Изъян

От подобной бесцеремонности я потерял дар речи, изумлённо позволяя увести себя из душного зала. Эдгар никогда не позволял себе ничего подобного, и где-то внутри подняла голову слабая, ничтожная надежда, что причина его состояния… я. Чёртовы чувства, не к месту и не ко времени лезущие в голову!.. В пустом коридоре он завёл меня в первый попавшийся кабинет, тут же отпустив руку. Я отступил на пару шагов к партам, глядя на напряжённые плечи и вздымающуюся от глубокого дыхания грудь. Шумно выдохнув, мужчина с усилием провёл рукой по волосам, прохаживаясь по кабинету и не глядя на меня. Я продолжал следить за ним, не двигаясь и помалкивая. Откровенно говоря, мне было даже немного страшно, хоть я и понимал, что он последний человек, которого мне стоит бояться. Эдгар повернулся ко мне, практически вернувшись к привычному спокойствию, лишь несколько раз нервно дёрнулся кадык и плотно сжались губы. – Этот… Ярослав. У вас с ним что-то серьёзное? Я молчал, усилием воли не опуская взгляд и чувствуя покалывания в пальцах от проходящихся по мне волн его эмоций. – Дан, я всего лишь беспокоюсь о тебе, – проговорил истинный, и я прямо-таки почувствовал, что он еле сдерживается. – Всего лишь беспокоитесь? – иронично повторил я его слова, тут же пожалев об этом. Тот самый взгляд, который ещё минуты назад был направлен на меня в тишине грохочущего зала, вновь вынимал из меня душу. – Омеги в твоём возрасте часто идеализируют парней, к которым у них возникла симпатия, – он ступал крадучись, осторожно, словно вокруг дикого зверя, не сводя с меня взгляда. Я почувствовал, что постепенно начинаю сходить с ума и совсем скоро потеряю нить диалога. – Идеализируют?.. – вновь сработал эхом я, скептически приподняв бровь, чувствуя, как набирает обороты сигнально сработавшая реакция самозащиты. – Выдают желаемое за действительное, не замечая истинной сути. Дан, – моё имя в его исполнении в последнее время действовало на меня как прямой приказ, и я замер, внутренне застонав от собственной восприимчивости, – он не тот… кто тебе нужен. Я не сдержал усмешки, чувствуя, как от горечи сводит губы. Разумеется, он не тот, кто мне нужен. Тот, кто мне нужен, предпочитает играть роль заботливого дядюшки, не замечая, как от одного его присутствия я всякую минуту готов пойти на сделку с собственной совестью и произнести готовые сорваться с языка слова. – Не кажется ли вам, что у вас, блядь, нет права говорить мне всё это, Эдгар Данилович? Вы сами отказались от нашей связи, – я почувствовал, как подошёл к самому краю. Ещё чуть-чуть, и смысл моих слов станет очевиден. На миг в его глазах полыхнуло настоящим пламенем. Я почувствовал себя травинкой, гнущейся к земле под порывами взбешённого урагана. А затем всё вдруг стихло. Схлынуло, оставив тянущее чувство пустоты в груди. – Я знаю, – тихо проронил он, отступая на шаг и разрывая контакт наших глаз, заставляя меня ощущать физическую боль от этой потери. Несколько секунд он смотрел в окно, а я вдруг понял, что это первый разговор за последние несколько месяцев, коснувшийся нашей связи. Причём в этот раз из-за меня. Мне тут же захотелось отмотать время назад, но я всего лишь молчал, глядя, как бьётся жилка на его виске. – Я помню каждое слово, которое сказал тебе в тот день. И жалею о каждом, но не могу изменить прошлое, – Эдгар чуть повернул голову в мою сторону, но я был рад тому, что сейчас он не смотрит на меня и не видит выражение моих глаз. – Я… не смог довериться тебе. Чужому человеку, который мог просто разрушить весь мой мир, весь тщательно спланированный и продуманный уклад, который я расписал до мельчайших деталей. У меня был долг перед родителями, на которых я всю жизнь пытался равняться, перед Ильёй, которого я обещал защищать. Я не знал, на что ты способен, был растерян после нашей первой встречи. Ты вёл себя… странно. Позже я узнал почему. Я был дураком, Дан, – он грустно улыбнулся, сжимая весь мой внутренний мир до состояния сверхновой. – Боялся, что ты навредишь ему, когда узнаешь, что мы помолвлены. Обвинишь