Изъян

Прошла зимняя сессия. Толпы тех студентов, которые наконец-то получили зачёт или экзамен, и тех, кто ещё только понуро отправлялся на заклание к палачам, курсировали туда-сюда с этажа на этаж. Раздражённые сверх меры преподаватели мечтали о легализации принесения в жертву самых отсталых в целях преподать урок всем остальным любителям халявы. Илья, одним из первых получивший почти все самоэкзамены, редко появлялся в институте, и мы в основном общались по телефону. Так как его опекуны постоянно находились дома, а я так и не придумал, под каким предлогом заговорить с ними о Ярославе, наши встречи проходили на нейтральной территории, потому что без причин встречаться с отцом Эдгара было для меня тем ещё удовольствием. В одну из таких встреч, когда мы сидели в кафе возле института, – том самом, где я встречался с Ярославом, – омега неожиданно сказал: – Я решил переехать. Я обжёг нёбо горячим кофе и, скривившись, придушенно кхекнул. – Что? Илья, виновато глянув на меня, продолжил: – Теперь, когда я знаю о ваших чувствах, оставаться там… неуместно. Я ведь жил с ними, как будущий муж Эдгара, потому что думал, что проживу остаток жизни с этими людьми. Я в очередной раз почувствовал себя хищником, разоряющим чужое гнездо, но не успел начать извиняться, как омега слегка похлопал по столу кончиками пальцев и неодобрительно покачал головой, видимо, заметив моё выражение лица. – Дан, даже не начинай. Что было бы, если бы я узнал обо всём уже после нашей свадьбы? Это не моё место. Это не значит, что я никому не нужен, я так вовсе не думаю. Просто… это не моя судьба. И не судьба Эдгара. Мы были готовы к этому всегда, но никогда даже не обсуждали. – Но… ты… – За меня не переживай, – легкомысленно пожал плечами омега, заставив меня нахмуриться в недоверии перед таким показным спокойствием. – Ты ведь помнишь, что я продал дом родителей. У меня достаточно денег, чтобы купить где-нибудь поблизости от института однушку. – Илья, тебе вовсе не обязательно уходить, – не согласился я с его доводами. – Ты был не только женихом Эдгара. Они опекали тебя, стали твоей семьёй. Ты не можешь так просто отказаться от них, будто вы стали чужими. К тому же… не думаю, что они смогут меня принять. И что я когда-нибудь буду жить в том доме. Инстинкт самозащиты заставил меня углубиться в кресло и опустить голову. Илья растерянно смотрел на меня. – Дан… Вы ведь виделись всего один раз. Они тебя полюбят, им нужно только немного времени, чтобы привыкнуть… – К чему? К тому, что вместо омеги-мечты для любых родителей альфы они получат меня? Человека, который в любой момент может их опозорить, ляпнуть что-нибудь непечатное, да ещё чешется, как возбуждённая обезьяна? Я отвёл взгляд в сторону, остро сгорая от стыда, что вообще поднял тему своего изъяна. Упоминать о своей неполноценности даже в обществе близкого друга было невыносимо. – Дан, посмотри на меня. Выиграв ещё несколько секунд, я, почти совладав с эмоциями, поднял голову и посмотрел на Илью. Тот смотрел на меня так, словно был моим родителем, а я – его несмышлёным ребёнком, что заставило меня тут же в недоумении поднять бровь. – Я, может, и не замечаю некоторых вещей, но кое-что понял, особенно теперь, зная, что происходило все эти месяцы. Ты помнишь, когда последний раз сбегал от меня в туалет поматериться втихую? Да, не смотри на меня так, однажды я успел заметить, куда ты ушёл, а ты не слишком плотно прикрыл дверь. А когда ты последний раз тянулся к своим рукам в каждой ситуации, когда чувствовал стресс? Не помнишь? Я раньше из тебя даже слова не мог вытянуть, вспомни хотя бы первые пару недель. И что мы имеем сейчас? С каждым его словом недоумение на моём лице всё больше превращалось в шок. С изумлением я осознал, что он прав. Я совершенно забыл о собственном изъяне. В череде бесконечных событий, чужих эмоций и переживаний позабыл