Заигрались

Такое бывает с ним редко, но сегодня это происходит: Джаред просыпается в той же позе, в которой вырубился. И это впрямь диковато, потому что спит он обычно беспокойно, крутится и вертится, как гребанная юла, стягивает и комкает постельное белье — однажды пятками на подушке очутился с утра. Когда-то одна из его женщин сказала ему, что «Джаред Лето даже во сне по сцене с гитарой бегает, плавая на волнах из рук поклонников». Просыпается Джаред не только от того, что выспался, как младенец. И не только от слегка затекшей правой руки и бедра. Он возвращается в реальность еще от одного знакомого, но немного позабытого ощущения: у него утренний стояк. Да, полноценный, мать его, довольный стояк, упирающийся в трусы. Доброе, нахрен, утро. Обычно он слишком измотан для этого, или голова другим занята. Джаред приоткрывает глаза и упирается взглядом в розоватый девчачий затылок в мягком свете просачивающегося через плотные бежевые шторы солнца. А член плотно упирается между упругих ягодиц. Марго тоже во сне не крутилась, похоже. Рука опускается на плавный изгиб бедра, прикрытый маленькой полоской ткани. Джаред тихо выдыхает. Может, лучше душ холодный? Проснись и пой. Просто встать и дать бедной девочке поспать. Сейчас он так и сделает. Рука нащупывает изгибы, небольшой холмик живота, плавную впадину, где бедро сужается в талию. Марго — не скучный осточертевший идеал, не имеет гребанных девяносто-шестьдесят-девяносто и ножек-спичек от ушей. Но это не мешает его члену приятно, сладко дрожать, просясь туда, где не был, кажется, целую вечность. Черт, а давно у тебя не было утренних стояков. А если и были, то избавлялся он от них собственными усилиями или холодным душем. В основном, собственными усилиями. Джаред сопит, как долбанный ежик, упершись носом в бархатный затылок. Все, подъем, дядя. Иди, плесни на себя холодной водички и остынь. Едва он нехотя убирает руку, собираясь подняться, его запястье сжимают теплые пальцы, а глаза встречаются с хитрым взглядом других — еще совсем сонных: Марго смотрит вполоборота, пытливо, будто изучает его. Едва пробудившаяся, любопытная и, похоже, возбужденная. Попалась, сладкая девочка. Не спала ведь, притворялась — ждала, что он сделает. Все происходит без слов, по какому-то безмолвному согласию — нахрен слова, не нужны они здесь. Джаред вспоминает, как вечером, до потери пульса измотанный, мечтал содрать с нее эту куцую, почти ничего не прикрывающую «пижамку». Может, Марго это нарочно делает? Джаред уже не знает, во что, черт подери, верить с этой непредсказуемой австралийской кошкой. Он отбрасывает одеяло, пожирая взглядом каждый открывающийся миллиметр, целует этот нежный затылок и получает ответные поцелуи в ухо, в висок и наконец-то в губы — Марго хватает его за загривок, настырно притягивая к себе его рот. Без заминок его рука сжимает грудь через майку — она мешает, Джаред быстро ее задирает до ключиц и мнет уже голую кожу. В номере совсем тихо, никаких посторонних звуков, кроме прерывистых выдохов — Марго шипит что-то похожее на «да» и сдавливает пальцами его ладонь на своей груди, еще крепче — жестче, чем Джаред сам бы себе позволил это сделать. Начинает рябить в глазах. Ее грудь он трогает небрежно и нагло, тянет за соски, играет с ними до тех пор, пока ее тихое «о» не становится громче — пока Марго сама не хватает его за руку, опуская по животу и между слегка разведенных ног. Под его ладонью влажно и горячо, даже через тонкую материю. Джаред кусает ее за плечо. Его рука неаккуратная, не сконцентрированная, как обычно — он не ищет там ничего конкретно, не может сосредоточиться, он просто мнет