Never Have I Ever

Возможно он бы не так злился на Луи, если бы Томлинсон не был настолько прав. Ведь он и сам об этом думал, просто то чувство, которое тёплым солнышком расползалось по венам, заглушало эти мысли, запрещало думать, и только разгоняло сердцебиение до ста, когда Лотти появлялась на горизонте. Он бы вломил Томлинсону за то, что заставил бросить её, заставил ждать, названивать, тем самым отрезая все пути к примирению, но почему-то дал ему спокойно уйти. Тот знает сестру куда лучше, чем знает её Эд. Она не станет искать с ним встреч, не станет звонить и писать. Третьего шанса не будет. Поэтому он чувствовал себя придурком когда приперся в «их» кафе, в надежде увидеть русую макушку за столиком у окна. За тем столиком сидела пожилая женщина и её седые волосы, стянутые тугим узлом, ничуть не напоминали растрепанные русые пряди. Он сидит и тупо смотрит в чашку с уже остывшим кофе. Так все глупо. Так пусто. Так одиноко. В животе протяжно урчит и он с безразличием вспоминает, что так и не ел ничего с понедельника. Так и живёт на одних сигаретах и кофе, как какой-нибудь поэт или художник, растерявший вдохновение. Какая-то ванильная хуйня с ним происходит и он… ну, он не должен так страдать, он не Гарри у которого тонкая душевная организация и не Джемма, которая просто девчонка. Он же… ему же похуй, плевать и просто все равно. Только почему-то в этот раз все не равно. Он усмехается глупому потоку своих мыслей и одним глотком допивает кофе, достаёт деньги и, отсчитав нужную сумму, кладёт на стол. — Привет. Он поднимает голову и пытается вспомнить, наверное это какой-то знакомый. Но парень, выжидательно приподнявший бровь, не вызывает ровным счётом никаких ассоциаций. — Знакомы? — равнодушно бросает он и поднимается. — На Новый год знакомились, — чуть улыбается тот и Эд думает, что, наверное, он бы посчитал его симпатичным, если бы не… — На какой? — хмурится Стайлс, тот Новый год не помнит совершенно, а что касается этого, так парня в Париже точно не было. — Очень смешно. Разговор заходит в тупик и они молча смотрят друг на друга, когда в голове у Эда щёлкает. — Ты решил, что я Гарри. — А ты, очевидно, Санта? — фыркает тот. — Ошибся, — парень удивлённо моргает и Эд смеется. Давно не случалось такого, чтоб их путали. Как-то все розыгрыши в детстве остались. — Я его брат. Мы близнецы. — Ого, бывает же, — трёт переносицу тот, оглядывает сверху-вниз и, внезапно, с места в карьер: — Хм, а что брат-близнец делает сегодня вечером? Эд хочет сказать, что ничего, что отъебись от меня, пожалуйста, что за топорный подкат?! — Ничего, — почему-то тихо бормочет он. — Ничего не делает. Фильм смотрит. Парень улыбается краешком рта, внезапно, подняв руку, касается волос и убирает кудрявую прядь за ухо. У Эда внезапно в голове звучит шёпот того извращенца из клуба: «какая же ты сладкая шлюшка», и господи, он же и есть шлюшка и сучка. Томлинсон не ошибался. На нем наверное написано — ебусь в зад, раз этот парень чуть ли не прямым текстом ему предлагает провести вечер вместе. И можно перехватить руку и вывихнуть, заломив к лопатке, но… Но зачем? Он тот, кто есть, прошлого не изменить и все равно… все — все равно. — Хочешь посмотреть фильм вместе? — почти нормальным голосом произносит он. — Уж если ты настаиваешь, — довольно кивает парень. — Мэтт. — Эд, — хорошо хоть познакомились перед сексом. — И я люблю снизу. Он чувствует себя так, словно опустился на самое дно с камнем на шее. Он сам себя топит, сам не даёт себе всплыть. Но… Ведь Томлинсон прав, он не достоин его сестры и с этим уже ничего не попишешь. И не зачем пытаться измениться. Эд никогда не был склонен к саморазрушению, но, с другой стороны, начать и преуспеть никогда не поздно. Может, если его выебет этот чувак как