***
Проснувшись в Рождественское утро, Джон обнаружил свернувшегося калачиком на своей половине кровати Шерлока. Тот лежал рядом, но не касался его и крепко спал. На секунду Джон удивился увиденному, но затем вспомнил события прошлой ночи, и удивление вместе со смущением отступило. Интересно, что обо всем этом думал Шерлок? Джон некоторое время смотрел на него, пытаясь представить, что может сказать ему Шерлок и что он сам ответит, а потом решил, что безопаснее будет уйти в душ. Шерлок все еще спал без задних ног, когда он вышел, распаренный, из ванной. Джон замялся, не зная, разбудить ли его, ведь наступило Рождественское утро. Но тот выглядел настолько расслабленно и умиротворенно, что Джон просто поправил одеяло, тщательнее укрыв его, и, выйдя из комнаты, спустился вниз. В столовой Майкрофт с Вайолет пили чай и кофе. Майкрофт зарылся в газеты и едва глянул на него, когда он вошел. — С Рождеством, Джон, — тепло сказала Вайолет, поднявшись и поцеловав его в щеку. — С Рождеством, — отозвался он. — Где Шерлок? — Спит, — ответил Джон. Вайолет моргнула от удивления, и даже Майкрофт поднял глаза от своей газеты. — Спит? — переспросила она. — Правда? — Знаю, это удивительно, — сказал Джон. — Но тем не менее. Он спит. Я не хотел беспокоить его, поэтому подумал, что мы могли бы позавтракать, а затем подождать, пока он проснется, прежде чем примемся открывать подарки. — Конечно, — согласилась Вайолет. — Кофе или чай? — Кофе, пожалуйста, — сказал Джон, чувствуя, что нуждается в нем, чтобы окончательно проснуться и перестать тупить. — Слышал, что вчера вы водили всех в церковь, — заметил Майкрофт, когда Джон сел за стол. — Никто не обязан был идти, — начал Джон, раздраженный тем, как преподнес это Майкрофт. — Все прошло прекрасно, — перебила его Вайолет. — Отличный вариант проведения Сочельника. И Шерлоку очень понравилось. — Вы так думаете? — с любопытством спросил Джон. — Разве нет? Я думала, что он вел себя весьма мило. Лицо Майкрофта приняло скептическое выражение, и он снова спрятался за газетой. Джон выпил кофе и съел тост, размышляя, не стоит ли пойти и разбудить Шерлока. К счастью, тот предстал перед ними как раз тогда, когда они закончили завтракать. Он выглядел чуть более отдохнувшим, но резко отказался от предложения поесть. Короче, Шерлок вел себя совершенно обычно, и Джон решил, что не стоит его перевоспитывать. — Не кажется ли тебе, что было бы неплохо что-нибудь съесть? — все же он бросил пробный камень. Шерлок нахмурился, потом схватил тост и демонстративно надкусил его, глядя на Джона. — Спасибо, — ответил тот, вложив в слова гораздо больше, чем благодарность за это показательное выступление. Шерлок, казалось, понял и, хоть и коротко, но искренне улыбнулся. — Давайте открывать подарки, — сказала Вайолет, совершенно довольная, что Шерлок согласился хоть что-то пожевать. Джон вообще не готовил подарков. Он предполагал, что Шерлок сам позаботится об этом, и расслабился, когда увидел, что тот принес подарки для матери и Майкрофта. Джону даже в голову не пришло, что, вероятно, стоило приготовить что-то для Шерлока. К счастью, тот открыл празднично упакованную коробку с надписью «Шерлоку от Джона» и достал очень красивый и дорогой микроскоп. — О, отлично, это как раз то, что я хотел, хотя и не стоило утруждаться, — сказал Шерлок, практически лаская гладкий корпус. Джон постарался не рассмеяться. — Это меньшее, что я мог сделать, — ответил он. — А это тебе, — продолжил Шерлок, положив большую, упакованную в светлую бумагу коробку на колени Джона. Джон помедлил секунду — они не обсуждали Рождественские подарки, и он даже не думал, что мог бы подарить ему Шерлок. Хотелось верить, что это не будет что-то крайне эпатажное. Это оказался свитер. Темно-синий, с неброским светлым орнаментом. Джон обрадовался такому в высшей степени практичному подарку и, любуясь, достал его из коробки. А потом заметил