эту мокрую ткань, бессовестно кайфует от самого ощущения. Марго пытается поцеловать его: поцелуи приходятся где-то в уголок его губ, в небритый подбородок, щеки и скулы — Робби не достает и просто хватает губами все, что попадается на пути, а Джаред смутно жалеет, что не побрился с вечера. От твоей суточной щетины губы у нее точно распухнут и покраснеют. Когда он таки заползает рукой под трусики и сжимает пальцами твердый клитор, Марго утыкается лицом в подушку и, похоже, ругается — по крайней мере, приглушенный звук напоминает ему это четырехбуквенное слово. Настырная маленькая рука тянется назад, стягивает его трусы и без предупреждения хватает за твердый член — Джаред сквозь зубы повторяет то ее грязное словечко, подкатив глаза. Хороший диалог с самого утра. Содержательный. Прерывистое дыхание заполняет тихие стены почти в унисон. Джаред стягивает те бессмысленные трусики, проводит рукой по ее спине, пояснице, приподнимает коленку и касается мокрых складок. Марго как никогда скользкая — из-за этого не сразу получается войти: он неуклюже скользит по нежной поверхности, тщетно пытаясь, но гребанная дрожащая рука вообще никак не желает помогать. Ну-ка соберись, парень. Сконцентрируйся. Помощь приходит от нее: тоненькие пальцы прижимают его плотнее, направляя в нужное место — и, мать твою, он наконец-то там. Все длится совсем недолго. Ее упругие ягодицы сталкиваются с его бедрами: одержимый какой-то пошлой агрессией, Джаред звонко шлепает их раскрытой ладонью, дважды, трижды, еще раз — Марго только вскрикивает, сминая в кулаке простыню. Внезапное желание поговорить с ней грязно, брать ее чуть жестче, чувство собственности. Он не контролирует себя, теперь практически наваливаясь на ее спину, повернув на живот, кусает за затылок, задает быстрый ритм, но ей, похоже, это только нравится. Чувствуя уже знакомое трепетание вокруг члена, Джаред вспоминает, как последний раз кончил, не дождавшись ее. Не в этот раз, детка, не волнуйся. Но едва он находит клитор кончиком пальца, Марго замирает и резко выгибается, упираясь головой в его грудину. Джаред сразу же отпускает себя — отпускает в нее так глубоко, как только может, вонзается резко, почти грубо, еще один звонкий шлепок. Он кончает, впиваясь пальцами в ее бока так сильно, что, наверное, останутся следы, но остановиться, мать его, просто не может. Потом поцелуешь в каждую отметину, дикарь ненормальный. В голове немного шумит. Лето заваливается рядом на живот, чтобы не душить ее своим весом, пока блондинка лениво перекатывается на спину. Губы ее таки распухли. Может, от колючей растительности на твоей небритой роже? Джаред аккуратно проводит по ним большим пальцем. — Доброе утро. Первые внятные слова за утро. Робби ухмыляется, томно потягивается, оставляя руки над головой. — Не могу поспорить… Ее майка все там же, над грудью, а обычно светлая кожа покрыта там розоватыми пятнами. Может, от твоих настырных вульгарных ручищ? Переведя дыхание, Джаред понимает, что, наверное, был чересчур… агрессивен. Он укладывается щекой между маленьких холмиков, рассматривая одну особенно темную отметину прямо около соска. — Я был слишком груб? Марго опускает глаза на лежащую на своей груди голову и удивленно переспрашивает: — Груб? Когда? — Не знаю… Мне показалось. Смотри, что понаставил тебе… Животное первобытное. Джаред касается кончиком языка отметин вокруг ее сосков, затем обводит указательным пальцем след на ее бедре. Вот здесь будет синяк, видишь, Джаред? Зверюга озабоченная. — Нет, Джаред. Ты не был… груб. А если и был, то… — Лето поднимает взгляд: она тоже любопытно рассматривает себя, а к ее и так