Incurable

В другом настроении Гарри, возможно, наслаждался бы их прогулкой по окрестностям, хотя Гермиона настаивала на устном повторении. Он не возражал против спряжения глаголов, пока бродил, тем более, что он не занимался. Но он не был в другом настроении, как он ни пытался отвлечься. Он не мог забыть, что происходило в здании суда, разыгрывая различные сценарии в своей голове и опасаясь, что он пропустит что-то важное. Он думал, что ему умно удалось вернуться немного раньше, но Драко и Гермиона по очереди смотрели на него, и это означало, что это не было умно. Как будто он собирался бродить по любимым книжным магазинам Гермионы, пока решалось его будущее. Однако, когда они вернулись, двери были закрыты, и охранник сказал им, что суд все еще продолжается, и что они не могут войти, пока не будет назначен перерыв. Гарри хотел знать, что происходит, но он не возражал против того, чтобы не слышать, что люди говорят о нем. Топтание рядом вполне устраивало его — были некоторые вещи, которые Гарри хотел знать, он был достаточно умен для этого. Тем не менее, когда профессор Снейп, Карен и Робертс вышли из зала суда, профессор, должно быть, увидел его выжидающее выражение лица, потому что он сразу сказал: — Судья рассматривает твое дело. Он позовет нас, когда будет готов. Гарри не знал, как долго они ждали — он только знал к концу, что его плечи болели от напряжения, что он раздражал Драко, потому что не дал гладить себя по спине, что Гермиона действительно исчерпала все, что можно сказать, и что даже профессор Снейп проявлял признаки нетерпения. Когда охранники вызвали их обратно, Гарри пришлось засунуть руки глубоко в карманы, чтобы они не дрожали. Он избегал смотреть налево, туда, где сидели Дурсли. — Мистер Поттер, — объявил судья, глядя ему прямо в глаза. — Вы заставляете меня нервничать, молодой человек. Для меня так же очевидно, как и для всех, кто сегодня говорил о вас, что у вас есть какие-то очень жестокие тенденции, и я не совсем уверен, что вы их контролируете. Он осуждающе посмотрел на него, и Гарри почувствовал, что его сердце упало. — Однако, — продолжал он, — ваши так называемые опекуны заставляют меня более чем нервничать. Даже если я не поверил многим вашим утверждениям о физическом насилии, очевидно, что ни мистер, ни миссис Дурсль не заботятся о вашем благополучии. Нет никаких сомнений в том, что они подвергли вас эмоциональному насилию, и я нахожу ваши заявления о пренебрежении и физическом насилии совместимыми с медицинскими и психологическими доказательствами и показаниями мистера и миссис Дурсль. Гарри затаил дыхание. — Настоящим я освобождаю вас от опеки и приказываю мистеру и миссис Дурсль заплатить вам пятьсот тысяч фунтов. Где-то позади него раздался шум, но Гарри проигнорировал его. Он был ошеломлен, просто в шоке. — Эта сумма была получена путем вычитания из первоначального фонда ваших родителей суммы расходов, потраченных на охраняемый центр Святого Брутуса для мальчиков с неизлечимыми криминальными наклонностями и суммы, более чем достаточной для компенсации Дурслям за уход, который они предоставили. Я считаю это решение более чем щедрым по отношению к обеим сторонам и не рекомендую никому из вас его обжаловать. Ваши адвокаты разработают график платежей, который я утвержу. Карен коснулась его плеча. Гарри отвернулся, все еще глядя на судью. — Небольшой совет, мистер Поттер, — сказал он. — Вы должны научиться контролировать свой гнев и враждебность. Если вы не можете сделать это в одиночку, обратитесь за помощью. Англии больше не нужны преступники. Я искренне сожалею о ваших досадных обстоятельствах, но это не оправдает ваших действий в будущем. Вы и только вы несете ответственность за свое поведение. Теперь вы самостоятельны. Гарри понимающе кивнул головой, и стук молотка отозвался эхом в его ушах. И тогда Драко, и Гермиона, и профессор Снейп окружили его, и Карен, и Робертс, все они прикасались к нему и поздравляли его, но он почти не слышал этого. — Ты счастлив, Гарри? — спросил Драко, его глаза сияли. — Я… да, — сказал Гарри, не зная, почему он чувствовал себя таким пустым. Позади Драко и Гермионы проходили тетя Петуния и дядя Вернон, свирепо глядя на него. — Ты счастлив, мальчик? — прошипела тетя Петуния. Охранник двинулся к ней, Гарри почувствовал, как все вокруг него замерли. Но он не мог оторвать глаз от тети Петунии. — Ты обанкротил нас, — сказала она. — Если бы вы не потратили все его деньги… — горячо начал Драко, но Гарри накрыл его руку своей. — Не надо, — тихо сказал он, игнорируя широкие глаза Драко. Охранник начал оттаскивать ее, но она не сводила глаз с Гарри.  — Ты разрушил мою семью, — сказала она. — Я всегда говорила, что так будет. Он наблюдал за ней, пока охранник не развернул ее, а затем увидел, что дядя Вернон все еще стоит там. Они смотрели друг на друга в неестественной тишине. С каждой секундой, Гарри представлял, как кулак дяди Вернона поднимается, чтобы сбить его с ног, удивляя его, независимо от того, насколько он этого ожидал, как и всегда. Он отвел взгляд, и тогда время как будто снова пошло, дядя Вернон исчез, и он осознал, что вокруг него стоят люди. — Гарри, — пробормотала Карен. Он отошел от нее. — Ну что… поужинаем? — спросил он. — Чтобы отпраздновать, — добавил Гарри. — Я плачу, — попытался пошутить он, слабо улыбаясь. Драко выдавил из себя смешок. — Только давай вернемся в отель сначала, хорошо? Сначала я хотел бы принять душ, — сказал Гарри. Он думал, что лучше умрет, чем проведет хоть секунду в этом гнетущем зале суда.

***

Драко медленно пришел в сознание. Было еще темно, и он инстинктивно понял, что была середина ночи, а затем он понял, что разбудило его. Рядом с ним Гарри слегка дрожал и немного задыхался. Он закрыл глаза и попытался притвориться, что не слышит. Это был второй раз, когда он действительно знал, что Гарри плачет, и оба раза были сегодня. Он вошел в комнату Гарри, когда он был в душе, надеясь удивить его, и услышал ужасные, мучительные рыдания, звучащие из ванной, они заглушали даже шум воды. Он ушел в замешательстве. Гарри должен был быть счастлив. Это была хорошая новость. Обед прошел неловко, мягко говоря, но к концу Гарри стал больше похож на самого себя. Теперь, однако, казалось, что Гарри собирался подавиться слезами, и Драко снова открыл глаза. — Гарри, — прошептал он, протягивая руку, чтобы прикоснуться к нему. Гарри дернулся в сторону, подавившись воздухом. — Я… я думал, что ты спишь, — сказал он затаив дыхание. Драко схватил его за талию и крепко сжал ее, пока Гарри не перестал сопротивляться. — Не плачь, Гарри, — прошептал он, желая этого так сильно, как он только мог. — Я не плачу, — запротестовал Гарри, несмотря на то, что Драко все еще слышал слезы в голосе. Драко провел рукой по его волосам. Он не знал, что следует говорить, поэтому он сказал то, что хотел сказать. — Разве ты не счастлив? Разве ты не этого хотел? Гарри глубоко вздохнул, но его все еще трясло, и Драко крепче обнял его. — Нет, — прошептал он. — Я не хотел этого. — Ты знаешь, что мне очень жаль… — Не этого, — мягко сказал Гарри. — Я не про суд, а про все остальное. Вся моя… я никогда не хотел… я просто хотел бы, чтобы все было не так. Через некоторое время Драко сказал: — И я тоже. Гарри быстро и незаметно двинулся в темноте, и Драко был удивлен, почувствовав, как рот Гарри, мокрый и горячий, накрыл его губы, его мокрые и холодные слезы коснулись щек Драко. Все произошло очень быстро, и Драко снова погладил его по волосам. Гарри вздохнул, вздрогнув. Когда Драко подумал, что они закончили говорить, Гарри произнес: — Просто удивительно, сколько раз ты бросаешь что-то. Ты бросаешь это, и тебе кажется, что это происходит в последний раз, а потом… потом ты снова бросаешь то же самое, когда даже не осознаешь, что было, что бросать. Драко не знал, что сказать, и поцеловал Гарри в ухо. — Мне жаль, — внезапно сказал Гарри, пытаясь отстраниться. — Ты не хочешь… я не должен… Драко притянул его обратно. — Я хочу, — сказал он. — Ты должен, — продолжил он, — Рассказать мне. Наступила долгая тишина, Драко почувствовал, как Гарри расслабляется в его объятиях. — Они знали меня, — сказал