еще что-то, лежащее в коробке. Нечто, подозрительно похожее на докторский халат. Джон отложил свитер и потянулся за халатом, с вышитой на нем надписью: «Доктор Джон Х. Уотсон». И в этот поразительно яркий момент он снова превратился в доктора Уотсона, вспомнил, как надевал халат, принимал пациентов, жил своей жизнью… Но сейчас он уже не был врачом, и та жизнь прошла. Джон должен был бы разозлиться на Шерлока за этот подарок, ведь тому было известно, что он уже давно не доктор. Но правда была в том, что ничего, кроме ностальгии, вставшей комом в горле, Джон сейчас не чувствовал. — Ох, милый, — сказала миссис Холмс, глядя на подарок. — Джон, что означает буква «Х»? — Хэмиш, — автоматически ответил Джон, все еще чувствуя себя ошеломленным и абсолютно потерянным. Но потом он взглянул на Шерлока, который успокаивающе смотрел на него твердым и уверенным взглядом. И потерянность ушла. — Спасибо, — сказал он, потому что не знал, что еще можно было ответить на это. Шерлок улыбнулся коротко и рассеянно, но до боли искренне. — Счастливого Рождества, доктор Уотсон, — сказал он, а затем отвернулся. Странный момент прошел. Но Джон все еще сидел, прижимая халат к груди, как идиот.***
На ужин был очень вкусный гусь. Шерлок в основном сидел молча, отодвинув в сторону свою тарелку. Майкрофт ел с удовольствием. Джон вел вежливый светский разговор с Вайолет и думал, насколько та, должно быть, радовалась присутствию нормального собеседника за столом. После ужина все отправились в гостиную пить глинтвейн, и Джон восхищенно рассматривал елку, размышляя над идеей предложить посмотреть "Доктора Кто". Хотя, учитывая, что Холмсы не запаслись крекерами, вряд ли этот фильм был в списке их любимых. Их Рождество казалось совсем неприхотливым. В конце концов Джон позволил себе поддаться сентиментальному настроению и выскользнул из гостиной, чтобы позвонить Гарри. Та не ответила. Джон оставил ей скомканное сообщение с пожеланием счастливого Рождества. Когда он вернулся, Шерлок играл на скрипке. Джон не знал, что он вообще умеет это делать, поэтому увиденное застало его врасплох. Он замер на пороге гостиной. Майкрофт исчез, а Вайолет сидела у камина, с одобрением глядя на Шерлока. Тот играл, полностью сосредоточившись на музыке, позабыв обо всех и вся, и мелодия, рождаемая инструментом в его руках, поражала красотой. Джон стоял, крепко сжав кружку с глинтвейном, и вспоминал, каким взглядом смотрел на него Шерлок во время распечатывания подарков или в то холодное и лишенное солнца Рождественское утро, и эти взгляды, как выстрелы, отдавались эхом в его дремлющем подсознании. Взгляд Шерлока, направленный на него, опьянял. А видеть Шерлока сейчас, со скрипкой в руках, было головокружительно прекрасно. Когда Шерлок завершил мелодию, его мать разразилась аплодисментами, и он насмешливо поклонился, хотя было понятно, что ему приятен ее восторг. Майкрофт прошел мимо Джона в гостиную и странно посмотрел на него, словно удивился одурманенному выражению его лица. Он что, и правда выглядел настолько зачарованным? — Доктор Уотсон стоит под омелой, — объявил Майкрофт, устроившись на диване. — Полагаю, Шерлок, тебе стоит этим заняться. Джон поднял голову. Действительно, над его головой висела веточка омелы. Как он мог не заметить ее? Шерлок, выглядя совершенно равнодушным, подошел к нему. Джона накрыла паника. «Боже мой! — подумал он, совершенно загипнотизированный происходящим. — Когда это произошло? Как ты позволил этому произойти?». А потом Шерлок оказался рядом с ним, наклонился и коснулся его губ, так небрежно, словно это было привычным для них делом. Джон подавил желание закрыть глаза и прижать его к себе. Он смотрел на Шерлока широко открытыми глазами, удерживая его взгляд. Он снова вернулся к недавней мысли: быть в центре внимания Шерлока было не просто пьяняще, а неимоверно захватывающе. В этот миг Джон осознал, что пропал. Поцелуй