Долгая дорога Розы Тайлер

На низкой платформе, опутанная проводами и датчиками, проникающими не под кожу — в самое сердце, полное надежды, готовое взорваться от единственного неосторожного движения — Роза стояла и внимательно слушала инструкции. — У тебя будет семьдесят три секунды. Как только время выйдет, ты вернешься. Проверь таймер. Роза послушно взглянула на закрепленное на запястье устройство: широкий экран, две огромные цифры, мигающий красным индикатор. — Ничего не делай, ничего не касайся — мы должны выяснить, куда ты попала. Твоя главная задача: ничего не делать и наблюдать. Ты помнишь? Все показания будут записаны автоматически, тебе ничего не нужно делать. Просто подожди семьдесят три секунды на месте. Смотри вокруг, делай выводы. Роза кивнула. Установка нуждалась в калибровке. И калибровку нельзя было провести на мышах. Мыши не знают, что такое самолеты или дирижабли. Мыши не знают, как пахнет родной дом. Роза поправила волосы: в толстой вязаной шапке, скрывающей паутину датчиков, было жарко. Ее щеки горели, сердце отчаянно колотилось, по телу то и дело проходила волна дрожи: она настояла на том, что должна быть первым человеком, который опробует установку. Она была абсолютно уверена в том, что лучше погибнет где-то между мирами, чем позволит кому-то все испортить. В конце концов, ей нечего было терять. — Будь призраком, — ободряюще улыбнулся Джейк. — Как только мы найдем верные координаты, сможешь действовать. Но пока что любое движение, любое сказанное слово может привести к непоправимым последствиям. Это Роза тоже понимала. Вместе с Джейком они рисовали сложные графы, определяя возможные сочетания действий и поступков, которые не приведут к формированию новых Вселенных. Тогда же она задалась вопросом, как повлияло ее собственное появление в этой Вселенной на будущее, и Джейк продемонстрировал уже готовые выкладки. — Это круги на воде, — сказал он. — Твое появление здесь вызвало энергетический всплеск, ткань пространства-времени смялась. В первый раз эффект был чем-то скомпенсирован — возможно, все дело в ТАРДИС. Во второй раз — уже нет. — Это опасно? — Кто знает, — пожал плечами ученый. — Представь, что ты попала в прошлое и рассказала об устройстве Солнечной системы на несколько сотен лет раньше. Это может изменить весь ход истории, а может не изменить ничего. — Но мы же постоянно путешествовали с Доктором — в прошлое, в будущее — мы что-то меняли? Мы что, создавали новые реальности каждую секунду? — Если бы я знал, как устроена ТАРДИС, то мог бы, наверное, ответить на твой вопрос. Я бы предположил, что либо он намеренно избегал опасных точек, либо ТАРДИС, действительно, способна компенсировать эффект вашего вмешательства. — Или же она отправляла нас именно туда, где мы должны были быть, — задумчиво ответила Роза, вспоминая «Спутник Пять». — Должны были быть для того, чтобы исправить чужое вмешательство. Как все запутано… Джейк, а мы сможем путешествовать во времени? — Сможем, — уверенно ответил он. — Вот только зачем бы это было нужно? Роза недоуменно посмотрела на ученого, вспоминая невероятные приключения, доставшиеся ей за пару лет с Доктором. Как кто-то мог задаваться таким вопросом? — Это же прекрасно. Это удивительно. Увидеть своими глазами прошлое и будущее… Ты не представляешь, сколько всего я видела! — Но пока ты смотришь на прошлое и будущее, кто будет за тебя смотреть твое настоящее? Кто будет жить в нем? — ответил Джейк. — Кто-то другой, гость из прошлого или будущего? — Но ведь всегда можно вернуться обратно. Вернуться и успеть к завтраку. — Разумеется. Вопрос не в том, когда вернуться. Вопрос в том, кто вернется. Роза прикусила губу. В ее голове всплывали воспоминания: вот она стоит и смотрит на осколки сгоревшей Земли. Вот она понимает, что значит «Слабое звено». Вот она пытается разобраться, что произошло, как рядом с ней оказался другой-но-тот-же-человек. Иногда ей казалось, что она не столько приняла и поняла регенерацию, сколько смирилась с ней. Воспоминания о том, другом, Докторе в ее памяти были отделены от новой истории с новым-новым Доктором, и она пыталась иногда думать об этом, склеить концы, но каждый раз терялась и решала оставить все как есть. Она хотела найти разгадку в поведении самого Доктора, уловить какую-то связь, единство, поверить в то, что он остался самим собой — но все, что в нем осталось от того, первого, Доктора — любопытство и вихрь энергии. И, пожалуй, тот взгляд — редкий, не предназначенный ей — взгляд, от которого становилось больно. Он что-то пережил в прошлом, что-то, о чем никогда не говорил с ней, но иногда это всплывало на поверхность. Инстинкты подсказывали Розе не расспрашивать его об этом. Они же подсказывали ей брать его за руку, обнимать, улыбаться — делать хотя бы что-то, чтобы этот взгляд ушел. Хотя бы на какое-то время. Иногда ей казалось, что теперь она видит тень этого же взгляда в зеркале. Джеки