в том, что мы не можем быть вместе, решишь, что это он помеха. И заставил тебя себя возненавидеть. Чтобы ты винил меня, а не Илью, чтобы считал, что я принял такое решение по собственной воле. Что я сноб и бесчувственный засранец, который не заслуживает любви. Я прижал ладонь ко рту, подавив вздох. Он сделал это специально, чтобы перевести возможную агрессию с Ильи на себя, чтобы… защитить его. Отказался от пары, чтобы уберечь близкого человека. – Я понял, что ошибался, когда увидел, как ты относишься к Илье. С какой теплотой смотришь, какая забота сквозит в каждом твоём поступке. И с каким презрением ты смотришь на меня… Каждый мой вдох проходил словно сквозь сжатые тиски, каждое его слово рождало внутри бурю эмоций. – Я решил, что, возможно, ты никогда и не испытывал ко мне даже интереса, оттого так легко сошёлся с Ильёй. Что для тебя наша связь не имела какого-то особого значения. И смирился с происходящим. Но… мы пережили вместе тот кошмар, и у меня будто открылись глаза. Я беспокоился за твою безопасность, стыдился своей бесполезности, удивлялся твоей смелости, чувствовал нежность и благодарность, когда ты пытался помочь мне с раной. Я был восхищён. И полностью сражён тобой. Ты приходил ко мне в больницу. Наверняка по просьбе Ильи, но было так приятно думать, что… возможно, и на тебя наша разлука нагоняет тоску и апатию. Поэтому, стоило мне выписаться, я начал всё время находить причины для наших встреч. Замечать каждый твой жест и взгляд и думать, думать, думать… Я не верил, что ты сможешь простить то, что я решил всё за нас обоих, даже не выслушав тебя. Даже не дав нам шанс узнать друг друга поближе. Мне становилось тошно от того, что я сделал. Что я стал тем, кто причинил тебе эту боль, тогда как должен был разорвать на части любого, посмевшего так с тобой поступить. Прости, Дан. Я молча просил у тебя прощения каждый день, хотя давно должен был сказать это вслух. Он полностью повернулся и столкнулся со мной взглядом. Я знал, что он видит. Чистый, незамутнённый шок. Его голос дрогнул, а грустно-удивлённый взгляд скользнул по мне: – Мне казалось, это так очевидно… Моргнув, я прикрыл глаза, борясь с сошедшим с ума сердцем. В словах альфы вновь зазвучала горечь: – Я думал, что смогу сопротивляться нашей связи, что это ерунда, придуманная чувствительными омегами среднего возраста. У меня никого не было, я был… холоден к любовным связям, и мысль стать мужем Ильи, чтобы поддержать омегу и друга, потерявшего близких, казалась мне правильной. Я хотел его защитить, уберечь, и хочу до сих пор. И я молчал, потому что не хотел потерять вас обоих. Мы оба любили Илью, каждый по-своему. Только Эдгар любил его вовсе не так, как я считал... – Но больше не могу молчать, потому что боюсь, что из-за этого потеряю тебя. Не могу изображать равнодушие, потому что на самом деле мечтаю прикоснуться к тебе. Не могу задавать пустые вопросы, потому что хочу узнать о тебе всё. Каждый день притворяться, что наша связь для меня ничто, тогда как я чувствую тебя всем телом, стоит тебе просто пройти мимо. Я сам во всём виноват, я отдалил тебя собственными руками, а теперь безумно боюсь, что ты никогда не сможешь ответить мне взаимностью, – от его хриплого баритона, произносящего невозможные слова, у меня поджались пальцы на ногах, а к сбившемуся дыханию добавился жар под кожей. – Я сотни раз придумывал, как скажу тебе это, и сотни раз запрещал себе, не зная, как ты отнесёшься к моим словам. Я сидел в машине после работы, чтобы просто увидеть, как ты идёшь к остановке, и ни разу не смог заставить себя предложить поехать вместе. Не был уверен, что сдержусь наедине с тобой. Не мог работать ни дома, ни в институте, постоянно вспоминая твои слова, твой редкий смех и искреннюю улыбку. В конце концов, это заметил даже отец. Мою… одержимость. Я провалил свою роль. Я должен был следовать долгу, невозмутимый и непоколебимый, как мой отец. Но никогда за свои тридцать лет я не испытывал того, что чувствую к тебе. И знаю, что не смогу испытать ни к кому другому. Я