Never Have I Ever

Луи сидит, закинув ноги на спинку кресла и рассматривает потолок. Вся комната вверх ногами точно так же, как и мысли в его голове. Почти всю ночь он не спал, слушал, как ворочается Гарри и мирно сопит Эд. Бессонница случалась с ним крайне редко, а уж после хорошего секса он всегда засыпал быстро и беспробудно. Впрочем, это не помешало притвориться спящим, когда запищал будильник в джинсах Эда, и тот встал, захватив брюки, вышел из комнаты. Его ждала Франция. Луи полежал, прислушиваясь сначала к звуку воды в душе, потом, к тому, как щелкнул чайник на кухне, как мягко хлопнули дверцы шкафа, когда, видимо, Эд одевался и, наконец, он услышал звук закрывающегося замка и, выждав зачем-то пару минут, поднялся. Томлинсон не знал, спал ли Гарри или также притворялся, как и он, но постарался не шуметь и выскользнул из комнаты. Несмотря на то, что одежда до конца не высохла и толстовка была еще чуть влажная — черт бы побрал этих ленивых близнецов за неисправную сушилку, — он натянул одежду и поспешил уйти из надоевшей за выходные квартиры. Однако не все шло так гладко, дурацкая дверь, которая открывалась простым поворотом ручки изнутри, не закрывалась без ключа. Но ему настолько не хотелось задерживаться и, тем более, будить Гарри, что он просто вышел и прикрыл за собой дверь. Двадцать третье декабря, все заняты подготовкой к Рождеству, район благополучный, да и вряд ли кто-то украдет парня. Меньше всего ему хотелось оставаться и ждать когда проснется Стайлс, Луи терпеть не мог выяснять отношения. Он люто ненавидит задушевные беседы на тему «почему и как, и что теперь делать?». Он знал, что с Гарри не удастся распрощаться без обсуждения прошлой ночи. Хотя, в любом другом случае, Луи не отказался бы обсудить, ведь было, что! Просто, если бы это был не Гарри. Если бы это был кто-то другой, проще, кто-то, кто не страдал бы муками совести, принципиальностью и не был бы таким моралистом. И чтобы этот «кто-то» не так отчаянно ему симпатизировал. Луи Томлинсон ненавидит отношения. Он не понимает, зачем сидеть обнявшись и смотреть телевизор. Зачем ходить на свидания в кино, а потом обязательно идти в кафе и пить дерьмовый кофе с не менее паршивым тортом. Он не понимает, зачем все эти ужимки перед тем, как заняться сексом. Все равно все всегда сводится к этому. Непонятно, зачем тратить на это время, когда можно провести его с большим удовольствием и с меньшим ущербом? И Луи просто ушел. Или правильнее сказать — сбежал. И ему было почти все равно. Почти, потому что что-то не укладывалось в схему и необходимо в этом разобраться. Он думал об этом всю дорогу, пока поднимался в квартиру, принимал душ и делал себе чай. И, развалившись вверх ногами в кресле, продолжает думать об этом сейчас. Луи не может поверить в то, что так ошибся в Гарри. Он был четко убежден в том, что Стайлс-младший не мог решиться на групповой секс. Он не мог бы решиться на то, что его будут трахать одновременно два парня, один из которых его брат. Он просто не должен был быть таким, каким был вчера ночью. Разумеется, это был потрясающий опыт, великолепный секс, который вряд ли когда-либо еще случится в его жизни. Но Луи не может понять, что же произошло, что заставило Гарри так кардинально измениться. Они не настолько много выпили, да и от пары бутылок пива не может быть такого эффекта. А кроме пива они же ничего не употребляли… Луи едва не падает с кресла, когда до него начинает доходить. Они ничего не пили, не курили и не нюхали. Но все началось сразу после того, как Эд принес им пиво. Или это было волшебное пиво или же в пиве было что-то «волшебное». Он никогда не был пай-мальчиком. Он курил, пил и занимался сексом, когда хотел и с кем хотел. И да, он пробовал наркотики. Но никакие таблетки, порошок или же трава не давали нужного эффекта. Его не вставляло. Не тянуло неудержимо танцевать, трахаться или смеяться. От травы тошнило и саднило горло, от кокаина он только чихал, от спидов эффект был нулевым. Разве только отходняк был самым крепким именно после них. На