From Ice to Fire

Прошла без малого неделя. И, если честно, эта неделя немного разочаровала Курта. Не то чтобы в его жизни произошло что-то такое, что могло по-настоящему расстроить, как раз-таки наоборот. Огорчал тот факт, что это была скучнейшая неделя за последнее время. Время, проведенное в знакомстве с Блейном. Тот, к слову, словно ушел в подполье. После той самой ночи, когда они разговаривали на полу в коридоре, они ни словом не обмолвились. В буквальном смысле. Курт не говорит с Блейном уже неделю. Речь даже не шла о каких-то обидных словах в свой адрес, — видит Бог, Хаммел давно привык — это было полное игнорирование со стороны хоккеиста. И лишь изредка тот бросал косые взгляды в сторону парня, не говорящие о его состоянии ровным счетом ничего. Стоило все же отметить, что Вайоминг Хаммелу невероятно понравился. И аэропорт тут был хоть и маленький, однако безумно красивый. Курт никогда в своей жизни не видел такое количество снега! Он был буквально повсюду. «Настоящая столица хоккея», — подумал он про себя. Парни один раз даже утащили его играть в снежки, и в этот момент Курт словно вернулся в детство, совершенно забыв о своей испорченной снегом прическе, о дорогих штанах из новой коллекции, которые сейчас были больше похожи на мокрую тряпку, и о тех кожаных перчатках, за которые отдал почти половину своей зарплаты. Хаммелу даже удалось на время забыть о своих душевных тяготах. Вот только стоило ему вернуться в свой номер, как проблемы снова рухнули ему на плечи, не дав парню даже принять согревающий душ. Хотя даже во всем этом сумасшествии есть свои положительные стороны. Курт снова начал писать. Уже очень долгое время Хаммел не прикасался к ручке, если не считать статей по работе. С самого своего детства он мечтал написать книгу, хотя даже не представлял, про что она будет. Уже в юном возрасте, когда мальчик стал проявлять все больше интереса к творчеству, он хорошо подумал над идеей книги и решил, что будет писать сказки для детей. И сейчас Курт понимал, что не прогадал. Дети — самая благодарная публика. Курт убегал в творчество. Пережить потерю матери в восемь лет ему было очень непросто. Практически невозможно. Поэтому мальчик нашел способ хотя бы на время забывать всю боль, что неустанно преследовала его, побегом в другую реальность. Именно писательство стало в итоге его спасением на многие годы и помогало во все трудные времена. К своим двадцати четырем годам юноша опубликовал несколько коротеньких сказок, которые, кстати говоря, в узких кругах имели успех, но на предложение опубликовать «что-то посерьезнее» всегда отшучивался и отказывался. У него были многолетние наработки и даже некоторые куски того произведения, которые он вынашивал в себе почти всю жизнь, но всегда боялся сесть за него и закончить начатое. А в последнее время и желание писать для себя куда-то улетучилось. Он распалялся на работу, оставляя свое творчество «на потом», пока вдохновение стремительно покидало когда-то воодушевленного мечтой парня. Но Блейн Андерсон сумел разбудить что-то в душе Курта. Все чаще тот ловил себя на мысли, что было бы неплохо пометить ту или иную фразу, записать мысли, а в тот самый день, после разрядки на улице в виде боя снежками, пришел в номер и засел на ноутбук. У них было несколько свободных дней перед следующим матчем, которые Хаммел полностью посвятил давно забытой мечте. Воистину, боль вдохновляет. Монтана прошла для Хаммела незаметно. Он не сомневался, что его команда победит, ведь, по словам Сэма, «там одни доходяги, мы их по-любому сделаем». И, как водится, блондин не прогадал. Наверное, это был самый разгромный матч за всю историю команды «Грейт Фоллс», и Курт старался сделать свою статью более нейтральной, чтобы радость от их победы не была такой явной. Теперь они прилетели в Аризону. У них осталось три игры. Господи, всего три! А что потом? Потом, дорогой мой Курт, ты вернешься домой, будешь писать свои любимые статьи о