не знал, сколько ещё смогу продержаться: мои стены, крепкие и нерушимые, на проверку оказались слабее бумажного кораблика, который накрыло волной цунами. Я не мог поверить в то, что видел и слышал. А он… Он ждал моего ответа. Он думал, что я равнодушен к нему, что до сих пор лелею обиду за сказанные когда-то слова. Что начал встречаться с кем-то другим, лишённый возможности быть с парой. Он всё это время… – Охренеть, – безумная, всепоглощающая радость, охватившая всё моё существо, испугала меня. Столько времени подавлять себя, свои эмоции и желания, запрещать мысли и чувства, убеждать, что это невозможно, и теперь узнать, что это взаимно… Взаимная невозможность. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Просто два человека, стоящие друг напротив друга в пустом кабинете. Но эти минуты, которые прошли с тех пор, как мы переступили порог кабинета, изменили, перевернули с ног на голову то, чем я жил. И в то же время словно вернули всё на свои места, так, как и должно было быть с самого начала. Эдгар, до сих пор следящий за каждой моей эмоцией, вдруг с удивлением и надеждой, вновь вызвавшей во мне поражение своей реальностью, проговорил: – Ты… Но его прервали медленные, короткие хлопки, раздавшиеся со стороны двери. На секунду я будто вновь перенёсся в зал, в котором сейчас выступали певцы, потому что эти хлопки напоминали... аплодисменты. Мы с Эдгаром одновременно повернулись в сторону двери, и только что ожившее нечто, хрупкое и волшебное, лопнуло как мыльный пузырь, задев нас прохладными брызгами. Дверь, до этого слегка приоткрытая, оказалась распахнута, а на её косяк опирался Ярослав, продолжая спокойно хлопать в ладоши. Увидев, что мы смотрим на него, он спрятал руки в карманы и заговорил: – Прежде чем бросаться такими откровениями, вам стоило бы проверить, насколько хорошо вы спрятались. Он иронично смотрел на Эдгара. Альфа, лицо которого стало замкнутым и холодным, сказал, тяжёлым взглядом сверля Ярослава: – Убирайся отсюда. Это не твоё дело. Ярослав вздохнул и перевёл взгляд на меня, пронизывая ледяной насмешкой. – Я удивлён, что он не оказался настолько откровенен, чтобы рассказать тебе о нашем недавнем разговоре. Я нахмурился, с недоумением и тревогой глядя на истинного. Эдгар резко вздохнул, поджимая губы. Ярослав продолжил, переводя взгляд с меня на альфу: – Он видел нас на стоянке и ждал возле кафе. И был так убедителен, приказывая мне оставить тебя в покое, что я даже ему поверил. Как оказалось, не зря. Вы хорошо устроились… – Ярослав, ты ничего не знаешь, – прервал я его, чувствуя, что происходящее всё больше напоминает фарс. Фарс, к которому я приложил немало собственных усилий и с которым не знаю, что делать теперь. – Это он ничего не знает, Дан, – отозвался Ярослав, отходя от двери и приближаясь ко мне. Эдгар тут же оказался рядом, прикрывая меня от взгляда другого мужчины. – Кажется, в прошлый раз ты всё же не понял меня до конца, – проговорил мой истинный. Я попытался обойти его, но Эдгар удержал меня за руку. Ярослав следил за нами с приподнятыми бровями. – Возможно. Зато понял теперь, – отозвался он. Осознав, что дальнейшее молчание только усугубит всё, я обратился к Эдгару, продолжающему удерживать меня и следить за Ярославом: – Он – истинный Ильи. Альфа замер, а затем перевёл поражённый взгляд на меня. Я испытывал вину перед ним за своё молчание, но у меня были мотивы не говорить об этом прежде. Я боялся, что это ранит его чувства к омеге. Теперь скрывать от него правду становилось опрометчиво, потому что он, как и Ярослав, воспринял происходящее совсем не так, как оно было на самом деле. Эдгар отпустил меня и посмотрел на нас обоих по очереди. – Тогда почему он встречался с тобой, а не с Ильёй? – У нас были причины для молчания, – я помедлил, пытаясь предсказать реакцию Эдгара на свои слова. Мне всё ещё сложно было отойти от испытанного ранее шока, поэтому происходящее казалось театральной постановкой с неопытными актёрами, каждый из которых знает слова лишь из своей роли и не читал пьесу