утро сильно колотилось сердце и болела голова после бессонной ночи. Амфетамин действовал на него сильнее крепко-сваренного кофе, и он не мог уснуть, как ни старался. Как и прошлой ночью. Поэтому он никогда не употреблял спиды. Луи осторожно садится в кресле, когда до него доходит, что уж кто-кто, но Эд точно знаком с наркотиками. И, как он когда-то говорил, прошлое лето он провел на Ибице, где без наркотиков не могло обойтись в принципе. Томлинсон прошел в ванную комнату, достал пару таблеток спазмолитиков, прекрасно понимая, что голова раскалывается именно из-за дозы амфетамина. Может Эд и пожалел, отдав основную дозу брату, но Луи и не нужно было много, чтобы сдавило виски. Запивая таблетку водой, он думает, что Гарри, сейчас возможно, даже хуже. Он совсем не уверен, что тот хоть раз в жизни принимал что-то подобное. Но это не его проблемы, Гарри вполне взрослый, чтобы позаботиться о себе. Его сейчас только интересует, могут ли экстази, или что там подсыпал Эд, возыметь такой эффект. И у него есть отличный способ это узнать. Конечно, можно воспользоваться поисковиком, но лучше любого Гугла и Википедии расскажет Сэмми. Этот парень прекрасно знает, что продает и как оно работает. Несмотря на то, что Луи не был его клиентом, школьная дружба оказалась сильнее денег. Он быстро находит его имя в записной книжке и набирает номер. Пара гудков и хриплый, сонный голос отвечает: — Томлинсон, какого хрена?.. — Эй, Сэмми. Всё проспишь, к чертям, — улыбается Луи. — Скажи мне, твои пилюли помогают разнообразить сексуальную жизнь? — Мои пилюли в принципе помогают разнообразить жизнь, а что? У тебя проблемы? — Сэм мерзко хихикает на другом конце трубки. — Так давай я тебе рецептик выпишу! — Мне не нужен твой порошок, чтобы затащить кого-то в постель и прекрасно провести там время, я хочу знать, от чего трахаться хочется до чертиков. Ну-ка, химик-любитель, помоги старому другу. — Бляя, да от всего практически! — Сэм протяжно зевает в трубку. — Главное, не переусердствовать. Но если надо по-быстрому, бери амфетамин. Я тебе отвечаю, это будет трах до звёзд в глазах. А если разбавишь бухлом… накроет ещё быстрее. Правда, ненадолго. — Отлично, спасибо, — детали паззла сошлись, загадка решена — больше ничего не интересует. — Можешь спать дальше. — Эй, Томмо, ты только осторожнее с тем, кого собрался трахать. Не увлекайся, а то и откинуться не долго. — В смысле? — брови Луи взлетают вверх. — Ну ты, бля, как школьница на оргии. Спиды — повышают давление, хапнешь лишку и привет, Дженис! А учитывая, что вы там не чаи пить собираетесь — это дополнительная нагрузка на сердце, — фыркает Сэм. — Короче, не переусердствуй. И это, ну, если решишься, звони. Подгоню без обмана, качественный продукт. Да и о цене договоримся. — Эээ… спасибо. — И… это… предохраняйся… — снова ржет Сэм. — Да пошел ты, придурок, — смеется в ответ Луи и отключается. Сейчас, когда головная боль отступает, он начинает вспоминать, что Сэмми рассказывал, как одного парня увезли с вечеринки прямо в реанимацию — принял слишком много, и щедро сдабривал наркотики алкоголем. Вот и получил ко всему этому веселью сердечный приступ совершенно бесплатно. Луи ненавидит, ненавидел и, наверное, всегда будет ненавидеть выяснять отношения. Но ему совсем не хочется присутствовать на похоронах. Не его вина, что Эд редкий придурок и напоил брата пивом, в котором была, скорее всего, приличная доза, но он не может оставить Гарри одного. Совсем не факт, что Гарри после вчерашней ночи сможет добраться до телефона и вызвать себе скорую. Если он все еще жив, конечно же. Не то чтобы он был пессимистом, но и врачом он тоже никогда не был, поэтому, натягивая куртку, он снова набирает номер Сэма и, захлопнув дверь, выбегает на улицу, игнорируя мат, доносящийся из трубки, засыпает того вопросами, что нужно делать при передозировке. *** Перед тем как зайти в квартиру, Луи останавливается и глубоко вдыхает. Черт его знает, что там за закрытой дверью. Когда он уходил, Гарри совершенно точно был жив, да и Сэм сказал, что