***
— Ты выглядишь ужасно, — сказал голос, прерывая жалкие попытки Драко сконцентрироваться на домашнем задании. Он поднял глаза. Грейнджер ни звучала, ни выглядела сочувствующе. — Спасибо за заботу, — ответил он пренебрежительно. — Я забочусь не о тебе. — Она скрестила руки, поджала губы, подняла брови и многозначительно посмотрела на него. Это было сложно выдержать, и он плохо спал в последнее время. С Гарри, но плохо. И это не было блаженное истощение прошедших недель, когда они оба были вымотаны сексом друг с другом, потому что они не часто этим занимались. Драко просто добавил это в кучу причин для беспокойства о Гарри. Видимо, у Грейнджер была своя куча. — Мне кажется, ты выглядишь так ужасно, потому что тебя съедает твоя совесть, — сказала она жалостливо. — О чем это ты? — Он попытался изобразить возмущение, впрочем, не совсем успешно. — Я не дура, Малфой, я знаю, что ты сделал для Гарри. Диким взглядом окинув библиотеку, он дёрнул ее за руку и прошипел: — Я не знаю, о чем ты говоришь, но делай это тихо. — Его здесь нет, — парировала она уже мягче и села. Сердце Драко загнанно билось. Он почувствовал себя жалким. Грейнджер собиралась все разрушить. — И что ты думаешь, ты знаешь? — он спросил. — Я знаю, что ты и профессор Снейп состряпали какую-то схему, чтобы заставить Гарри пойти в суд. Я знаю, что он знает, что профессор Снейп имеет к этому какое-то отношение, но не знает, что сделал ты. Или все ещё делаешь. — Она говорила как бы между прочим, но он не упустил, что голос ее звучал на грани угрозы. — И как именно ты это выяснила? — Я сопоставила некоторые факты, — сказала она, немного пыхтя в типичном стиле Грейнджер. — Я не глупа. Гарри рассказал мне немного о том, что происходит, что он, возможно, будет вынужден идти в суд, что-то о его опекунах, а потом я видела, как он был зол на профессора Снейпа. А потом я увидела, каким ужасно виноватым ты всегда выглядишь, обмениваясь взглядами с профессором Снейпом. — Грейнджер… — начал он, желая все ей объяснить, желая сказать удивительно много, но сомневаясь, стоит ли рассказывать ей что-то личное, потому что это могло навлечь на него ещё большие неприятности. — Я думаю, это просто ужасно, то, что вы делаете с ним, — хитро произнесла она. — Он будет ненавидеть тебя, когда узнает. Драко уронил голову на свои руки. — Я знаю, — глухо сказал он. Драко глубоко вдохнул, пытаясь игнорировать напряжение в плечах. — Послушай, Грейнджер, — в конце концов сказал он, глядя на нее. — Я… А ты знаешь, что я уничтожил свои отношения с отцом, чтобы быть с Гарри? Она тихо ответила, что не знала. — Это не… Я не пытаюсь навредить ему. Но этот суд — он для его же блага. Он знает — то, что они делали с ним было неправильно, но он отказывается думать об этом. И всегда будет недоставать какой-то его части, если… — Он остановился, вздыхая. Он говорил себе эти вещи уже миллион раз и до сих пор не до конца убедил себя. — Если этого недостаточно, они обворовывают его, а если суд пройдёт хорошо, он получит обратно хотя бы часть родительских денег. Грейнджер — нужно отдать ей должное — выглядела обеспокоенной. — Что они с ним делали? Он многозначительно на неё посмотрел: — Ты только что напала на меня за то, что я сказал адвокату, а сейчас хочешь, чтобы я тебе рассказал? Она выглядела немного сконфуженно: — Ну… — Ну, так забудь об этом. Я не собираюсь. — Он сделал паузу. — Кроме того, я уверен, что ты можешь догадаться, — добавил он сухо. Безусловно у Грейнджер были свои предположения насчёт Гарри, который, очевидно, был не самой здоровой личностью. Она кивнула: — Понимаю. Он добавил: — Это была идея профессора Снейпа, но им нужно было