Never Have I Ever

я обещала 10 страничек, но тут немного больше… но уж так вышло. надеюсь она не сильно надоест (простите за задержку, я обещала к Новому Году, а тут к Старому Новому году) Почти угадала! Надеюсь глава не так ж и плоха, как мне кажется 0_0, но я уже не могу из нее ничего сделать. ~ Говорят, что мечта любой девушки — это друг гей. Луи же, в свою очередь, вполне мог похвастаться наличием подруги, которая предпочитала девушек. И лежа у нее на коленях, обтянутых тонкими чулками, чувствуя ласковые пальцы в волосах, он может с уверенностью сказать, что жизнь удалась. Теа — единственная девушка, с которой он бы смог встречаться, только это ей нахрен не нужно было. — Выкладывай, Томмо. — Ммм? Что тебе надо? — Луи, приоткрыв один глаз, смотрит на подругу. — Даже твой нос выдает, что ты мучаешься или думаешь, что в твоем случае одно и то же, — она взвизгивает, когда Луи проходится пальцами по боку. — Расскажи. Может, я, как умудренная опытом женщина, смогу тебе помочь, что за девушка? — Парень, — Луи тянет ее за локон, накручивая на палец. — Как мне поможет умудренная опытом женщина в вопросе с парнем, если член видела только на картинке? — Я видела твой. Спасибо, мне хватило, — Теа деланно брезгливо морщится, сталкивая Луи с колен. Тот, засмеявшись, поднимается на диван, прижимает девушку к себе и трется подбородком о макушку. — Ладно. Тут, вообще, и рассказывать нечего. В целом, есть один парень, и из-за кое-каких обстоятельств он живет со мной… — Что? Стой. Ты живешь с кем-то? Ты? У тебя жар? Тебя украли инопланетяне? Завербовали в секту? Ты же съебался из Донкастера только потому, что жить не мог уже с родителями, да и вообще хотел жить один. Есть один. Спать один. — Просыпаться, — поправляет Луи. — Главное, чтобы утром никого под боком не было в моей кровати. — Ну да, утром выйти от кого-то тебе очень даже нравилось. И прийти досыпать ко мне, ага. — Потому и приходил к тебе, что с тобой я могу спокойно спать и просыпаться… Так вот, ты будешь слушать дальше? Так сложились обстоятельства, что он переехал ко мне. Не потому что я изменил своим привычкам, но… — Угораздило тебя притащить в дом натурала, — сочувственно качает головой Теа. — Не угадала. — И вы с ним спите? — Нет. — А почему? — По кочану, — он поднимается, потягивается и проходит к окну, разглядывает с детства знакомый пейзаж. — Но тебе ведь хочется, ну… рассказывай уже! — девушка нетерпеливо тянет его за руку, утаскивая обратно на диван. Внизу грохочет музыка, но вчера они болтали со Стенли до утра, спал он снова совсем мало, поэтому с удовольствием убежал на второй этаж немного передохнуть. «Хочется, конечно, Теа. Очень хочется. Это первый раз, когда я не знаю, как это сделать. Как предложить. Как начать… Я не знаю, что он скажет, и мне никогда не понять, что за химические реакции происходят у него в голове. Он то милый и шутит, а потом внезапно его перемыкает, и он, выпучив глаза, убегает куда подальше. То мне кажется, что он смотрит и хочет меня, а он просто говорит, что я испачкался. И это все так охуенно сложно, что я не пойму, нахуя мне это нужно. А он живет со мной, спит со мной и ест со мной. И у меня вообще нет времени подумать. Ни минуты. Потому что, когда я наконец нахожу минутку, блять, он просыпается. Со своей этой улыбкой, и у него ямочка вот тут», — он молча проводит по щеке девушки, продолжая внутренний монолог. — «И все. У меня стоит так, что на вопрос «ты будешь чай или кофе?» мне хочется сказать, что я буду его со всех сторон, и срал я на все эти напитки. Понимаешь? Я вообще ничего не хочу, кроме него. А он на Новый Год у Кэва познакомился с мужиком и сейчас явно с ним забавляется в кровати. И мне дико хочется позвонить и прервать эту идиллию. Но я скорее засуну свой телефон Стенли в задницу, чем позвоню. Вот такая херня, детка. Как эксперт, скажешь, что делать?» — Да нечего рассказывать, — Луи снова ложится на колени и прикрывает глаза — обычно болтливый, сейчас он почему-то не может ничего рассказать