разгоряченному лицу опять приливает кровь, — …то мне это… как бы… понравилось. Лето вскидывает бровь. Неожиданно. Этот невинный облик соседской девочки. И просто безграничный потенциал за ним. — Просто… хочу, чтобы тебе было со мной комфортно. — А мне с тобой комфортно. — И чтобы ты мне доверяла. — Я… доверяю тебе. — Уверена? Джаред перемещает голову на подушку рядом, чтобы лучше ее видеть. Ее искусанные, немного потрескавшиеся большие губы приковывают к себе взгляд. — Джаред… Можно у тебя спросить кое-что? — Валяй. — Почему ты до сих пор… До сих пор не… Джаред хмыкает. Он уже знает, куда Робби клонит. И это логичный и законный вопрос с ее стороны: Констанс ему этот вопрос тоже задает. По крайней мере, задавала, до его лет сорока. Теперь ему сорок четыре. Он «завидный холостяк». Ни одного брака, внебрачных детей — ни даже предложений руки и сердца с его стороны. «Что с ним не так?», извечный сраный вопрос, что уже до чертиков задрал. — Почему уже не был женат раза три? Не завел карапузов? Не развелся? Снова не женился и вся эта херня? Австралийка поджимает губы, робко кивнув. Джаред смотрит в потолок, собирая мысли в кучу. Ну, Марго имеет право получить ответ. — Не знаю… Наверное, не везло. Не то все было. Забил на эту туфту с серьезными отношениями лет десять назад. Были какие-то однодневки… Но мне ни за что не стыдно, и я не жалею ни о чем, если тебе интересно. Похер — все мимолетное, не стоящее. Они все были… Были — хорошо. Не стало — в жопу. Я запросто мог без этого прожить. Блондинка глубоко вдыхает, силясь спросить еще что-то, но лишь приоткрывает рот. Джаред и сейчас догадывается, о чем. Девушки почему-то очень любят такую хрень слышать. Тем более, что он впервые это скажет искреннее. — С тобой по-другому. — Почему? Дышать Марго начинает тяжелее и вдруг обтягивает майку, прикрывая грудь. В яблочко. — С тобой просто. Без притворства. Без показухи и без… без вранья. Время проводить хорошо, просто собой быть, секс вообще фантастика, — Джаред умышленно не смотрит на нее, чтобы не вызывать большего смущения и убедить в серьезности его слов, — и если честно… — Марго поворачивается на бок и касается большим и указательным пальцем его подбородка, — …если честно, такая фигня со мной впервые. — Такое… такое чувство? Да, такое с ним впервые. Но это постоянное желание подколоть ее тоже с ним впервые — Робби такая серьезная, слушает так внимательно, но губы ее так заманчиво припухли, а бледноватое тело вообще до красных пятен затискано. Еще и на округлой заднице след от его пятерни. Поговоришь тут, блин, серьезно. — Нет, такой… твердый с самого утра. Как камень. Думал, взорвусь нахер… — Джаред! Ты… — Марго открывает рот от изумления. — А ты специально «забыла» пижаму. Признайся, — Лето рисует в воздухе кавычки, хохоча. — Я не подумала! — Вообще, наверное, голая планировала спать, но потом застеснялась, — упивается Джаред. Марго хватает и натягивает трусики, валяющиеся где-то у их ног. — А если и хотела… Это ты, вообще-то, мистер, себя не контролируешь. Я от твоего… твоего «твердого» и проснулась, — лепечет Робби, безудержно краснея. — Ну, он на это и рассчитывал. — Мало ли, на что «он» рассчитывал, — фыркает Робби, маршируя в ванную. — Подожди… Марго, подожди, — Джаред гогочет, как блаженный. Их такие перепалки просто до дикого восторга его доводят. Еще одна причина, почему с ней так кайфово — ее легко смутить. Это непривычно и свежо в свете последних его женщин, которых уже нихрена в этом мире не вгонит в краску. Лето хватает с тумбочки пульт к оконным занавесам и нажимает. Сейчас он ее еще раз удивит. — Марго! Ну подожди! Девушка останавливается