моде, снова уйдешь с головой в работу и будешь в одиночестве приходить в свой холодный дом. В свой отремонтированный, но по-прежнему пустой дом. Глупым было надеяться, что Блейн изменится, что ради него поменяет всю свою жизнь и бросит то, к чему шел столько лет и с таким трудом. И, видимо, своим упорным молчанием он окончательно решил поставить во всем точку и не давать больше Хаммелу никаких надежд. Ну, Курт не мог осуждать хоккеиста за его решение, однако разбитое сердце не стало болеть от этого меньше. Что-то в Блейне его зацепило, да так, что не отпускает даже после всего случившегося. Но ничего. Скоро все пройдет. Должно пройти. *** — Сэм, Пак, подождите, — Курт, задержавшись у транспортера, теперь пытался догнать команду, с трудом утаскивая за собой новый чемодан, который прикупил накануне перед отъездом, так как и вещей у него значительно прибавилось. Негоже ведь ходить в одном и том же уже столько времени. На самом же деле Курт просто решил отвлечь себя от грустных мыслей безобидным шоппингом и, как обычно, увлекся и немного переборщил. Зато настроение у парня значительно улучшилось. Ему удалось достать те невероятно узкие штаны, за которые пришлось оставить номер мобильного какому-то Чендлеру, но этот красный джинс, который облегал его ноги сейчас, словно вторая кожа, того стоил. А черная рубашка с красной отделкой на воротнике стала приятным дополнением. Так что пусть Блейн и игнорирует его уже несколько дней, Курт будет добиваться внимания к себе любыми возможными способами. Поэтому даже челка его сегодня была немного выше обычного. — Ты сейчас пополам сломаешься, — посмеялся Сэм, останавливая парней, чтобы дождаться не успевающего за ними журналиста. — Давай сюда, принцесска, — беззлобно гоготнул Пак, выхватывая из рук Хаммела его тяжелую ношу. — Помогу чем смогу. И он взял и понес этот чемодан так легко, словно он не весил почти пятнадцать килограммов! Курт восхищенно приоткрыл рот. Потрясающая сила. — Спасибо, — Курт смущенно улыбнулся, поправляя сумку на плече. — Просто, понимаете, он зацепился за... — Курт Хаммел? Ты ли это? Откуда-то сбоку донесся смутно знакомый голос, и Хаммел, вспомнив за секунду его обладателя, захотел сейчас же сквозь землю провалиться. Нет, серьезно. Было бы очень даже неплохо. Метров так на двадцать. Потому что это было тот самый Себастьян Смайт. — Да, это я. Привет, Себастьян, — Курт повернулся, и возмущаться почему-то резко расхотелось. Во взгляде голубых глаз загорелся... интерес? Курт, непроизвольно наклонив голову, стал невольно разглядывать парня, которого не видел уже несколько лет. Смайт изменился за это время. Теперь перед ним стоял высокий, уверенный в себе (хотя, казалось бы, куда уж больше) мужчина с беспорядком на голове (они явно издеваются над бедным парнем), который, в свою очередь, тоже пытливо изучал Хаммела. — Какими судьбами любителя модного Нью-Йорка занесло в такие места? — усмехнулся Себастьян, откидывая с глаз мешающие волосы. — Да я тут по работе вообще-то, — запинаясь, проговорил Курт, мысленно отвешивая себе смачный подзатыльник. Какого фига ты робеешь перед ним, Курт? Он же бросил тебя после первого секса! Ты должен показать ему, что изменился и не потерпишь больше к себе подобного отношения. Ты, в конце концов, самодостаточный парень, который знает, чего хочет от жизни. Покажи ему истинную стерву. А что, если он изменился?.. — Я пишу цикл статей о хоккейной команде, — Курт с теплотой улыбнулся и немного повернулся, чтобы Смайт мог увидеть парней, которые стояли в стороне и терпеливо ждали журналиста. — Такой вот своеобразный пиар. Они настоящие молодцы! Уже выиграли четыре матча, и сейчас мы приехали на четверть-финал... — Господи, Курт, прекрати. Ненавижу спорт и этих вонючих качков, — Себастьян скривился, а хоккеисты зашептались между собой, услышав, видимо, последнюю фразу. Хаммел поспешил сгладить ситуацию. — А ты здесь как оказался? — Решил навестить старых друзей, — Смайт послал