Ты моё безумие

      Уэйд видел Питера таким впервые. Потерянным, разбитым, напуганным.       {Напоминаю: ему пятнадцать, он ребёнок.}       Тихо велев Жёлтому заткнуться, наемник сел с парнем рядом.       — И почему обладатель такой прекрасной задницы в трико грустит? — попытался он пошутить.       Паркер дернулся и на рефлексах выстрелил паутиной в мужчину, пригвоздив его к краю крыши, на которой они сидели. Узнал парень его явно не сразу. Пелена слез и наушники укрыли его от внешнего мира. Уилсон почувствовал себя лишним. Он ведь хотел лишь предложить съесть по тако, а тут это…       И что ему делать?       Просто так уйти он не мог. Ну, чисто теоретически мог, конечно, но остатки совести не позволяли. Уэйд знал этот взгляд — затравленный, печальный, напуганный. Это он каждый раз видит в зеркале по утрам.       Мальчишка ломается.       [Не так уж этот мальчишка и силён, как мы думали.]       Вынув один наушник из уха и прикрыв глаза, Человек-Паук дрожащим голосом, словно в горле был ком, спросил:       — Что ты тут делаешь? Я думал, ты на заказе, — парень тут же снова отвернулся и тайком вытер слёзы. Ему не хотелось, чтобы в момент слабости его кто-то видел. Разве не для этого он носит маску? Враги не должны видеть страх и ужас в его глазах, близкие — печаль и утомленность.       Питер Паркер любил Нью-Йорк, помогать этому городу было делом чести. Он даже в Мстители не пошёл, ибо сомневался в том, что его кто-нибудь заменил бы.       Но когда его таким видел болтливый наемник, было ещё хуже. В разы. Питер каждой клеточкой ощущал почти то же, что и Уэйд. Растерянность.       Можно прятать всё под маской, улыбкой, шуткой. Старк так и делает. Уэйд так делает. Питеру тоже никто не запрещал. Но если сам притворяешься, то чувствуешь, когда притворяется кто-то другой.       Уэйд пару секунд молчал, думая над ответом. Шутки парню не помогут — просто выстрелит паутиной и улетит, сверкая аппетитной задницей. А Уилсону этого не хотелось. Влипнет ещё в неприятности, а Старк ему потом голову открутит.       Просто неприятно.       Как и осознание того, что сказать ему нечего. Парень просто устал. От всего. В пятнадцать лет он не должен делать всего этого. Уэйд вообще смутно помнил свой подростковый период. Всё смазалось в сплошное яркое пятно. И помочь тогда было некому. Сказать ободряющие слова — некому. И ошибки посыпались одна за другой.       Паркер не имеет право совершать их. Он же Человек-Паук. Баловство с саморазрушением доломает его окончательно, сотрет в порошок.       Когда молчание затянулось, а Питер уже собрался было уйти, Уэйд взял его за запястье и рванул вверх, заставляя подняться.       Недоумевая, парень подчинился.       — Что я тут делаю? Ну, кажется, мы собирались украсть Паучка и прикончить с ним парочку тако. Ты ведь любишь тако? Все любят тако! Даже Паучки, которых ждёт недельный отдых и отчёты каждый день о снятых котах с деревьев от доброго дядюшки Дэдпула. Но акция разовая. Для приобретения полного пакета услуг доживите до восемнадцати и подарите хотя бы поцелуй.       Питер слабо улыбнулся.       Город подождет.       {Без Человека-Паука эта дыра не справится.}       — Мы с вами тоже не справимся, — пробормотал Дэдпул, впервые не ощущая на себе осуждающего взгляда.       Питер всё понимал и принимал.       Но отдавал намного чаще. Всё, что у него было. В основном себя. Иногда это граничило с вырыванием сердца из груди.       Но Уэйд не даст этому случиться. Сердце Питера Паркера лишь его, и никому он его разбить не позволит. И уж какому-то городу тем более.