целиком. – Получается, Илья даже не знает ничего? – Эдгар растерянно смотрел на меня. – Верно подмечено, – проговорил Ярослав, прожигая альфу презрительным взглядом, – и чем дальше, тем больше мне хочется исправить это упущение. Я посмотрел на него, начиная чувствовать гнев. Чёрт возьми, да, он решил, что мы предали Илью за его спиной. Но в чём виноват сам омега, который является его парой и на чувства которого ему, похоже, совершенно наплевать?! – Ярослав, чёрт бы тебя побрал, вспомни свои же слова! – попытался воззвать я к нему. – Подумай, блядь, хоть немного! Зачем мне уговаривать тебя ничего не рассказывать Илье, если, по-твоему, в моих же интересах, чтобы он бросил Эдгара ради тебя? Но альфа закрылся от меня, пустым холодным взглядом ответив на мои слова. Молча развернувшись, он вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. Несколько секунд прошло в тишине. Я молча смотрел на дверь, чувствуя всё больше охватывающую меня тревогу и страх. – Дан? – позвал меня Эдгар, но я, услышав его голос, вздрогнул и рванул к двери. – Дан! – его крик остался за моей спиной, приглушённый достигавшей коридора громкой музыкой. Я огляделся, чувствуя, как немеют конечности от жуткого предчувствия. – Ярослав, вернись! – крикнул я, мало надеясь на то, что альфа отзовётся. Услышав шаги, я рванул к одному из поворотов. Зайдя за него, я чуть не впечатался в Илью. Омега вздрогнул от неожиданности, но тут же улыбнулся. Он ещё не успел переодеться после выступления и сейчас ёжился от прохлады коридора. – А я тебя ищу. Мы ещё одну песню будем исполнять в конце. Как тебе, понравилось? Я, задыхаясь от волнения и наверняка походя на сумасшедшего, смотрел на него во все глаза. Илья чуть нахмурился, вопросительно глядя на меня. А затем перевёл взгляд за мою спину. На секунду я пожелал, чтобы там оказался Эдгар. Но Илья вдруг словно остекленел, застывшим взглядом глядя на кого-то явно выше моего истинного. По его лицу пробежала тень, а глаза потемнели, разом утратив свой блеск. Резко и глубоко вздохнув, он схватил меня за руку, не замечая, с какой обречённостью я смотрю на него. – Дан… Я оглянулся. Ярослав, стоящий у самого поворота, казалось, был шокирован не меньше самого Ильи. Я понял, что он вернулся на мой зов и был готов встретить пару настолько же, насколько и сам Илья. Прикрыв глаза, альфа вздохнул. Когда он снова посмотрел на омегу, в его глазах было столько печали и сожаления, что на секунду, несмотря на всё произошедшее, мне стало его жаль. Но… Вцепившись в меня, словно в своё последнее спасение, рядом со мной стоял человек, которого я пытался защитить. И сейчас он был абсолютно уничтожен, придавлен той правдой, что я безуспешно попытался от него скрыть. Мой лучший друг, которого я не смог защитить от жестокой реальности. Цветок, которого не должна была коснуться темнота подземелья. – Не может быть, – прошептал он, продолжая смотреть на Ярослава так, словно видел перед собой врата в ад, – не может быть… – Илья… – омега перевёл на меня взгляд, моргнув и словно вспомнив о том, что я стою рядом. – Дан, он… Он… – Дан? – из-за поворота показался Эдгар. Обойдя Ярослава и бросив на него подозрительный взгляд, он посмотрел на замершего в ужасе и дрожащего Илью. – Что происходит? – Что ж, теперь уже поздно отступать. Дело сделано, – бесцветным голосом проговорил Ярослав. Илья вздрогнул от звука его голоса, переводя умоляющий взгляд на Эдгара. Я, смотрящий в этот момент на Ярослава, заметил, как сжались его кулаки, а из горла вырвался еле слышный рык. Эдгар, явно находящийся в недоумении из-за реакции омеги на свою пару, подошёл к нему. – Илья, в чём дело? Ты… – он перевёл взгляд на альфу, и в его взгляде мелькнуло понимание. – Ты что, знаешь его? Вероятно, немного придя в себя от неожиданности и почувствовав себя в безопасности рядом с близкими людьми, Илья перевёл горящий взгляд на Ярослава. – Это он убил моих родителей, – произнёс он с такой яростью, что даже я, знавший эту историю до конца, поёжился от глубины и силы произнесённых слов. Продолжавшая