Per aspera ad astra

Адам однажды слышал, как Сильвия и Шарлотта обсуждали мужчин у кофейного автомата — глаза у обеих были веселые, как у сбежавших с урока школьниц, и он улыбнулся. Шарлотта засмеялась, прикрывая напомаженный рот кончиками пальцев, а Сильвия невозмутимо сказала: «мне жаль, дорогая, но Притчард голубой, это же очевидно». Это не было очевидно — ничто в Притчарде не было очевидно. Он становился сговорчив, когда Адам ожидал конфронтации, и спорил, когда Адам не видел для этого причин; неизменно ощущался где-то рядом, в шаговой доступности — но никогда ближе. Адам знал, в какую по счету дырку Притчард продевает язычок ремня и какой маркой одеколона пользуется, размер его ноги и любимый продуктовый бренд, помнил наизусть список веществ, вызывающих у Притчарда аллергическую реакцию, и номера всех его телефонов — но никогда не мог предсказать, когда он улыбнется, а когда нахмурится. Это не должно было волновать. И не волновало. В мире Адама было место только ему самому; окружающие были ценны, их стоило защищать, им хотелось помогать, но все они были за пределами круга, и только Притчард порой беспричинно переступал черту, чтобы тут же сделать два шага назад. ...С корпоративной вечеринки, где прозвучало много громких речей, и Шариф был очень счастлив и очень пьян, Адаму полагалось исчезнуть, не попрощавшись. Но Уилл Росселини взял Притчарда за рукав, тот доброжелательно улыбнулся — и Адам упустил момент, когда шампанское отвлекло его настолько, что он пропустил удар, и острая ревность кольнула куда-то в затылок. — Нам нужно поговорить, — сказал Адам, и Уилл растерянно моргнул и разжал пальцы. — В моем кабинете. На мгновение Адаму показалось, что Притчард скажет «нет». Притчард вздохнул и поставил наполовину опустевший бокал на столик. На втором этаже было неуютно пусто, как у него в квартире. Адам пропустил Притчарда вперед, и тот фыркнул и переступил порог, нервно переплетя пальцы. — Ну? — спросил Притчард. Он стоял посреди кабинета, напряженный и почти трезвый, а в Адаме шампанское и горькое недоумение плескались почти в равных пропорциях. — Тебе нравятся мужчины? — спросил Адам. Притчард, кажется, перестал дышать. Лицо у него сделалось испуганным, или растерянным, или злым, и ощущение, накрывшее Адама, было похоже на то, что охватило его на Панхее — чувство, что делаешь что-то неправильное, сбавленное кристальной ясностью, что не сможешь остановиться. — Тебе-то какое дело? — спросил Притчард не своим голосом и тут же добавил, едва не подавившись воздухом: — Я ухожу. Это снова не было «нет». Притчард успел сделать два шага к двери, прежде чем Адам перехватил его за талию и получил локтем по ребрам. — Ты пьян, — выплюнул Притчард. — Черт, отпусти! Он попытался вывернуться, снова съездил по ребрам, и Адам отпустил. Притчард раскраснелся, темные пряди неряшливо выбились из хвоста. — Извини, — сказал Адам. — Фрэнсис. — Пошел ты, — выдохнул Притчард. — Пошел ты. Зрачки у него были огромные, окруженные синеватой радужкой, как гофрой. Он стоял на расстоянии вытянутой руки — и, как обычно, казался недосягаемо далеким. Адаму хотелось сказать, как он доверяет ему, как благодарен, как хорошо помнит дрожь в голосе Притчарда, прежде чем связь на Панхее оборвалась, но слова липли к языку, и он сказал только: — Прости. Видимо, у меня что-то в голове закоротило. — Придурок, — буркнул Фрэнк и сунул руки в карманы, снова отступая к двери. Адам дал ему десять минут, и только потом пошел следом. Притчард, конечно, сбежал. Его недопитый бокал все еще стоял на блестящей столешнице — только все пузырьки в шампанском полопались. На улице было холодно, мокрый ветер заползал под воротник пальто. Адам немного покурил, с некоторой надеждой ожидая, когда же его накроет запоздалым раскаяньем или ужасом. Возвращаться назад не хотелось, ехать в свои апартаменты — тоже. Хотелось связаться с Притчардом и, прикрыв глаза, послушать его недовольный голос, но Фрэнк, конечно же, не ответил бы на звонок. Адам знал, что он поступает неправильно, когда поймал такси. Он думал, что ему не откроют, ожидал шквала вопросов, нервного выяснения отношений. Притчард молча распахнул дверь, и когда Адам положил ладонь ему на талию — молча запрокинул голову, подставляя губы под поцелуй. Рот у него оказался горячим, язык — нетерпеливым, и ощущение неправильности так и не пришло. Адам тискал его узкие бедра, большими пальцами оглаживая выступающие косточки, потом задрал свитер, стал скользить ладонями по животу, и Фрэнк задышал глубже. Хотелось задать какие-то вопросы, вроде «ты уверен?», но когда Адам попробовал, Фрэнк укусил его за губу и стянул с него сперва пальто, а потом водолазку. В этот раз, Фрэнк, может быть, все-таки ответил бы «нет», но когда под пальцами оказалась пряжка ремня, Адам без лишних раздумий расстегнул ее и расправился с молнией. Там Фрэнк тоже оказался горячим и потрясающе застонал, стоило чуть-чуть погладить. Голову повело, и Адам подхватил Фрэнка за бедра и подсадил на кухонную столешницу, столкнув солонку с перечницей в виде дроидов из «Звездных войн». Фрэнк издал возглас — не то возмущенный, не то испуганный — но неожиданно податливо приподнял бедра, когда Адам потащил с него джинсы и трусы, а когда Адам раздвинул его колени — поджал босые пальцы. Освещение в квартире было выставлено процентов на тридцать, и полутьма почти скрадывала и румянец на щеках Фрэнка, и шрамы на плечах Адама — там, где плоть переходила в аугментации. Странным образом это все делало проще. Адам не был с мужчинами прежде, но видел достаточно порнороликов, чтобы знать, хоть примерно, что делать. Он обхватил член ладонью, двинул ей к основанию и тронул языком обнажившуюся головку — небольшую, очень нежную на ощупь. Фрэнк зашипел сквозь зубы и застонал в голос, когда Адам лизнул его снова, а в ответ на «вот так, хорошо» — шире раздвинул колени. Одновременно говорить и отсасывать было трудно, но почему-то отчаянно хотелось и того, и другого. Адам водил языком по головке, иногда прихватывая ее губами, собирая соленый привкус, и шептал, что это так странно, и хорошо, и черт, какой ты, Фрэнсис, я так тебя хочу. Фрэнк всхлипывал, тяжело дыша, непривычно молчаливый, и хватался то за волосы Адама, то за край столешницы. Адам подумал: «я отсасываю Фрэнку Притчарду на его кухне», и вместо отрезвления его накрыл жар, и желание трахнуть Фрэнка на этой же кухне, заставив забыть обо всех тех, кто у него мог быть до. Адам провел кончиками пальцев по его яичкам, и, не очень зная, что делает — ниже. Фрэнк резко откинулся на спину, наверняка ощутимо приложившись затылком, и поставил ступню ему на плечо. И это точно было «да».