Об орхидеях и оранжереях

Странно. Что-то, кажется, не так. Ей не было больно, впервые за много дней… но ей было странно. Она открыла глаза и увидела потолок своей комнаты. Не стену, не шторы у пола, даже не складки одеяла — именно потолок. А ведь для того, чтобы его увидеть, надо та-ак выгнуть шею… Как она умудрилась заснуть в таком положении? И где ее нос? Она потянулась к нему… В воздухе вдруг появились две страшные, бледные, совершенно лысые лапы с длинными кривыми когтями. И эти когти, кажется, шевелились. Ксеона попыталась угрожающе зарычать на них. Но из ее горла почему-то вырвался лишь какой-то слабый, хриплый и очень противный визг. Лапы застыли в воздухе. Но — никуда не делись. Она хотела подскочить, цапнуть их зубами… и вместо этого только странно дернулась, а потом упала обратно на спину. И на ее спине не было крыльев. Одна из страшных лап пропала, когда Ксеона падала и попыталась опереться на подушки, но даже это уже не утешало. Все. Все плохо. Безнадежно. Где папа, где Зелас, и что с ней, Ксеоной, такое? Почему не больно? И что за жуткое существо пришло сюда — тянуть к ней, беззащитной, свои бледные лапы? Неужели… монстр? Из тех, что слабые и совсем злые, тех, про которых она так часто слышала от папы? Теперь ей оставалось только заскулить. Бессильно, отчаянно, то и дело переходя на зовущий вой — вдруг услышат, вдруг помогут? Папа и Зелас сильные, они обязательно ее спасут… Очень скоро, едва Ксеона начала уставать и захлебываться странными всхлипами, — вторая лапа тоже пропала, но ведь неизвестно, куда, — над ее мордой появилась знакомая длиннопалая рука. Темная кожа без шерсти, красные коготки, звенящие колечки на запястье. Это Зелас, Зелас! Бабушка! В своей маленькой, изящной человеческой форме. Ксеона повернулась, чтобы посмотреть в знакомые глаза цвета лютиков и убедиться, что все будет хорошо… и да, она тут же встретила ожидаемый, тот-самый ярко-желтый взгляд. Привычный, такой, как всегда — непонятный и немного печальный. Темные пальцы коснулись мордочки — и Ксеону насквозь прошило удивлением. Ее щека была… мягкой? Мягкой и чувствительной, как кожа перепонки на крыле. — Тоже мне. Нашла из-за чего истерику устраивать. Мгновение — и Зелас крепко сжала пальцами запястья Ксеоны. Потянула вверх… и Ксеона с удивлением увидела, что держит она те самые страшные лапы. Точнее, руки, как у самой Зелас — но маленькие, скрюченные, бледные до голубоватой прозрачности. Лорд снова потянула вверх, уже сильнее, поднимая девочку с одеяла. Та только пискнула от боли и беспомощно закачалась в воздухе. Несколько шагов, разворот всхлипывающей ноши — и вот Ксеона предстала перед зеркалом. Пухленькое, нескладное и неуклюжее тельце, бледное, как лепестки ядовитой снежницы. Черные пятна вокруг ее шеи, рук и ног. Черные волосы на голове, черные глазищи посреди лица. Темные, синеватые губы. Ксеона поджала ноги, пытаясь свернуться в комочек, и горько-горько заплакала. Когда Лорд опустила ее на пол и освободила руки, девочка окончательно потеряла самообладание: тряхнула волосами, царапнула себя пару раз и съежилась на холодном полу. Короткие тонкие ноготки впились в кожу плеч. Медленно наливались розовым полосы от царапин, пятна-полумесяцы под ее ногтями. — Не… хочу… — сквозь слёзы, почти неразборчиво, выдавила Ксеона. Она не умела пользоваться человеческой гортанью, так что первая попытка вышла у нее довольно плохо. — Не хочу!.. — А придется, лапонька, — Зелас неумолимо сложила руки на груди. Ей тоже было тревожно и горько, но она старалась этого не выдавать. — Других вариантов нет. Да что же ты так ревешь, в самом деле?! Это просто новое тело. Учись пользоваться. И… запомни хорошенько, ты теперь стала очень-очень хрупкой. Как цветочек. Она потрепала девочку по волосам, пытаясь приободрить. — И ещё ты потеряла магию. Привыкай, — вздох. — Иначе никак не получалось. Слезы — Ксеоны, годами не плакавшей Ксеоны, — закапали на пол. Спустя какое-то время раздражение в душе Зелас всё-таки победило естественное для любого монстра желание полакомиться чужим горем, и она оставила малявку хлюпать носом в гордом одиночестве. Неприятно было видеть свою «внучку» такой ревой-коровой. Просто стыдно. Зелас понимала, что мелкой и правда сейчас плохо, но не злиться на нее не могла. А эмоции… Любой монстр среднего ранга или ниже постарался бы не упустить ни капли, но лично ей, в принципе, они и не были особо нужны. Энергию существа ее уровня получают иным путем — иначе людям не жилось бы так спокойно: всякие деревни с городами горели бы каждый день, население брали бы в плен и подвергали пыткам — и, собственно, чьи-то одинокие эмоции могли ей дать не больше, чем человеку даст крошечный леденец. Почти ничего, кроме вкуса. По крайней мере, когда речь не идёт об абсолютных отчаянии и панике… а их добиться сложно. Сил на это может уйти больше, чем в результате придет. А раз ничего, кроме вкуса эмоций, Зелас не получала, то и не слишком усердствовала в их поглощении. Так, понемножку, примерно на уровне энергетических вампиров. Тех, что из людей. Они, кстати, забавно устроились: в мире, где есть монстры, об их существовании никто и не подозревал… Зелас мотнула головой и переместилась в одну из артефактных: проверять плетение защитных сетей и разбираться с очередными застрявшими в тумане рыбаками. Как бы наконец отучить моряков молиться Дольфин в ее владениях? Бесит же. Утопить их, что ли?..

***

Довольно скоро Ксеона вновь научилась четко говорить. Ещё чуть позже — ходить на двух ногах. Магия всегда крутила из мира странные, замысловатые узоры: Ксеона, впервые увидевшая солнце шесть лет назад, теперь выглядела как трехлетний человеческий ребенок. Пухленький, неловкий, неуклюжий. Но несмотря на неполадки с телом, ум ее не потерял ни капли остроты. А человеческие пальцы оказались куда удобнее для чтения и работы с карандашами.