больше доказательств, чтобы продолжать. И Гарри рассказал мне больше, чем кому бы то ни было. — Он опять уронил свою голову на руки. — Но сейчас я облажался. Я сделал это для него… — Но он будет смотреть на это по-другому… — она продолжила его мысль. Он потряс головой, лежащей на руках. — Драко, я правда думаю, что тебе нужно ему рассказать. — Ты чокнутая? — Нет, я серьёзно. Тебе не кажется, что он узнает каким-то другим образом? Подумай, как тогда он будет себя чувствовать… — Да я только об этом и думаю! Будет ничем не лучше, если я сам ему все расскажу! — Будет лучше, — настаивала она, — если он услышит это от тебя. Он молча потряс головой. Она встала, чтобы уйти: — Я ничего не скажу, но думаю, что тебе следует ему рассказать. Он схватил её за руку: — Гермиона, — он говорил, позволяя умоляющим ноткам проникнуть в его голос, — пожалуйста, что бы ни случилось, будь его другом, хорошо? Ты хороший друг для него. — Она посмотрела на него, без сомнения читая те слова, которые он оставил невысказанными: «Я люблю его, пожалуйста, люби его за меня», — и, в конце концов, кивнула. Драко вернулся к домашним заданиям, пытаясь изгнать все мысли о Гарри и этом ужасном суде из головы.***
Драко затаился за закрытой дверью Гарри, прислушиваясь к крикам и грохоту, исходившим из его комнаты. Он знал, что Гарри встречался со своим социальным работником и предполагал, что всё прошло не очень хорошо. Он тихонько постучал, а потом мысленно пнул себя — Гарри никак не мог услышать его сквозь шум, который он создавал. А даже если бы услышал, он не открыл бы дверь в любом случае. Гарри выработал назойливую привычку пытаться оттолкнуть Драко грубостью и, честно говоря, подлостью. Драко чувствовал, что его обязанностью в качестве заботливого бойфренда является рассмотреть в этих тактиках то, чем они были на самом деле, — защитные механизмы, выходящие на первый план в период крайней уязвимости. Дядя Северус одолжил ему книгу. Он знал, что Гарри это не специально, обычно из-за того, что, когда он не настаивал на том, чтобы не быть оскорбленным и не убегал, Гарри делал все эти тонкие знаки, намекая, что он хочет быть обнятым и обласканным. (Конечно, Гарри редко признавался в таком желании, но Драко знал, как расценивать его поведение). Так что Драко был терпелив. Его персональное чувство вины, возможно, сыграло определенную роль в укреплении этого терпения. В конце концов, он открыл дверь в комнату Гарри, едва протиснувшись в огромный беспорядок, прежде чем Гарри остановился и уставился на него. У него было красное лицо, и он был взъерошен, Драко застал его в процессе раздирания одной из своих картин на клочки. Драко не был уверен, что больше тревожило его: большой нож, который, по-видимому, скрывал Гарри (почему он его купил? Какова была его цель? Когда он его купил?) или то, что картина, пронзенная ножом, была его автопортретом, хотя и абстрагированным (конечно, написан он был по заданию Трелони). — Остановись, — крикнул он. — Черт, Малфой! — Рявкнул Гарри. Но он опустил нож и бросил остатки картины. Драко огляделся и увидел, что это была не первая картина, которую он уничтожил, судя по остаткам, он порезал еще несколько. Он разбросал всю одежду, свои книги, разбил свою лампу. Это был полный бардак. — Что ты делаешь? — спросил Драко. Гарри сгорбился на полу и закрыл лицо руками: — Я не знаю, — сдавленно сказал он, сквозь пальцы. Драко благодарно заметил, что пик ярости уже прошел. Он становился все более и более знаком с этими циклами. Гарри, казалось, спрятал остатки злости, которые он сейчас ежедневно топил. Они, как правило, проходили кратковременными взрывами, только чтобы снова проявиться