закончился, не успев толком начаться. Это даже не было настоящим поцелуем. Шерлок выпрямился и отошел, снова вернувшись к своей скрипке, а Джону вдруг стало слишком жарко и тесно в этой комнате. Ему было наплевать, даже если его поспешное отступление показалось бы всем побегом. Он вышел за дверь, отчаянно спеша глотнуть холодного воздуха. И удивленно замер. На улице шёл снег. Белые хлопья танцевали в воздухе, переливаясь, словно бриллианты. Рождественский снег. Прямо как в сказке. Сумасшедшая сказка, где он встретил принца, но часы пробили двенадцать, и все закончилось. Дверь за его спиной открылась, и послышался удивленный голос Шерлока: — Снег идёт. — Да, — ответил Джон, пожелав, чтобы Шерлок вышел и встал рядом с ним наблюдать за романтическим снегопадом. И тот услышал его мысли. Между ними повисло довольно неловкое молчание, и Джон подавил желание поерзать. Происходящее казалось весьма необычным: чаще всего молчание Шерлока не тяготило и было столь естественным, что Джон даже не замечал его. В конце концов Шерлок откашлялся и сказал: — Уверен, твоя сестра просто занята рождественскими празднованиями. Никто и никогда не отвечает на телефон в Рождество. Это раздражает. Джон не спросил, откуда он узнал о его звонке сестре или о том, что она не ответила. Он просто стоял и молча смотрел на снег, стараясь не встречаться взглядом с Шерлоком, потому что вновь мог поддаться его чарам. Вместо этого Джон, не выдержав тяжелого молчания, воцарившегося между ними, и слишком тихо падающего снега, произнес: — Когда я был мальчишкой, мне всегда казалось, что Рождество не наступит никогда. А теперь я чувствую, что и глазом не успеваю моргнуть, а оно уже прошло. Очередное Рождество. «Прекрасно», — сказал Джон сам себе. Еще печальнее фразу сложно было придумать. — Я никогда не понимал смысл Рождества, — ответил Шерлок. — Исторический, философский, религиозный или экономический? — уточнил Джон, и Шерлок рассмеялся. Джон ощутил прилив гордости от того, что смог рассмешить его, и тут же отругал себя за эту реакцию. — Личный смысл, — сказал Шерлок. — Я никогда не понимал этого. Праздник посреди зимы имел значение для первобытных народов, которые нуждались в поднятии духа, подавленные холодом, но сейчас это просто бессмысленные мошеннические спекуляции розничных магазинов. Джон открыл рот, чтобы запротестовать, но Шерлок продолжил. — Но вчера ты пошел в церковь, и я понял, что есть люди, которые все еще нуждаются в поднятии настроения посреди зимы. Хотя это по-прежнему так себе оправдание для празднования. В голосе Шерлока прозвучало благоговение, словно это вообще никогда не приходило ему в голову. Джон посмотрел на снег: — Впереди долгая и темная зима. Радость, в любой ее форме, всегда приветствуется. Шерлок ничего не ответил, но тишина, установившаяся между ними, стала менее тяжелой. Холод пронизывал все сильнее, и стоять без пальто становилось труднее, но Джон не мог заставить себя уйти в дом и разрушить чары. — Прости за тот поцелуй, — внезапно сказал Шерлок. — Не извиняйся. Я помню, что ты мне платишь за роль, которую я играю. Возможно, решение принять это предложение было самым опрометчивым в его жизни, но он был полон решимости довести дело до конца. — Думаю, все хорошо. Не так ли? Кажется, они поверили, да? — спросил Шерлок почти с тревогой. Джон посмотрел на него, удивленный подобной неуверенностью. Шерлок стоял, нахмурившись, и беспокойно терзал зубами свою пухлую нижнюю губу. Серые глаза в снежном свете блестели от волнения. Снег накрыл его темные кудри и упал за воротник. Джон крепче вцепился в кружку с остывшим глинтвейном. — Они — твоя семья. Ты не можешь понять, поверили они или нет? — Нет. Мне сложнее читать их. Это не так, как с остальными. Они тебе ничего не говорили? — Ничего такого, чтобы я начал подозревать, что они все поняли. Шерлок кивнул, а потом произнес так официально, словно они были партнерами по бизнесу: — Спасибо за все. Ты отлично держишься. Джон подумал, что, в сущности, они и были ими. Поэтому ответил так весело, как только мог: — Мы рады работать для вас! А потом, не в силах и дальше стоять рядом с Шерлоком и не прижаться к нему, сказал: — Давай вернемся внутрь. Я не хочу, чтобы ты простудился, и оставшиеся две недели мне пришлось бы провести у твоей постели и заботиться о тебе, изображая хорошего и милого бойфренда. Шерлок очень внимательно посмотрел на него, словно Джон сказал что-то очень серьезное. А потом зашел внутрь.***