своей подруге. — Лучше расскажи мне, как у тебя дела? — Хм, какой ты стал скрытный, — улыбается она. — Ну, что тебе рассказать? Я познакомилась с девушкой. И мы вместе уже три недели… Луи резко садится, не замечая, что девушка чудом увернулась от столкновения головами. — Да ладно?! Вот это срок, я понимаю. — Вот ты даже не поверишь, кто она. — Не говори мне, что ты переспала с Молли, ладно? Ты разобьешь мне сердце… — Нет, — смеясь отмахивается. — Линдси Маркус! Как тебе, а? — Она ж гомофоб, — округляет глаза Луи. — У нее просто не было правильной девушки, — подмигивает Теа. — Я-то думала, переспим, я ее брошу, и отомщу за все школьные обиды… — А в итоге? — А в итоге я влюбилась, — тихо произносит девушка и неуверенно добавляет: — И она, похоже, тоже. — Никогда не думал, что ты сделаешь это, — Луи притягивает ее к себе, целует в висок. — Ты в порядке? — Придурок, я влюбилась, а не вышла из комы! — Я правда переживаю, — Луи старается сдержать смех, но не выходит, и он начинает смеяться в голос. — Потому что… — Что? — Потому что я теряю друзей. Стен влюблен, Кэв влюблен, Пит встречается с девушкой, и тут теперь еще и ты! Зачем вы так со мной? — Влюбишься и заговоришь по-другому, — фыркает девушка. — И, вообще, я хочу танцевать. Пойдем вниз? — Пойдем, — Луи поднимается и ждет, пока Теа найдет свои туфли. — У меня есть кое-что для тебя, — он роется в кармане и протягивает мешочек. — Что это? — она хмурится, развязывая тесьму. — Подарок, что ж еще. Надеюсь, твоя девушка не будет против. — Надеюсь, твой парень не будет против, что ты даришь подарки девушкам, — парирует она. — Он выбирал это со мной, — задумчиво отвечает Луи, особо не вдаваясь в смысл сказанного и не замечая удивленного взгляда подруги, и тут же жмурится от визга. Он на двести процентов уверен, что ни одна женщина в мире не любит побрякушки, как Теа. Какая она все же девчонка. — Давай сюда. Он застегивает цепочку на шее девушки, получив за подарок крепкие объятия и поцелуй в щеку, придерживает дверь, пропуская вперед, и спускается следом по лестнице, в толпу веселящихся друзей. *** Без Луи квартира кажется совсем пустой и заброшенной, он в первый раз остался один на один с собой, своими мыслями, проблемами и дурацкой, никому ненужной влюбленностью. Если вчера он еще как-то держал себя в руках, встретился с друзьями, которые наконец добрались из Швейцарии, все время отвлекали его разговорами, рассказами и расспросами, то сегодня руки весь день тянутся к телефону, чтобы позвонить Луи, узнать, как он проводит время, рассказать, что Роузи такая недотепа, что чуть не потеряла лыжи на подъемнике, что Бленч зачем-то притащил ему кучу швейцарского шоколада, который он, в принципе, не очень-то любит. Хочется рассказать, посмеяться вместе, услышать в ответ какую-нибудь историю от Луи о своих друзьях, которых он, Гарри, никогда не знал и, скорее всего, никогда не узнает. Он прекрасно понимает, что это глупо. Что Луи сейчас занят, и ему нет никакого дела до него. Вокруг Томлинсона куча людей, по которым он скучал, которые хотели его внимания, а, возможно, были и те, кто хотели конкретно его. Так что, скорее всего, Луи с пользой и весело проводит время, отвлекать его — только выставить себя идиотом. Поэтому все, что остается, — это хлопать себя по руке, когда та тянется к трубке. И когда в очередной раз он отдергивает руку от лежащего на столике телефона, тот начинает вибрировать, и на секунду Гарри замирает, проскальзывает глупая мысль, что это может быть Луи, но мелодия говорит о том, что это совершенно незнакомый номер. — Да? — голос хрипит, как бывает, если давно не разговариваешь, он откашливается и повторяет: — Алло? — Гарри? — отвечает веселый женский голос, и он автоматически кивает, словно собеседница может его видеть. — Привет. Это Энджи. Энджела. Мы виделись на Новый Год. Ты был с Луи, помнишь? Конечно, он помнит, что был с Луи, и помнит Джо и Мэтта, но, похоже, девушка говорит вовсе не о том, и он, откинув воспоминания и собравшись