Когда есть время

Обними меня крепче. Пожалуйста, не отпускай, не бросай. Ты такая теплая сейчас. Постой, куда же ты уходишь? Солнце еще не встало. О чем ты говоришь? Ничего не понимаю. — Мы расстаемся, Юнги, — ты уходишь, бесшумно закрываешь дверь, оставив после себя легкий шлейф своих духов. Все вещи давно собраны, а я и не заметил. Как же так? Я не смогу без тебя… *** Музыка стихла. Я взволнованно перекидывал в руках микрофон. Это прослушивание — последняя надежда выйти в свет, а не якшаться по подворотням и зарабатывать тем, что только поливать грязью все, что скажут. Ничтожество. Если меня возьмут, то тогда все точно узнают, кто такой Мин Юнги — я не буду молчать. Сначала вывалю в музыку, потом лично!.. Хочу видеть перекошенные лица тех, кто принижал меня и мои таланты. — К сожалению, мы не можем вас взять, — бородатый мужик, сидевший посередине стола, взял на себя смелость сказать мне это. На его лице не дрогнул ни один мускул. Полное безразличие. О какой жалости можно говорить?! Ты бы еще в носу поковырялся! Я с матами кидаю на пол дорогую технику, на прощание салютирую средним пальцем всем присутствующим и громко хлопаю дверью. Ну да, конечно! Уже успел нафантазировать себе! Кому ты нужен?! Меня рвет на мелкие кусочки, гнев перерастает в обиду, а вскоре и в отвращение к самому себе. Коридоры меняются прохладной пустой улицей. Уже не понимаю, что происходит. Стираю рукавом кофты соленые дорожки на щеках. Кусок говна, который возомнил себя золотом. *** Мама умерла: ее убил рак. Врачи ничего даже не пытались делать, просто махнули рукой, а позже играли давно разученную роль: жалость и вину. В тот момент я много чего сломал, в том числе и папин нос — эта сволочь пыталась свалить к одной из своих шлюх. Бросить меня решил! Кожа бледная, я изрядно исхудал, глаза, наверное, все время красные. И не понятно от чего: от слез или бессонных ночей. Моя жизнь окончательно испортилась, покрылась толстым непробиваемым слоем грязи, боли и всем тем, что есть еще отвратительней. *** Вызвал начальник. Что я, блять, мог сделать не так, продавая цветы? Что?! Он смотрит не как всегда с призрение, а по другому: этот придирчивый старикан гадко усмехается, пока я стою перед ним. Уже не боюсь смотреть людям прямо в глаза. Некоторые пугаются, первыми отводят взгляд, есть те, кто желает посоревноваться, но не выдерживают. Есть и те, кто не признает поражения, начинает наезжать, пытается унизить ни за что, хватается за пустяки. Мне нет дела до осуждений в свою сторону насчет волос (почти каждый месяц крашусь в разный цвет) или пренебрежительного отношения. Как, простите, мне относиться к дерьму? — Ты уволен, — последняя нить оборвалась. Черные длинные пальцы Неудачи сомкнулись на моей шее и сломали ее к чертям. Впрочем, без особых усилий. — Почему?.. — к горлу подступают неприличные оскорбления. Гнев. Он переполняет меня, наверное, всю жизнь. Если убрать его, то ничего не изменится. Может я проклят? — Я нашел тебе замену получше. Ты распугивал покупателей, — начальник сказал первое, что пришло ему в голову, и махнул рукой. Ублюдок. *** Сегодня слишком темно: лунный свет не пробивается через толщу облаков. Нет и звезд. Просто серая масса вместо неба, очень похожая на мой внутренний мир. Ночной холодный воздух блуждает под рубашкой. Так свежо. Есть такие, кто считают, что планета испорчена. Что нет смысла так жить. Но, скажу вам, сейчас, стоя у края крыши многоэтажного дома, можно с легкостью сказать, что мир прекрасен, а все остальное… Все то гнилое — это люди. Они сделали мир