Гарри, стараясь произнести слова побыстрее, — Они прожили со мной почти всю мою жизнь. И они все еще… они знают обо мне больше, чем кто-либо? Его голос был тихим, но на грани истерики, и Драко знал, что Гарри задавался вопросом, не были ли Дурсли правы, когда ненавидели и боялись его. — Я знаю тебя, Гарри, — сказал он и затаил дыхание. Когда Гарри не возразил ему, но, кажется, вместо этого прислушался, он добавил: — Гермиона знает тебя. Дядя Северус знает тебя. Гарри все еще не возражал ему, и Драко задавался вопросом, означает ли это, что он ему поверил. — Тетя Петуния раньше… — сказал Гарри тихо, практически в пустоту, а затем остановился. — Мои родители, — сказал он. Драко прислушался. — Я их даже не помню. Только… истории, которые я придумывал сам, когда был маленьким. Дурсли… они семья. Дурсли. Просто не… Он немного задержал дыхание, Драко продолжал гладить его, и Гарри некоторое время молчал. — Это глупо, — прошептал Гарри. — Я рад, что они ушли из моей жизни. Я. Это просто… это глупость. — Это не глупость, — сказал Драко прямо ему в ухо. — Все хотят… Он остановился. Обычно в разговорах с Гарри нужно было знать, не то, о чем не следует говорить, а то, как обсуждать что-то, не называя его. Любовь не была чем-то, в чем Гарри разбирался. — Это не глупо, — повторил он. Он поцеловал Гарри, нежно и аккуратно, его рот был теплым и соленым. Он положил голову на подушку рядом с Гарри. Драко слушал глубокие вздохи и думал о том, какими должны быть семьи, и как семья может почти уничтожить тебя или заставить тебя чувствовать, что ты разрушаешься, даже когда они этого не делают, как будто это вырывало из-под ног все, на чем ты стоял. Он подумал об отце, а потом остановился. Он думал о своей матери, и дяде Северусе, и Гарри. Иногда были вещи, которые Драко хотел сказать, независимо от того, насколько Гарри не хотел их слышать. Он долго слушал дыхание Гарри, пока оно не стало ровным и спокойным. — Я люблю тебя, Гарри, — прошептал он, больше в ночь, чем в ухо Гарри. Через несколько мгновений он почувствовал, как Гарри сжал его руку. Тогда он был рад, что есть некоторые вещи, от которых Гарри не мог отказаться, как бы он ни старался. Были вещи, от которых Драко тоже не мог отказаться.

***

Это была долгая поездка в Хогвартс — долгая, дождливая и довольно тихая. Когда стало темнее, Гарри перестал притворяться, что он что-то учит. Даже Гермиона была вынуждена отложить книгу, а Драко уже давно положил голову на колени Гарри. До этого Драко сидел впереди с профессором Снейпом, но он так много крутился, чтобы посмотреть на Гарри, или прикоснуться к нему, или сказать ему что-то, поэтому на следующей же остановке Гермиона поменялась с ним местами. Несмотря на то, что Гермиона на самом деле никогда особо не взаимодействовала с профессором, она была умной и трудолюбивой ученицей и всегда задавала вопросы, так что даже профессор Снейп не мог часто делать ей замечания. Гарри почти не говорил. Он изучал свои конспекты, но мысли перемешивались у него в голове. Он водил рукой по волосам Драко. В течение многих лет он понял, что, глядя на мокрое, серое шоссе во время поездок, он нервничал. Ему даже снились кошмары об авариях, когда он был младше — он всегда задавался вопросом, были ли они воспоминаниями о смерти его родителей, но, конечно, это не могло быть правдой. Он считал удивительным то, что мог выдумать его мозг. Всего несколько кратких предложений, и это может превратиться в полную картинку, в голове появляются целые вселенные. Все, что тетя Петуния и дядя Вернон когда-либо говорили ему, это то, что его отец был пьян, но Гарри не хотел в это верить и всегда представлял его в грозу, управление машиной вышло из-под контроля, его родители кричали и плакали, и он, каким-то образом, уютно устроился между ними и был в безопасности. Конечно, все это было ложью, и Гарри сказал себе расслабиться. — Как умер Том Реддл? — спросил он громким голосом, разрезавшим тишину в салоне машины. Он чувствовал, что Драко на его коленях напрягся, и понял, что тот не спит. Несколько минут никто ничего не говорил. По профилю