позже. Драко было нелегко видеть, как Гарри проходит через это — так же, как и дяде Северусу. Драко расчистил часть кровати и присел: — Все прошло не очень с социальным работником? Гарри пожал плечами, смутившись и избегая посмотреть Драко в глаза. Смущенный его припадком? Беспорядком? О чем он думал? Драко не мог сказать. — Она просто… Она просто хотела поговорить со мной о вещах. — Поговорили? — спросил Драко. Гарри коротко кивнул. «Ладно», — подумал Драко, собирая все это вместе. Когда у вас отношения с кем-то настолько естественно молчаливым, как Гарри, вы учитесь делать выводы. Социальный работник заставил его поговорить, без сомнения, о Дурслях. Это вызвало плохие воспоминания, и теперь Гарри был расстроен. И Гарри мог выразить это только через физические действия, по-видимому, через насилие, направленное против неодушевленных вещей. Драко предположил, что это лучше любой альтернативы. Но все же… — Почему ты уничтожал свою работу? — спросил он. Гарри не ответил, но встал и сел на кровать рядом с Драко, не глядя на него. Вместо этого он пялился на свои руки. — Я не знаю, — пробормотал он в конце концов. Драко ждал. Гарри заерзал, но потом посмотрел на него. У него все еще перехватывало дыхание, настолько красив был Гарри. Но он выглядел ужасно несчастным. — Это было глупо, их рисовать, — ответил он. Его нижняя губа чуть выступала вперед. — Я не знаю, почему я вообще их нарисовал. Они ничего не значат. — Но ты хотел их нарисовать. И они замечательные, — сказал Драко. — Я никогда не понимал, почему ты так стесняешься этого… — Они глупые, — он повторил. — И я все равно выброшу их в конце года. Они ничего не значат для меня. — Ты думаешь, что они делают тебя уязвимыми, — сказал Драко медленно, осознавая это по мере того, как он говорил. Еще один защитный механизм — Драко понял это благодаря той книге — какая-то часть Гарри отчаянно пыталась избавиться от каких-либо признаков слабости. А для Гарри слабость, кажется, влекла за собой какие-то человеческие эмоции, кроме злости. В основном, надежду. Драко только от мыслей об этом чувствовал, что его сердце разрывается. — Ты ненавидишь быть уязвимым, — сказал он, обращаясь больше к себе. — Нет, — сказал Гарри, облизывая губы, — Я говорил тебе, они ничего не значат. Я просто был зол. Драко сомневался, но все-таки сказал то, что хотел: — Ты думаешь, это совпадение, что ты распотрошил, разрезал автопортрет? Несколько нечитаемых эмоций отразились на лице Гарри. Он потряс головой и, наконец, сказал: — Не будь глупым. Другие, которые я уничтожил, не были автопортретами, там был пейзаж и вот эта — в бордовых и красных тонах. Сейчас Драко потряс головой: — Гарри… Это все автопортреты. — Это действительно было так. Каждый рисунок был им, в каком-то смысле, даже те, на которых изображен Драко. Даже те, на которых ничего, кроме завихрений цвета — особенно те. Гарри быстро встал: — Ты предполагаешь, что я кто-то вроде психбольного? Я не пытаюсь убить себя, Драко! — Он опять звучал немного истерично. Драко встал: — Я знаю, что нет. Но в каком-то смысле, ты все же делаешь это. Гарри начал снова двигаться, но Драко схватил его за руку: — Послушай, я не имел в виду… Я знаю, что ты не так смотришь на это. — Он говорил быстро, надеясь заставить Гарри выслушать его. — Но это как будто часть тебя, которая была мертва, которой не позволили жить… И потом ты поступил в Хогвартс, и она ожила, понемногу, постепенно, так, что ты даже и не заметил… И сейчас все это случилось, и ты хочешь, чтобы она была мертва, чтобы не было так больно. И ты убиваешь ее. А вся суть этого глупого чертова суда предотвратить это. Он задержал дыхание, надеясь, что