〄〄〄
В машине становится снова тесно. Но эта теснота даёт надежду, обещает спасение. Тело Луи, холодное и непривычно-далёкое, закутано в плед, и Гарри придерживает его рукой поперёк груди, совершенно не обращая внимания на ноющие от неудобного положения мышцы. Найл прижимает к себе Элизабет, уснувшую на его коленях, и в этих прикосновениях нет ничего непривычного. Простые, выработанные за жизнь на уровне инстинктов, касания. Словно все эмоции покинули его, чтобы перетечь в Гарри — он сжимает своего вновь обретённого парня и не отводит глаз. — Что с тобой? — интересуется Саманта. — Твои брови сведены, и напряжение не спадает ни на секунду, с тех пор, как мы покинули то место. В вечернем свете солнца её растрёпанные волосы золотятся, а глаза кажутся ещё больше, чем есть. Точно наполненные прошедшим ливнем и грустью. — Думала, что когда мы заберём Луи, ты станешь собой. Кожа его парня холодная и липкая. Голубые глаза прикрыты и не открывались ни разу с того момента, как Найлу и Сэм удалось запустить его сердце вновь. На шее тёмные пятна от пальцев Гарри. Раньше, до всей этой катастрофы, до того, как они попали в настоящий ад на земле, Гарри было бы крайне больно видеть своего Лу таким. Сейчас сердце бьётся ровно и внутри нет трепета, нет даже намёка на боль. Он воспринимает истерзанное тело Луи рядом с собой с каменным спокойствием и почти боится этого чувства. — Я не чувствую его. Страх, словно змея, свернувшаяся кольцами в груди. Бесконечная змея. Она поднимает голову и шипит, каждый раз, когда Гарри проходит очередное кольцо её скользкого, мерзкого тела. А до хвоста всё равно не добраться. Страх не заканчивается. — Он в порядке, я в этом более чем уверен, — настаивает Найл на тех же словах, которыми убеждал Зейна, когда он отказывался отпустить Лиама вести машину. Их новый попутчик, не обременённый узами дружбы, не верил в успех. Удерживая тяжёлую голову Луи на своих коленях, сидя в грязи и воде, Гарри с опаской поглядывал на его сжимающиеся в кулаки пальцы, на жёстко поджатые губы. И только Лиам смог сдвинуть затянувшееся противостояние с мёртвой точки; он подошёл совсем близко к Гарри, резким взглядом осадил Зейна и, не раздумывая больше ни секунды, наклонился, чтобы помочь поднять не пришедшего в себя друга. — Гарри, он в порядке, — вновь произносит Найл. Тот смаргивает наваждение, смаргивает сомнения, так же, как смаргивают с ресниц дождь. — Я верю тебе, Ни. Я просто, — тяжёлый выдох вырывается из груди против воли. — Я не чувствую его, понимаешь? Совсем рядом слышно рёв мотоциклетного мотора — Зейн не отстаёт, всё время держится ближе к гораздо более медленному автомобилю, набитому, по сути, чужими для него людьми. Рискует собой ради встреченного нежданно, нежеланно, соулмейта. Лиам смотрит только на дорогу. Ему не нужно провожать затянутую в тёмную кожу куртки спину взглядом, не нужно стараться разглядеть в сгущающейся темноте фигуру. Ровное биение чужого сердца внутри, вторящий собственному ритм, позволяют быть уверенным в безопасности своей пары. Именно этого стука, эхом отдающегося в венах, не слышит Гарри. Отсутствие отклика сводит с ума, и чтобы не закричать от отчаяния он сжимает зубы. Так хочется впиться в плечи Луи пальцами и трясти это истерзанное тело, лишь бы он открыл глаза. Лишь бы увидеть хотя бы на секунду синеву его глаз. — Дай ему время, — наконец подаёт голос Лиам. — Думаю, он в глубоком сне или что-то такое. Он очнётся, и ты вновь почувствуешь связь. Вот увидишь. Страшное слово “кома” они обходят стороной. Словно, если не произнести, то не существует. Детские убеждения Гарри оставил позади, вместе с пережитым ужасом: человеческая подлость военных, потеря родственной души и несправедливость произошедшего с Мэттом заставили повзрослеть раньше времени. Превратили мальчика в старика. Дождь закончился также внезапно, как начался. Сейчас в подступающем мраке будущей ночи на небе мерцают звёзды, не скрытые тучами. Но Гарри видит только стволы мелькающих деревьев и густую сень леса. Зато Саманта, откинувшись на спинку сиденья, наблюдает за горящими в небе точками. — Мы так много потеряли в этом бедствии, — задумчиво произносит она. — И я правда рада, Гарри, что тебе удалось сохранить. — А Лиаму найти, — вымученно улыбается он на её ободрение. Но вместо ожидаемой колкости Пейн только сильнее сжимает руль. — Мы ещё не в безопасности. Машина движется слишком медленно — Луи в его объятиях, и ради него хочется быстрее достигнуть места, свободного от инфекции, от въевшегося под кожу страха. Но впереди ночь, и только утром они доберутся до побережья. Линия электропередач остаётся позади. Гарри не собирается больше проезжать этот отрезок дороги никогда, а потому с лёгкостью прощается с ней. Но эпидемия давно вырвалась из-под контроля и разнеслась по всей стране — она стремительно летит от города к городу, скользит по улицам, лавирует между домами, над чёрными артериями канализации, между полных ночью окон. Инфекция догоняет, подбирается ближе. Как бы далеко они не убежали, пока остаются на материке — остаются в опасности. Но Луи дышит размеренно, Лиам держит руль твёрдо, а у Зейна есть план. И этого хватает сегодня, чтобы Гарри коснулся виска своего парня лёгким поцелуем и, даря надежду, прошептал: — Утром, Лу, уже утром.〄〄〄