Курту одну из своих фирменных улыбок, и тот... Боже, нет. — Какая ирония, — Курт тихо засмеялся. — Не находишь? — Давай встретимся вечером, — проигнорировав его вопрос, предложил Себастьян. — Мы так давно не виделись. Будет, что обсудить. Краем глаза Курт заметил, что Блейн отделился от своей команды и направляется в их сторону. Первой реакцией было невероятное удивление и желание убежать от всех них, а второй... желание отомстить. Ох, Хаммел-Хаммел, не там ты включаешь стерву, ой не там. И прежде, чем он успел подумать... — Давай увидимся. Но только ненадолго: завтра матч и мне нужно быть в форме. Знакомься, Себ, это Блейн Андерсон. Капитан хоккейной команды «Тигры», — без перехода проговорил Курт, как только Андерсон приблизился. — А это Себастьян Смайт, мой бывший... — Курт замялся, — бывший одногруппник. — Очень приятно, — сквозь зубы ответил Блейн, протягивая тому руку. — Хаммел, ехать надо. Тренер ждет. — Жаль, не могу ответить тем же, — шатен проигнорировал протянутую руку, демонстративно отворачиваясь, а журналист смог услышать, как хрустнули костяшки пальцев хоккеиста. — Так что, Курт, встреча в силе? — Да, вот мой номер, — Хаммел протянул свою визитку Смайту. — Позвони мне вечером, а сейчас мне пора. — До встречи, — Себа еще раз тепло улыбнулся на прощание, и только присутствие Блейна отрезвляло Курта. Путь до команды они проделали молча. Курт чувствовал на себе осуждающие взгляды хоккеистов, а Андерсон и вовсе пошел сразу на выход, не дожидаясь вообще никого. Все медленно двинулись за ним, и парень неуверенно шел рядом. — Что это был за хмырь? — недовольным голосом спросил Сэм. Он явно был зол. — Один старый знакомый, — пожал плечами Курт. — Учились раньше вместе. — Что-то не нравится он мне, Хаммел. — Да просто он мудак последний, вот и все! — вклинился Пакерман, и парни одобрительно загудели. Всю дорогу до автобуса парни громко обсуждали Смайта, а Курт пытался, наконец, понять, какого черта он согласился на встречу с человеком, который в свое время причинил ему сильную боль. Все это не сулило ему ничего хорошего, к тому же позлить Блейна он уже успел, так что выходил из здания аэропорта Курт уже с полной уверенностью, что вечером откажется от всего и будет весь вечер сидеть в номере. Около открытых дверей автобуса стоял Андерсон, обнимая за талию очередную чирлидершу, теперь уже какую-то брюнетку. И, словно специально, как только команда подошла, он резко прижал ее к автобусу и страстно поцеловал, а девушка под ним лишь тихо постанывала, позволяя лапать себя за все места. Парни засвистели и закричали, и капитан, оторвавшись от девушки, пошел с ней внутрь, подбадриваемый улюлюканьем команды. Курт рассвирепел. Он знал, что Блейн был тем еще засранцем, но вот это уже переходит всякие границы. Да пошел ты, Блейн Андерсон. Игра началась. *** Он держался из последних сил. Но эти жалкие остатки сил с каждым днем покидали его все быстрее и быстрее, и он никак не мог остановить этот уничижительный процесс самораспада. То, что он не разговаривал с Куртом, Блейну никак не помогало. То, что он избегал его, скрывался по возможности, игнорировал, ему не облегчало и без того болезненного состояния, в то же время заставляя Курта тоже страдать. Какое ему вообще дело до этого проклятого журналюги? Какого вообще хрена его заботит этот мелкий педрила? Нет. Он больше не мог оскорблять его, не ощущая внутренней вины. Почему его, черт возьми, волнует поникшее состояние Хаммела? Почему ему не все равно на его огромные синяки под глазами, которые парень так старательно прячет под слоем тонального крема? Почему он не может спокойно спать, зная, что в соседней комнате парень что-то усердно пишет, хотя новую статью сдал буквально на днях? Он не знал. И что делать дальше, он тоже не знал. Когда в аэропорту к Курту подошел какой-то хмырь, Блейн напрягся. Когда тот оскорбил его команду, он мужественно терпел, внутри сгорая от гнева. Но видеть то, как смотрел на