о собственном самоуничижении и саморазрушении, которые, как оказалось, все эти годы только подпитывали симптомы моей болезни. – Думаю, моя догадка будет недалека от истины. Это ведь всё из-за Эдгара? Я не врач, конечно, но ведь это была вроде как твоя самозащита? А теперь твой мозг понял, что она больше не нужна. Правда, не сразу, вы ведь изначально были в ссоре. Но когда ты начал принимать свои чувства, всё больше признавая в Эдгаре своего защитника, необходимость в таком вот самоуспокоении начала отпадать. Я, всё ещё с вытянутым лицом, обдумал предположение Ильи, которое раньше не приходило мне в голову. Неужели действительно истинный смог излечить меня одним только присутствием в моей жизни? Горделиво улыбнувшись, Илья заявил: – Я это дня три обдумывал. Теперь, когда узнал правду, стал вообще о многом думать. И поэтому решил, что мне стоит переехать. Отвлёкшись от раздумий о выкрутасах собственной болезни, я вновь нахмурился. – Но как ты скажешь им об этом? Омега потупился, пальцами сдвигая маленькую чашку из стороны в сторону, и меня озарило: – Ты решил рассказать им правду? Илья немного испуганно посмотрел на меня и промолчал, я же продолжил: – Всю? И про… Ярослава тоже? Мгновенная тень, пробежавшая по лицу омеги, не осталась незамеченной. Ярослав исчез, больше не пытаясь выйти на контакт ни со мной, ни с Ильёй. Мне он, понятное дело, больше не доверял, считая предателем, развлекавшимся с чужим женихом, а Илье… Думаю, он считал, что оттолкнул его окончательно своим незабываемым первым появлением. – Не представляю, как они отреагируют, – понуро проговорил Илья. – Я тоже… Вот именно! – воскликнул я внезапно, чем заставил омегу вздрогнуть. – Их реакция может как-то прояснить причины их ненависти к альфе. Если спросит посторонний, это будет не то. А вот если кто-то из близких… – Дан… – с сожалением проговорил омега, явно чувствуя себя неуютно. Я неожиданно для самого себя взял его ладошку обеими руками и наклонился ближе к столу, заглядывая другу в глаза. – Скажи мне честно, один раз, и я больше не спрошу тебя. Ты ведь уже говорил, что предпочёл бы знать правду, а не верить в то, что было бы безопасной ложью. Это твоя пара, твоё будущее, и, если тебе это не нужно, я не буду больше лезть. Ты хочешь узнать правду? Точно знать, что твой истинный действительно виноват, прежде чем примешь окончательное решение? Он внимательно смотрел на меня, и где-то внутри него, я чувствовал это, шла нешуточная борьба. – Я не прошу многого. Просто упомяни Ярослава, когда будешь говорить с родителями Эдгара, и посмотри на их реакцию. Нужна хоть какая-то зацепка, какая-нибудь мелочь, чтобы хотя бы примерно понять, как и почему это началось. Только ли из-за аварии, или здесь есть что-то ещё. Я не собираюсь действовать за твоей спиной, потому что это напрямую касается тебя, а умалчивать важные для тебя вещи я больше не намерен. Отпустив его ладонь и откинувшись назад, чтобы не оказывать чрезмерное давление, я ждал его решение. Илья остановившимся взглядом смотрел в окно несколько минут, и тишина над нашим столиком, казалось, накрыла нас обоих удушливым облаком. – Я бы предпочёл обо всём забыть, – тихо проговорил омега, всё так же не глядя на меня, – сделать вид, что никогда не встречал его, никогда не узнавал ужасной правды о том, что мы пара. Просто думать, что моё время ещё не пришло, и я ещё Его не встретил. Что Он может оказаться кем угодно, только не… им. Я еле слышно выдохнул, чувствуя некое разочарование, но тут омега перевёл на меня взгляд. – Но… Я удивлённо вскинул брови, и он продолжил: – Где-то внутри меня всё тянет и не даёт забыть. Не даёт просто смириться с тем, что я продолжу жить, так и не узнав его, не выслушав, не дав ему шанс. Даже если он… Несколько секунд Илья справлялся с собой, прикрыв глаза. Я не шевелился, всей кожей чувствуя каждую эмоцию сидящего напротив