Что-то пошло не так

      К концу недели Гарри убедился, что дома что-то не в порядке. Дядя заколотил окна, заткнул дымоход в камине какими-то тряпками, запретил всей семье открывать двери и не расставался с кочергой. Тетя вздрагивала от каждого шороха и постоянно пригибалась, как будто боялась удариться лбом об невидимую притолоку. Когда она завизжала, испугавшись всплеснувшей от сквозняка занавески, дядя Вернон побагровел, нервно выдрал чуть не половину уса и постановил:       — Хватит. Мы уезжаем. Собирайтесь, быстро, все!       Гарри, которому собирать было нечего, философски пожал плечами и пошел проведать дядин бумажник, отдыхающий на каминной полочке.       Они ехали. Ехали всё дальше и дальше. Даже тетя Петунья не решалась спросить, куда они направляются. Несколько раз дядя Вернон делал крутой вираж, и какое-то время машина двигалась в обратном направлении. А потом снова следовал резкий разворот.       — Сбить их со следа… сбить их со следа, — всякий раз бормотал дядя Вернон.       Гарри подумал было, что за дядей охотится мафия. Скоро их догонят, с дяди потребуют два, нет, три миллиона фунтов, тетю и Дадли возьмут в заложники, а он… тут перед внутренним взором всплыл образ дрели. Скучнейший предмет. Дрели и мафия несовместимы. Так же как мафия и дядя Вернон. Хотя если затаившийся в Литтл Уингинге мафиозный клан использовал дрели как орудие пыток, а дядя поставил им бракованную партию и отказался менять по гарантии… Тут Гарри опять сбился с мысли, впечатавшись носом в переднее сиденье.       Дядя Вернон притормозил у мрачной гостиницы на окраине большого города. Дадли и Гарри выделили одну комнату на двоих — в ней были две двуспальные кровати, застеленные влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли тут же захрапел, а Гарри сидел на подоконнике, глядя вниз на огни проезжающих мимо машин и думая, гадая, мечтая…       На завтрак им подали какую-то малосъедобную дрянь. Дядя Вернон поболтал ложкой в заплесневевших кукурузных хлопьях и двинулся скандалить с хозяйкой гостиницы. Вернулся он бледный, с дергающимся глазом, выдернул семейство из-за стола и велел пошевеливаться.       Никто не знал, куда именно они едут. Дядя Вернон завез их в чащу леса, вылез из машины, огляделся, потряс головой, сел обратно, и они снова двинулись в путь. То же самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту и на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки.       — Папа сошел с ума, да, мам? — грустно спросил Дадли после того, как днем дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер их в машине, а сам куда-то исчез.       Гарри навострил уши, но тетя Петунья не успела ничего ответить. Вернулся дядя с каким-то пакетом в руках. По лицу его блуждала непонятная улыбка, которая Гарри очень не понравилась. А вдруг дядюшка и правда того?       — Я нашел превосходное место! — объявил дядя Вернон. — Пошли! Все вон из машины!       На улице было очень холодно. Дядя Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить.       В лодке было ещё холоднее, чем на берегу, а в хижине ещё хуже, чем в лодке. Огонь развести не удалось, а из еды дядюшка приобрел четыре пакетика чипсов и четыре банана. Голодные и замёрзшие, Дурсли и их племянник принялись устраиваться на ночлег. Тетя Петунья нашла в углу одной из комнат покрытые плесенью одеяла и устроила Дадли постель на изъеденной молью софе. Они с дядей Верноном ушли во вторую комнату, где стояла огромная продавленная кровать, а Гарри пришлось улечься на пол, накрывшись самым тонким и самым рваным одеялом.       Свернувшись в клубок, он следил за минутной стрелкой на светящемся циферблате часов Дадли. Через десять минут ему исполнится одиннадцать лет, и это будет самый дурацкий день рождения в его жизни.       Пять минут. На улице что-то заскрипело. Гарри поежился. Ещё не хватало, чтобы этот хлипкий домик сложился прямо им на головы.       Три минуты. Снаружи раздался непонятный звук, словно море громко хлестнуло по скале. А еще через минуту до Гарри донесся громкий треск — наверное, это упал в море большой камень. По крайней мере, Гарри на это надеялся.       Одна минута. Сорок секунд. Тридцать. Двадцать…       БУМ!       ТРАХ!       В дверь ударили с такой силой, что она слетела с петель и с оглушительным треском приземлилась посреди комнаты.       В дверном проёме стоял великан. Его лицо скрывалось за длинными спутанными прядями волос и огромной клочковатой бородой, но зато были видны его глаза, маленькие и блестящие, как черные жуки. Великан протиснулся в хижину и пригнулся, но голова его всё равно касалась потолка — уж слишком он был велик. Он наклонился, поднял дверь и легко поставил её на место. Грохот урагана, доносившийся снаружи, сразу стал потише. Великан повернулся и внимательно оглядел всех, кто был в хижине.       Дадли взвизгнул и, соскочив с софы, рванулся к вышедшей из второй комнаты матери и спрятался за неё. Тетя Петунья в свою очередь шагнула за спину дяди Вернона и пугливо пригнулась, словно надеялась, что за мужем её не будет видно. Гарри споткнулся, ударился об пол коленом, запутался в одеяле, и на четвереньках шустро пополз к тете. Если пригнуться за её юбкой, а сверху накинуть эту рванину, которой он укрывался, можно прикинуться большим комком тряпок. Ну или чем-нибудь в этом роде.       Дядя Вернон издал какой-то странный звук, похожий на скрип, и шагнул вперед.       — Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — заявил он. — Вы взломали дверь и вторглись в чужие владения!       — Да заткнись ты, Дурсль! А вот и наш Гарри!       Наш? Гарри охватила паника. Похоже, ветошью прикинуться не получится. Здоровенный, почти в два человеческих роста, косматый неопрятный хмырь пугал мальчика до дрожи, до завязывающихся в узел внутренностей. Гарри много чего боялся. Дадли с его бандой, собак, велосипедистов, директора школы, дяди Вернона в плохом настроении, но это были страхи привычные, знакомые. Понятные. Великан был чужим, странным, необычным, и от этого был куда страшнее, чем бульдоги тетушки Мардж.       — Ну что же ты, Гарри, — великан сделал два шага вперед и протянул руку. Гарри почувствовал давление в груди. То самое, что предвещало неприятности в виде исчезнувших стёкол, синих волос или непонятных прыжков на крышу школы. Великан наклонился. Гарри поднял голову, поймал взгляд маленьких черных глазок, зажмурился и заорал.       Раздался грохот. Потом хлопок. Потом в хижину ворвался ледяной ветер, и закружил по комнате причудливую ругань дяди.       Гарри рискнул приоткрыть один глаз.       Великан исчез. Вместе с ним исчезла и сорванная с петель дверь, зато на полу посреди комнаты валялся кокетливый розовый зонтик.       Тётя устало вздохнула и присела на софу.       — Придется ему все рассказать, Вернон. Они не отстанут. Будет только хуже.       Дядя махнул рукой и снова принялся ощипывать усы.       — Рассказать мне? Что? – робко поинтересовался Гарри, открывая второй глаз.       Дядя отчётливо заскрежетал зубами. Тетя скривилась, открыла рот, но её перебил панический вопль Дадли:       — Ма-ам! Пап! Лодку сорвало с привязи и унесло! Я не хочу оставаться тут навсегда!       Гарри вздохнул и снова закрыл глаза. Опредёленно, это самый отвратительный день рождения за всю его жизнь.