этого парня Курт, Андерсон не мог. Он был вне себя от ярости. Потому что так когда-то он смотрел на тебя. Рванув со своего места, он буквально помчался к этой сладкой парочке и как раз вовремя. Потому что этот хмырь приглашал Хаммела куда-то. И Курт согласился. А у Блейна в этот момент почему-то снесло башню. Глаза его застилала серая пелена гнева, а руки непроизвольно сжимались в кулаки. Блейн мог поклясться, если бы этот хмырь еще хоть слово сказал своим паршивым ртом, он бы его впечатал прямо в эту стену, порядком разукрасив его нахальное лицо! Как же много Блейну нужно было сказать Курту, когда они шли вместе это непозволительно короткое расстояние до команды! «Не ходи с ним, он ужасный человек». «Не делай глупости, чтобы не пожалеть о них». «Будь осторожней, ведь он опасен». Но все это было лишь обрывками мыслей в и без того больной голове. Он запутался в себе окончательно. Хоккеист всячески пытался убедить себя, что ему все равно, что он не должен смотреть на Хаммела как-то иначе, чем на других своих друзей. Смотреть на Курта. Он больше не был просто Хаммелом. Но это было тяжело. Прошлое снова стремительно настигало его, придавив бедного парня невыносимым грузом болезненных воспоминаний. Он всю жизнь бегал от него, скрывался от призраков прошлого, истощая себя, загоняя себя до бессилия, и что теперь? Оно снова догоняет его, как бы быстро он ни старался бежать. А если бы в тот раз все сложилось по-другому? Что если Курт действительно был прав тогда ночью, в коридоре? Хоть Блейн и был пьян в стельку, он помнил слова юноши почти дословно: «Если ты что-то чувствуешь, не смей отрицать это, не смей убегать от собственного «я». Оно в любом случае тебя настигнет, но потерянного времени уже никак не вернуть. Я вижу тебя и вижу, что ты борешься. Сделай, в конце концов, правильный выбор.» Слова болезненным набатом звучали в его голове день и ночь, не давая спать и хорошо играть. Несмотря на его состояние, они, конечно, выиграли эти два матча, но хоккеист, да и тренер, были недовольны: они могли отыграть гораздо лучше. Плюс ко всему его рана на ноге никак не хотела заживать. Он никому про нее не говорил, и даже пока удавалось скрывать от Сэма, но рана не затягивалась, хотя прошло уже около двух недель. Кажется, пришло время обратиться к врачу. Все эти проблемы просто сводили Блейна с ума. И Курт в компании этого великорослого суслика довел внутренний гнев до максимума. Курт, который говорил ему такие речи; Курт, который не отвернулся от него после всех тех паршивых вещей, которые произошли между ними; Курт, который не сдавался до последнего, теперь отвернулся от него. Поэтому, не услышав голоса разума, который твердил ему хорошо подумать о том, что он собирается сделать, полный решимости Андерсон, не дожидаясь команду, буквально помчался к автобусу. И его догадки подтвердились. Ну ничего, Хаммел. Не ты один здесь лакомый кусочек. Я тоже умею мстить. *** — Вся площадка разделена на три зоны: центральную и две зоны соперников. А эта красная линия в центре поля делит площадку пополам, а прямо посередине находится линия вбрасывания, а вот те... — Господи, Курт, прекращай, — Смайт раздраженно прервал поток слов парня, откидываясь на жесткое сидение. — Это все такая скука. — Вовсе нет, — Курт сразу заметно поник. — Я тоже раньше так думал, а потом понял, насколько интересная эта игра. — Тебе просто промыли мозги, Курт. Ты как маленький, ей-богу. Нахальство и самодовольство Себастьяна выводило Хаммела из себя. Вчера, по детской наивности, он подумал, что парень мог измениться за такой большой промежуток времени, но Смайт по-прежнему остался такой же заносчивой и высокомерной шлюхой (да, теперь он мог так говорить), какой был еще в университете. Курт понял это еще вечером, как только они пришли в какое-то местное кафе. Парень вел себя слишком вызывающе, всячески показывая свое превосходство перед бедным официантом, который, как мог, пытался угодить «столичному