если бы что-то и случилось, то не нужно ждать полдня, чтобы появились признаки передозировки, а уж более сильный эффект, как инфаркт или инсульт, не заставил бы себя долго ждать. В общем, девяносто девять процентов что Стайлс жив. И примерно столько же процентов, что ему плохо. Очень плохо. Головная боль, нервозность, повышенное давление. И, вероятно, у него дико болит зад. Правда, в данном случае наркотики имеют скорее косвенный эффект. И, в общем-то, Луи понимает, что жизни Гарри, скорее всего, ничего не угрожает, но развернуться и уйти он уже не может. Во-первых, было глупо так торопиться и сейчас снова свалить, во-вторых, какой-то шанс, что Гарри склеит ласты оставался, и в случае чего, Луи не хочет винить себя всю оставшуюся жизнь, что мог бы что-то изменить, но не стал. Ну, и в-третьих, ему все-таки немного было жаль Стайлса — он ни в чем не виноват. По крайней мере, если он зайдет на полчаса, вручит горсть таблеток и стакан воды — от него не убудет. Завтра Рождество и нужно творить добро, как говорила бабушка. Луи осторожно заходит в квартиру, не снимая куртки, проходит в спальню. И тут же встречается взглядом с Гарри, который, честно сказать, выглядит не очень здорово: губы пересохли, искусаны до крови, тяжелое дыхание, мертвенно бледная кожа, от чего синяки-засосы на шее кажутся практически черными. — Нахрена ты вернулся? — хрипло, чуть слышно. Гарри вчера все-таки сорвал голос. Луи пожимает плечами, стягивает куртку — в комнате безумно душно, и садится на колени у изголовья: — Ты как? Гарри молча отводит взгляд. Совсем не так он представлял себе встречу наедине. Сейчас даже думать тяжело, не то, что улыбаться и поддерживать разговор. Неловко чувствовать этот внимательный пристальный взгляд. Наверняка он выглядит на редкость отвратительно. За время отсутствия Луи, он так и не нашел в себе сил подняться и добраться до душа. Честно говоря, ему тяжело было даже перевернуться. Все тело болело, сердце колотилось как сумасшедшее, раскалывалась голова, хотелось пить, но сил подняться не было никаких. Он не спал всю ночь, только отключался, проваливаясь в черные ямы, но, казалось, через секунду он уже просыпался и, как ни старался, так и не смог заснуть нормально. Он слышал, как уехал Эд и ушел Луи. Сначала он почувствовал облегчение от того, что остался один, но следом накрыло чувство страха, когда после нескольких попыток подняться сильная головная боль дополнилась головокружением. Комната плыла перед глазами, и ему ничего не оставалось, как глухо застонав, снова уткнуться носом в подушку. На фоне всего этого боль пониже спины казалась совсем незаметной. Впрочем, пока он еще не пытался сесть. Было страшно, потому что казалось, что это никогда не кончится, что тошнота, головокружение, озноб будут длиться вечно. Хотелось умереть, когда сердце колотилось сильно, словно вот-вот выпрыгнет, и обруч, как в древнекитайских пытках, давил на виски так, что казалось кость не выдержит и треснет. Перед глазами, так не кстати, вставали яркие, слишком натуралистичные картины размазанного по подушкам мозга, что тошнить начинало с удвоенной силой. Такого дерьмового самочувствия не было никогда, даже после того, как в четырнадцать лет они с Эдом украли у родителей полбутылки ямайского рома и выпили на двоих. Тошнило всю ночь, и они заблевали всю ванную комнату, но все равно это даже близко не стояло с тем, что он чувствует сегодня. И, сейчас, когда он предпринял очередную неудачную попытку встать, вернулся Томлинсон, сидит на коленях у его кровати, с глупым вопросом о его самочувствии. И единственная мысль, которая бьется в голове, что если он выглядит хотя бы на половину лучше, чем чувствует, то может он все еще сможет получить Луи. Мысль глупая, абсурдная и совершенно неуместная. Но видимо даже события прошлой ночи, которые он помнит смутно, как в плотном в тумане, не смогли вытряхнуть из него симпатию к этому придурку. — Эй, — Луи рукой машет перед глазами, привлекает внимание. — Ты в порядке? — Превосходно, разве не видно? — Пить хочешь? — Луи