Швы наизнанку

Скотт выглядит так, словно кто-то его не дожевал и выплюнул, чтобы не заморачиваться с раскусыванием костей. В похожем состоянии Стайлз видел друга лишь однажды: после смерти Эллисон. За рёбрами вспыхивает мерзкое самодовольство, стоит вспомнить неподвижное тело и замерший в густом воздухе последний едва слышный вдох, но сегодня с этим неожиданно легко справиться. Стилински настолько погружен в мысли о Дереке (о, чёрт возьми, они действительно целовались) и переживания за состояние лучшего друга, что на остальное не остаётся места. Маккол подходит ближе, но на приглашающее похлопывание по покрывалу не реагирует. Стайлз, в общем-то, и не ждал ничего, жест получился инстинктивным, а не обдуманным, но… Ему хочется, чтобы было иначе. Чтобы Скотт сидел рядом, закинув руку на плечо, и рассказывал о чём-нибудь не слишком важном, а не избегал его взгляда, пряча в карманы дрожащие ладони. Но это лишь желания, на которые он уже не имеет права. - Стайлз… - Что произошло в коридоре? Стайлз догадывается, но ему нужно знать точно. Скотт молчит слишком долго даже для себя самого, и Стилински как раз собирается повторить свой вопрос, когда он всё-таки поднимает голову. - Прости меня. - За что? - У Дерека был план, а я… - Запинается, пытаясь подобрать нужное слово, и внезапно его прорывает: - Я опоздал, не смог тебя спасти. Если бы ты умер, я бы себя никогда не простил. Только не ты. Я бы не смог. Не снова. Если бы не Дерек… Стайлз не знает, почему не ощущает ни грамма обиды. Такая ситуация должна задевать хотя бы иррационально, потакая чувству собственной важности, но он абсолютно не уязвлён. Может быть, пару месяцев назад было бы иначе, но сейчас ему даже не грустно. Обижаться в масштабе всего, что с ними происходит, было бы слишком мелочно. - Скотт, - произносит он, глядя Макколу в глаза, - я тебя прощаю. Слышишь моё сердцебиение? Оно не врёт. - Но… - Все имеют право на ошибку, Скотт. - Я облажался! - Дерьмо случается. Все живы, значит, всё в порядке. Наверное, он сказал что-то не то. Или вложил в слова не те эмоции, не заметив, потому что Маккол замирает. Его взгляд становится понимающим, и Стайлзу хочется отвернуться. - Я не виню тебя в её смерти, ты же знаешь? Стайлз хочет верить его словам. Он закрывает глаза, но горечь, исходящая от Скотта, никуда не исчезает. И это правильно, пусть и жжёт сухие глаза. Он пропускает момент, когда Маккол решает приблизиться, поэтому дёргается, когда его втягивают в крепкие объятия. Скотт обнимает так, словно они не виделись пару лет, и по ощущениям это чистая правда. Стайлз цепляется пальцами за его спину и сжимает зубы, чтобы не дать вырваться какому-нибудь унизительному всхлипу. Глупая предосторожность, когда оборотень слышит все мельчайшие колебания твоих эмоций, но так – легче. Скотт отодвигается, чтобы посмотреть ему в лицо, и выглядит таким серьёзным, что Стилински против воли улыбается. Маккол не ведётся. - Ты не виноват, Стайлз. Как ты можешь думать иначе? - Я помню ощущение, с которым прокручивал внутри тебя меч. Помню даже звук, с которым дыра в тебе становилась больше. - Это был не ты! - Я помню ужас Лидии, отвращение отца, твою боль. Помню гнев Дерека и замешательство Дитона. Помню каждый отголосок чужой боли, присвоенной себе или вызванной моими действиями. - Стайлз… - Я слышал, как сердце Эллисон билось всё тише, и получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Лучше этого были только твои страдания. - Стайлз, я был там. И знаю, что ты чувствуешь сейчас, говоря об этом. – Скотт качает головой, словно самому себе отвечая на какой-то вопрос. – Прости, что не сказал тебе этого раньше. Ты ни в чём не виноват. Слышишь? Не виноват. Маккол обнимает его вновь, сжимая крепче, и великодушно делает вид, что не ощущает запаха слёз. Стайлз отстранённо размышляет, когда успел превратиться в того, кто рыдает по поводу и без, но это кажется таким не важным сейчас. Он не уверен, что слова Скотта – правда, но позволяет себе хотя бы подумать об этом.