таким и усердно пытаются сделать такими и себя. Противно до тошноты. Наверное, это именно то, чего я не собирался делать никогда, как бы хреново всё не было. Бывало, проскользнет мысль, легкое желание, но его сразу затмевает ярость и упорное стремление показать всем себя. Сегодня не тот день. Меня поглотило с головой. Такой манящий обрыв в пустоту, туда, где мне и место. — Ну, давай… — зажмуриваюсь от подступившего страха, встаю на бортик. Свобода так близко. Выставляю правую ногу — под ней ничего. И от одной только мысли о смерти трясутся руки. Я, наверно, стал еще бледнее. Надо сделать всего шаг, хватит небольшого толчка в спину. Но даже некому толкнуть. Позади неприятно скрипит дверь на крышу, слышатся медленные шаги. Только не это. Сейчас он или она меня остановит, начнет читать глупые лекции… Но все мои предположения моментально развеваются по ветру, когда рядом, всего в двух метрах от меня, на бортик встает незнакомый парень. Он кажется младше. Похоже, этот гребанный мир никого не щадит. — Ты ведь не против? — улыбается вяло, даже не смотрит в мою сторону. Если бы я увидел его на улице, среди всей этой толпы, то точно бы не решил, что встречу тут. Яркие рыжие волосы, еле заметные морщинки возле глаз. Часто смеётся… Солнце не должно тянуться к земле поздней ночью. Абсурд. Но тем не менее он тут, готовый в любую минуту оставить позади все. Таким секунду назад был и я. — Почему? — не смог удержаться от вопроса. Хоть в конце своей никчемной жизни буду не один. — Знаешь, когда все вокруг тобой пользуются, говорят, что вы друзья, а потом даже не прощаются? И так раз за разом. Дальше невзаимная любовь. Она опозорила меня при всех. Кстати, те, кто так громко ржал, когда-то были моими «друзьями», — парень сглатывает неприятный ком в горле. — Я уже давно ни с кем не пытаюсь общаться: это утомляет, — я решил подойти чуть ближе, хочу заглянуть в его глаза, найти схожесть. — Пак Чимин, — наконец он поворачивает ко мне голову, и я вижу это, не так глубоко, прямо на поверхности. Невообразимая боль, несвойственная ребятам его возраста, туманом застилала взор. Как же мне было это известно… — Мин Юнги, — кошусь на пропасть всего. Этот бортик — черта, разделяющая наш мир и мир мертвых. Та, о которой так часто пишут в книгах, прямо тут. Она всегда была здесь. — Я не хочу больше существовать, — его голос совсем тихий. Но мне все понятно, как никогда. Он уже готов. Он решил подождать меня. Неудача давно переломила мне шею и сейчас уже не держит. Только злобно усмехается, сидя где-нибудь в тени, наблюдая и потирая с наслаждением свои костлявые липкие руки. Что сказать? «Ты победила». Мы с Чимином больше не говорим ни слова, просто слушаем последние завывания ветра, как бьется в последний раз сердце, смотрим, как гаснет последняя для нас звезда. Этот парень зарыл мои сомнения туда, где меня больше нет, и я ему за это благодарен. С тяжелой душой лететь долго. Мы прыгаем. Мы в последний раз пересекаемся взглядами. В них нет сожаления. Ни у одного. Многие говорят, что, когда падаешь, понимаешь — все можно исправить, кроме того, что ты уже падаешь. И еще ты должен бояться и все осознать — понять свое предназначение и смысл. В этот момент я ни о чем не думал, просто падал. Уже не холодно, не жарко, и сердце молчит. Удар. Вспышка боли сразу же растаяла, расплылась где-то вне моего сознания прозрачным пятном. Вместе с этим липкая, вязкая, но такая желанная темнота приняла меня в свои объятья. Как же долго мне этого не хватало. Надеюсь, Чимин испытывает тоже самое. Надеюсь, это конец.