Швы наизнанку

Стайлз ворочается, то и дело пытаясь заехать Дереку локтем в бок, бормочет что-то бессвязное, не опознаваемое даже чутким слухом оборотня, но, кажется, это действительно просто сон, а не кошмар. Хейл не слышит от него отголосков страха или страданий, хотя боль всё же прячется где-то в глубине. Он вытягивает её, хотя знает, что она вскоре вернётся. Это не та боль, которая возникает, если ты ранен или ушибся, она глубже и опаснее. От Стайлза пахнет ею уже не первый месяц, и с этим не справиться с помощью особых способностей оборотня. Дерек не может уснуть, несмотря на тёплое тело под боком и уютный звук ровного дыхания Стилински. Адреналин, на котором он примчался в больницу с раненым Стайлзом на руках, переполошив всё приёмное отделение своим внешним видом, давно испарился, но остаточный страх не успеть вовремя превратился в вину, а она не допускала поблажек. Дерек не в состоянии успокоиться до конца и расслабиться, пока Стайлз настолько уязвим. Перед глазами слишком чётко стоит его образ – сдавшегося, растерянного, с потухшим взглядом. На губах по-прежнему ощущается вкус Стайлза, от которого все рецепторы вибрируют, и Дерек перестаёт себе врать. Ему нравится Стайлз. Это не так сложно принять, как он думал. Не происходит ни переосмысления действительности, ни внутреннего кризиса, ничего, доставляющего дискомфорт. Просто один фрагмент его жизни оказывается гораздо более важным, чем он представлял раньше. Какая-то эгоистичная часть него пытается отмахнуться от происходящего, но Хейл её не слушает. Он слишком долго скрывал правду даже от самого себя, чтобы теперь не почувствовать облегчение. Наверное, в этом есть какая-то ирония. После всех угроз, споров и моментов на грани жизни и смерти они лежат вдвоём на узкой больничной койке, и кожа Дерека горит от этой близости. Он не знает, какой момент признать поворотным или когда именно всё свернуло в этом направлении, но зато неожиданно понимает, что значили слова Айзека перед отъездом. Лейхи нашёл его в лофте накануне отбытия во Францию с Арджентом. Хейл, признаться, и не ждал, что он зайдёт попрощаться: после смерти Эрики и Бойда он перестал считать себя имеющим право лезть в жизнь единственного оставшегося в живых волчонка. Он был слишком виноват перед ним за то, что не смог уберечь стаю. Но Айзек всегда умел удивлять широтой своих порывов. Он обнял оторопевшего Хейла, без слов сожалея об общих потерях, и от него не шло ни намёка на обвинение, лишь грусть и старая боль, погребённая под завалами новой. Про Эллисон они не говорили, но, уже открывая дверь, Айзек проронил: - Не потеряй и его. Дерек не понял, но не стал останавливать уходящего Лейхи. Тому слишком не терпелось покинуть город, в котором он лишился сначала родителей (пусть отец и был монстром), потом – новоприобретённой стаи, а затем ещё и первой любви. Его нельзя было задерживать здесь ни на мгновение. Скорее всего, догадайся Хейл тогда – он бы не принял. Не был готов к такой правде, ведь ничего не предвещало. Но, видимо, что-то всё же висело в воздухе, мелькало вокруг, если Айзек что-то заметил тогда, когда Дерек сам не видел? У Лейхи, конечно, особо чувствительный нюх, но чтобы что-то было обнаружено, оно должно для этого как минимум существовать. Значит, всё началось задолго до того, как Хейл ощутил тягу своей волчьей половины к раздражавшему раньше подростку. Любопытно, хотя сейчас не время и не место думать о том, что было. Маккола он слышит сразу же, стоит тому войти в больницу. Ярость, успокоившаяся рядом с живым и спасённым Стайлзом, просыпается мгновенно. Осторожно, стараясь не потревожить сон Стилински, Дерек отодвигается и встаёт на ноги. Стайлз морщится, лишившись источника тепла, и Хейл укрывает его покрывалом, позволяя себе секунду посмотреть на сжавшегося в позе эмбриона Стайлза. Он выходит из палаты и бесшумно закрывает за собой дверь. Не будь Дерек в бешенстве, он бы заметил и опущенные плечи Скотта, и воспалённые глаза, и дрожащие руки. Но он не хочет понимать и прощать, поэтому горчащий запах вины и стыда, исходящий от Маккола, злит ещё больше. Стайлз ради этого идиота готов жертвовать всем, в том числе и собственной жизнью, а он не смог прийти вовремя один-единственный раз. Хейл представляет, что могло случиться, если бы рябиновый щит не поддался, и картинки в его голове настолько реалистичные, что он не успевает себя остановить. Миг – и Скотт прижат к стене, а рука Дерека с отросшими когтями впивается в его шею. Маккол не сопротивляется, хотя мог бы, только смотрит – так, словно хочет получить больше, словно не может справиться с виной другим способом. Это немного отрезвляет, но Хейл не успевает отнять руку, когда раздаётся голос Стайлза: - Что здесь происходит?