Never Have I Ever

Заперевшись в ванной, Гарри прижимается щекой к прохладной стене и пытается прийти в себя. Эти два ненормальных на кухне совсем съехали с катушек. Ладно, его брат, тот с детства был психом, но Луи? Он не выглядел таким доступным, каким оказался. Гарри усмехнулся, опустил крышку и сел на унитаз. Доступным? Не совсем верное определение. Это для него секс казался чем-то особенным, личным, чем нельзя заниматься с первым встречным. Многие парни относились к этому проще, просто получали удовольствие, а наутро — расходились по своим делам и никогда не думали, что они делают что-то неправильно. Судя по всему, Томлинсон относится к их числу. Но эти двое перешли всякие границы. Они даже дверь не заперли, не дернулись, когда он вошел, и не только не остановились, но и закончили. Вернее сказать, кончили. Гарри ерзает, расстегивает ширинку и опускает ладонь на стоящий колом член. Он дрочит быстро, сильно сжимая ладонь. Ему немного больно от таких непривычных движений, но увиденная ранее сцена разбудила в нем что-то животное, дикое, что-то такое, чего он никогда не чувствовал и не желал раньше. Ему хочется почувствовать эти яркие губы на своем члене, хочется, чтобы эти пальцы трахали его, а не Эда. Хочется отсосать самому, почувствовать вкус, запах, его самого внутри себя. Гарри прикусывает губу и бурно кончает, чувствуя, как злость и раздражение отпускают его, сменяясь удивлением и легкой брезгливостью — он не такой, как они, и никогда не хотел быть на месте брата. Он никогда не жил так — трахая все подряд и подставляясь под каждого желающего. Гарри подходит к умывальнику, споласкивает руки и с отвращением трет подсыхающую на пальцах сперму. И самому не ясно, отчего так мерзко — оттого, что захотелось стать таким же, как брат, оттого, что остался наблюдать, или оттого, что потом дрочил на все увиденное. — Все дело в том, что тебе он нравится и ты хотел бы, чтобы он был с тобой, — тихо бормочет он своему отражению, вытирая руки. — И если раньше ты просто не знал, что он гей, то фантазии оставались просто фантазиями. А теперь… А теперь выходит так, что его фантазию отхватил его брат и наслаждается в полной мере. У них с Эдом никогда не было конкуренции — они интересовались разным и общались с разными людьми, они почти никогда не ссорились и им всегда удавалось договориться. А сейчас он чувствует что-то новое, отвратительное и гадкое — он ревнует. Ревнует не своего парня к своему брату. И от этого ему не становится легче. Эд не виноват, он не знал и просто по-идиотски дурачился на кухне. Он часто подкалывает его, просто до этого ситуации были другие. — Да к черту это все, — Гарри вглядывается в свое отражение и, решив, что достаточно пришел в себя, выходит из ванной. — Пусть делают, что хотят. Голова на удивление ясная, и с трудом верится, что он был хоть немного пьян. События на кухне свели на нет все его попытки напиться. Теперь придется начинать все заново, если там хоть что-то осталось из алкоголя. Вернувшись в комнату, он понимает, что большей части друзей нет — кого-то увезли, кто-то свалил домой самостоятельно. И в комнате осталось человек десять — самых стойких. И все по-идиотски расселись так, что все места, куда можно присесть, попросту заняты. В смысле — почти все места. Оставалось только небольшое пространство между его братом и парнем, о котором он мечтал ровно пять минут назад. Он надеется, что Луи подвинется к Эду, но тот сдвигается слегка вправо и хлопает рукой по сидению диванчика, приглашая: — Гарри, иди сюда. Мы тут тебе место заняли! — Эдвард машет руками, привлекая внимание, как будто его вопль можно с чьим-то спутать. Ему ничего не остается, как пройти и сесть между ними. Как только он это делает, сразу чувствует, как Луи и его брат синхронно двигаются, слегка сжимая его между собой. Одновременно с этим ему в руку практически вкладывают бокал и, не придумав ничего лучше, он глупо спрашивает: — Что это? — Ром и кола, мой хороший, — Луи практически касается губами его уха. Шепот горячий, и он чувствует, как между лопаток тонкой струйкой стекает пот, а в штанах предательски ноет, словно он не название напитка сказал, а что-то неприличное. Твердое бедро прижимается к нему еще плотнее, и, чтобы как-то отвлечься, он делает большой глоток. Слезы наворачиваются на глаза, потому что Луи определенно забыл добавить туда напиток, который по