гостю». Хаммелу лишь оставалось сгорать от стыда, и все, что он смог, это оставить приличные чаевые парнише, чтобы хоть как-то загладить свою вину. Себастьян каким-то образом сумел уговорить его сходить еще и в кино, и Курт подумал, что это была действительно неплохая идея. Там, по крайней мере, не нужно было разговаривать с высокомерным засранцем, гордо именующим себя Себастьяном Смайтом, да и в номер возвращаться как-то не особо хотелось. Но даже в кино шатен не успокоился. Весь фильм он приставал к журналисту, пытался трогать его и один раз попытался поцеловать, после чего Курт пригрозил, что сейчас уйдет прямо посреди сеанса, если тот не перестанет. А вот к тому, что случилось уже в отеле, Хаммел не знал, как нужно относиться. Потому что это все было так... странно. Они уже подходили к нужному номеру, когда Курт заметил в номере Андерсона невыключенный свет. Кстати говоря, Себастьян весь остаток вечера вел себя крайне мило и любезно, они вспоминали свою учебу, и юноше уже даже не хотелось быстрей от него сбежать. Они шли, громко смеясь и разговаривая, немного обнимаясь, и Курт все время шикал, отчего они еще больше начинали смеяться. — Ну вот и мой номер, — они остановились, но Себа никак не отреагировал на слова парня. — Спокойной ночи? — Даже не позовешь меня на кофе? — похабно улыбнулся Смайт, приближаясь к журналисту. — Чтобы эта ночь не была такой спокойной. — Себ, думаю, не в этот раз, — Хаммел мягко оттолкнул друга, пятясь ближе к двери. Его настойчивость, мягко говоря, пугала. — Да чего ты ломаешься? — он был все ближе и ближе. — Ты не пожалеешь об этом. — Кажется, тебе сказали «нет», — спасительный голос взялся из ниоткуда, но как же Курт был благодарен его обладателю! — Тебя не спрашивали, — прошипел Смайт, тем не менее отходя от парня и поворачиваясь в сторону источника шума. Курт облегченно выдохнул. — Тебе пора домой, — практически прорычал Блейн, и по коже Курта побежали мурашки от такого тона. — Выход с той стороны. — Мне насрать, — в своей обычной манере отмахнулся Смайт. — Ты мне не указ. А потом все произошло слишком быстро. Курт успел только моргнуть, а через секунду Себастьян оказался уже прижатым к стенке, задыхаясь от сжавшихся на своем горле смуглых, возмутительно шикарных для хоккеиста пальцев. — Ты, ублюдок, не будешь так со мной разговаривать, ясно тебе? — по коридору разнесся запах алкоголя. Господи, неужели опять? — Ты в этой жизни никто, кусок говна. И ты не будешь, блять, разговаривать со мной в таком тоне, жалкий пидорас. — Блейн, отпусти его, — взмолился Курт, подойдя к парню и положив руку на напряженное плечо. — Пожалуйста. —Тебе, блять, просто повезло. Так что пиздуй отсюда, пока твои легкие еще могут нормально работать, — Андерсон буквально швырнул Смайта в сторону выхода, и тот, не оборачиваясь, быстро зашагал прочь. — Блейн, я хотел поблагода... — Просто будь, блять, аккуратней, — бросил хоккеист и, пройдя к своему номеру, громко захлопнул дверь. «Будь аккуратней...» — Может, пойдем в какое-нибудь более привлекательное место? — предложение Себы потонуло в общем гуле трибун. — Тише, перерыв закончился! — Курт вскочил со своего места, заметив выехавшую на лед команду. Господи, его ребята такие молодцы! Это уже четверть-финал, а на табло было семь-четыре, что говорило о вероятной победе «Тигров». Чем ближе они были к финалу, тем сложней и ожесточенней становились игры. Каждая следующая команда была сильнее предыдущей, но его парни не сдавались и упорно шли вперед, к победе. А Курт со своей стороны старался помогать им, увеличивая количество статей и постов в Интернете. Он стал замечать, что фанатов с каждым днем становилось все больше, а популярность команды стремительно росла, что, безусловно, не могло не радовать. Глядя сейчас на стоящих на льду парней, уставших, практически обессилевших, он был так горд за них! Его сердце наполнялось радостью после каждого взгляда на них. Эти парни заставили его поверить в