с мыслями, выдыхает. — Да, Энджи. Конечно, помню. Спасибо за приглашение, все было отлично… — На здоровье, — в голосе чувствуется улыбка, и ему кажется, что он говорит не о том. Впрочем, разговоры с девушками в принципе не его конек. — Мне нужны шляпы, Гарри. — Что тебе нужно? — разговор уже начинает походить на одну из сюрреалистических картин Дали, но сдаваться Гарри не собирается. — Какая именно из моих шапок тебе нужна? — Не шапка, Гарри. Мне нужны ковбойские шляпы, в которых вы были на Новый Год, — смеясь, проясняет девушка. — Извини, я не очень ясно выражаюсь, просто этот Луи вечно доставляет мне кучу хлопот, а мне, как всегда, нужно срочно… Ты сейчас где? — Дома, — в голове слегка мутнеет, и он старается не думать о том, как много значит Луи в жизни его друзей, даже не смотря на то, что Энджи говорит совсем не о том. — В смысле, я у Луи, он уехал, но пока мы… — Это прекрасно! Это просто замечательно, что ты дома! Ты можешь привезти шляпы в Старбакс, который находится на Куэй Стрит у Студии? Через сорок минут, пожалуйста-пожалуйста? — Да-да, конечно, Энджи, — смеется Гарри. Как будто он смог бы ей отказать. — Что-то еще нужно? Пистолеты, банданы?.. — О нет, это частная собственность Томлинсона, и пусть ему и остается. Мне нужны только мои шляпы. — Да, без проблем, я буду через полчаса у Старбакса. — Не мерзни на улице, лучше зайди внутрь. И… спасибо тебе огромное, Хаз! — Да не за что, до встречи, — Гарри улыбается и засовывает телефон в карман. Луи, сам того не зная, помог ему скрасить время ожидания завтрашнего вечера. *** Он даже не удивляется, что в Старбакс некуда яблоку упасть, с трудом находит столик и, прихватив большой латте, усаживается на высокий стул. Набирает смс, в котором сообщает, что его нужно искать в самом дальнем углу. Энджела забегает через десять минут, и Гарри машет ей рукой, чтоб заметила. Снимая по дороге шапку с пушистым помпоном, девушка привычным движением ерошит длинные светлые волосы. Ловко лавируя между столиками, она наконец подбегает и, поднявшись на носочки, целует в щеку. — Ужасная погода сегодня, — она забирается на стул рядом и дышит на ладошки, стараясь согреть пальцы. — Не Британия, а Северный полюс какой-то. А я тебя еще так по-хамски вытащила из дома, мне так неловко, прости, пожалуйста, но… Я так много говорю, ох. — Да ничего, — Гарри искренне смеется. Видимо, болтливость врожденное качество, Джемма тоже болтала без умолку, перепрыгивая с одной темы на другую, чем безумно раздражала не менее болтливого Эда, который искренне пытался уловить нить беседы, а ему как раз приходилось чаще слушать, чем говорить. Что всегда всех устраивало. — Ничего страшного, мне было совершенно нечем заняться, Луи приезжает только завтра, так что… — Но ведь квартира совершенно свободная, и ты с Мэттом… Прости-прости, я лезу не в свое дело. Мне просто показалось, что… ну знаешь. В общем… — Энджела, зажмурившись, хлопает себя по лбу. — Я такая идиотка иногда, когда нервничаю. Просто Кэв отдал шляпы Луи, а мой профессор по театральной постановке не в курсе, что я позаимствовала их в костюмерной колледжа, а они нужны к вечерней репетиции. А я совсем забыла с этими праздниками… Так что… — Тебе приходится разбираться с проблемами после проделок этих двух засранцев? — подмигивает Гарри, стараясь сгладить неловкость. — Да… Черт, всю жизнь приходится это делать, а я все верю, что однажды они вырастут и снимут эту ответственность с моих плеч. — Эм… Неужели он… они настолько… настолько много проблем создают? — Гарри успевает поправиться. На самом деле, его мало интересует Кэв и еще меньше интересуют его проделки, но прямо спросить о Луи — значит выдать себя с потрохами. Да и Кэв, все же, ее парень. Невежливо его игнорировать. — Даже больше, чем ты можешь представить, — Энджи сдувает прядь со лба, роется в сумке, вылавливает кошелек и спрыгивает с табурета. — Если ты не торопишься, то может попьем вместе кофе? Гарри кивает, и она тут же убегает в сторону, откуда доносятся звуки