следует, он сможет забыть все, забыть мелкую Синеглазку, которую мама не пускает долго гулять, и он перестанет думать о том, как она написала контрольную и наладила ли отношения с девчонками? Может быть, он хоть на какое-то время просто перестанет думать? *** — Так откуда ты Гарри знаешь? Эд сильно затягивается и выдыхает дым в потолок. Хочется как-то заглушить этот приторный вкус дешевого мотельного секса, которым так полны все арт-хаусные фильмы. Нужно все постирать и самому мыться долго-долго под душем. Мудак какой-то этот Мэтт, с виду паинька, а фантазия не хуже, чем у того мужика из клуба, и задница снова обещает саднить пару дней. Да и хуй бы с ней, если бы только что-то внутри под рёбрами перестало болезненно ныть, если бы мысли то и дело не возвращались к Лотти и её брату-гандону. — Так на вечеринке, он там с другом был, — Мэтт неодобрительно косится на сигарету, но Эду как-то похуй и он выдыхает ещё пару колечек в воздух. — Я думал они вместе, а потом Томлинсон с Джо — сестрой моей, мутить начал, ну, я к нему и подошёл, разговорились… — Стоп, — Эд резко садится на кровати и чуть не выпускает сигарету из рук. — С кем? Он Новый год отмечал в компании Томлинсона, в смысле, Луи Томлинсона?! Дурацкий конструктор «Лего» никак не хочет складываться и детальки-кирпичики громоздятся друг на друга. Как Гарри оказался там? Как с Луи? Почему он там был с этим мудаком?! — Дааа, а что? Кэв сказал, что это типа его, ну, Луи, в смысле, сосед по квартире новый, какую-то хуйню ещё говорил, не помню. — Сосед, значит. Больше Эд не говорит ничего и даже не особо вслушивается в то, что вещает Мэтт. Гарри свалил из их квартиры к Луи? После того, что произошло?! Сейчас как-то нелепо думать, но он-то тогда, когда Луи зависал у них, думал, что братец однозначно возненавидит Томлинсона. Эду не хочется возвращаться к тем событиям — кого они сейчас волнуют, поэтому он тушит почти дотлевшую сигарету и усилием воли возвращает себя к разговору с парнем. — …а он, наверное, номер не правильно продиктовал, вряд ли я не правильно записал. — Что ж ты его прям там не трахнул? — суть разговора уловить не сложно, он все о Гарри толкует. — Дома разложить хотелось, чтоб как следует вые… да похуй уже. Он недотрога такой, забавный, таких интересно разводить. Но и ты вполне неплохо справился. Ничего, что мы о твоём брате сейчас? Эд хочет уебать, за себя, за «неплохо справился», за Гарри, в конце концов, но… сейчас он только согласно кивает. Уж лучше он, чем Гарри. А их личные дела не касаются этого… Этого. И стоя на пороге, почти закрыв дверь за Мэттом, он внезапно для себя быстро спрашивает: — Говоришь, сестра твоя с Луи встречается? — Пф, нет. На выходные съездили и больше я о нем не слышал, — парень безразлично пожимает плечами. — Что он тебя так… Но Эд уже захлопывает дверь. «Ну и семейка, что брат, что сестра,» — с отвращением думает Эд и проворачивает замок дважды. Сейчас в душ и тогда… впервые в жизни он жалеет, что в квартире нет ванной, наверное в ней очень хорошо думать. По крайней мере, ему так кажется, а подумать есть над чем. Что-то очень, очень важное произошло и ему пиздец как нужно получить верный ответ, сложив все факты. *** Он ещё вчера думал, стоит ли лезть. Может, это все же не его дело, пусть Гарри сам, господи, он же взрослый мужик, но… сейчас, сидя на ебаной лекции, на которую он себя буквально за шкирку приволок, глядя, как опоздавший Гарри плюхается за свободный стол и смотрит на сидящего через ряд парня. Блядство, как он смотрит на Луи! И Эд знает этот взгляд, он знает Гарри чуть ли не лучше чем себя — у того все эмоции на лице написаны, нихуя скрывать не умеет. И он с точностью до 99,9% может заявить: у его влюблённого по уши брата-идиота вчера был секс. Секс, не такой, как в