Белое безмолвие.

      Вопреки всеобщему мнению, Дориан предпочитал просыпаться рано. Нет, не для того, чтобы потратить три часа на плескание в ванной и укладку волос. Хоть и нельзя отрицать того, что он действительно много времени уделяет собственной гигиене. Он предпочитал с утра начинать свои дела, чтобы к вечеру быть относительно свободным. Но с Лавелланом привычный режим решил сбиться – эльф вставал либо раньше, чем невольно будил своего любовника, либо не позволял самому Дориану выползти из кровати, держа его в объятиях вплоть до тех пор, пока кто-нибудь не начнет стучать в дверь в попытках призвать к совести Инквизитора.       Последний вариант событий случился в это утро. Утро после шестой ночи, проведенной вместе. Панталоны Андрасте, зачем тебе эта точная цифра, Дориан Павус? Почему ты невольно ведешь счет и запоминаешь каждое мгновение? – Ты ведь долиец, верно? Умение начинать издалека прежде, чем задать действительно интересующий его вопрос, – это мастерство, доведенное до автоматизма у всех аристократов. Лавеллан кивнул, закинув на бедро Дориана ногу, пытаясь устроиться удобнее. «Ты до невозможности вертлявый эльф». – Тогда почему у тебя нет… как вы его называете… валласлин? – чего Павус не любил, так это собственный сильный акцент при произношении чужих для него слов. Отвратительно. Эльф на мгновение поднял голову, недовольно и сонно посмотрев на любовника. Указывающий жест на себя и плавный жест ладони к щеке. «Я хочу спать». – Ну прости, что этой ночью ты не смог выспаться из-за того, что я великолепный любовник, – мягко рассмеялся тевинтерец, взъерошив и так взлохмаченные ото сна светлые волосы Маханона, стараясь не задеть острое ухо. Что-что, а прикосновение к своим ушам Лавеллан терпеть не мог. Настойчиво притянув и уложив к себе на грудь хмурящегося эльфа, Дориан продолжил: – А если серьезно, Маханон. У тебя нет валласлина, но есть татуировки на всем теле – черные ладони, черный обруч на щиколотках и такие же черные линии на ногах, руках и груди. Почему?       Раздраженный вздох был ему ответом – не в первый раз Лавеллан слышит этот вопрос. И, скорее всего, не в последний. Дориан терпеливо выжидал, повторяя пальцами завиток татуировки на плече эльфа. Маханон неуклюже пересел на бедра тевинтерца, предварительно заехав тому коленом чуть ниже ребер. – Ладно, я понял, вопросы по утрам не задавать, – охнул Дориан, невольно согнувшись и потянувшись рукой к ушибленному боку. Лавеллан невозмутимо наблюдал за страданиями любовника и, дождавшись, когда тот посмотрит на него, провел пальцами в воздухе: в направлении Павуса, следом быстрый крюк – вопрос, после – на свое лицо, быстрым росчерком перечеркнув его. «Ты спрашивал про отсутствие валласлина?». Не веря тому, что эльф все же ответит на его вопрос, который изначально не был воспринят радушно, тевинтерец кивнул, положив горячие ладони на бедра Маханона, поглаживая сухую кожу пальцами.       Лавеллан фыркнул на незатейливую ласку, выпрямился, прижимая палец к губам – как если бы задумался над ответом. Ладонью вновь указав на себя, проведя в воздухе тремя пальцами, «обрамляя» лицо и останавливая жест чуть под подбородком, как будто приподнимая…и мастерски скопировав самовлюбленную улыбку самого Павуса, в моменты разглагольствования оного о своем великолепии. «Мое лицо прекрасно и так». Дориан растеряно молчал. Долго. Целых двадцать секунд. – Ах ты ж… О да, ты великолепен. Хотя над поворотом головы стоит еще поработать, – засмеялся Дориан, чуть сильнее сжав в своих ладонях бедра беззвучно насмехающегося над его манерами Лавеллана. – А все же. Разве у вас это не является почитанием богов? Или ты у нас бунтарь?       Эльф снисходительно улыбнулся тевинтерцу, как если бы разговаривал с малым дитем. Молитвенный жест у сердца, повторение контура лица и скрещенные ладони перед ним. «Я молюсь без этих отметок». – Почему? Жест ладонью, как если бы Маханон снимал с лица маску – и отбросил себе за спину. «Не нужно». – Ох уж этот Вестник Андрасте, молится своим богам без валласлина, презирает каноны, – усмехнулся Павус, садясь на кровати и прижимая к себе любовника. – Как далеко ты готов зайти в своем бунтарстве?       Маханон улыбнулся, медленно беззвучно шепча, касаясь своими губами губ Дориана, чтобы тот смог прочесть: – Далеко, – где буква «о» потонула в жадных поцелуях.