Шерлок сидел на крыше — очень холодной и влажной — и думал о том, что умудрился совершить нехарактерный для себя просчет. Который нужно было исправить. Только он не знал, как. Поэтому и сидел здесь. Он приходил сюда с тех пор, как обнаружил, что может выбраться через мансардное окно в комнате прислуги. Это произошло, когда ему исполнилось пять. Что стало причиной увольнения няни, нашедшей его здесь, однако его это совершенно не заботило. Это тайное место всегда ему нравилось. Поначалу родители пытались отговорить его от вылазок, но в итоге, когда поняли, что он не намерен бросаться вниз и достаточно умен, чтобы случайно не упасть, смилостивились и позволили ему делать все что угодно. Они всегда были лояльны и на многие его причуды смотрели сквозь пальцы. Мнение матери о его нахождении на крыше стало еще лучше после смерти отца, когда Шерлок отказался идти на похороны и отправился в свое тайное место. Тогда стояла жара, и он проплакал, сидя там, целый день. Он очень ярко помнил это, ведь тогда он плакал в последний раз. А еще сильно обгорел на солнце и потом страдал от этого на протяжении последующих нескольких дней. Катастрофа в виде настойчивого желания матери, чтобы он нашел себе верного и надежного друга, изначально словно бы пришла из ниоткуда. Хотя, когда он позже задумался об этом, стало понятно, на почве чего проросли семена этой идеи. Мама с годами не молодела и всегда носила в своём сердце убежденность, будто он нуждался в заботе. Он объяснял это тем, что был младшим. В принципе, этот статус обычно таил в себе бездну преимуществ, которыми он беззастенчиво пользовался, однако эта гипертрофированная забота в список не входила. В случае чего, Майкрофт вполне мог бы позаботиться о нем. Бог свидетель — тот постоянно мозолил Шерлоку глаза со своим проклятым вмешательством в его жизнь. Майкрофт всегда заботился обо всем и вся, совершенно не интересуясь, рады его опеке или нет. Но мама сообщила, что так дело не пойдет. Ему нужно найти кого-то, кого он полюбит и кто ответит ему взаимностью. Ведь у него, сказала она, были бездонные запасы этого светлого чувства, которые Шерлок бездарно растрачивал на места преступлений и трупы, когда вообще-то нуждался в живом человеке, который оценил бы такое сокровище, как он. Именно это все она ему и сказала. Потому что искренне так считала. Это было неловко. Он не знал, повторила ли она все это Джону, но отчаянно надеялся, что этого не произошло, потому что иначе умер бы от стыда. Когда речь заходила о нем, мамуля впадала в нелепость и абсолютно теряла свою объективность. У Шерлока раньше были парни, в основном во времена его обдолбанной, мятежной юности. Секс тогда был неотъемлемой частью кокаинового кайфа, а потому помогал забывать, что трахающееся с ним тело, когда не было под таким же кайфом, не только не думало, что он — сокровище, а вообще считало уродом. Но когда Шерлок закрывал глаза и ощущал, как пел в его венах кокаин, руки, до синяков сжимавшие его бедра, и зубы, оставляющие следы на теле, достаточно заглушали и оттесняли проблемы на второй план. И если наутро тело исчезало, это было даже к лучшему, потому что отпадала необходимость искать новую дозу кокаина, которая сделала бы терпимым все это действо. Майкрофт с матерью никогда не встречали никого из этих парней, даже если кто-то оставался