за него в поисках защиты. Глаза девушки кажутся Гарри бездонными.       — Верно, Ли. Тут как ни крути, один вариант хуже другого, — внутри Луи нет воодушевления, лишь каменное спокойствие, принятие ситуации. Он понимает, насколько плачевно их положение, и берёт то, что есть, делает то, что может делать. — Но как я заметил, они тоже довольно плохо видят, ориентируются в основном на слух. Поэтому ночью у нас есть дополнительные шансы.       Гарри прислушивается к его словам. Прислушивается к его чувствам, и с интересом различает среди страха и неуверенности слабый огонёк надежды и благодарности. Среди свалившегося на них дерьма это чувство кажется ему неподходящим. Ему не место на мёртвой улице и не время среди тёмной ночи. Но оно есть, и в нём весь Луи. Гарри улыбается собственным мыслям уголками губ и думает о том, как сильно он любит своего парня.       — Я всё ещё считаю, что чем быстрее мы передвигаемся, тем больше у нас шансов, — обращается Луи к Лиаму. — Мы рискуем в любом случае, и единственный шанс снизить риск на всём отрезке пути — это уменьшить время его прохождения.       — Только это не компьютерная игра, — шепчет себе под нос Саманта так, что, кажется слышит только Гарри, и вновь сжимает плотно губы.       Дорога в ужасном состоянии, в ухабах и рытвинах. Воздух провонял трупной вонью и гнилью. Гарри зябко ёжится, со страхом поглядывая вокруг. Их путь лежит меж истерзанных заражёнными домов: оконные рамы покачиваются на ветру, вырванные тяжёлыми ударами, а под ногами то и дело хрустят осколки стекла. Каждый такой звук проходится по нервам, и кажется на него вот-вот сбегутся монстры.       Но вокруг не слышно дикого рыка, продолжает шуметь лишь ветер. Сквозь собственную сосредоточенность Гарри прислушивается к мыслям Луи. Тот оборачивается, улыбается в ответ. Длинные ресницы на миг прикрывают светлые глаза, а уголки губ едва поднимаются вверх, но ему удаётся выглядеть так, будто самая главная тайна Вселенной скрывается в этой голове, и он готов её поведать. Гарри чувствует, как бьётся сердце от осознания, что эта тайна и это сердце принадлежат ему.       — Всё будет хорошо, — подбадривает Луи, на секунду сжимая его пальцы в своих.       И действительно, впереди можно разглядеть их автомобиль, а усилившийся ветер, наконец, разогнал тучи. В свете появившейся Луны на металле играют блики и до относительно безопасного укрытия подать рукой.       На этом их удача всё-таки изменяет им. Возможно, Вселенная решает, что с неё хватит. Гарри слышит шорох чужих шагов. От них волосы становятся дыбом: настолько неестественно шелестит трава, как будто существо передвигается не на двух ногах, а на четырёх лапах.       Любой из них предпочёл бы встретиться с самым опасным лесным хищником, но на дорогу, пригнувшись к земле, выползает женщина. Её разодранный в кровавые клочья живот практически касается камней. Правая нога сломана и из колена торчит кость, поэтому существо передвигается на четвереньках. Глаза белёсо отсвечивают в темноте. Следом за ней, скаля зубы окружённые чернеющими дёснами, тяжёлой поступью тащится подросток.       Мгновение замирает. Вместе с дыханием, которое Гарри задерживает, в его теле останавливаются все остальные процессы. Скованное сердце больше не гонит кровь по венам. Страх отбирает контроль над телом, и всё, что остаётся, это замереть. Но опасность не слепа. Твари порыкивают, принюхиваясь.       — У нас нет ничего, отдалённо напоминающего оружие, — тусклым, обречённым голосом произносит Лиам.       — В машине моя бита.       Саманта решительно поправляет сумку на плече, сдвигая ту за спину, чтобы не мешала при беге, и медленно тянет руку к Лиаму. Гарри чувствует пустоту там, где секунду назад были её пальцы, и холод в груди от того, что потерял их прикосновения. Лиам отдаёт ей ключи, не оборачиваясь, не отводя испуганного взгляда от заражённых.       — Что если мы разбежимся в разные стороны? — шёпотом предлагает Элизабет. — Вряд ли эта штука быстро бегает. Да и нас больше, они растеряются от количества целей.       — И соберём ещё больше тварей, — качает головой Луи. Гарри жалеет, что не может разглядеть как следует его лицо в темноте. — Сэм, беги к машине, мы постараемся отвлечь, но не шумите. И не дайте себя укусить!       Луи сдвигается, и тварь шевелится, поворачивает голову в его сторону. У Гарри внутри колотится сердце, вновь запущенное подступающей паникой. Кровь стучит в висках, мешает думать. Эмоции Луи — холодный страх.       