Силы у Гарри остаются лишь на то, чтобы следить, как неумолимо приближается их холодный страж. Размеренной походкой Зейн идёт к машине, и в темноте ночи не разобрать выражение его лица. Видно лишь силуэт. Тьма съедает не только краски, но и звуки — он безмолвно плывёт по гравию, не издавая ни шороха. От оглушающей тишины становится не по себе. Кажется, будто они угодили в другое измерение, чужое и недружелюбное, а Зейн вовсе не человек — чудовище этого другого мира, способное поглотить душу. Но разум сильнее заскорузлого суеверия. Зейн человек, такой же как и они, а мир вокруг — это их мир. И оба эти значения пугают сильнее, чем предрассудочные фантазии. Во влажной темноте за спиной убийцы высится здание детского лагеря. Гарри с опаской оборачивается, чтобы посмотреть в заднее стекло автомобиля. Он оглядывает местность вокруг, стараясь рассмотреть движение — инфицированные могут оказаться совсем близко, а они, словно слепые котята. — Ну, чего замерли? — приглушённо из-за закрытых окон и дверей автомобиля доносится голос Зейна. — Выходите. — Думаешь, там безопасно? — Найл обращается именно к Лиаму, но обводит взглядом всех, словно по их лицам может просчитать уровень опасности снаружи. — Он уверен, что никого не осталось. Потирая правый висок пальцами Лиам достаёт ключ из замка зажигания и прячет в карман. Выбора у него не осталось — связь давит любое сопротивление, заставляет доверять и подчиняться своей паре. По бледности щёк, по опущенным уголкам губ можно понять насколько их друг устал. — Тогда идём. В конце концов, это последняя ночь в этой стране — её просто нужно пережить. Не глядя под ноги Гарри покидает автомобиль. Вокруг, на первый взгляд, тишина и пустота. Словно не только в этом здании, но и во всём мире не осталось людей, кроме них. Наверное такой сценарий конца света был бы гораздо предпочтительнее, чем борьба за возможность не оказаться в голодной пасти инфицированных каннибалов. Но именно Гарри грех жаловаться — Луи вернулся к нему. Пусть он ни разу не открыл глаза за несколько часов пути, но спокойное дыхание и бледность высоких скул, болезненная, но такая человеческая, показывают, что болезнь отступает. Неизвестно как и почему вирус внутри его тела расцепил свои беспощадные когти, но Гарри благодарен. У них появилась возможность выжить, выбраться из этого пропитанного кровью места вдвоём, и когда-нибудь потом они обязательно найдут ответы на все вопросы, излечат Луи окончательно и вернутся к своей жизни. Обычной и правильной. — Давай я помогу тебе перенести Луи внутрь? — предлагает Лиам. Его голос совсем тихий, под стать этому месту. — Я чувствую уверенность Зейна, так что, наверное, нет нужды проверять. — Хотела бы я быть в ком-то настолько же уверенной, — Саманта обходит машину, придерживая сонную подругу под локоть. В другой её руке зажата бита, с которой она не расстаётся со смерти Мэтью. — Давайте будем тише и поскорее уберёмся отсюда, — просит Найл, придерживает дверь, из которой вышел Гарри, рукой. Прежде чем он или Лиам успевают наклонится к спящему внутри Луи, Зейн резко захлопывает дверцу. Найл вздрагивает, отдёргивает руку назад, но молчит. Как и любой среди них, он боится убийцу с кровавым прошлым. И только Лиам способен дать отпор этому мужчине, завёрнутому в прозрачный плащ из самых тёмных грехов. — Оставьте ваш живой труп в машине и идите спать, — цедит Зейн сквозь сжатые зубы. Даже неверный свет фонаря не скрадывает его бешенство. — Я довольно вытерпел, пока ты вёл машину, Лиам. Больше не смей рисковать понапрасну. — Но Луи в порядке! — протестует Найл. — Просто организму не хватает сил на пробуждение. — Да мне плевать! — шипит Зейн. — Ты не можешь знать, ты не вирусолог! Вероятность того, что когда он откроет глаза, они всё ещё будут мутно-белыми слишком велика! А я бы не стал рисковать жизнью даже за половину процента. — Ну так ты не я, — на удивление спокойно произносит Лиам. Если