игнорирует выпад и, не дождавшись ответа, выходит из комнаты, чтобы через минуту вернуться с бутылкой воды и стаканом. Бутылка только из холодильника, покрыта конденсатом, и видно, как капли скользят по гладкому пластику, перетекают на ладонь Луи. Он ставит бутылку на прикроватную тумбочку, открывает, и от звука льющейся холодной, с миллионом нескончаемых легких пузырьков газа, которые летят от дна к поверхности, чтобы скорее раствориться в воздухе, воды, у Гарри мутнеет в голове. Он не думал, что настолько хочет пить. За этот стакан «Highland’а» он, готов отдать все. Вообще все, что у него есть. — Может, ты попробуешь сесть, — тихо, почти ласково, спрашивает Луи. — Лежа на животе не слишком удобно… Гарри отрицательно качает головой, сил на то, чтобы перевернуться у него совсем нет. Он просто хочет скорее получить этот стакан воды, стараясь не задумываться о том, насколько жалко он сейчас выглядит. И когда Луи подносит стакан, слегка наклоняет, он жадно пьет. И ему жалко каждую каплю, которая скатилась по подбородку и безвозвратно впиталась в светлую ткань наволочки. Воды мало и он вопросительно смотрит на Томлинсона, который наполняет стакан второй раз, но не подносит к губам, а наклоняется к сброшенной куртке. Чем-то шуршит, а после протягивает Гарри пару таблеток. — Это от головной боли и немного понизит давление, — зачем-то объясняет Луи, после чего Гарри доверчиво, как котенок, собирает губами с ладони круглые пилюли. Он даже не задумывается над тем, о чем всегда напоминают врачи — «…самолечение может быть опасным для вашего здоровья». Хуже чем есть, ему не будет. Просто хуже уже некуда. Однако, минут через двадцать, когда таблетки начали действовать, он понимает, что все-таки и в этом ошибся. Луи уходит почти сразу после того, как Гарри допил третий стакан воды. Пока Стайлс утолял жажду, парень открыл окно, чтобы немного проветрить комнату. От свежего воздуха щипало в носу, а помещение наполнил далекий уличный шум. Гарри зевнул. Томлинсон истолковал это по своему и тихо вышел, давая кудрявому возможность отдохнуть. Стайлс думал, что тот уйдет домой, по своим делам, но услышав тихое бормотание телевизора, понял, что по каким-то своим причинам Луи уходить не собирался. Он старается поудобнее лечь, прикрывает глаза, но сон не идет. Уже прошла тошнота, головная боль свернулась в калачик и злобным, но неопасным ежиком, перекатывается в правом виске, ему стало легче дышать, и вот теперь задница заболела в полную силу и даже страшно представить, как он будет передвигаться и когда же боль пройдет. С головной болью и тошнотой исчезает плотный туман, застилавший события прошлой ночи, и, в одну минуту воспоминания становятся настолько четкими, словно он не участвовал в этом, а смотрел со стороны. Он переспал со своим братом. И с Луи. Одновременно. Во всех смыслах этого слова. Он делал то, чего никогда не позволял, и просил о том, что никогда не приходило в его голову. От осознания происшедшего тошнота накатывает с новой силой, он судорожно сглатывает, стараясь избавиться от противного кисло-горького привкуса во рту, но это бесполезно. Ладони потеют, как не вытирай о простынь — влажные, кажется, все тело стало липким, противным, как у слизняка. Как и он сам. Он сам себе отвратителен, гадок, мерзок. Как он может быть вообще кого-то достоин после всего? Как ему приходят в голову мысли о том, чтобы заинтересовать Луи? После всего, что случилось, это просто невозможно. Такой как Луи, несмотря на его легкое отношение к сексу, теперь просто не может уважать его, после того, как он скатился до… до этого. Было настолько больно осознавать то, что все это натворил он, что опустился до того, что позволил своему брату и его другу оттрахать себя. Настолько это было мерзко и низко, что он сам просил это сделать, умолял, шептал и сам себя растягивал. Гарри в ярости, до злых слез, катящихся против воли из глаз, зажимает подушку между зубами. Он злится на себя и ни на кого больше, потому что только он виноват в том, что он потерял контроль над