боялась когда-то, что ее дочь перестанет быть Розой Тайлер, где-то на далекой планете. Возможно, на самом деле она уже перестала быть Розой Тайлер. Роза Тайлер умерла в заливе Злого волка. Но когда умирает Роза Тайлер, рождается Злой волк. — Я готова, — сказала она и зажмурилась. — Запускай. Тьма перед глазами взорвалась раскаленными добела осколками, и девушка пошатнулась, инстинктивно ища руками опору. Пальцы скользнули по шершавой поверхности, нервный импульс отправился в ее мозг, и она медленно перебирала подходящее определение. Камень, скала, гора, асфальт, бетон… Кирпич. Она ощупывала кирпичную стену. Роза открыла глаза и первым делом взглянула на циферблат: она потеряла две секунды. Она выдохнула с облегчением: по ее ощущениям, прошло несколько минут. Голова кружилась, она едва стояла на ногах, на языке застыл металлический привкус, а в горле першило. Она откашлялась, а затем вытерла губы рукой и с недоумением посмотрела на протянувшуюся по ладони алую полосу. Таймер показывал пятьдесят пять. Сглотнув, Роза попыталась сосредоточиться на окружающем: она стояла в тесном темном проулке, между мусорным баком и грудой упаковочных коробок. Сильно и резко пахло мочой и гниющей пищей; между домами были протянуты бельевые веревки, и ветер трепал одинокую белую простыню. Это мог быть ее мир — а мог и не быть. Роза уткнулась носом в поднятый воротник куртки и быстрым шагом вышла на основную улицу. Оставалось тридцать две секунды. На улице было пусто: ни пешеходов, ни машин. Даже расчерченные парковочные места стояли свободными — нетипично для Лондона. Первые этажи пятиэтажных зданий занимали тускло освещенные магазины: булочная, ремонт обуви, мастерская по пошиву шляп. Вдоль тротуаров стояли фонарные столбы, но света не было. Роза заметила торчащий из чужого почтового ящика уголок газеты, осторожно вытащила ее и пробежалась по заголовкам. «Месторождения нефти в Венесуэле истощены», «Президент Евразийского союза выразил крайнюю степень озабоченности…» Она аккуратно сложила газету и вернула ее в почтовый ящик. На таймере оставалось еще десять секунд. Она вернулась в проулок и прижалась к холодной стене, отсчитывая в голове секунды. — Джейк, мне нужно больше времени, — первым делом сказала она, вернувшись. — Мы попали не туда, но мне повезло. Я успела все понять. Что, если следующий мир будет больше похож на мой? — Семьдесят три секунды — наш предел. Изменения в нашем мире будут увеличиваться экспоненциально с каждой лишней секундой. — Дай мне хотя бы пять минут! — Роза, я не могу ничего тебе дать, — возмутился ученый. — Это физика. — Но я ничего не успею за пять минут! И как… как я тогда смогу остаться?! Джейк исподлобья взглянул на нее. — Мы ведь уже говорили об этом, — напомнил он. — Ты не сможешь остаться. Да, они, разумеется, говорили об этом. Джейк сравнивал пространственную пушку с бумерангом: чем сильнее запустишь, тем дальше он улетит, но непременно вернется обратно. Способа отправиться в другую Вселенную и остаться там он не знал. Не знала его и Роза. Но это не мешало ей надеяться. И все-таки лучше иметь семьдесят три секунды, чем не иметь ни одной. Вернувшись домой, она порылась в шкафчике и вытащила кухонный таймер. Поставив его по центру стола, она села напротив. В горле все еще саднило, руки немного дрожали. — Я тебя люблю, — сказала она в пустоту, вцепившись в край стола ледяными пальцами. — Я тебя люблю, я не могу без тебя жить. Я пыталась, я честно пыталась, но я не могу. Мне кажется, я падаю в пропасть. Каждый день. Каждый час. Каждую секунду. Я бесконечно падаю в пропасть. Я могу думать только о тебе, я постоянно и непрерывно думаю только о тебе, я привыкла к этой мысли, и мне больно. Мне всегда больно без тебя. Я привыкла к боли, но я мечтаю, что однажды она пройдет. Пожалуйста, сделай что-нибудь. Ты же всегда спасал людей — так спаси сейчас меня, потому что без тебя я умру. Оставалось еще сорок секунд, и она вдруг поняла, что совершенно не представляет, что еще может сказать. — Все что у меня было до тебя — иллюзия, — неуверенно продолжила она. — Я как будто спала в ожидании. А потом я проснулась, всего лишь на два года — но как мне теперь забыть это все? Как забыть то, что с тобой я жила? Я не знаю, где ты и что сейчас делаешь, и как вообще измерить это сейчас? Вдруг завтра ты появишься здесь? Вдруг для тебя пройдет лишь один день? А, может быть, ты появишься через сорок лет? Кого я увижу? Узнаю ли я тебя? Или ты просто пройдешь мимо однажды, а мне даже в голову не придет, что я только что увидела тебя? Ее чувства не умещались в семьдесят три секунды, и одновременно умещались в одну. Помещались ровно между двумя ударами сердца, которое только и билось оттого, что чувствовало. Она моргнула, стряхивая с ресниц слезинку. И в этот момент ей стало по-настоящему страшно. Она поняла, что совершенно не знает, что делать с этими семьюдесятью тремя секундами.