первое время, когда по приезду в Манчестер, Гарри пытался пересилить себя и ходил по клубам с ним, чтобы «просто повеселиться и никаких обязательств, парень». После тех нескольких раз у него было не такое светящееся лицо, словно Рождественскую гирлянду проглотил, совсем не такое. Эд даже помнит, как рано утром, выпроводив парня, Гарри только под вечер вышел из своей комнаты, долго крутил сигарету между пальцев, спросил, что все находят в этом бессмысленном трахе. Какой вообще смысл, когда никому дела нет до тебя, когда тебе все равно, кого трахать, человека или резиновую куклу. Как и тогда, Эд не знает, что в этом плохого. Секс это секс, он по сути не может быть чем-то ужасным, по крайней мере он был в этом уверен ровно до вчерашнего дня. Но вчерашний день это скорее исключение, а так-то обычно все круто. А ещё кроме этого, он точно помнит, когда Гарри пришёл утром домой с этим дурацким, сияющим как праздничная инсталляция, выражением лица, хлопнулся прямо на него спящего и, широко улыбаясь, заявил, что он теперь тоже не девственник, они наконец-то решились и теперь они с Эйденом точно настоящая пара. И Эд тогда конечно его поздравил, посоветовал этим обрадовать маму и шутливо врезал ему подушкой. Надо же, когда-то давно они дружили, делились чем-то очень важным, дрались подушками и вместе изучали диск с порнухой. Куда и когда это все пропало? Какой мудак все испортил. Эд переводит взгляд на того самого мудака и качает головой — Томлинсон похоже нихуя не в курсе, что на него из глаз Гарри просто сыпятся сердца и розы. Или в курсе, но ему-то похуй. Гарри — влюблённый дурак. Как он сам раньше этого не понял? Как он не понимал, что все время, пока сука-Томлинсон был у них, Гарри подыхал в своей влюбленности?! И в первую ночь, и когда на кухне голой жопой по полу елозил, и потом… потом, когда они выебали Гарри. Сука. Сука. Сука. Луи не был пьян, не был толком под кайфом — доза у него смешная была, он просто не отказался и ещё после этого увёл с собой этого дурачка. А тот, наверное, радостно ушёл к нему, небось обеды ему готовил, кофе в постель, хуй его знает что ещё. А Луи в благодарность его на вечеринки таскал, где такие выблядки как Мэтт трутся. Каков Луи — такие и друзья, тут даже и думать нечего. И мелкий сейчас вот сидит довольный, пытается следить за речью препода, но явно плавает где-то в облаках. Гребаный-ебаный Луи сам сказал, что Гарри только на секс и годится, а значит исправно трахал мелкого, пока тот жил у него. Господи, как таким мудаком можно быть? Эд и сам не паинька, но, блять, трахаться с Гарри, мутить с девчонкой, да ещё и к нему самому Луи не отказался заскочить. Это даже не вписывается в его, довольно широкие, рамки. Эда кроет ненавистью и отвращением, жалостью и желанием врезать Гарри за то, что похерил все свои принципы, за то, что влюбился в мудака, за то, что позволил над собой так… и когда лекция окончена, он успевает перехватить брата и захлопнуть дверь в аудиторию. Им нужно поговорить, он должен защитить Гарри от этого выблядка. Томлинсон не единственный, кого заботит своя семья. *** — Все секретничаем, девочки? — Кэв вламывается в гриммерку и Томлинсону остаётся только закатить глаза. — Присоединяйся к девичнику, — в тон ему отвечает Луи и протягивает ему пушистую кисть со столика Энжи. — Так что произошло? — девушка отклеивает ресницы, и парни синхронно отворачиваются — все же зрелище не для слабонервных. — Он просто прошёл мимо, — выдыхает Луи. — Взял и прошёл, хотя вчера все было хорошо, а утром ещё лучше. И, в общем-то, странно как-то. — А ты чего за ним не пошёл? Догнал бы и спросил? Он только пожимает плечами — черт его знает почему, наверное потому что боялся, что Гарри вслух его пошлёт, а может надеялся, что тот успокоится и