собой. Никто кроме него не виноват в том, что он настолько сильно унизился и растоптал себя. Все сделал он сам. Он вел себя, как самая дешевая из дешевых шлюх, которым даже денег не нужно, только бы кто-то трахнул. И это он сделал с тем, которого хотел, с которым хотел быть, в которого был готов влюбиться. В конечном счете, он все испортил сам, после того, что случилось Луи не захочет с ним иметь дело. Да кто он теперь такой? Шлюха? Блядь? Подстилка? Сейчас, он, Гарри, не может вызывать никаких чувств, кроме как презрения и жалости. Умереть захотелось по-настоящему. И, когда, спустя час или около того, Луи тихо приоткрывает дверь, остается только глухое отчаянье и полное осознание своей ничтожности. Он даже не думает притвориться спящим, потому что оставаться наедине со своими мыслями просто невыносимо. Падать дальше некуда. — Не спишь? Я подумал, может, ты хочешь поесть или в душ? Я могу отвести тебя туда. В голосе не слышится никакой жалости, парень не задает никаких лишних вопросов и не делает вид, что не понимает, что у Гарри все болит. Он просто спрашивает и предлагает помощь. От одного упоминания о горячем душе сердце, в предвкушении, начинает биться чуть быстрее и Гарри почти согласно кивает, даже не думая, как он туда доберется, но тут же застывает. Черт, он просто не может после всего, что было, причинять Луи неудобство. Он и так слишком много всего сделал для него и даже не смотрит с отвращением, но как бы не хотелось встать под горячие струи и смыть с себя все, он отрицательно качает головой. — Нет, спасибо. Но, видимо, его отказ недостаточно тверд и убедителен, потому что Луи подходит ближе, и Стайлс только сейчас замечает, как тот осунулся, — темные круги под глазами, бледная кожа, глаза покраснели, взгляд уставший и тусклый — он словно выжатый лимон. — Ты не спал всю ночь? — пытается перевести тему Гарри. Луи кивает, соглашаясь, протягивает руку и тянет за запястье: — Пойдем, тебе станет легче. И Гарри ничего не остается, как сесть. Боль пронизывает молнией снизу вверх, и он кусает губу, чтобы не застонать, быстро прикрывает глаза, смаргивая невольные слезы. Луи осторожно подхватывает под руки, одеяло сползает, обнажает следы прошлой ночи: царапины на спине, синяки на бедрах, засохшая сперма на животе. Но Гарри уже почти все равно, он упал настолько низко в своих глазах, что стоять, пошатываясь на ватных ногах перед парнем, совсем не стыдно. Почти. Гарри тяжелый и Луи пару раз чуть не оступается пока ведет того в душ. Жаль, что у Стайлсов нет ванной, это было бы куда действеннее, но выбирать не приходится, поэтому и душ сойдет. Прислонив парня к стене — он не уверен, что тот сможет стоять без поддержки, Луи включает воду, проверяет ладонью температуру, стаскивает с себя одежду и небрежно кидает ее в сторону сушилки. — Думаешь, я сам не справлюсь? — сардонически спрашивает Гарри. — Не настолько все плохо. — Я просто люблю принимать душ вместе с тем, с кем трахаюсь, — отбивает Луи и, не дождавшись ответа, подталкивает Гарри к кабинке. — Секса сегодня не будет, не расстраивайся. Что-то голова болит. Гарри смеется. Нет, на самом деле это смешно говорить о сексе сейчас. Впрочем, отлично, что Томлинсон не ведет себя с ним, как сестра милосердия со смертельно больным. Не заглядывает постоянно в глаза с безмолвным вопросом: «Ну, ты как?», не проверяет пульс, не пытается залезть в душу. Он ведет себя как всегда, словно ничего не произошло. И это ценно. Он тянется к губке, но Луи накрывает рукой его руку, просит отдать ее. «Какого хуя? , — думает Гарри, — Он хочет, чтобы всё было как ему вздумается? Да плевать, пусть забирает и делает, что пожелает.» Стайлс разжимает пальцы, отдавая предмет спора, делает шаг и становится под воду, выдыхает. Вода умеренно горячая, упругие струи бьют по коже, словно массируют, отчего мышцы, кажется, потихоньку начинают расслабляться. Он уже почти и забыл, что не один в кабинке, когда чувствует мягкие касания губки на плече. Томлинсон и правда все делает так, как считает нужным. Но Гарри устал