на полпути в ванную, заметив раздвигающиеся шторы. Джаред не пропустит ни секунды: он мигом подтягивает на бедра стянутые боксерки и вскакивает с кровати, приближаясь к ней и наблюдая, как постепенно глаза австралийки становятся похожими на два огромных, удивленных серо-зеленых прожектора. Да, детка — в первый раз его глаза были такими же. Широченные окна выходят прямо на Ниагару. Восемнадцатый этаж — обзор прекрасный. Массивный водопад в форме подковы растягивается на километры, падая с огромной высоты и поднимаясь вверх столбом водяного пара. Марго безмолвно шагает к окну, а подойдя вплотную, припадает раскрытыми ладонями к стеклу и покачивает головой, наверное, не веря глазам. Джаред тоже безмолвно шагает, безмолвно обнимает ее, приятно пахнущую, за талию, не прикрытую короткой майкой, разделяя с ней безмолвный восторг. Они стоят так минут пятнадцать — а может и час, черт его знает: он бы так весь день простоял. Марго наконец-то вздыхает, повернувшись боком, прижимается плечом к стеклу. — Я не предупредила, что меня не будет на фотосессии. — Ну, начнешь слыть вредной, зазвездившейся выскочкой. Не переживай, это карьере на пользу, — Джаред кусает ее за ухо, сам не зная, откуда это взялось. Ей-богу, животное буйное. — Я перезвоню им, чуть позже. Там на вечер. — Перезвонишь. Расслабься. — Я расслаблена. — Пойдем туда поближе? Кивнув в сторону окна, Джаред всматривается в четкие, незаурядные черты лица двадцатичетырехлетней австралийки. Крупные губы, выразительные, почти прозрачные глаза, упругая кожа с еле заметными морщинками от улыбки, волосы мягкие, хоть и очевидно не натурального цвета. Нет, Робби не по случайности в Голливуде. Она, черт подери, рождена была для этого. Чтобы перевоплощаться — у нее определенно есть талант. И чтобы ее мужики вожделели. Джаред щупает голую кожу между ее майкой и трусиками. Пусть вожделеют, хер с ними. Их много, а Робби одна. И она здесь. — Я в душ… Ты… — девушка покусывает губы, уставившись в какую-то точку на его грудине, — присоединишься? Гребанный Шеннон. И его «мытье спинок». Джаред чуть не визжит «да!» на весь президентский люкс, но берет себя в руки. Все круто, Джаред. Спокойно — хватит таращить глаза и дуреть, как нецелованный ботан. Поэтому кивает и спокойно произносит: — Иди, сейчас приду. Сообщение только напишу. Лето провожает взглядом раскачивающиеся бедра и едва прикрытые полушария, аппетитно выпирающие с каждым ее шагом. Он действительно пишет сообщение Шеннону и Констанс — просто пишет, что у него сегодня выходной, и у него «все нормально». Затем смотрит из окна, оглядывается на теплую измятую постель и исправляет: «Все отлично». И все действительно отлично. Все просто зашибись: когда Джаред в ванной стягивает боксерки, швыряя их рядом с ее «пижамой», и ступает в поддон теплой душевой кабины, его встречает немного взволнованный взгляд обнаженной мокрой блондинки. Лето старается не опускать глаза на покрытую каплями напрягшуюся грудь, на плоский живот, на гладкое место в самом низу живота, где плотно сжаты ее ноги. Вы просто примете вместе долбанный душ. Марго кладет мокрые руки на его плечи, втягивая его под теплый поток воды. — Знаешь, я… это впервые делаю. Ну, не считая маму в глубоком детстве, — смеется Робби, немного неспокойно. До него доходит не сразу. Впервые… что? В душе с мужиком? Серьезно, что ли? Он даже переспросить боится. Частично от того, что не хочет ее смущать. А частично не хочет ни слова о ее бывших слышать. — Ну… тут ничего сложного, детка. Берешь гель… — Джаред наливает в ладонь ароматную вязкую жидкость и взбивает до густой пены, касаясь ее плеч, — и моешь