слухам производят из листьев коки. Чистый темный ром обжигает, обволакивает мозг, и Гарри чувствует, что ведет. Но не может до конца понять от чего — от напитка, любимого пиратами, или от того, что теплая ладонь гладит его по спине, слегка похлопывает, поднимается к воротнику футболки и, как бы невзначай, проводит под волосами. Гарри, откашлявшись, смотрит на Луи и чувствует, как плавится под взглядом голубых глаз. Температура в комнате резко поднимается, кровь бросается в лицо, а пальцы от ворота футболки незаметно поднимаются выше и уже трогают за ухом, обводят мочку, скользят по скуле и нежно, едва касаясь, вытирают слезинку. Гарри чувствует, что еще немного и задохнется, если Томлинсон продолжит свои незатейливые ласки. Но Луи, улыбнувшись, убирает руку от его лица и он, наконец, выдыхает. — Должно быть, я действительно пожалел колы для твоего коктейля, — Луи откидывается на спинку дивана и вклинивается в разговор Барбары и Сэнди, которые яростно обсуждают ориентацию их соседки по комнате в общежитии и то, как это повлияло на ее оценку по проекту. Гарри все еще не может понять, что только что произошло, но неожиданно чувствует на себе взгляд Эда. — Понравился он тебе, да? — уже губы брата касаются его уха, и он предательски краснеет. — Ты знаешь, что будет сегодня ночью? Ты знаешь. Я его трахну, он согласился. Я разложу его на своей кровати, буду трахать языком, пальцами, а потом одновременно и тем, и другим. А когда он будет готов, я войду в него и заполню до конца. Согласись, такая прекрасная задница не должна страдать от недостатка внимания? Мне хочется, чтобы он стонал подо мной и сжимал пальцами простынь. И просил двигаться быстрее. А знаешь, что будет, когда я кончу? Я позволю ему трахнуть себя в рот. Ты же видел его член, да? Произведение искусства. Его нельзя оставить без внимания. Хочу насладиться им полностью этой ночью. А может, и не только этой. Хочешь, я поделюсь с тобой? Нет? Я так и думал. Глупый младший братик. Эдвард произносит это все на одном дыхании, не давая ему ответить или протестовать, он знает его так же хорошо, как и себя. Они близнецы и чувствуют друг друга каким-то невероятным, необъяснимым чутьем. Это что-то на уровне инстинктов. И Эд знает, что Гарри никогда не решится на такое. Он далек от группового секса примерно так же, как Земля от Плутона. — Эд, я… — начинает Гарри, но горячий шепот прерывает его. — Ты дрочил, да? Только что. В душе. Откинулся на стену и дрочил, представляя, как он имеет тебя. Ты же любишь так, когда горячий член скользит в тебе? Мммм, о да. Понимаю, это нельзя не любить. И я сам не против, чтобы он меня трахнул. Знал бы ты, мелкий, как он сосет… И знаешь, что мне в нем нравится? Он совсем без тормозов. У него их нет. Он даже не гей, ему просто нравится получать удовольствие от этой жизни. Он спит со всеми, кого хочет, и в этом мы с ним тоже совпадаем. Тебе нужно поучиться этому. Иначе ты никогда не получишь ничего и не получишь его, такого замечательного, не дотронешься, не почувствуешь. А он такой сладкий. Такой вкусный. Подумай, может, тебе стоит снизить свою планку и дать себе расслабиться, хоть один раз в жизни? Он даже рот не успевает раскрыть, как Эдвард внезапно встает и стаскивает Келли, сидящую напротив в окружении подруг, со стула, и усаживает себе на колени. Что-то шепчет, и они дружно смеются, запрокинув головы. Ему, наверное, стоит отодвинуться от Луи — куча места освободилась. Но после монолога брата у него совсем нет сил. Нет желания отодвигаться от теплого, сильного бедра. Луи поворачивается, улыбается и слегка подмигивает ему, словно знает, о чем ему шептал Эдвард. Словно он знает, что он, Гарри, знает, что будет этой ночью. Луи прижимается плечом, и Гарри чувствует, как рука парня поддевает край футболки, пальцы скользят по ребрам вверх и чуть вперед, касаются соска, слегка сдавливают, играют. Снова пробегают по ребрам, касаются кожи над поясом джинсов, выныривают, поправляют футболку. Как ни в чем не бывало, Луи улыбается, слегка приподнимая свой бокал, словно пьет за него, и делает пару глотков. Гарри судорожно пытается понять, что происходит сегодня в их квартире, откуда взялся этот ненормальный, который так умело сводит его с ума, а главное — что делать дальше. В голове звенит от возбуждения и, так ничего и не решив для себя, Гарри опустошает свой бокал, абсолютно не чувствуя вкуса.