бы они не стояли так близко, Гарри мог бы и вовсе не услышать эти слова. Полные горечи и смирения. Но он слышит, а Зейн, похоже, чувствует. Он оборачивается, и взгляд тёмных глаз растерянный, как после пощёчины. Гарри жаль его — должно быть так трудно впустить в свою душу чувства человека настолько отличающегося от тебя. — Я посплю в машине, с Луи, — пытается сгладить углы Гарри. — Тут всё равно никого нет, Зейн же сказал. — Нет! Никто не будет спать в машине, — уверенно отрезает Лиам. — Мы перенесём Луи внутрь. Ему тоже нужен комфорт. Как и всё в этой жизни, плохое и хорошее случается одновременно. Саманта вскрикивает, и в её голосе тонет болезненный стон Гарри. Он хватается за сердце и, не устояв на подогнувшихся ногах, припадает к металлу автомобиля. Грудь горит огнём, будто вместо свежего ночного воздуха он вдохнул раскалённой лавы. Горло сдавливает спазм, точно стальное кольцо затянуто вокруг шеи, мешает сглотнуть. Но внутренний дискомфорт и боль уступают место холодной рези страха, когда внутрь их тесного круга друзей влетает рычащий заражённый. По известной лишь этому восполённому вирусом разуму причине, жертвой он выбирает Лиама. Гарри не успевает даже моргнуть, с ужасом, который замедляет время, растягивает его до бесконечно тянущейся резинки, наблюдает, как это подобие человека обнажает зубы у шеи друга. Привыкший переживать лишь за свою жизнь Зейн следующее движение совершает инстинктивно. Такая разумная причина, такая неумолимая необходимость — сохранить Лиама. Гарри чувствует, как его челюсть открывается, чтобы предупредить, но слышит только влажный щелчок собственного рта; беспомощно наблюдает, как его друг, покачнувшись, падает в оставшуюся после дождя грязную лужу, отброшенный в сторону безжалостной рукой Зейна. Обломанные зубы заражённого, торчащие из чёрных дёсен, всё равно находят свою цель; впиваются в тёмную кожу куртки чуть выше ключиц. — Твою мать, твою мать, — причитает Найл, оттаскивая оглушённого Гарри в сторону. Сквозь пелену неперестающего жжения он видит борьбу Зейна и инфицированного. Невольный убийца против того, кто выбрал это ремесло осознанно. И как бы страшна не была тварь, созданная вирусом, дьявол в душе Зейна оказывается страшнее. Сила и хитрость позволяют ему победить движимого единственным инстинктом монстра. Коротким ножом, вытянутым откуда-то из рукава, он пронзает переносицу напавшего. Чёрная густая муть ползёт из раны вместо крови, когда Зейн вытаскивает лезвие. Заражённый с хрипом разжимает зубы и падает на колени перед ним. Грязные пальцы по инерции ещё сжимаются, хватая воздух. В темноте слышно лихорадочное дыхание напуганных девушек, шорох их одежды. Лиам так и замер в холодной луже, неверяще глядя на своего соулмейта. — Зейн, — почти молит он и тут же вскакивает с земли, разбрызгивая вокруг мутную грязь. — Зейн. Пальцы Лиама трясутся, когда он тянется рукой вперёд. И в то же самый момент одна пола тёмной куртки распахивается — как будто по мановению фокусника — и обнажает светлую ткань футболки: нигде на одежде не заметно крови или других следов того, что опасные зубы добрались до тела. — Кевлар, — произносит Зейн, но видя непонимающие взгляды окружающих, снисходит до пояснения. — Прочный материал, из которого шьют бронежилеты. А так же, делают вставки в мотоциклетные куртки. Лиам ничего не говорит. Не подходит, чтобы обнять. Гарри морщится от неприятных ощущений, овладевших телом, и с замиранием сердца наблюдает, как друг закрывает лицо ладонями. Кажется, он готов высказать своё беспокойство, звучавшее в голосе всего мгновение назад. Гарри надеется, молится о том, чтобы они с Зейном преодолели границы своих миров, и встретились, наконец. Но нет, Лиам отворачивается. Отгоняя вонь Зейн встряхивает головой, стягивает с рук перчатки и кидает их на лежащее у его ног тело. Одним рывком он открывает машину уже не глядя ни на Лиама, ни на Гарри, которому собирается помочь вопреки всем своим прошлым словам. — Будьте настороже, — деланно безразлично говорит он. — Я ошибся. Здесь ещё могут остаться заражённые. А ты, — кивает он Гарри, — помоги мне. Перенесём твоего парня внутрь. С молчаливой благодарностью, боясь разозлить друга добрыми словами для Зейна, Гарри наклоняется к машине, протягивает руку, чтобы коснуться спящего Луи. Пальцы обвивают его запястье неожиданно и резко. От страха он вздрагивает и бьётся головой о потолок салона. Боль внутри жжёт, снаружи, дополняя её, делая почти невыносимой, по затылку в разные стороны расходятся ледяные трещины мигрени. Но сиплый голос Луи из-под пледа стирает её: — К-какого чёрта, Г-арри!