кофемолки и мягкого голоса бариста, принимающего заказ. Он остается один на каких-то пять минут и не успевает решить для себя, нравится ему Энджела или нет: она слишком энергичная, шумная и прямолинейная, чтобы быстро понять симпатична ли она ему как человек. — Я принесла тебе шоколадный маффин и пончик. Чтобы немного загладить неловкость. Я не всегда такая безумная, просто день с утра так задался. И Гарри решает, что да, пожалуй, она ему нравится, потому что никто не сможет устоять перед смущенной улыбкой хорошенькой девушки с веснушками на носу и глазированным пончиком. *** Они расходятся по своим делам примерно через полчаса, когда пончик и маффин были съедены и разговоры с личных перешли на нейтральные. Всем известно, что британцы то и дело говорят о погоде, а, учитывая небывалые морозы, об этом можно было говорить бесконечно. Ругать погоду оказалось настолько увлекательно, что Гарри пришлось догонять Энджелу, чтобы отдать так необходимые ей шляпы. Небо хмурое, и, похоже, зима не собирается сбавлять обороты. На часах всего четыре, и идти домой совершенно не хочется. Конечно, можно позвонить Роузи и вытащить ее в кино или по магазинам. Она из тех девушек, которые не любят сидеть дома. Но есть одно «но» — если он позвонит Роузи, то обязательно проговорится, ляпнет что-то о новом месте жительства, и она непременно начнет расспрашивать и, конечно же, вытащит из него какие-то подробности — уж в этом ей нет равных. А он не сможет вовремя остановиться, расскажет больше, чем нужно, хотя бы просто для того, чтобы отстала, потом же сам пожалеет. Он пока не готов рассказывать о том, как и почему так случилось, что он съехал от брата, он не уверен, что вообще когда-то сможет об этом рассказать. А соврать что-то дельное он не сможет — с детства все эмоции на лбу проступали. На Роузи, со всей ее проницательностью и энергией, у него нет никаких сил, какой бы прекрасной подругой она не была. Поэтому он достает телефон, губами стаскивает перчатку, замерзающими пальцами ищет номер Зака и предлагает попить пива или поиграть в X-box. И через полчаса он, зажав в одной руке пакет из ближайшего супермаркета, звонит в дверь друга. Зак предложил совместить два занятия — зачем страдать муками выбора, если игры и пиво можно объединить. От Зака он выходит в девятом часу, совершенно обалдевший от стрельбы и гонок, чуть пьяный от выпитого пива, но вполне довольный. Занять себя чем угодно куда лучше, чем сидеть дома — у Луи дома, конечно же! — в кресле и рассматривать потолок, время от времени улыбаясь, вспоминая прогулку с Луи перед отъездом. Как Луи не хотел кормить белок, а потом сам просил подождать, нетерпеливо подпрыгивая на месте, шипел на Гарри, чтобы вел себя потише, когда самая смелая подберется к кормушке, как он рассказывал о школьных проделках за обедом и как тепло прижимался боком у катка. Он рад, что не позвонил Роузи, а пошел к Заку. Он настоящий друг и, как многие парни, не стал бы допытываться, ляпни он что-то. Ему не нужно знать подробностей, если ты сам не хочешь рассказать. А Гарри не хочет. По крайней мере пока. Он чувствует себя школьницей, которая влюбилась в учителя и понимает, что никогда не добьется взаимности, но все равно до идиотизма счастлива. Потому что ей, школьнице, хочется рассказать каждому, кто согласится слушать. И, как ни странно, хочется подольше сохранить это в себе, не хочется ни с кем делиться. Ни с лучшей подругой, ни с другом, даже любимой старой кукле не нужно знать, что творится на душе. Так и он — хочет, чтобы никто-никто, кроме него, не знал, что он влюбился, пусть даже немного больно держать это в себе, но в этом есть что-то. Что-то, от чего хочется улыбаться и глупо смеяться, от чего небо кажется ярче, а воздух — прозрачнее, и кто знает, вдруг это все исчезнет, как только он откроет рот. А этого, при всей абсурдности ситуации, совсем не хочется. Когда Гарри наконец добирается домой, первым делом он идет в душ и долго-долго стоит под горячей водой — греется. Кабинка