вернётся. — Он как Белла, — из своего угла внезапно восклицает Кевин, и теперь уже Луи вместе с Энжелой синхронно поворачиваются к нему, — ну помнишь, как в сумерках, она такая типа независимая, мимо прошла, а этот бледнолицый остался с открытым ртом стоять. Луи, ты теперь как Эдвард, получается! От звука имени Томлинсон морщится, как же он ненавидит этого ублюдка. Только сейчас не до него. Тут бы с Гарри разобраться. Когда тот пронёсся мимо, Луи от неожиданно нахлынувшей трусости не побежал за ним, а ведь должен был! Должен! Но вместо этого тупо постоял с вытянутой рукой, выматерился себе под нос и зачем-то приперся в театр. Он честно отсмотрел все от начала до конца, но ничего не помнит. Наверное, Энжи была прекрасна? Наверное, все было здорово и динамично? Зал хлопал, Кэв покрывался красными пятнами, потел и, скорее всего, это он от восторга так. А Луи ничего не понимал. Он сидел и прислушивался к неожиданной пустоте внутри себя. Все же было так хорошо, так охуенно и птички пели, и небо голубым сверкало, внутри все словно пузырилось, как газировка в стакане, от предвкушения вечера. И когда Гарри ушёл — какого черта?! — солнце не померкло и даже дождь не пошел, ничего такого, о чем всегда пишут в романах… господи, зачем он их читал вообще? Леа вечно их читала и он хватал любой, пока ждал её и листал дешёвые страницы. Так вот, все оказалось не так. Просто… Просто все исчезает. Все пузырьки, весёлые мысли и это предвкушение, которое где-то нетерпеливо вздрагивает под рёбрами, заставляет тебя улыбаться, как клоуна на ярмарке, — все это резко исчезает. И внутри становится как в полой, закупоренной бочке — пусто, гулко и темно. И после всего он поперся в гримерку, потому что идти ему с этим всем больше некуда, а рассказать кому-то надо, потому что кто угодно в этом мире знает, что нужно делать с этим, но только не он. — Я даже не знаю от чего мне хуевей теперь должно быть: от того, что Гарри считай меня послал или от того, что мой лучший гетеросексуальный друг досконально знает «Сумерки», — деланно вздыхает Луи. — Пожалуй, второе ранит сильнее. — Шпроши его, — Энжи уже закалывает волосы в пучок, зажав шпильки во рту, — когда она успела все смыть с себя? Он что, так надолго в себя ушёл? — Кроме него никто тебе не скажет. Вы же живёте вместе, поговорите… Она смотрит на него этим типично женским всепонимающим взглядом и Луи хочется побиться головой об стену. — Не смотри на меня так, я не потерянный щенок под дождём, не нужно меня спасать, мыть, кормить… — Таблетку от глистов давать, — ржёт Кэв, и Луи хочется побить головой об стенку и его, но он тоже смеется. — Все будет хорошо, — внезапно-нормальным голосом говорит парень. — Поговори с ним и прекращай делать вид, что тебе похуй, Томлинсон. Тебе же не похуй. — Не похуй, — соглашается Луи, — а если не будет все хорошо, ты мне насыпешь попкорна в мисочку и нальёшь холодного пива? — Конечно, — Кевин ставит подбородок на плечо Энжелы и подмигивает: — Я даже «Сумерки» тебе поставлю и сам с тобой смотреть сяду. Обещаю не спойлерить! Наверное, первый раз за вечер Луи улыбается искренне, в конце концов, даже если все совсем хуево окажется, то у него есть друг-придурок который не станет капать на мозги — «я же тебя предупреждал, а ты не слушал», а просто рядом помолчит. *** То, что Гарри нет дома, он понял сразу, только открыв дверь, даже не только потому, что в квартире темно — парень мог уснуть, — а просто неуловимо стало больше места. Кое-как разувшись, Луи проходит в комнату и медленно оглядывает помещение. Яркая догадка молнией прошивает мозг и он подходит к шкафу — так и есть. Ему не показалось, что исчез ноут и стопка тетрадей Гарри уже не рискует упасть с края стола, что все же в коридоре не валяется лишняя пара кед и не висит