греметь из зала музыка казалась последним штрихом, завершавшим эту сюрреалистическую картину. Эдгар перевёл поражённый взгляд на меня, а затем на альфу, тьма в глазах которого набирала обороты. – Что?.. – Да, весьма неожиданно, – Ярослав с презрением посмотрел на Эдгара, явно наслаждаясь его выражением лица. Он внезапно усмехнулся, и это показалось мне настолько безумной реакцией на происходящее, что я шагнул к нему, отпустив Илью, и сказал: – Остановись. Ярослав, глядя на меня с тем же холодным любопытством, что и недавно в зале, когда увидел наши переглядывания с Эдгаром, произнёс тихо и зловеще: – Значит, я здесь злодей? – Хватит, – тихий голос Ильи прервал нас, заставляя вновь посмотреть на омегу. Тот стоял, прикрыв глаза и обнимая себя руками. Посмотрев на Ярослава, сжавшего зубы так, что проступили желваки, он твёрдо сказал: – Нам не о чем говорить. Я никогда не признаю тебя парой. Только не тебя. Никогда не приближайся ни ко мне, ни к моим близким. Он вдруг перевёл взгляд на Эдгара, с недоумением и тревогой смотрящего на него, и его губы тронула лёгкая улыбка. – К тому же, я уже обручён. Я почувствовал, как чья-то ледяная рука прикоснулась к моим внутренностям. Эдгар перевёл взгляд на меня, и в его глазах я увидел отблеск тех же чувств, что охватили меня. Это было самым настоящим кошмаром, пробравшимся в реальность из глубин подсознания. – Что ж… – проговорил Ярослав, и в его голосе словно звучало надтреснутое стекло, по которому с каждой секундой бежали всё новые и новые трещины. Он оглядел всех нас взглядом человека, которому уже нечего было терять. – Я здесь не единственный, кто способен причинить тебе боль. Твои близкие, которых ты так любишь – твои худшие враги. Даже не знаю, что хуже – иметь пару-убийцу или быть обручённым с человеком, который влюблён в твоего лучшего друга. Который, в свою очередь, всё знал обо мне и молчал. Ярослав мёртвым, опустошённым взглядом смотрел, как Илья, неверяще вздёрнув бровь, смеряет его взглядом. – Ты говоришь бред. Однако наши застывшие, словно восковые лица сказали ему всё без слов. – Дан?.. – он, глядя прямо в мои глаза, чуть покачивал головой и пытался улыбнуться. – Дан, ведь это неправда? – Илья… – Эдгар попытался приблизиться, но Илья качнулся назад, продолжая смотреть на меня так, словно от моего ответа зависела его жизнь. Краем взгляда я заметил, как Ярослав развернулся и ушёл, но все мои мысли занимала реакция моего омежки. Я смотрел на него, чувствуя, что теряю самое драгоценное, что было в моей жизни. Слёзы, которые я всегда скрывал, двумя нежданными каплями сорвались с ресниц. Я никогда не думал, что может быть настолько больно физически от разрывающих на части чувств. – Прости. Прости меня. Это я виноват. Я думал, что, несмотря на нашу истинность, не полюблю его. Думал, что смогу отказаться и забыть. Я… я не хотел вас потерять. Не хотел, чтобы ты чувствовал боль, узнав правду… – я видел, что каждое слово отдаляет Илью от меня всё больше. В его глазах после моих слов об истинности словно что-то захлопнулось, и он невидяще смотрел на нас, отступая маленькими шагами назад. Казалось, будто что-то умерло в нём. Люди, которым он доверял и которых любил, и человек, которого он мог бы полюбить в будущем, вдруг разом оказались чужаками, незнакомыми и пугающими. Посторонними людьми, за него определившими его реальность, решившими, что будет правдой, а что – тайной. Развернувшись, он бросился обратно в зал, на секунду оглушив всех нас громкой музыкой, раздавшейся из-за открывшихся дверей. Я кинулся за ним, но Эдгар перехватил меня. Я, не понимая, что творю, с силой впился ногтями в его руки, быстро дыша и чувствуя, как к горлу подкатывает истерика. – Дан, он не послушает нас сейчас, – срывающимся голосом проговорил Эдгар. Я посмотрел на него загнанным зверем, чувствуя и видя отражение своей боли. Эдгар поймал моё ослабевшее тело, не дав коснуться пола. И на краю гаснущего сознания я ощутил, как где-то глубоко в тёмном подземелье завял прекрасный цветок. А затем умерло и чудовище.