совсем небольшая, пара много, и он тянется к полочке с гелем для душа, выливает на ладонь и понимает, что промахнулся. Это не его. Он случайно схватил гель для душа Луи. Запах свежий, слегка терпкий, и аромат быстро впитывается во влажный горячий воздух. На секунду кажется, что Луи совсем рядом, как тогда дома, после отъезда Эда. Стоит только руку протянуть — и пальцы коснутся горячей, упругой кожи. Думать об этом сейчас совершенно невозможно, и Гарри быстро смывает с ладони гель, тянется за своим, в надежде, что запах хвои сможет заместить собой чуть пряные нотки. К сожалению, воспоминания не выветриваются так же легко, как запах шампуня, и когда Гарри ложится в постель, он не может отделаться он навязчивых воспоминаний. Его память слишком ярко напоминает ему о том, каким бывает Луи. Вспоминается каждый раз, когда Луи касался его, как целовал, прижимал к себе на кухне, как целовал позже, в кровати, как оттягивал за волосы, заставляя подставлять шею. Гарри проводит по коже там, где Луи прихватывал зубами, и почти жалеет, что все засосы сошли. Но сейчас Луи нет, ни в комнате, ни в квартире, его нет даже в городе, и Гарри смело переворачивается на живот, утыкаясь носом в подушку Томлинсона. «В этом нет ничего такого, ” — говорит он себе. — «Он все равно никогда не узнает, что я спал на его стороне…» Гарри закрывает глаза, позволяя своим воспоминаниям полностью захлестнуть его и даже не пытается остановить себя, когда ладонь ныряет вниз и, оттянув резинку, обхватывает налившийся член. Он все равно никогда не узнает. *** Под одеялом тепло, уютно и совершенно не хочется высовывать нос из теплого кокона. Но надо вставать, вечером приедет Луи, и нужно кое-что сделать. Гарри лениво открывает глаза и от неожиданности чуть не вскрикивает: Томлинсон мирно лежит на второй половине кровати и разглядывает его. — Привет, — шепотом говорит он. — Не хотел тебя будить. — Привет, — так же шепотом отзывается Гарри. — Я ждал тебя к вечеру. — Я передумал и приехал пораньше, — отвечает Луи, протягивает руку и проводит пальцем по шее: — Надо же, синяки сошли совсем, — опускается ниже, проводит по едва заметному желтому пятну — следы от ночи с Эдом, скользит ниже, обводит подушечкой сосок, заставляя Гарри вздрогнуть. — Сошли, — чуть чаще дышит, облизывает губы, — конечно сошли, а ты как думал? Луи пододвигается ближе, накрывает их обоих одеялом с головой и, почти касаясь губами, шепчет: — Как ты тут без меня, Гарри? Не скучал? — еще движение и он уже прижимается к бедру, и нет никаких сомнений, что у Луи в трусах не игрушечный револьвер. Под одеялом становится жарко, душно, но никто не пытается выбраться или откинуть его к чертям. — Чем без меня занимался? — Луи легонько трется стояком о бедро и едва ощутимо целует висок, рукой скользит по груди вниз, сжимает член, заставляет кусать губы, дышать прерывисто. — Скучал, — честно говорит Гарри и толкается в любезно подставленную руку, ткань неприятно трет чувствительную головку, жмурится. — Очень скучал. Луи только того и нужно было, в какую-то секунду он оказывается сверху, трется стояком, заставляет ерзать, подаваться вперед, чуть не скулить от того, что мало, слишком мало нужного. И чертовски много лишнего: два слоя ткани, как оказалось, так много, хочется чувствовать полностью, прижаться, потрогать. Руки сами лезут под резинку, сжимают ягодицы, прижимают к себе и одновременно бестолково пытаются стащить белье. Луи чуть смеется, касается губами виска, целует подбородок, опускается, легко покусывает шею, ключицы и, в отличии от Гарри, похоже, вообще никуда не торопится. Легко касается языком одного соска, переключается на второй, дразнит, обводит, чуть прикусывает. Гладит руками плечи и, проезжаясь всем телом, спускается ниже, практически утыкается носом в пах. Гарри замирает, в надежде, что тот ничего не заметит, но Луи недоверчиво хмыкает и откидывает одеяло, усаживается поудобнее между ног, проводит по выпирающему сквозь ткань члену. — Да ты плохой мальчик, — Луи