Гермионы Гарри мог сказать, что она не знает точно, но на самом деле он задавал вопрос профессору Снейпу. Он откашлялся. — Это неожиданный вопрос. Что заставляет тебя думать об этом? Гарри колебался. — Просто думаю о родителях, — быстро ответил он. — Ты знаешь, Гарри… — Как он умер? — Гарри не дал ему договорить. Он знал этот тон — успокаивающий тон, подталкивающий к обсуждению — и хотел избежать его. И он узнавал технику отвлечения внимания, когда слышал это. Профессор Снейп не хотел ему говорить. Что заставило Гарри захотеть узнать больше. На переднем сидении повисла пауза. Гарри не мог видеть профессора Снейпа, но он мог видеть напряженный взгляд Гермионы, устремленный на него. — Почему ты думаешь, что он умер? Гарри тупо уставился на него. — Я просто… предположил, наверное. Я никогда не слышал о том, что он в тюрьме или что-нибудь такое. Эм, это не так? — Все довольно сложно, — увильнул от ответа профессор Снейп. — Что в этом такого сложного? — переспросил Гарри. — Человек мертв или не мертв. — Это не так просто. — Это просто, — настаивал Гарри. — Например, мои родители умерли. Мои тетя и дядя — нет. Это довольно просто, на самом деле. — Гарри, — пробормотал Драко, слегка сдвинув голову. Гарри заставил себя расслабиться и откинуться на спинку. Он стиснул зубы и заговорил размеренным тоном. — Тогда в чем же сложность? Он услышал, как профессор Снейп глубоко вздохнул. — Он, ну, исчез… Гарри замер. — Исчез? — После смерти твоих родителей… Никто не знает, где он. Жив ли он вообще. — Если бы он был мертв, то было бы тело, не так ли? Поэтому он должен быть жив, — Гарри был уверен в этом. — Никто не знает, Гарри, — глаза профессора Снейпа встретились с его глазами в зеркале заднего вида. — Пятнадцать лет не было никаких признаков Реддла. — Если он не мертв, он хорош, — сказал Драко. Гарри чувствовал себя неуверенно. Он просто предположил — он не мог думать, что убийца его родителей где-то ходит. И он знал, что Реддл жив, что бы ни говорили Драко или профессор Снейп. — Тебе не нужно позволять этому повлиять на тебя, — сказал профессор. — Он не влиял до этого разговора и не должен после. Он для тебя ничто — не трать на него свое время и силы. «Сомнительная логика», — подумал Гарри. Конечно, Реддл что-то значил. Какой была бы его жизнь, если бы его родители были живы? И Гарри не мог просто притвориться, что он мертв, щелкнув выключателем, теперь, когда он знал, что это не так. Он мог притворяться не больше, чем мог убеждать себя, что его родители погибли в автокатастрофе, как бы он этого ни хотел. Поэтому он отложил это где-то в своем разуме, чтобы подумать о нем позже. У него был еще один вопрос, который он хотел задать. — Вы знаете, где похоронены мои родители? На этот раз он практически почувствовал удивление других людей в машине. Он проигнорировал это. — Не знаю, — сказал профессор Снейп. — Оу. — Вы никогда не были на их могилах? — Нет, — коротко сказал Гарри. Зачем бы Дурсли повели его на могилы пьяницы и шлюхи? Особенно тех, которые навязали им малыша Гарри. Разве это не было бы ошибкой. — Директор узнает, Гарри, — сказал профессор Снейп, снова встречая его глаза в зеркале. — Ты бы хотел увидеть их? Правда? Он никогда раньше не был на кладбище. — Может быть, — сказал он. — Я пока ничего не знаю. Он ничего не знал. Было время — давным-давно — когда он сделал бы все, чтобы увидеть их могилы, что-то, представляющее их в любой форме. Это было в те времена, когда он позволял дяде Вернону избивать себя сколько угодно, но когда он называл его мать шлюхой, Гарри переставал себя контролировать. Судья сказал, что ему нужен самоконтроль. Теперь он был взрослым, и взрослые не нуждались в своих мертвых родителях, которые никогда не делали для них многого, кроме как оставили с родственниками, которые ненавидели их. Возможно, это была фантазия, которую лучше оставить позади. Джеймс и Лили, как и Дурсли, остались в прошлом. А теперь прошлое ушло в прошлое. — Может и нет, — сказал он и взял свои записи, щурясь при тусклом свете. В конце концов, он должен был подготовиться к экзаменам.