спинку. Его руки аккуратно трут изгибы спины, поясницы, плеч. Мышцы ее почему-то немного зажаты, но постепенно она расслабляется и начинает повторять. Джаред изо всех сил пытается избежать других, более чувствительных мест, но ни хрена не удается: острые соски, аппетитный живот и стекающая по ее телу пена опять заставляют его член победоносно подняться. Просто принять душ? Да с ней ничего не бывает «просто», черт возьми. Марго сама делает шаг в сторону, когда его рука касается лобка. Между ее ног он чувствует вязкость, но это не мыло. В считанные секунды Джаред доводит ее до еще одного оргазма, быстро и методично, прижав спиной к теплой плитке — Марго вскрикивает лишь раз, в его плечо, негромко, будто украдкой, за секунду до своего взрыва. От ее скользкой руки он кончает сам. Его тело полностью удовлетворено, но на уровне, каком-то неведомом еще ранее. Наверное, потому, что удовлетворено не только его тело — ведь оно, как ни крути, за свои долбанные сорок четыре знало разное. Просто все внутри него дребезжит и натягивается, как струны на грифе. Просто объяснить словами это ему сложно, да и нахрена — Марго не требует от него никаких объяснений и слов: она лишь массирует его темно-зеленые волосы, вспенивая в них шампунь. Вытираясь насухо полотенцем, Джаред дает ей личное пространство и выходит из ванной, ухмыляясь: галочка в твоем придурочном списке, Ше. Теперь дело за малым: блинчики и поцеловать ее с языком на глазах у заинтересованных зевак. Ну, с первым будет проще. *** Выходят они после двенадцати. Солнце прячется за густые облака, температура около Ниагары плюс одиннадцать, поэтому Джаред таки натягивает на светлую голову Робби свою тонкую серую шапку — и она ей чертовски идет. На себя нахлобучивает свою любимую ушанку и очки от солнца. Они выглядят непримечательно, и в кои-то веки его никто не узнает — просто никто не знает, что он здесь, свалил на Ниагару в разгар съемок, прихватив с собой… «коллегу». А если и узнают — чихать. В уличной кафешке Робби безуспешно пытается накормить его чем-то жирным и неаппетитным, завернутым в лепешку, — тем, что ест сама — утверждая, что «мистер Джей слишком тощий», и ему нужно больше есть. Джаред лишь хохочет. И добавляет, что это Робби его выматывает — скоро вообще засушит его, мужчину в расцвете сил, как листик в гербарии. Ему нельзя так выматываться — сил на работу и съемки не останется. Немного ежась и опустив глаза, Марго бормочет, что она тоже к такому не была готова. Виды со смотровых площадок на Ниагару фантастические, но они — лишь красивый фон к сегодняшнему дню и к светящемуся лицу в сантиметрах перед ним. Тебе двадцать пять. Ты полон сил и вдохновения. Ты творишь и умеешь мечтать. Ты — малоизвестный Джаред Джозеф Лето, верящий в семью, судьбу и гребанную любовь. Марго сегодня не суетится, не смотрит по сторонам с опаской, не отходит от него на безопасное расстояние — она расслаблена и свободна, даже если их кто-то и узнаёт. Робби меняется в лице, когда рассказывает, что ей пришлось отдать того несчастного крысеныша — подарок от мистера Джея — режиссеру Гильермо дель Торо. Хрен его знает, почему животина именно в его руки попала, но Марго, похоже, очень расстроена: она крысу полюбила, назвала его Крыс-Крыс, купила ему клетку, какие-то игрушки — даже ошейник и поводок, потому что хотела брать его с собой на съемки. Лето распирает смех, но Робби шмякает его по плечу, называя «бесчувственным садистом»: ей пришлось отдать крысу, потому что у нее нет постоянного места жительства в Штатах, чтобы заводить животных. Джаред трет ключицу, ухмыляясь. У девочки тяжелая рука, черт возьми. Оказавшись