пытается говорить шутливо, с иронией, но голос то и дело срывается от возбуждения. — Ты дрочил в кровати и даже не потрудился сходить в душ? — приспускает белье, касается языком головки, втягивает в рот, облизывает, стягивает трусы чуть ниже и медленно, придерживая за основание члена, опускается ртом до конца. «Да, — мысленно признается Гарри, — дрочил. На тебя. Уткнувшись носом в твою подушку… Ну же, блин, еще… Ниже, ох…» Луи выпускает член изо рта и касается поджавшихся яиц, проводит языком, чуть прикусывает кожу, мнет руками бедра, и, блять, когда же он вернется и закончит то, что начал? Гарри стонет, пытается раздвинуть бедра, но стреножен своими же трусами, вертится ужом на обжигающих, словно раскаленных, простынях. — Ничего не хочешь сказать, Стайлс? — Луи снова усаживается между ног, стягивает трусы до конца, откидывает в сторону, проводит по головке, собирает пальцем выступившую смазку и отправляет палец в рот. Блять. Вид растрепанного, раскрасневшегося Луи, который сильно втягивает палец, облизывает и снова проводит по члену, и снова в рот, это не то, что ожидал увидеть Гарри, проснувшись сегодня утром. Мысли, как торнадо, закручиваются воронкой и, сметая все на своем пути, уносятся, оставляя только Луи, сидящего между его ног. Его рот, его палец с ярко блестящей каплей и его язык. Томлинсон не прекращает смотреть в глаза, лениво улыбается, сжимает ладонь на члене, проводит снизу вверх, тут же проводит по головке, собирает выступившую смазку и, чуть повернув голову в сторону, чтоб лучше было видно, проводит языком по подушечке. — Поговори со мной, Гарри, как тогда, ночью после экзаменов. Гарри выгибается на постели от взгляда, от шепота, от того, как язык Луи скользит по пальцу. Он во все глаза смотрит, не понимая, чего от него хочет Томлинсон, во рту пересохло, язык с трудом ворочается, мыслей в голове нет вообще, и он хмурится, вопросительно глядя на Луи. — Хочу, чтоб ты сказал, чего хочешь, не стану ничего делать, если ты не скажешь, — Луи наклоняется, шепчет в губы и, подумав, добавляет: — А я так хочу сделать то, чего хочется тебе, — легонько целует и отстраняется, ожидая ответа. Гарри замирает, зажмуривается, выдыхает, стараясь побороть себя: он не любитель говорить во время секса — это всегда казалось таким нелепым, таким пошлым, но он подсознательно понимает, что ничего не случится, если он промолчит, и, блять, это будет самым большим идиотизмом в его жизни. Гарри кивает, облизывает губы, накрывает ладонью руку Луи, лежащую на его бедре. Ладно. — Я… Лу, возьми снова… Блять… Я хочу, чтобы ты… Черт… Отсоси мне… Пожаааах… Томлинсону не нужно большего, чтобы выполнить просьбу. Член упирается в глотку, давит, сочится смазкой, и он только сильнее втягивает щеки, чтобы Гарри снова и снова издавал эти звуки. Он старается двигать ртом быстрее, плашмя лижет, очерчивает каждый изгиб, выпускает член изо рта, любуется налившейся плотью и снова нетерпеливо вбирает в рот. Чувствует пальцы Гарри в волосах, как тот дергает за пряди вверх, но он не поддается, только сильнее насаживается горлом и сквозь гул в ушах слышит что-то вроде: «нет, еще вот так… да… да…», и чувствует вязкий горько-соленый вкус во рту. Сглатывает, чуть останавливается, предоставляя секундную передышку. Мягко скользит губами, успокаивающе гладит языком, выпускает изо рта, целует по очереди тазовые косточки, проводит языком по животу, ныряет в ямку пупка и только тогда поднимает голову. Глаза Гарри огромные, сияющие, щеки горят температурным румянцем, губы искусаны, и когда он судорожно облизывает их, член в трусах болезненно дергается, напоминает и требует внимания. Стоит так, что можно забивать сваи на стройке, больно, и крышу рвет от нетерпения. Луи не может оторвать взгляд от Гарри и хочет, чтобы тот не прекращал на него смотреть, чтобы не шевелился, или же наоборот, хочется засадить между губ, позволить Гарри делать все, что угодно, отдать себя точно так же, как Стайлс отдавался несколько минут назад. Гарри еще раз