сопротивляться, какого хрена? И так тошнит от всего. От себя. Плевать. Странно, но сейчас Гарри не думает о себе как о последнем ничтожестве, когда Томлинсон, мягкими движениями наносит пушистую пену геля для душа от шеи до пяток. Даже когда намыливает волосы и легко массирует кожу головы так, что хочется заснуть. Даже когда наскоро ополоснувшись и натянув трусы на мокрое тело, Томлинсон заворачивает его в мягкое полотенце и отводит обратно в спальню, копается в его шкафу в поисках чистой футболки и штанов, он не чувствует себя инвалидом. На самом деле ему приятна такая ненавязчивая забота. Да он и сам бы поступил точно так же. Душ и правда помог, не то чтобы боль прошла, но немного притихла, все тело словно расслабилось и теперь безудержно тянет в сон. Но Луи, кинув ему одежду, зачем-то стягивает простынь и Гарри отворачивается, когда видит следы спермы и смазки, оставшиеся с прошлой ночи. Спать резко расхотелось и он, натянув штаны, точная копия тех штанов, которые Эд стягивал с него вчера, и футболку бредет в кухню за Луи. Томлинсон ведет себя, как дома: запихивает белье в машинку, лезет за бутылкой жидкой стиральной смеси, и Гарри с удивлением понимает, что голый Томлинсон только вчера стирал здесь свои перепачканные вещи. Казалось, что прошел год. Почему-то Луи кажется злым и раздраженным, когда швыряет бутыль и захлопывает дверку шкафчика, быстрым шагом выходит из кухни, оставляя Гарри в растерянности одного посреди кухни. Луи злится и ничего не может поделать. Он неимоверно зол на Эда, который просто-напросто угробил брата. Потому что одного взгляда на Гарри, когда он стягивал простыни, хватило, чтобы понять насколько произошедшее ночью его… расстроило? Возмутило? Убило? Черт его знает, что с ним сделало, но совершенно очевидно, что он быстро это не забудет. Если секс втроем — еще полбеды, то сам факт, как это произошло и что его трахнул родной брат, нельзя так просто списать со счетов. При одной мысли, что он мог бы вот так же переспать с одной из своих сестер, его передергивает. Уж если даже ему тошно, то что чувствует этот «парень с принципами» тяжело представить. Какого хрена он смотрит на него этим взглядом, как телок на бойне, словно вся его жизнь закончилась раз и навсегда после вчерашней ночи? Просто, блять… плюнуть и забыть. И все из-за ебаного Эда, которому приглянулась его задница. Который просто не захотел остановиться, наслаждаясь податливостью брата, сукин сын высыпал ему дохрена наркоты и съебался во Францию, даже не подумав о последствиях. Да и он сам хорош, не остановился… впрочем, остановиться, когда тебе отсасывают, очень сложно. Невозможно было не хотеть такого Гарри, не возможно было отказаться от такого секса. И да, он тоже в этом виноват. Если кто и виноват, то только Эд и он. И только в таком порядке. Наскоро одевшись, он возвращается в кухню и видит, что Гарри стоит как он его и оставил — спиной к нему, так и не сдвинувшись с места, вздрагивает, когда он хлопает дверью. — Луи, — Гарри переводит дыхание, пытаясь подобрать слова. — Я… я должен извиниться за то, что ты со мной возишься, сегодня канун сочельника и завтра твой день рождения. Мне, правда, жаль, что я втянул тебя в это. Ты не должен был… и мне, мне, правда, очень неудобно… за сегодня, и за то, что я вчера устроил… — Блять, Гарри, да какого хуя?! — взрывается Луи — этот придурок винит во всем себя, вот в чем дело. Как же эти Стайлсы его достали. Просто два идиота, которые свалились ему на голову. — Какого хрена ты винишь себя, идиот? Тебя хоть кто-то спрашивал? Это МЫ, МЫ так хотели. И уж поверь, мы бы всё равно не остановились. И нам было плевать, что ты думаешь и чувствуешь. Гарри ошарашенно молчит, только смотрит, пытаясь переварить услышанное. — А зачем?.. Почему? — наконец спрашивает он, после длинной паузы. — Да потому что мы самовлюбленные эгоистичные придурки! — Нет. Не может быть. Ты не такой, и Эд… он мой брат, он никогда бы не сделал что-то, что навредило бы мне… — Да разуй глаза, дебил, — Луи окончательно срывается, пинает ни в чем