омеги. Теперь, когда мой собственный изъян не упаковывал меня в броню, надёжно укрывающую от чувств других людей, я был одним оголённым нервом, реагирующим на малейшие изменения в эмоциях дорогих мне людей. – Мне кажется, что я предаю своих родителей, даже просто думая о нём иначе, чем как с ненавистью. Но… если есть хоть малейшая надежда, что на самом деле он говорит правду… – омега пронзительно посмотрел на меня своими светлыми глазами. – Я бы хотел это знать. Я не знал, когда Илья решится на разговор с родителями Эдгара, и постоянно думал об этом, переживая за омегу и одновременно жалея, что не смогу сам увидеть их лица. Не то чтобы я умел «читать» мимику других людей. Просто информация, которая передана кем-то, а не получена самим, часто бывает искаженной или неполной. Субъективизм, чтоб его. Последив за собой пару дней, я, благодаря словам омеги, наконец-то заметил изменения, которые со мной произошли. Я действительно стал спокойнее, даже увереннее в себе. Начал больше говорить то, что думаю и чувствую, перестал копаться в самом себе, с маниакальностью выискивая недостатки. Теперь это был просто я, какой есть, и сознание, кажется, решило оставить в покое мою потрёпанную тушку. Облегчение, которое сопутствовало моим мыслям, было даже больше, чем после разговора с Ильёй об Эдгаре. Ведь теперь я мог хотя бы допустить мысль, что мы сможем… быть вместе. Из-за каникул мы не виделись, но я знал, что альфа даёт мне время прийти в себя после всего случившегося, принять какое-то решение. Вот только я не знал, как себя вести и что делать. Отношения были для меня неопознанным предметом, к которому я не знал, с какой стороны подступиться. Как правильно себя вести, чтобы не испортить то, что с нами… между нами… Я даже не мог правильно подобрать слова, чтобы описать свои чувства, что уж говорить о том, чтобы как-то их продемонстрировать. Да и сейчас… это всё же оставалось второстепенным по важности. Когда спустя пару дней Илья снова назначил встречу в кафе, я был обеспокоен тоном его голоса по телефону. Когда он пришёл, я пристально осмотрел его. Первым, что бросилось мне в глаза, было потерянное выражение лица и застывший взгляд. Сняв шапку с налипшими на неё снежинками и продолжая сжимать её в кулаке, омега сел напротив и наконец-то посмотрел прямо, а не сквозь меня. – Дан, я не знаю, что делать. Не понимаю… Он прижал шапку прямо к лицу, с силой вздрагивая и заглушая тихий плач. Я тут же встал и пересел на диванчик рядом с ним, благо наш столик стоял в самом углу кафе и не привлекал лишнего внимания. Обняв омегу за плечи, я отодвинул мокрую от растаявших снежинок шапку от друга и спрятал его лицо на своём, по крайней мере сухом, плече. Через пару минут, немного успокоившись и отодвинувшись от меня, Илья дрожащими пальцами схватил мою чашку и опустошил её, пробормотав: – Прости. – Всё в порядке, – я хмурился, но не знал, как начать разговор. Если это из-за моей просьбы омега сейчас в таком состоянии... Но я даже представить не мог, что всё так обернётся. – Дан, происходит что-то странное, – проговорил он, словно не веря сам себе и покачивая головой. – Ты был прав. Они что-то скрывают. – Что ты узнал? – спросил я, выпустив омегу и позволив ему облокотиться локтями на стол, подперев подбородок. – Сначала я сказал про свой переезд. Даниил Сергеевич нахмурился, а Виталий Васильевич начал переживать, спрашивать, почему. Я начал их убеждать, что хочу пожить отдельно, чтобы стать более самостоятельным, но Даниил Сергеевич прямо спросил меня, не поссорились ли мы с Эдгаром. Я всё отрицал и сказал, что, скорее всего, свадьбы не будет. Дан, ты бы видел их лица. Мне казалось, что я собственноручно втыкаю им нож в спину. На их вопрос почему, я признался, что встретил пару. Виталий Васильевич, кажется, немного успокоился и даже улыбнулся мне, но вот Даниил Сергеевич… Он