дольше, чем на одну ночь. Его семья никогда не понимала, что кокаин не приносил ему никакой радости, только облегчение. А оно отличалось от удовольствия. И от радости, от любой из ее форм, о которой говорил сегодня Джон Уотсон. И от той, про которую сказала мама ему на прошлое Рождество: «Тебе нужен кто-то, кто принесет тебе радость, Шерлок. Ты искал ее всю жизнь, но так и не нашел». Странное совпадение, что Джон сегодня, в это Рождество, использовал тот же термин, что и она. Радость. Так много всего странного было в Джоне Уотсоне. Даже то, что Шерлок вообще предложил эту сделку ему. Он не думал, что мама говорила всерьез, пока она не пригласила его на Рождество. А затем, на следующий день, он встретил Джона… Шерлок не верил в приметы, если это не было ему выгодно. Но вот он — Джон Уотсон, военный доктор, изображающий рождественского эльфа, с психосоматической хромотой и достаточно симпатичной наружностью, которая могла бы заинтересовать Шерлока. А значит, мамуля вполне могла купиться на это. И вот, у Шерлока появился фальшивый бойфренд, который спал в его постели, и ему пришло в голову, что никогда прежде он даже понятия не имел, что значит — иметь парня. Они не разделили ни одного оргазма, и все же Шерлок чувствовал необъяснимую связь с Джоном. Он ощущал его присутствие в комнате и знал о каждом движении, сам того не желая. Даже когда он убеждал себя, что все это неважно и существуют гораздо более интересные вещи для изучения, Джон безжалостно вламывался в его мозг, и Шерлок… был совсем не против этого. И когда он коснулся пальцами его руки тогда, в церкви, Джон не отстранился, не дернулся, а даже поблагодарил его за это позже... Шерлок пытался вспомнить, прикасался ли он хоть к кому-то в своей жизни без сексуального подтекста? Когда он разбудил Джона, которого атаковали кошмары, и вытащил на улицу, чтобы вернуть в реальность из жаркой, воображаемой пустыни, и тот посмотрел на него широко раскрытыми от ужаса, удивленными глазами, захлебываясь рваными вдохами… Он так смотрел на него, что Шерлок не решился отвести взгляд, побоявшись, что Джон не удержится на ногах и рухнет прямо перед ним. Шерлоку снова хотелось коснуться его, прижать к себе и подарить тепло своего тела вместе с надежностью: ровно бьющимся сердцем и ощущением безопасности. Лишь благодаря огромному усилию воли он сдержался, ведь отказывать себе в том, чего хотелось, Шерлок не привык. Он всегда получал желаемое. И в какой-то момент среди последних нескольких дней Шерлок решил, что хочет Джона Уотсона. Не только для секса. Не просто его руки, губы, язык и член. Хотя все это было прекрасно, даже очень. Нет, он хотел его в этом странном понятии «бойфренд», которое они обыгрывали сейчас. Хотел, чтобы это стало реальностью. Он жаждал возможности держать его за руку, и чтобы это не казалось чем-то удивительным и странным. Хотел ухаживать за Джоном, когда тот заболеет, или позволить ему лечить себя (что, вероятно, никогда не произойдет, потому что Шерлок не болел). Он хотел свободно целовать его под омелой и без нее. Шерлок закрыл глаза и глубоко затянулся, вспомнив, как поцеловал Джона под омелой, ощутив электрический ток от прикосновения к его губам, такой краткий… Но его хватило, чтобы он представил все остальное — зубы и язык, губы, грудь, соски и пупок... Всего за мгновение, за полсекунды до того, как прикоснуться своими губами к его, воображение Шерлока создало миллион фантазий с участием рта Джона. Слишком много, чтобы не поддаться их влиянию. Поэтому, когда Джон сбежал из зала сразу после этого, Шерлок последовал за ним, просто потому что не мог не сделать этого. Ему нужно было оказаться рядом, вдохнуть его, услышать и увидеть. Шерлок сбросил окурок с крыши, и тот упал в сугроб внизу. Он размышлял над тем, что делал бы обычный бойфренд. Джон мог играть роль, но Шерлок решил, что с этого момента будет максимально серьезен.