неповинный стул и становится напротив Гарри, передразнивает: — Эд… не стал бы… Добро пожаловать в реальность, малыш! Твой братец даже не задумался перед тем, как насыпать волшебный порошок нам в пиво. Потому что он хотел развлекаться, и срал на то, что будет лучше для тебя. Сотри с лица это виноватое выражение и лучше дай мне в морду, потому что я, блять, приехал сюда не потому, что мне тебя жалко стало, а потому что Эд заигрался и мог не рассчитать с дозой, ты вполне мог откинуться. А мне нахуй не нужно отвечать за все это, понимаешь?! — Почему ты не ушел, когда понял, что со мной все в порядке? — Гарри старательно отгоняет мысли о том, что брат подсыпал ему амфетамин просто для того, чтобы трахнуть. И просто свалил во Францию, даже не подумав сменить свои планы. Потому что его старшему брату плевать на него. Это слишком для сегодняшнего дня. Он подумает об этом когда-нибудь позже. — Я что, доктор? Хер его знает, что с тобой случится через полчаса, Гарри. Если я уже приехал, то останусь до тех пор, пока не буду уверен, что с тобой все в порядке. — Я в порядке. — Вижу, в каком ты порядке, Стайлс. Я сказал, что не уйду, так что даже не начинай. В другой раз докажешь мне свое превосходство и покомандуешь, ладно? А теперь скажи мне, где у вас чистые простыни. Нам нужно перестелить постель. Гарри ничего не остается, как согласиться. Не вызывать же полицию, чтобы выгнать Томлинсона из квартиры? Своих сил сейчас на это не хватит, в любом случае, и он ведет Луи к кладовке, где аккуратными стопками на полках лежит сменное постельное белье. *** К вечеру есть захотелось неимоверно. Луи в курсе, что после того, как действие наркотиков проходит, просыпается дикий аппетит. Это был его бонус к бессонной ночи. Но как-то за всеми хлопотами, разборками и скандалами это вылетело у него из головы, и сейчас начало одиннадцатого, а в холодильнике почти ничего нет. О том, чтобы выйти за продуктами, а потом еще и стоять у плиты полвечера — не могло быть и речи. В животе урчало, как у стаи голодных кошек разом, и было бы легче умереть от голода, чем готовить. Благо, доставку на дом никто не отменял. Тайская лапша из соседнего ресторанчика — всегда отличный выбор. Пять порций Пад-тая на двоих сейчас было как раз то, что нужно. Искоса глядя на Гарри, Луи думает, что тот немного пришел в себя, ну или, по крайней мере, взял себя в руки, подумал и понял, что винить себя бесполезно, а может просто так искусно притворяется. Но он не уходит в свою комнату страдать дальше, а вытягивается на диване перед телевизором, Луи занимает кресло под торшером и они дружно уплетают лапшу с овощами и морепродуктами под какой-то старый рождественский фильм. После еды Луи неудержимо клонит в сон и, допивая холодный чай, он предлагает Гарри все же пойти в спальню. Он не спал всю предыдущую ночь, за весь день вымотался, а сейчас так наелся, что, кажется, заснет прямо в кресле. Стайлс легко соглашается и, Луи засыпает в ту же секунду, как его голова касается подушки. Гарри аккуратно ложится рядом, и только теперь позволяет себе подумать о том, что все-таки произошло. О своем брате и о том, как он с ним поступил. Эд с детства не отличался альтруизмом. Он искренне полагал, что его интересы первичны и не особо считался с другими людьми. Внешняя копия Гарри и абсолютный его антипод, если говорить о характере. Стайлс всегда это знал, но он никогда не мог представить, что все может зайти так далеко. Почему и зачем Эдвард накачал его наркотой? Неужели только для того, чтобы угодить Луи? Он настолько сильно запал на него, так хотел получить желаемое, что просто наплевал на брата и подсыпал «волшебный порошок»? Если бы кто-то сказал Гарри об этом раньше, он бы посмеялся. Хотя бы просто потому, что Эд никогда не поступал с ним так. Они же братья, и всегда, казалось, понимали друг друга. Но, если честно, их интересы никогда ранее не пересекались. Детские игрушки не в счет. Но сейчас у него нет повода не верить Томлинсону, который, хоть и являлся причиной случившегося, но все же… но все же он тут