требовал, чтобы я назвал имя этого альфы. Илья замолчал, и я вдруг почувствовал, что сейчас услышу что-то ужасное. Сердце начало нервно колотиться. – Я сказал им, Дан. Они сначала не поверили. А потом… Знаешь, Даниил Сергеевич никогда не повышал голоса, даже когда сердился. Говорил, что наорался, когда служил в армии. Так вот, лучше бы он кричал на меня. Он напомнил мне о смерти моих родителей и сказал, что если я решу соединить свою жизнь с убийцей… Я просто плюну на их могилу. Виталий Васильевич побледнел, казалось, что он вот-вот упадёт в обморок. И тут вмешался Эдгар, который, как оказалось, всё это время слышал наш разговор из соседней комнаты. Я замер. Илья прикрыл лицо руками и приглушенно продолжил: – Эдгар попытался меня защитить, сказал, что пару не выбирают и что он готов меня поддержать. Я был удивлён, потому что думал, что он согласится с отцом. – Я говорил с Эдгаром. Попросил его помочь нам разобраться в этой истории и не делать быстрых выводов, – внёс ясность я, и Илья благодарно взглянул на меня. – Даниил Сергеевич в ответ язвительно заметил, что если бы Эдгар больше уделял времени своему жениху, а не… другим омегам, то я был бы счастлив и без пары, тем более такой. Тогда Эдгар и сказал ему про вас. Я охнул, зажав рот ладонью. Илья быстро взглянул на меня и отвернулся. Я тревожно спросил: – Что было дальше? Илья? – Он ударил Эдгара ручкой трости по лицу. И сказал, что разочарован в нём. Понимаешь?.. Я стоял рядом, как дурак, не мог ничего сказать или сделать от шока, будто окаменел. А Эдгар стоял и молчал, лишь сжал кулаки и дышал так тяжело. Я даже боялся, что он… может ударить отца в ответ. Но он только сказал, что всё понял, и ушёл, забрав меня. Я молчал, чувствуя, как зреет внутри ярость по отношению к отцу Эдгара. Как он посмел ударить своего сына, мою пару? Как посмел сказать, что разочарован в нём, в самом добром, самоотверженном и благородном альфе? – Я никогда его таким не видел, Дан. Почему он разозлился на Эдгара? Вы ведь пара, разве может быть иначе? И откуда в нём такая ненависть к этому альфе? Мы никогда о нём не упоминали за эти четыре года, но я даже представить не мог… Я не смогу туда вернуться, после этого. А что делать Эдгару? Как теперь быть?.. Он снова тихо заплакал. Я, постаравшись отвлечься от слепой, всепоглощающей ненависти, сказал: – Прости, это из-за меня… Я попросил тебя поговорить с ними. Омега покачал головой, промокнув ресницы салфеткой. – Нет, теперь я и сам хочу знать правду. Твои слова заставили меня задуматься о том, почему, если они так его ненавидят и так уверены, что он виноват в той аварии, они не добились справедливости тогда, четыре года назад? Как позволили убийце моих родителей остаться безнаказанным? Здесь что-то нечисто. – Не думай сейчас об этом, – проговорил я, понимая, что мы бессильны. Родители Эдгара, очевидно, не собираются ничего говорить, а где искать Ярослава, я не имел ни малейшего понятия. Гораздо важнее сейчас было решить, что делать омеге. – Эдгар сказал, что попросит тех, кто снимает его квартиру, переехать хотя бы в течение месяца. Потом я смогу пожить у него, пока не куплю свою. Но я не хочу стеснять его. – Ты можешь пожить у нас, – я понимал, что даже нам троим с собакой там почти нет места, но не мог не предложить. – Нет, Дан, твой папа в положении, я не хочу заставлять его нервничать и вообще стеснять вас. Пока поживу в гостинице, а там посмотрим. Мы помолчали, оглушённые внезапными новостями и переменами в жизни Ильи. Никто из нас не ожидал того, чем обернётся простое упоминание о Ярославе перед родителями Эдгара. Договорившись увидеться послезавтра, в крайний день каникул, мы расстались поздним вечером. На следующий день я отправился в институт, желая увидеть Эдгара, но на кафедре мне сказали, что он будет только после обеда. Коря себя за то, что так и не взял его номер, я