на полукруглом выступе смотровой площадки, Марго достает из кармана телефон. — Хочу сделать фото на этом фоне… Можно? Робби вытягивает руку перед собой, чуть склоняет голову к его виску и делает снимок. Ее губы немного посинели от холодного ветра. — А я хочу тебя поцеловать. Можно? Джаред не ждет ее разрешения и просто делает это — целует Марго на глазах у всех: зевак, туристов, не узнавших и узнавших в нем «фронтмена Марсов», а в ней — «актрису, которая Харли Квинн играет». Галочка номер два, Шеннон. Хлопни в ладоши. Еще позавчера, вспоминает Лето, они решили не светиться, не дразнить акул. Решили же, обоюдно. Но Марго не отталкивает его: никого не стесняясь, она вдруг хватает его за свисающие с шапки уши, притягивает еще ближе и проскальзывает в его рот языком. Поцелуй публичный, глубокий, бесстыдный — возбуждающий и вышибающий из башки все мысли. Здесь людно, но это момент истины, и Джаред охренеть как устал. Пусть смотрят — пусть пялятся, пусть пишут, пусть визжат. Пусть хоть на стены лезут и голосины посрывают. Это то, куда им путь закрыт. Отстранившись, Лето замечает, что к губам австралийки приливает морковный цвет, и ей, по всей видимости, уже не холодно. Марго немного смущена, вытирает влажный рот и тянет шапку ниже на лоб, но в ее глазах он читает что-то другое. Джаред не особо силен в чтении взглядов — это больше девчачьи прибаутки, такое уметь. Но кое-что ему понятно. Это была точка невозврата. — Для кого фото? — Джаред тоже проводит ладонью по рту. Чувствуется, как уже пекут от колючего ветра губы. Завтра на съемках и помада не нужна будет. Следом у него вдруг возникает еще один вопрос. — Ты кому-то рассказала? Что здесь? — И еще один, вполне логичный. — И с кем? Робби тянет колу, обхватив губами трубочку, и рассматривает гигантскую стену бесконтрольно падающей воды, что кажется бесконечной. А Джаред думает, что ей нужно подарить эту свою штуковину на ее голове — слишком она ей идет. — Фото для себя. Для тебя. И… для мамы, — Марго виновато поглядывает, будто что-то нехорошее сделала. — Она знает. Ну, если их кто-то здесь видел, после этого пятиминутного представления вряд ли у кого-то останутся вопросы. Джаред прикусывает язык, но дебильный вопрос все равно срывается. — Что с Томом? От этого имени на языке Лето передергивает, но сказанного не вернешь. — В смысле? Снова виноватый взгляд. — У вас же… дела там общие какие-то. — Он… он решил выйти из дел. — Вы остались друзьями? Зачем? Нафига сейчас тебе это, Лето? Любопытный дохера? Марго отвечает, не запинаясь, не осекаясь и не медля. — Нет, Джаред. Мы не остались друзьями. Том пожелал мне… «удачных приключений». Он уверен, что это у тебя на месяц. Максимум два. У него? На месяц? Максимум два? Вот поганец мелкий. Учись проигрывать, пацан. — А ты как считаешь? — Я считаю… — она снова притягивает его голову, — …что кто не рискует… — Марго прикусывает его нижнюю губу и переходит на шепот, — тот не живет вообще. Джаред не может поспорить — и не хочет: он с ней полностью согласен. Они снова целуются, вызывающе и беспардонно, не обращая внимания ни на кого. Да вся жизнь — это гребанный риск, каждый ее день. И чем больше рискуешь и теряешь — тем слаще становится потом. *** Нужно выехать с вечера — рано утром съемки. Оказывается, совместные. Значит, будет весело. В номере Джаред от себя охреневает, потому что снова ее хочет и не видит препятствий: он снимает с Марго куртку и задирает ее футболку прямо у двери. Джинсы Робби стягивает сама до щиколоток. Чуть ниже ее талии замечает несколько мелких синяков от его пальцев. Черт. Ему как-то и неудобно перед ней, и в то же время и