и сопит на соседней подушке. Не очень понятны его мотивы: то ли страх, то ли жалость или все вместе заставили Луи целый день провести тут, это все, наверное, не настолько важно. Но сейчас ясно только одно, пока он не готов встречаться с Эдом, который, к слову, даже не позвонил, и более того, он совершенно не хочет оставаться в этой квартире. Праздники — идти совершенно некуда, к родителям на время каникул он и не собирался ехать — они планировали провести Рождество на островах, друзья разъехались, кампус закрыт. Но, наверное, не все хостелы заняты, и он сможет найти что-то на первое время, а дальше будет видно. Может в кампусе будет свободная комната или кому-то понадобится сосед, чтоб разделить арендную плату квартиры. Да что угодно. Желание уйти настолько велико, что он не может спокойно лежать, хотя, весь день, это было единственно-удобное положение. Осторожно, чтобы не разбудить Луи, Гарри поднимается и, — черт возьми, когда-то же задница перестанет болеть? — подходит к шкафу. Нужно собрать хотя бы немного своих вещей — самое основное, пока он не найдет новую квартиру. Он включает настольную лампу и поворачивает ее так, чтобы свет бил на полки в шкафу, достает сумку и медленно — мышцы все еще ноют, и он довольно слаб, начинает собирать вещи. Через пару часов, когда часть вещей уложена, он переходит к столу, перебирает конспекты и учебники, решает какие ему могут понадобиться в новом семестре и тоже складывает их в чемодан. Остается только ноутбук и пара флешек. Когда он застегивает сумку лаптопа, на часах уже половина пятого и Гарри думает, что это были самые долгие сборы в его жизни. Остается только решить вопрос с ключами — он не может оставить квартиру с открытой дверью, но и не может запереть Луи в ней. Все же давно стоило сделать один запасной комплект. Гарри тихо выносит вещи в коридор, надевает джинсы, свитер с высоким горлом, чтобы не было видно следов на шее, выключает лампу, берет чистый лист, карандаш и выходит на кухню. За окном светает и этого вполне достаточно, чтобы написать записку с просьбой закрыть дверь и оставить ключи у себя до приезда Эдварда. Подумав, Гарри приписывает слова благодарности и извиняется за то, что ушел, не дождавшись, пока Луи проснется. Дописав, он просматривает всю записку и, зачем-то, добавляет свое имя в конце. Теперь все, можно идти. Гарри разворачивается и тут же встречается с сонным взглядом Луи. — Далеко собрался, Стайлс? — Не спится? — Гарри не собирается отвечать. — Чертовы тайские специи, — Луи проходит к раковине, набирает воду в стакан, жадно пьет. — Так далеко ты собрался, Гарри? — Куда-то пойду, — он опирается на стол, — в хостел или еще что-то придумаю. Мне не очень хочется тут оставаться. Все друзья разъехались на праздники и, собственно, идти мне пока некуда. Хостел — это не самый плохой вариант. — Блять, Гарри. Сегодня сочельник. Кто проводит Рождество в хостеле? — Луи ерошит волосы на затылке. — Это самый херовый вариант из всех. — У тебя есть вариант получше? Или ты знаешь кого-то, кому сейчас нужен сосед? Луи задумчиво кусает губу, разглядывая очертания домов за окном, словно перебирает всех своих знакомых в городе. Гарри пожимает плечами, отталкивается от стола и почти выходит из кухни, когда слышит: — Если ты не против, можешь пожить у меня. Сейчас вряд ли мы найдем кого-то, кому нужен руммейт. Я живу один, так что… Да соглашайся ты. Я не кусаюсь. Гарри с недоверием уставился на Луи: с чего бы это ему предлагать себя в качестве соседа. Может это очередная дурацкая шутка, или он опять что-то задумал? Но парень напротив держится вполне уверенно и спокойно. — Я не думаю, что это хорошая идея… после всего, что произошло… — Ооо, бля, опять двадцать пять. Ладно, Стайлс, на хуй. Забудь. — Но я, пожалуй, соглашусь… — продолжает Гарри, пропуская мимо ушей едкий комментарий. — Хм, — Томлинсон выглядит слегка удивленным, — прекрасно. Тогда можно я ещё чуть-чуть посплю, и мы поедем? Гарри кивает. В конце концов, разобраться, что к чему в этой странной истории, он успеет позже.