Книги Феникса: Обрывки страниц

Неправильно, это неправильно. Если бы только не было так больно и страшно, он бы понял, что именно, но… — Назови имя вашего агента и всё закончится, — мягко говорит мать, не глядя на него. — Кто предал Тень? — Меня зовут Джон Рэдмен, — голос дрожит, срывается, но диктуемые протоколом слова немного помогают держаться. Он старается не смотреть на месиво, оставшееся от правой ноги. На отсутствующее молодое лицо матери. На запятнанный красным нежно-персиковый шёлк её пышного платья. Почему-то именно эти пятна выглядят странно знакомыми. — Назови имя. — Я — Хранитель Феникса, — настаивает Джон. — И потому ты, конечно, знаешь нужное имя. Давай, скажи маме. Ты же не хочешь, чтобы мама огорчилась? Нет, нет, он не хочет! Никогда не хотел, никогда, потому что тогда будет плохо, всем будет плохо но… зачем ей вообще нужны Тени-предатели? Она даже не знала, что такое эта самая Тень. Мысль кажется важной, но сил на её додумывание наскрести не выходит. — Меня зовут Джон Рэдмен, я Хранитель Феникса. «… и если подумать, то я убил свою мать за десять лет до того, как им стал». Знакомая дверь за спиной матери приоткрывается, но за ней лишь неестественный голубой свет, расползающийся по ступеням, пиксель за пикселем поглощающий очередной иллюзорный мир. Он жжет сетчатку нещадно. Подвал окончательно исчезает. Джон снова чувствует горячие чешуйчатые пальцы у себя на висках. Нога в полном порядке, но боль отступает медленно, словно тело всё ещё верит в случившееся. Зато прошли фантомные ощущения в плечах, оставшиеся после того, как в одной из симуляций руки вырвали из суставов. — Сэй, это бесполезно, — шипит настоящий голос палача. — Мы уже третьи сутки фигнёй маемся, а толку нет. Давай напрямую. Кажется, он не понял, что Джон сейчас в сознании. Если честно, Джону и самому с трудом верится. — Напрямую? Через эти щиты? Знаешь, я ещё не до конца из ума выжила, мне собственные мозги дороги! Смотри, давай попробуем… Слова теряются в помехах. Джона словно уносит огромной волной. Прочь от пропахшей стерильным страхом реальности, от опутавших тело проводов и безжалостных палачей. Голубой свет вспыхивает, чтобы тут же стереться из памяти. Неправильно, это неправильно.