не выдал себя. Глаза Гарри были широко раскрытыми, яркими и влажными, он почти плакал, и это также ранило Драко, потому что Гарри никогда не плакал, даже когда причинял себе боль — Что ты имеешь в виду? — спросил Гарри, запыхавшись. — Про суд. — Гарри, почему ты не хочешь этого? Почему не хочешь обвинить их, свидетельствовать против них? — Гарри неуклонно придерживался своего отказа, игнорируя тот факт, что он был юридически обязан сотрудничать с судом. Гарри снова облизнул губы: — Потому что в этом нет смысла. Потому что я никогда… Они не… Он стал срываться на невыразительное бормотание, что всегда случалось, когда он старался отрицать, что они когда-либо что-либо делали ему, когда он очень хорошо знал, что это было ложью, и что все вокруг также знали об этом. Драко прервал его: — Не ври мне! Мы оба прекрасно знаем, что они плохо обращались с тобой. — Игнорируя содрогание Гарри, он продолжил. — Ты не можешь врать мне, Гарри, не об этом, и ты также не можешь врать себе. — Но… — И не говори мне, что это не было плохим обращением и что ты заслужил это! Потому что ты хорошо знаешь, что это не так! — В конце концов, подумал Драко, вспомнив разговор с дядей Северусом, разве не было несправедливо, что Гарри был так зол? Гарри тихо смотрел на него широко раскрытыми глазами. Драко смотрел в ответ. — Ладно, — он вздохнул. Драко был ошеломлен: — Что «ладно»? — переспросил он. — Ладно, ты прав! Они действительно… били меня… и… игнорировали меня… и не… — Тогда, почему ты не хочешь идти в суд? — серьезно спросил Драко. — Потому что, — сказал Гарри, его голос звучал ужасно, — я устал думать об этом. Кажется, что я только это и делал. Драко не ответил, и Гарри продолжил тихо: — Когда я был маленьким, я очень долго не знал, что это неправильно, когда так с тобой обращаются. Но потом я стал обращать внимание на то, как они обращаются с Дадли — как они смотрят на него, как выглядели их лица, и потом, как они смотрели на меня. Это было как… как будто я был под водой, и сейчас я вынырнул на поверхность и все ясно увидел. Это было ужасно. — Гарри смотрел на свои руки. — И я стал везде замечать… Дети с их семьями, счастливые, окруженные любовью, и… и я так долго считал, что если все буду делать правильно… — Он остановился и вздохнул. — И потом я все время был зол, и попал в Святой Брутус, и будто снова оказался под водой. Это было далеко, и даже когда я снова видел их… Так было лучше… — Он тяжело сглотнул и зло провел рукой по своему лицу. — И просто… Все это… Повторяется снова… Все, что я чувствовал тогда, раньше… Гарри говорил так много и так мало, и Драко старался услышать все. Сбоку он мог видеть, как Гарри царапает лицо, плотно сжимает губы вместе, отчаянно пытаясь не заплакать. — Гарри, — он прошептал, потянувшись к нему. Гарри отстранился, отворачиваясь. — Гарри, — он повторил, и притянул его в объятья, почувствовав, что его плечи вздрагивают в его руках. Спустя несколько минут Гарри, еще не отошедшим от слез голосом сказал в его шею: — Я разбит, Драко. Я совершенно, чертовски разбит. Катастрофически. Почему ты терпишь меня? Драко погладил его спину: — Потому что хочу, — ответил он. — И я не думаю, что ты настолько разбит. Гарри немного отстранился, его глаза были красными и блестели, но слез больше не было. Он посмотрел прямо в глаза Драко: — Но я еще не показал тебе худшую часть себя, — сказал он измученно, будто боялся, что однажды он что-то раскроет и Драко возненавидит его. Драко посмотрел в ответ: — Так покажи мне… Этой ночью у них тоже не было секса, но Гарри прильнул к Драко во сне, и Драко прильнул к нему в ответ, погрузившись в самый спокойный сон за долгое время.