Словно два отражения в зеркале, они с Самантой почти синхронно разбегаются. Её светлые волосы, убранные в высокий хвост, поглощает тьма, и Гарри отворачивается. Его взгляд направлен на Луи, и тело интуитивно следует за ним, до того, как обдуманное решение успевает сформироваться в голове. Инстинкт работает безотказно. Луи — цель, страсть, нужда. Для Гарри Луи — сама жизнь.       Звук их шагов негромкий. Он гораздо тише того, что издают инфицированные, бросаясь вдогонку. Гарри не может обернуться, знает, если он увидит позади эту тварь, остатки мужества покинут его. Поэтому он концентрируется на вдохах, которые делает Луи. Размеренное, сосредоточенное дыхание. В далёкой, теперь кажущейся практически нереальной Англии Гарри часто считал его вдохи, пытаясь уснуть рядом. Это успокаивало.       В расчёт Луи входило, что заражённые разделятся, бросятся вдогонку за Лиамом или Найлом, но невезение действительно коснулось их своей тленной ладонью. Обе твари следуют за ними, и Гарри чувствует сожаление своего парня, чувствует страх и отчаяние, передающиеся через лёгкое прикосновение ладони Луи к его плечу.       — Спрячься в том доме, — подталкивает он к приоткрытой двери, а сам вбегает в соседнюю.       В здании темно. Гарри спотыкается о собравшийся складками коврик у порога, врезается в стену плечом. Саднящая боль приглушает чужие эмоции в его голове: на какие-то мгновения становится почти не слышно трепета сердца Луи.       С занавесками на разбитых окнах играет ветер. Гарри даже не успевает испугаться их мельтешению — отвратительное подобие человека вползает следом за ним в дом. Он видит её склеившиеся от грязи и земли волосы, белую кость, торчащую из колена. Весь внешний вид этой твари противоречит самому понятию “жизнь". Но она существует. Её голодные глаза следят за ним, а верхняя губа приподнимается в животном рычании, оголяя чёрные дёсны.       Гарри бросается к лестнице, надеясь, что повреждённая конечность не позволит ей справиться со ступенями. Он будто вновь возвращается в парк аттракционов, испытывает заново тот холодящий ужас. Но сейчас нет неизвестности, угроза не расплывчата. Она ясна и понятна, а так же близка, как никогда.       Гарри не оборачивается, чтобы проверить, смогла ли тварь последовать за ним. Он вбегает в ближайшую комнату, распахивает окно. Нога ещё побаливает, и Гарри боится приземлиться на неё при прыжке, боится повредить лодыжку ещё больше. Но выхода нет всё равно.       Всё вокруг, словно один сплошной кошмар, сон, от которого им всё не удаётся пробудиться. Гарри перелезает через раму, опускает ноги вниз и может лишь молиться, чтобы ничто не отгрызло ему его многострадальные пятки. Инфицированная бьётся у подножия лестницы — дерево скрипит под её неистовым напором и эти звуки слышно даже сквозь разделяющие их стены.       Две тёплые ладони оборачиваются вокруг лодыжек, заставляя ойкнуть от испуга. Гарри дёргается, готовясь к ужасающей боли, но вместо того, чтобы вгрызаться в подставленные сухожилия, его просто тянут вниз.       — Тише, — шепчет Лиам и добавляет, глядя в его расширенные от страха зрачки. — Прости, что напугал. Обе твари увязались за вами, и мы решили помочь.       — Луи!..       — Саманта и Найл проверят его. Давай слезай.       Опираясь на мощную фигуру Лиама, Гарри спускается на землю. Элизабет встречает его улыбкой. В её лице облегчение, и это наглядное доказательство, насколько близки они стали за неделю. Из незнакомцев превратились в семью.       Дверь в дом, из которого Гарри вылез, заперта. Стараясь не шуметь, они обходят её как можно дальше. Отступающая паника, будто отлив, схлынула, оставив оголённой прибрежную кромку пляжа. Теперь Гарри чувствует всё, что подавлялось страхом. Гарри чувствует липкое отвращение, которое испытывает Луи.       — Я больше никогда не выпущу свою биту из рук! — громким шёпотом сообщает Саманта, как только видит их на улице.       Она ловко сбегает по ступеням крыльца. На деревянной поверхности биты видны тёмные капли крови.       — Давайте быстрее уберёмся отсюда, — просит Найл, постоянно оглядываясь вокруг. — Их тут может быть дофига.       — Больше нет, не волнуйся, — успокаивает Луи, покидая сразу за Сэм дом, в котором спрятался. — Мы подняли столько шума, что если бы ещё заражённые были, они уже бы явились.       От Луи веет холодом. Вытянутая в его сторону рука Гарри медленно опускается, когда он быстрым шагом проходит мимо. Они торопятся покинуть это место, Гарри всё понимает, но есть в этой спешке что-то ещё. Неясная тревога рисует глубокую морщинку между бровей, и впервые за их совместную реальность Луи игнорирует беспокойство своей пары.       