хомутом чёрный, уже не по сезону тёплый шарф. Ему и правда не показалось. Гарри ушёл. Сбежал. Исчез. Точно так же, как ушёл тогда из своего дома, от брата. Странная у Гарри манера решать конфликты. Конфликты. Ладно, тогда хоть ясно все было, а сейчас что. Луи устало валится в кресло и прислушивается к себе, но в голове нет ни единого варианта, почему Стайлс свалил. Почему Стайлс не поговорил с ним. Что, черт возьми, случилось за одну пару?! В кармане гудит телефон и он глупо надеется, что вдруг Гарри — мало ли, дома что случилось и ему пришлось. Но это не Гарри, а Энжи просит написать, когда все наладится и он, усмехнувшись, посылает ей смайлик и выключает телефон. Луи никогда не думал, что чувствует человек в такой ситуации. Сейчас оказалось, что он все так же ничего не ощущает. Он все ещё беспомощно прислушивается к себе, пытаясь найти хоть что-то, о чем пишут, рассказывают все, кто хоть как-то обламывался с парнями. Но так странно — пусто. Словно под глубоким наркозом и, как только он перестанет действовать, то окажется, что чего-то не хватает и это будет очень больно. А Луи не хочется, чтобы было больно. Хочется, чтобы все было ясно, просто и приятно. Пожалуй, он меньше всего подходит для отношений и пытаться-то не стоило. Все закончилось ещё в четвертьфинале. Он медленно раздевается и, скинув в кучу одежды трусы, идёт в душ. Теперь хоть обдрочись, никого за тонкой перегородкой. Хоть всю горячую воду спустить можно, больше не с кем делить. И полотенцесушителя хватит на то, чтобы нормально расправить полотенце. И зубы чистить можно, сидя на унитазе с открытой дверью — он один, совсем. И Луи спускает всю горячую воду, комком отправляет полотенце в угол за унитаз и выходит в комнату. Он может делать все что угодно. Например, выпить чаю. Щёлкает конфорка, пламя лижет металлическое дно и через пару минут раздаётся бодрый свист. На полке стоит любимая чашка Гарри с дурацким оленем, на самом деле, Луи её купил потому, что она стоила девяносто пенсов, а лишняя чашка не помешает, но Стайлсу она чем-то приглянулась. Луи берет другую, полосатую, наливает кипяток и садится за стойку. Он чувствует себя дураком, который загадал желание и бесится, что оно исполнилось. Исполнилось, но не так, как нужно, как-то криво сбылось все. Он хотел больше места для себя и получил, он хотел личное пространство — вот же оно, получай. И сейчас глупо думать, что чай пить вместе веселее, и странно будет просыпаться завтра одному в кровати, хоть он терпеть не может просыпаться с кем-то. Под солонкой он видит картонку с эмблемой бара, в который устроился Стайлс, и тот всего полутора кварталами ниже по улице. Нужно хотя бы узнать, что за хрень происходит, завтра он туда сходит, может Гарри что-то скажет. Луи почти уверен в том, что Стайлс не свалил из города, хотя с кем-кем, но с ним нельзя быть уверенным ни в чем на все сто. Гарри самый непредсказуемый парень, которого он когда-либо встречал, он — та самая головоломка, которую Луи хотел получить на вечеринке, где все завертелось. И он получил, но проебал, и теперь совершенно непонятно, вернёт ли? И нужно ли возвращать, если эта головоломка сбежала, аккуратно упаковав все свои вещи. Может никто и не захочет возвращаться, зачем? Кому из них двоих это надо? Но в этот раз Луи не хочется оставлять все без объяснений, которые он искренне раньше терпеть не мог. В кои-то веки ему жизненно необходимо знать все. *** В дверь тарабанят так, что Эд думает, что, по меньшей мере, пожар, и распахивает дверь, не глядя в глазок. — Скучал, милый? — он больно прикладывается затылком о стену и через мгновение уже лежит на полу, стараясь вдохнуть, чувствуя, как чья-то туша давит на грудь. — Вот я и дома. — Какого хрена, Томлинсон?! — он быстро переворачивает их