нет. Потому что бесстыжая девочка сама этого хотела. И слава богу, что на Харли футболка длинная. А не тот корсет-недомерок, как в комиксе. — Это же не вредно? — мямлит Робби в его настырный рот. — Что? — Так много… Джаред улыбается: ему вот тоже интересно, не вредно ли это. — Так много трахаться? Марго уже не отвечает — только кивает, приоткрыв рот, потому что он уже облизывает ее шею и отодвигает в сторону белье. Чтобы кончить, на этот раз ей требуется секунд двадцать пять — она дрожит, шепотом повторяя «о боже», а Джареда распирает самодовольство. Твой личный рекорд, парень. И три раза в день тоже — как приемы пищи, черт возьми. Сердце колотится в его ушах сильнее, чем после самого маетного концерта. Когда-то он чуть не сорвал голосину, по дурости скакнув на свой экстрим-вокал неразгоретыми связками. Когда-то палец нахрен стер в кровь о струну гитары, пока не дописал песню. Однажды не мог два дня встать от крепатуры после изнурительного подъема на сложную скалу… Бывают крайности, короче. Но от обилия близости Джаред не припоминает последствий. Ну, кроме самых очевидных, если не предохраняться. Может и вредно — так без меры и ограничений, черт его знает. Во всем же нужно знать меру. Но пока они с Марго эту долбанную меру даже искать не хотят. По дороге домой Робби молчалива и смотрит в окно — только его колена под рулем периодически касается. Ему тоже не хочется говорить, но тишина с ней комфортна и приятна. Около девяти вечера Лето высаживает ее у отеля — она хочет переночевать там. Быстро, крепко обняв его за шею и пробормотав «спасибо за день», Марго выпрыгивает и скрывается в вестибюле. Перед сном, завалившись в свою кровать после душа, Джаред звонит Шеннону. — Объявился. Мальчик-феномен. — Я же сказал, что вечером перезвоню. Чего бузишь, дядя? — Где были? Что видели? — Я писал тебе. Выходной взял, на Ниагаре был… Тупо быть за сто километров и не съездить. — С австралийским светлым солнышком? — К чему нахрен ирония, Ше? — Слушай, в общем… Ты под прицелом. Фанатка какая-то ревнивая вас сфоткала. Пишут… Сейчас. Подожди. Зачитаю, — Шеннон откашливается, — «Марго Робби была плохой девочкой с солистом рок-группы… Ну, этого следовало ожидать. Ты сам привлек к себе повышенное внимание своими разборками с Томом. И теперь под прицелом. Но вместо тревоги или раздражения Джаред чувствует облегчение. — Да плевать мне. — Хм. Я так понял, вы уже не скрываетесь? — Может, порадуешься за меня? Как нормальный брат, а не козлина циничная? — Да я радуюсь, Джаред… Просто… когда у тебя — или у девочки твоей — эта эйфория кончается, ты потом превращаешься в сраную депрессивную тень Джареда Лето. А ты мне такой не нравишься, Джа. Вообще не нравишься. — Поживем — увидим. Джаред отшучивается, переводит тему разговора и спрашивает о студийных делах в Лос-Анджелесе — почему-то ему даже с братом не хочется это обсуждать. Теперь эту тему будут мусолить все. Повесив трубку, на телефоне Лето видит сообщение. Это селфи, которое Марго сегодня щелкнула. На нем Джаред Лето в придурочной ушанке, с глупой улыбкой и горящими глазами, как у втюрившегося молокососа. И склонившая к нему голову большеглазая Марго Робби, со смущенной полуулыбкой на пухлых обветренных губах. «Плохая девочка» Марго, по-взрослому целующаяся с рок-музыкантом на публике. Прежде чем, уснуть, Джаред долго смотрит на фотку — не может почему-то оторваться. Просто на этой фотке ему двадцать пять. На ней он не под прицелом камер. Там он просто вдохновлен, творит и умеет мечтать. Там он — малоизвестный музыкант и актер. Просто Джаред Джозеф Лето, верящий в судьбу, жизнь на Марсе, семью и гребанную любовь.