Ночь вокруг не просто темнеет, она теряет краски. Свечение луны тускнеет, а металл автомобиля не отражает бликов. А потом приходит это дикое ощущение. Гарри чувствует себя светом, попавшим в ловушку многогранного бриллианта: он не может вырваться из оцепенения, мир сжимается вокруг, темнеет всё сильнее.       Пока он пытается отдышаться, подавить приступ нарастающей паники, ребята рассаживаются по своим местам. Твёрдой рукой Луи запихивает его на последнее в машине место и захлопывает дверь. Сквозь туман, окутавший голову, Гарри видит, как Луи блокирует двери с помощью кнопок на приборной панеле, и под удивлённым взглядом Лиама, сидящего за рулём, закрывает последнюю дверь.       — Какого чёрта? — спрашивает Найл, когда Луи остаётся снаружи. — Что за шутки?!       — Моя лучшая шутка, — произносит Луи. Его голос звучит приглушённо сквозь металл и стекло. Гарри смаргивает наваждение и с трудом открывает окно, руки трясутся от ужаса.       — Лу…       — Прости, что так вышло.       Луи упирается руками в дверь, наклоняется так близко, что его красивое лицо расплывается перед глазами Гарри, а кончики волос щекотят кожу. Гарри вдыхает полной грудью родной запах, и ощущение грязного омерзения возвращается. Луи отстраняется, так и не подарив ему поцелуй. Последний поцелуй.       На его ладони между большим пальцем и указательным кровь. Много крови. Гарри даже не нужно видеть, что именно скрывают густые кровоподтёки: внутренние ощущения подсказывают ответ. Они обретают ясность, когда Луи отступает назад. Боится заразить.       — Нет! — вдруг произносит Гарри. — Нет!       — Прости меня, детка, — извиняется он, но Гарри не слышит. Он отчаянно пытается открыть дверь.       — Луи, мы тебя тут не бросим, — заявляет Найл, тянется к приборной панели.       В груди Гарри замирает в ожидании надежда — вот сейчас он откроет дверь, и появится возможность покинуть тесный автомобиль, дотронуться до Луи. Сжать его в своих руках и никогда не отпускать. Ощущение близкой потери дробит душу на мелкие кусочки, сводит с ума.       Крупная ладонь Лиама ложится на кнопки, а сам он зажмуривается и опускает голову. Широкие плечи дрожат, и Гарри не может понять, это сказывается напряжение или друг плачет.       — Какого чёрта? — злится Найл. — Ты охренел! Открой сейчас же.       Лиам лишь трясёт головой, до побеления костяшек сжимает вторую руку на руле. Гарри почти ненавидит его в этот момент.       — Спасибо, Ли. Гарри, ты должен понять, — медленно говорит Луи, словно с маленьким ребёнком. Пытается достучаться до рассудка, уговорить, но всё, что понимает Гарри, это скручивающая сознание боль. И это грязное, липкое отвращение от разъедающей его пару инфекции. — Мне очень не повезло, но это не значит, что и для тебя всё кончено.       Гарри отрицательно качает головой в ответ. Язык будто распух, едва двигается во рту, пальцы всё ещё пытаются справиться с дверным замком. Все слова Луи доходят до сознания с опозданием, словно пространство вокруг плотно набито ватой.       — Нет, — словно заведённый повторяет Гарри.— Мне же без тебя ничего не нужно.       — Не смей говорить так!       Луи сжимает пальцами его подбородок, вздёргивает вверх. В тусклом, померкнувшем свете луны ледяные глаза чуть заметно блестят. Гарри чувствует себя маленьким и незначительным, совершенно беспомощным.       — Теперь ты будешь жить за нас двоих. Ты должен вернуться в Англию. К моим сёстрам, — Гарри всхлипывает, когда пальцы больше не касаются его кожи. Луи отходит дальше, прячет дрожащие руки за спину. Их обоих бьёт крупная дрожь, заметная даже в темноте. — Сделай всё, что должен был сделать я. Пожалуйста.       Гарри не отвечает. Не может. Он пытается дышать, справиться с удушающей паникой, и даже не чувствует, как по щекам текут крупные слёзы. Внутри трещит по швам сердце, расползаются на тонкие нити органы. Тело болит так, будто разрушается физически.       — Я позабочусь о нём, — смутно доносится до Гарри голос Саманты. Её ладони на его груди.       Машина трогается с места, увозя его прочь от Луи. Гарри не в силах обернуться, он зажмуривается и сворачивается на сиденье. Сэм прижимает его к себе, и её тело глушит звук рыданий, полных безнадёги и отчаяния.       Надгробным камнем для его только что похороненного счастья становятся слова Найла. Вечно ворчащий и недовольный, скептик до мозга костей, в этот раз он произносит:       — Всё наладится, Гарри.       Тогда Гарри и понимает — самое страшное, что могло случиться в жизни любого человека произошло с ним. С ним и с Луи, которого он больше никогда не увидит.       А это значит, что нет никакой надежды на спасение. Впереди у них лишь отчаяние и смерть...