отправился в библиотеку скоротать время. Бета-библиотекарь обрадовался мне, сказав, что собирался звонить и просить выйти на денёк раньше, чтобы помочь перебрать учебники и пособия, которые будут выдавать с начала семестра. Я согласился помочь сейчас и направился к нужным стеллажам. Где-то спустя час мой взгляд упал на стопку газет, которые лежали внизу на полке. Когда я взял одну из них в руки, меня вдруг посетила идея. Спросив у библиотекаря, где я могу найти более ранние подшивки, я стал рыться в пожелтевшей, пахнущей прелыми листьями прессе. Я искал выпуски, вышедшие после дня рождения Ильи четыре года назад, в которых могло быть упоминание об аварии. Уже отчаявшись, я внезапно зацепился глазами за фотографию машины, впечатанной в дерево с такой силой, что передний корпус был смят почти до середины. Посмотрев на дату, я почувствовал, как холодок сжал сердце, а ладони внезапно взмокли – я смотрел на ту самую машину, в которой разбились родители Ильи. Сама статья была небольшой и была издана, видимо, уже после суда. В ней описывалась авария почти так, как о ней рассказывал сам Ярослав: пострадавшие вылетели на перекрёсток на красный, и, чтобы избежать столкновения с тронувшимся автомобилем, который вёл Ярослав, вильнули в сторону и врезались в дерево. Омега, который сидел за рулём, погиб на месте, а его муж скончался в больнице… Внезапно мои глаза остановились посреди строчки. Я прекрасно помнил, как Илья рассказывал на нашей пижамной вечеринке о подробностях этой аварии. Тогда же он упомянул, что ему говорил отец Эдгара: «Он был уверен, что тот парень откупился. Его родители были очень богаты, уж они-то не поскупились за сыночка, сказал он. У него ведь и опыта практически не было, только права получил. И кто его знает, в каком состоянии был за рулём… Мой отец был прекрасным водителем, правил не нарушал, так что…» Выходит, за рулём был не отец Ильи, а его о-папа. Но сам Илья был убеждён в обратном. Почему? Родители Эдгара не сказали ему, кто на самом деле был за рулём? Не посчитали важным или… – Ты здесь. На кафедре сказали, что ты искал меня. Голос Эдгара заставил меня вздрогнуть и опустить газету. Альфа стоял возле стеллажа, повернувшись ко мне профилем и смотря в сторону. Я отложил газету и приблизился к нему, отчего Эдгар вознамерился ещё немного отвернуться, но замер, почувствовав мои пальцы на щеке. Я мягко повернул его голову и увидел синий след на скуле. В глазах моего истинного промелькнуло непонятное выражение и исчезло. – Илья рассказал? – обречённо поинтересовался Эдгар, не переставая напряжённо следить за каждым моим движением. Я же легко коснулся пальцами синяка, заставив альфу поморщиться, и резко шагнул назад, внезапно опомнившись, где я и что делаю. – Как ты? – спросил я, вновь чувствуя злость. Синяк был немаленьким. Что, если бы он попал в висок или глаз? Иван Грозный, блядь. – Всё нормально. Спасибо. Мне приятно, что ты переживал за меня. – Детский сад, – сконфуженно фыркнул я. – Зачем ты сказал им? Да ещё в такой момент? Эдгар пожал плечами. – Решил, раз уж Илья сказал правду, мне тем более нет смысла молчать. Так или иначе, теперь они должны понять, что свадьбы точно не будет. Они на ней просто помешались. – Ты ведь тоже теперь… не сможешь вернуться? – тревожно спросил я. Альфа кивнул, и я отвёл глаза, злясь уже на себя. Стратег из меня был никакой, атака в лоб принесла урон не стороне противника, а только нашей собственной. – Забрал сегодня кое-какие вещи, свои и Ильи, отвёз ему. – Он в порядке? – я снова повернулся к альфе. – Ему звонил мой папа, просил вернуться и простить отца. Илья распереживался, но я смог его успокоить. Я кивнул, и в этот момент зазвонил мой мобильный. Звонил а-папа, сказал, что забыл предупредить меня о плановом осмотре о-папы, и попросил поехать вместе с ним. Эдгар, прислушивающийся к разговору, предложил