и прижимает парня к полу, удовлетворенно отмечая звук столкновения дурной головы с ламинатом. — Совсем охуел? Вместо ответа Луи резко хватает его за голову и бьет лбом в переносицу: — Кто из нас охуел ещё, сукин ты сын!!! Луи встаёт и Эд, убрав руку от хлещущего кровью носа, хватает того за штанину и парень снова падает, но в этот раз вперёд лицом. Стайлс не успевает навалиться на него, как тот вскакивает, и Эд с яростью кидается на него. Как он вовремя, Эду как раз очень хотелось сделать из этого пидораса отбивную. Давно стоило ему вмазать как следует. Хорошо, что он пришёл, и хорошо, что сопротивляется, беззащитных котят Эд никогда бы не стал бить. И сейчас, вваливаясь в комнату каким-то неловким комком из рук и ног, как-то похер, что это меньше всего похоже на нормальную мужскую драку, а, скорее, на школьную потасовку. Потому что лупят они друг друга куда придётся и шипят, как коты в марте. И это совсем-совсем не похоже на Мортал Комбат. Эд отплёвывается от крови, пытается схватить Луи хотя бы за волосы, но под руку попадается ухо и он тянет его вниз. Томлинсон падает сверху — он что, отожрался за праздники, что такой тяжёлый, — и пытается уже не только задавить его, но и придушить. Стайлс хрипит и пытается обхватить ногами парня, но Томлинсон какой-то верткий, ужом крутится, и все никак не удаётся его заломить, и Эд со злостью подкидывает его вверх всем телом. Но неудачно — тот только сильнее прижимает его к полу, и он от безысходности впивается зубами Луи в плечо, от чего тот, явно позабыв о кодексе мужских драк, а может, и от неожиданности, взвизгнув, опять же совсем не по-мужски, заезжает ему между ног. Вопль Эда тоже отнюдь не мужественный рык и, отпустив Луи, он хватается за яйца. Честное слово, не так он себе представлял драку, когда мечтал отомстить Луи за все, что тот испортил в его жизни. И уж если бы кто и баюкал свой член от прямого попадания, то точно не он сам. — Какого черта?! — он почти пищит, потому что, твою мать, Луи, наверное, конь, потому что удар настолько сильный, что в глазах темнеет от боли. — А ты какого хуя грызёшься?! — Луи оттягивает ворот свитера, демонстрируя след от зубов. — Клыки, как у лошади… От схожести ассоциаций и от дебильности произошедшего Эд неожиданно для себя начинает смеяться и, хохоча, все так же сжимая рукой промежность, опускается по стенке. Через минуту истеричного хохота он уже отплевывается от воды, потому что Томлинсон, конечно же, притащил чайник с кухни и щедро вылил на него содержимое. — Успокоился? — он садится рядом и Эд, наконец, встречается с ним взглядом и довольно отмечает, что разбил Луи губу и обеспечил парой синяков. — Нос вытри. — Ты нахуя вламываешься? — Эд вытирает нос рукавом, рассматривает красные капли на бежевом свитере. — Я ей не звонил, все как обещал… — Ей не звонил, — глаза Луи снова становятся бешеными и Эду становится понятно, откуда в нем столько силы — дури в нем дохуища. — А Гарри-то за каким хуем сказал, что ты в меня влюблён, Эд, нахуя?! *** — Блять, Гарри, он мудак, он конченный человек, понимаешь? — сдавленным голосом, словно его на днях душили, говорил Эд. — Он же не только тебя трахает, знаешь? Что ему оставалось, как не кивнуть? Он знал, но ведь Луи ничего не обещал ему, да, так к чему это все, зачем? Гарри аккуратно раскладывает вещи в шкафу и мысленно отмечает, что нужно заехать к Эду — сейчас он и не думает о той квартире, как о своём доме — и забрать вещи. Теплеет. — Он же был у меня после Парижа, — Гарри молча кивнул — это он тоже знал и уже смирился с этим, да и после этого столько всего произошло. — И сказал, что ему понравилось трахать тебя под кайфом и больше ты нахуй не сдался. И мы трахались на кухне, знаешь? — ну, естественно, не чай они там пили, — а когда он