beautiful world

в свои шестнадцать до Юры доходит одна простая истина — он не такой уж и умный. по крайней мере не в этой ебучей математике. впереди у него все такие же ебучие экзамены, а ебут тут исключительно Юрочку. блядская геометрия. хочется резко вырасти, стать взрослым, потому что: — ебать буду именно я и уж точно не школьные предметы, — с умным видом, словно объясняя простую истину особо тупой, заключает Плисецкий, глядя на хлопающую глазами Милу. — тебе шестнадцать, Юр, наслаждайся последней возможностью побыть ребёнком на полную. хватит ворчать на весь мир, полюби ты его уже, — усмехаясь, ерошит его волосы Георгий. нахальная улыбка вмиг пропадает с юношеского лица, а с губ срывается предупреждающее 'волосы не трогай'. — Гоша прав, — кивает болванчиком Мила, — взрослым быть столько проблем, не надо такого хотеть. Плисецкий задерживает взгляд на Бабичевой чуть дольше положенного, вглядываясь, впитывая ее образ. ну, а после фыркает, отталкиваясь от бортика. к черту ему это все — быть взрослым всяко лучше, нежели его судьба в ближайшие месяцы. хорошо хоть до весенних каникул ждать осталось всего ничего. его бесит все это. ебучая школа, долбанутые одноклассники, мать, будь она не ладна, его бесит этот сранный каток, [тут он чуток погорячился, каток — одна из немногих отрад] на котором разбивай себе колени, лицо двадцать четыре на семь. Юру бесит даже Мила, которая — сам разберусь, — выплевывает Юра, приступая к последнему упражнению, слыша предупреждающий окрик Якова,  — чего мне хотеть, а чего — нет. уж будь я старше ты б давно запала на меня, конечно же, — уже под нос бурчит себе юноша. его, сука, не замечает — ты такой ворчун, Юрка. да похуй, домой бы поскорее, затянулась тренировочка. спать хочется, что пиздец. * Виктор любит. он любит всё, что его окружает — этот вечно хмурый Питер, каток, на котором он проводит чуть ли не три-четыре часа в сутки, он любит свои волосы, что на солнце блестят как серебро, он любит добрую Лилию, которая, заезжая на каток к Якову, дарит мальчишке нежную улыбку. чего греха таить, Виктор Якова тоже любит. да-да, Якова, так любящего поорать, заставить тебя лишний раз грохнутся на колени от изнемождения, но обязательно, каждый божий день после тренировки, спрашивающего 'тебя домой не подвезти, Вить? ' и Виктор качает головой, заставляя ямочки на его щеках появиться вновь. — нет, Яков, не стоит, спасибо Вам. потому что Виктор любит прогуливаться по вечернему городу, пиная камешки под ногами, даже не глядя. потому что Яков обязательно подвезет его по объездной дороге, по которой он не сможет зайти в ту самую пекарню и купить Маккачину его любимых булочек. на сей раз мать с упреком уже не глядит, скорее даже с ухмылкой что эе на этот раз ох как неожиданно и раз в сотый повторяет: — Вить, ему ж нельзя такое, помнишь? Маккачин с этим не согласен. он валит Виктора на пол, заставляя того залиться смехом и разжать пальцы на заветном пакете. булочки Маккачин будет доедать у себя [то есть, у Виктора] в комнате. женщина качает головой, с улыбкой на устах. она, подавив в себе очередной приступ кашля, спрашивает у Виктора будет ли он есть, на что мальчишка отмахивается и просит оставить ему на завтра. несмотря на усталость, он помогает матери с уборкой на кухне, но получив своебразное приглашение совместного просмотра телевизора, отказывается: — на тренировке устал, ма, да и прогулка была явно лишней, я спать пойду. он трепетно целует женщину в щеку, шепча 'хороших снов'. горячий душ слишком разнеможил его и так уставшие мышцы, [да и объятия с Маккачиной сделали свое] отчего сон наступает чуть ли не мгновенно.