подвезти. Я, чувствуя стеснение, согласился. Я же обещал себе научиться вести себя с ним, как его пара, чего теперь-то брыкаться и убегать?.. Предупредив библиотекаря, мы забрали о-папу из дома и поехали в больницу. Узнав, скольких врачей нужно посетить омеге, я предложил Эдгару не ждать нас, на что тот покачал головой и продолжил подпирать больничную стену. О-папа, постоянно поглядывающий на нас, кажется, начал о чём-то догадываться, отчего у меня немедленно разболелась голова. Я спустился к автомату и взял стаканчик кофе, одновременно вспомнив, как однажды Ярослав застал меня здесь врасплох, предложив монетку... Стоп. Альфа же говорил, что его папа лежит где-то здесь. Его с приступом забрали сразу после суда... Значит, кардиология. Подойдя к регистрационной стойке, я узнал, в каком здании находится нужное мне отделение, и вернулся к о-папе. На известие о том, что мне нужно ненадолго в соседнее здание, альфа заверил заволновавшегося о-папу, что пойдёт со мной. Я было воспротивился, но Эдгар отвёл меня в сторону, кивнул на толпу людей, стоящую в очереди перед омегой, и иронично предположил, что тот никуда не денется. – Кстати, зачем тебе туда? – поинтересовался истинный у нахохлившегося меня. Я хмуро взглянул на этого диктатора исподлобья. – Там должен лежать папа Ярослава. Возможно, встретим его там. Альфа нахмурился, но предпочёл промолчать. Я почувствовал себя несколько отмщённым. Узнав в соседнем здании, в какой палате лежит Галычев, и представившись друзьями его сына, мы получили удивлённый взгляд медбрата и нужный номер. По дороге на третий этаж мимо нас в сильном волнении пробежала парочка медбратьев, чуть не сбив меня с ног. Когда мы приблизились к палате, где лежал папа Ярослава, то поняли, куда они торопились. Дверь просторной одноместной палаты была распахнута настежь. Внутри толпились люди в белых халатах, между их фигурами было почти не разглядеть кровать, на которой лежал больной. Внезапно один из врачей сдвинулся в сторону, и я увидел тонкую руку, свисающую с кровати, лицо же было повёрнуто в сторону и неподвижно. – Дан, – позвал меня альфа. Я отвернулся, продолжая видеть перед глазами эту безжизненную, худую руку, и посмотрел в направлении взгляда Эдгара. Перед палатой на диванчике сидел Ярослав. Его пустой взгляд был направлен в пол, вся его фигура казалась какой-то сломанной, неестественной, а из раскрытой ладони свисала цепочка с маленьким ключом. – Ярослав, – позвал я его и шагнул ближе. Альфа поднял взгляд и не узнал меня. Внезапно его взор прояснился, и он встал навстречу вышедшему из палаты молоденькому медбрату. – Как он? – Пока вроде откачали, но ещё неизвестно. Слишком сильный удар на сердце. Откуда он вообще взял такую большую дозу транквилизаторов?.. – Но… почему? Из-за чего? – я впервые видел Ярослава таким… потерянным, таким беспомощным. Казалось, он потерял опору и теперь вслепую пытается нащупать дорогу, по которой должен идти, но не находит. – Кто знает? – медбрат легкомысленно пожал плечами. – Если бы мы все знали, отчего они так поступают, наверно, большинство самоубийств удалось бы предотвратить. Альфа без сил опустился на диванчик, а его взгляд снова опустел. Медбрат уже собирался пойти дальше, как вдруг остановился и обратился к Ярославу: – Мне с регистратуры передали, что сегодня твоего батю кто-то навещал. Надо же, четыре года уже лежит, а к нему впервые пришёл кто-то, кроме тебя! – Когда? Кто? – встревожился Ярослав, непонимающе глядя на медбрата. – Да утром, – почесал тот затылок. – Не представился, сказал, знакомый сына. Высокий такой, альфа. А! С тростью ещё. Знаешь такого? Именно в этот момент Ярослав поднял на нас взгляд и впервые заметил, что мы тут. И в его взгляде я заметил отражение собственного изумления и тревоги. Зачем отец Эдгара приходил к папе Ярослава? И почему тот после этого пытался покончить с собой?