пришёл ко мне в понедельник… — А вот этого он не знал. Это что-то новое. Он видел, как Эд потирает шею и как из-под ворота водолазки виднеется черно-синяя отметина, — у него самого похожие были, он знает автора. Луи трахал его на кухне и после вся шея была в синяках, и потом ночью он добавил и вчера тоже… Луи любит метить шею. Луи любит трахаться и это всегда просто секс. И он просто снова об этом забыл, потому что он — конченный придурок. Гарри качает головой — нужно забыть об этом. Просто — все. Он же готовил себя к этому, он знал, что не нужно соглашаться на театр. Он просто был уверен, что Луи не настолько мудак. Не настолько его считает дерьмом… На все согласным дерьмом.  — Кто предложил меня трахнуть? — свой голос казался каким-то неживым, больше шелест чем голос. — Кто, Эд? Скажи, блять, кто? — Луи, — прохрипел Эд, глядя ему в глаза. И стало понятно, что он не врет. — Я хотел просто втроём, а он выбрал тебя. Я не смог отказать, я не… Этого было больше чем достаточно. Гарри оттолкнул брата и вышел из пустой аудитории. А он ещё сомневался, стоило ли приходить, когда после первой лекции Эд попросил его поговорить в конце дня. Он так хотел к Луи, он так хотел наконец… Уж не чая с тортом он хотел. Но сейчас и это уже не важно. И ему есть куда идти, Алекс точно не позарится на его зад. Алекс и не зарился, он работает и слава богу. Сегодня тишина нужна ему как никогда. И никаких расспросов, пожалуйста. Гарри заходит на кухню и клацает чайником. Главное, по привычке не поставить на плиту, потому что он, честно говоря, привык. У Алекса на полке четыре кружки и даже среди этого ничтожного количества есть такая же, как у Томлинсона — с танцующим на коньках оленем. — Это просто кружка, — говорит он вслух и берет её с полки. — И олень вовсе не дурацкий. Чайник выключается и через минуту из кружки поднимается жасминовый аромат. Нужно купить потом обычный, не в пакетиках и без добавок. Гарри садится на стул, ставит чашку на подоконник, и от пара на стекле образуется тонкая плёночка. Он водит пальцем туда-сюда, рисует сетку и сам у себя выигрывает в крестики-нолики. Наверное, сегодня мог бы быть лучший вечер в его жизни. Наверное, он бы мог пойти с Луи и наплевать на то, что сказал брат. Он мог простить Луи все что угодно: Джо, неизвестных ему девушек и парней в Донкастере и даже Эда, если бы Луи понадобилось его прощение. Но все это… Господи, весь этот переезд и мнимая забота, что все это было? Заглаживание того неловкого траха? Того, что Гарри чуть не сдох наутро после не самой удачной шутки с наркотиками? Или Луи было просто удобно держать его у себя под боком? Потому что он разве что только для секса и годится, ну и сходить куда-то для компании тоже, спасибо генам — не урод. Почему его даже собственный брат не ставит ни во что? Ведь как оказалось — Луи хотелось и Эд выбрал его, а не брата? Эду желание случайного малознакомого сокурсника оказалось важнее всех внутренних принципов брата, о которых Эд конечно знал и никогда не забывал высмеять. А ведь он-то думал, что это все дурацкое стечение обстоятельств. Это так… Гарри даже слово, кроме как «хуево», подобрать не может, но оно не очень-то отражает весь спектр эмоций. Непонятно только зачем Эд вытащил его на этот разговор? Захотел Луи обратно, в личное пользование? Да ради Бога, пусть делают все что угодно. С него-то хватит. *** — Да он, блять, так и сказал мне: пиздуй к своему Эду и отстаньте от меня уже. — Че, так прямо и сказал? — Эд недоверчиво смотрит и наконец стягивает мокрый свитер и джинсы вместе с трусами. Что ж, хорошо хоть в чайнике не кипяток был. — Ну как-то так, я не запомнил дословно, — Луи раздраженно ведёт плечами и автоматически оглядывает Эда с ног до головы. — Нихрена себе, — присвистнув, хмурится он, — кто это тебя так? — Лучший друг, почти муж, — Стайлс идёт в спальню и слышит, как незваный гость следует за ним. — После драки поебаться захотелось? Я пас, если что, найди кого другого. — Нельзя быть такой блядью, — Луи опирается на косяк и, не спрашивая разрешения, прикуривает. — Пойди предложи себя кому-то попроще. — Кто еще из нас тут блядь, — он находит чистые трусы и похуй, что на них нарисован весёлый горошек, натягивает их, берет пепельницу с полки и протягивает Томлинсону. — Серьёзно, кто тебя так? В голосе Луи слышится интерес напополам с сочувствием и, блять, какого хуя? Когда они успели помириться? Но после драки стало действительно как-то легче: Томлинсон почти не бесит, и даже подозрительно нравится с ним болтать. Они как-то всегда на одной волне были и, наверное, им бы даже удалось остаться хорошими друзьями. — Какая нахуй разница? — он наконец натягивает штаны и футболку. — Тебе было бы лучше, чтоб я сдох, а? — Вообще да, было бы лучше, — парень гасит сигарету, проходит в комнату и садится на кровать. — Так что ты ему сказал? — Только правду Томлинсон, только правду, — с удовольствием произносит Эд. — Как ты его трахнуть хотел, чтоб он третьим был, что говорил о нем, когда приперся на бодрящий минет от меня, что трахаешь, все что движется. Ты думаешь одного тебя заботит твоя семья? — Какой же ты ублюдок, а? — с отвращением произносит он. — Ты же сам… с этим дерьмом… — А что же ты меня не остановил, раз такой хороший?! — бля, как же он бесит, строит из себя невесть что, — а ведь идея твоя была, нет? Мы его и спрашивать не станем! Поцелуй его! — передразнивает он внезапно притихшего парня, перечисляя фразы Луи. — Ты, блядь, заигрался. Решил, что перед тобой все ноги раздвигают, ага?! Луи смотрит на него, закусив губу, и тянется в карман за сигаретами, но пачка пуста и он с силой сминает ни в чем неповинный картон. Эд молча кидает на кровать нераспечатанную упаковку и смотрит, как парень побелевшими от напряжения пальцами срывает пленку. — Дошло, а? Неужели. Дошло ли? Он знал с самого начала, что виноват. Знал, но запретил себе об этом думать, потому что… Он не мог найти себе оправдания. Они тогда были слегка навеселе и экзамены сданы, праздники впереди. Это все затевалось в шутку, он не думал, что Гарри настолько… Настолько Гарри. Он не думал о том, что это зайдёт так далеко, к чему это приведёт и что это сможет кому-то навредить. Да что там, он в принципе тогда не думал. И уже начал забывать обо всем, за этот месяц столько всего произошло, столько хорошего, смешного, непривычного, глупого, в конце концов. — Дошло, — выдыхает он. — Только нахрена ты ему это все сказал? Ему, что ли, этого не хватало? — А нахрена ты его с собой утащил, мудак? Он что тебе, собачка или мальчик для ебли?! — Да ладно, — Луи вслед за Эдом срывается на крик: — мне надо было бросить его на Рождество, как это сделал ты? Ты бы, блять, его видел наутро после… Наутро после. А если бы он сдох?! Ты-то дозу рассчитал на себя, а? Или мне надо было его в хостел с чемоданом отпустить? Ты, бля, понимаешь, что у него в голове происходит? Ты вообще его знаешь?! Эд недоверчиво пялится на него, присаживаясь на край стола: — Излагай. Луи хочется показать ему средний палец и послать нахуй, но почему бы не рассказать, какой Эд мудак лишний раз? — Морду свою умой, — морщится он, — а там, может, и расскажу что-то интересное о твоём брате. Стайлс аккуратно трогает нос, зачем-то разглядывает выпачканный палец, вытирает его о футболку и, порывшись в шкафу, выуживает полбутылки скотча. — Обойдёшься, — отпивает приличный глоток и, закашлявшись, протягивает бутылку Луи: — пей и рассказывай. Томлинсон кивает — реально, а не похуй ли, в каком виде Эд сидит, а скотч очень кстати. История будет длинной.