проводит языком по губам, закусывает нижнюю губу, и Луи сдавлено стонет, запускает руку в трусы, сжимает член, когда слышит хриплое: — Иди сюда, — Гарри приподнимается, садится, опираясь, на подушки. — Я тоже хочу. Ну же… Луи… И Томлинсон не в том состоянии, чтобы сопротивляться. Быстро стягивает трусы, целует Гарри в плечо и направляет член между губ, захлебывается воздухом. Хорошо. Так хорошо. — Блять, Гарри… ты… ох, вот так… еще… — Луи не может остановить несвязный поток слов, рвущийся наружу, но Гарри одобряюще вибрирует горлом, берет глубже. Это лучше, чем он воображал секунду назад. Парень втягивает, обводит по кругу, щекочет языком уздечку, тянет за бедра. Луи не нужно намекать дважды, и он толкается раз, другой, третий, и взрывается разноцветными пятнами, громкими стонами, блестящими звездами, дрожит под пальцами Гарри, тяжело дышит, открывает глаза и не сразу может сообразить, где находится, тупо пялится в стену. Кажется, что его больше нет, он собирает себя по кусочкам, атомам, частичкам в одно целое, кажется, что это займет годы, когда он снова вернется в свое тело. Гарри не дает ему даже выдохнуть, скользит губами и языком по члену, пока на глазах Луи не выступают слезы, и тот отодвигается, но тут же чувствует, как горячий язык проходится по яйцам, по промежности, морщится — все слишком чувствительное сейчас. Наверное, все-таки он жив, если еще может чувствовать. Опускается на парня съезжает вниз так, чтобы касаться губ, целует, слизывает каплю спермы, и внезапно для себя признается: — Я тоже дрочил. На тебя. В душе, — снова целует, кусает, Гарри в ответ прижимает его к себе крепче, пропускает язык в рот, целует в ответ, ерошит волосы длинными пальцами. Поцелуй долгий, жадный, с привкусом паники и какого-то непонятного отчаянья. Никто из них не смог бы объяснить, что это было и зачем произошло, в последнее утро перед началом семестра. Гарри думает о том, что, возможно, это изменит все. Луи надеется на то, что это не изменит ничего. Десять утра не лучшее время для того, чтобы проснуться в выходной перед началом новой недели. Да и за окном погода не располагает к прогулкам: низкие серые тучи, холодный ветер, и на градуснике минус десять. Поэтому, чуть повозившись, они укладываются в кровати, обматываются одеялом и, прижавшись друг к другу, проваливаются в дремоту. Стайлс просыпается от того, что кто-то слишком усердно лапает между ног, слегка мнет яйца, щекочет между ягодиц, давит на промежность. Томлинсон проснулся, и ему неймется. Гарри пытается вывернуться, но рука ловко перемещается на член, и смысл вставать тут же пропадает. Луи двигает рукой неспешно, дразнит. Удовольствие накатывает, как легкая морская волна, и хочется раствориться в этих ощущениях. Ему и правда кажется, что он легкий, как перышко, и его качает поток воздуха, туда-сюда, но из состояния полета его вырывает шепот: — Ты такой послушный, сонный и податливый сейчас, — Луи прикусывает шею — очевидно, новый синяк обеспечен. — Хочу тебя. От последних слов выгибает дугой, хочется спрятаться от такой прямолинейности, стыдно, черт побери, за свою отзывчивость, покорность, за то, что не оттолкнул утром и сейчас только молча ерзает, толкается в руку. — Хочу, чтобы ты кончил, — движения ускоряются, губы скользят по шее. «Лучше бы трахнул по-нормальному», — думает Гарри. — «Хоть не так стыдно было бы, а то так возбудиться, от простой дрочки…» Гарри чуть прогибается, трется ягодицами о член Луи, и парень за спиной рычит, прижимается плотнее, кусает всерьез. И Гарри практически слышит, как собственные тормоза срывает, как машина, скрипя лысыми покрышками, летит с моста в реку. Точка невозврата пройдена. — Хочу, чтоб ты кончил со мной, — бормочет, подаваясь вперед на руку и тут же назад, трется задницей, — вот так, только от того, что трешься членом о мой зад, давай же, Луи. — О Господи, — Томлинсон сильнее прижимается, попадая в ложбинку между ягодиц, Гарри тут же сжимается. — Какой же ты… Откуда это в тебе?.. Стайлс в ответ бесстыдно, громко стонет, прогибается, трется, всем своим телом требует еще. Закидывает руку за спину, прижимает Луи ближе, заставляя двигаться быстрее. — Ну же, давай, давай, быстрее! Хочу тебя… — выгибается сильнее, пальцы больно впиваются в кожу, и Луи, толкнувшись, заливает горячей спермой между ягодиц. Гарри срывается секундой позже, обмякает в его руках. Томлинсон вытирает руку о простынь, кое-как обтирает Гарри и себя одеялом, тяжело дышит, зарывается носом в макушку. Возбуждение слетает холодным душем и становится как-то… Нет, не дискомфортно, но ощущение, что все зря, не нужно было. Они же просто соседи. И как-то надо было держать себя в руках. Гарри ерзает, пытается встать, чтобы пойти в душ, но Луи только прижимается крепче: — Не усложняй, Гарри. Ладно? — Что? Я в душ только… — Не нужен тебе душ. Ты сейчас убежишь, надумаешь глупостей и все испортишь. Давай лучше так полежим? — Луи за спиной копошится, подстраивается под изгиб тела, и вставать хочется все меньше. — В душ потом сходим. Вместе. — Вместе? Но… — Не усложняй, — сонно бормочет Луи. — Все и так… Хочется спросить, что же значит «и так», но мерное сопение за спиной подсказывает, что ответ он не узнает. И ведь да, он сам получил то, чего хотел, того, кого хотел. Так что, наверное, и правда не стоит думать и усложнять. Сотни парней живут так, без обязательств, может, и он дорос до этого. По крайней мере, ничего страшного не произошло, можно списать на гормоны и на что-то еще… Просто он никогда не был влюблен в того, с кем трахается без обязательств. Вот как. Но в этом он разберется когда-то позже. Не в последний день каникул. Ему так и не удается уснуть, и, чуть поворочавшись, он выныривает из-под руки Томлинсона отправляется в душ. Он искренне старается не накручивать себя и не выдумывать лишнего, но кто сказал, что все так просто? Уже не так волнует вопрос, почему он это сделал, и даже не слишком интересно, как Луи очутился дома на полдня раньше. Волнует только: как вести себя дальше и что это вообще значило, если хоть что-то значило? На эти вопросы нет ответа, и, сполоснувшись под прохладной водой и натянув домашние штаны на голое тело, он выходит из ванной. Растрепанный Луи сидит на кровати, и это совсем не помогает ему ответить на вопросы. Гарри искренне надеялся, что тот проспит подольше, и он хотя бы что-то успеет придумать. — Извини, — сонно хрипит Луи, — что приехал раньше без предупреждения. Знаю, что не должен был так делать. — Что-то случилось? — осторожно спрашивает Гарри. — Нет. Мне просто очень хотелось домой, — пожимает плечами Томлинсон, и все становится на свои места. Луи все тот же — делает, что хочет и когда хочет. И кто он такой, чтобы его винить. В конце концов, это его квартира, и никто не может ему указывать, когда возвращаться. — Но я привез тебе пудинг. Фирменный пудинг мамы Стенли. Чтобы немного загладить свою вину… Эй, что тут смешного? — Скажи, чей это ход задабривать едой — твой или Энджи? Кто придумал? — отсмеявшись, спрашивает Гарри. — Вот сучка, она это тоже делает? — хмурится Луи. Он падает спиной на кровать, и Гарри благодарит его, что он не откинул одеяло с бедер. — Это ход Кэва. Вернее, его мачехи. Она всегда говорила, что чем-то вкусным можно улучшить расположение к себе. И, должен сказать, это никогда не подводило. Так что, будешь? — Буду, — улыбается Гарри. — У нас есть нечего. Луи картинно вздыхает, стаскивает одеяло, поднимается и уходит за своим рюкзаком. Гарри старательно рассматривает свои пальцы на ногах. Смотреть на голого Томлинсона сейчас выше его сил. — Зря ты меня не дождался, а все же сходил в душ сам, — Луи возвращается через мгновение и, протянув коробку, подмигивает и уходит в ванную. — Я бы потер тебе спинку. Гарри, улыбаясь, относит пудинг на барную стойку и переводит взгляд на часы. Улыбка исчезает так быстро, словно никогда не касалась его губ. Час дня. А это значит, что Эд вернулся из Франции, и проблемы, в которых он не успел разобраться, вернулись вместе с ним.