настоящую дружбу, помогли почувствовать себя частью большой семьи и, наконец, приняли его таким, какой он есть, пусть и не без сложностей. И, несмотря на их многочисленные недостатки, на их грубые разговоры, они нравились ему. А говорили они так, потому что это спорт. Тяжелый спорт. Тут по-другому нельзя. Игра началась, а Смайт, слава богу, тихо сидел рядом и не мешал, уткнувшись в свой телефон. С самого своего начала игра обещала быть жесткой, ведь серьезные баталии развернулись уже спустя минуту после начала тайма. Абсолютно забыв о своем блокноте, он с головой погрузился в игру, вскакивая и крича вместе со всеми болельщиками в наиболее острые моменты. В нем буквально кипела и бурлила кровь. Азарт, адреналин бушевали в нем со страшной силой, и Курт не мог спокойно сидеть на месте. Он совершенно забыл про Себастьяна, который, изредка отрываясь от телефона, смотрел на него с удивлением и, возможно, с долей отвращения, но Хаммел этого не видел и не знал, наплевав на все вокруг. Он не видел ничего кроме хоккея, зато Себастьян вполне наслаждался открывшимся видом на аппетитную задницу журналиста. Игра уже подходила к концу, когда случилось страшное. Курт словно видел все в замедленной съемке. Блейн, Сэм и Азимио, как обычно, следовали своей схеме, захватив шайбу и ведя ее к воротам противника, но тут вдруг Блейн оступился, запнулся («Больная нога!», — промелькнуло в голове шатена), и на него с невероятной скоростью и силой налетел игрок из другой команды, буквально впечатывая его в бортик. А после того, как Блейн упал, на него налетело еще несколько человек. У Курта остановилось сердце. Он и раньше видел, как Андерсона бьют о бортик, но сейчас на льду происходило что-то совсем другое. Прозвучал спасительный свисток. Они выиграли, слава богу. Но команда не разъехалась, отмечая победу. Они стояли, склонившись над тем местом, куда упал Блейн, и тихо разговаривали. На лед прибежал врач. После чего парни подняли Блейна, подхватили его и повели в раздевалку. Господи, Блейн, что случилось? Что они с тобой сделали? Люди стали расходиться, и парни, подождав, пока толпа рассосется, тоже поднялись со своих мест. Первым порывом Курта была побежать за командой, узнать, что случилось, попытаться помочь. Но он вспомнил, что с ним был Себастьян. Бросить его одного Хаммел не мог, а пойти с ним... Ну нет, он же не самоубийца. Поэтому пришлось идти со всеми и ждать парней в холле, мучительно умирая внутри от неизвестности и страха. Смайт что-то увлеченно рассказывал ему, и Курт даже кивал ему на автомате, но мысли его были совсем о другом. Он боялся пропустить ребят, боялся упустить что-то важное и так ненавидел себя за то, что не мог быть с ними! — Курт, ты меня вообще слушаешь? — Себастьян заметил отсутствие Хаммела, но тот наконец увидел ребят, которые направлялись в его сторону. Блейна тащили на себе Сэм и Пак, но тот выглядел довольно... нормально. Неужели все обошлось? Курт повернулся, чтобы сказать другу о том, что ему нужно срочно бежать, и чуть было не наткнулся на его губы. Чего?! — Себастьян, что ты делаешь? Прекрати! — Курт не мог контролировать громкость своего голоса, и, кажется, это прозвучало довольно громко. — Это ты прекрати. Ломаешься уже второй день, как девственница, — Смайт с силой прижал его к себе, и как Курт ни пытался его оттолкнуть, у него ничего не получалось. — Прекрати, Смайт! Прошу, перестань! Внезапно ему вдруг стало свободно. Он открыл глаза и увидел рядом с собой сидящего на пуфике Блейна, который самодовольно ухмылялся, глядя куда-то за спину Хаммела. Тот обернулся: парни вели под руки извивающегося Смайта прямо на выход, и что-то подсказывало Курту, что одним разговором он не отделается. Ну и пусть. Этот мудак заслужил этого. И за то, что было в академии, и за сейчас. — Мы собирались выпить вечером в бар... — Я согласен, — перебил Андерсона парень, тяжело вздыхая и проводя рукой по уставшему лицу. — Что угодно, лишь бы забыть этот кошмар.