Нулевой километр

Пары на утро понедельника Женя проспал. Выключив компьютер в полвосьмого утра, он решил, что подремлет часа полтора и как раз успеет к десяти в институт; но подлый организм сыграл с ним шутку, повторявшуюся пару раз в неделю. Она называлась «Ну, отключи будильник, поспи еще пятнадцать минут, он ведь все равно будет звонить еще раз», а потом приобретала форму «Кажется, идти в универ уже поздно» В итоге будильник был проигнорирован четыре раза свайпом по экрану вправо, и только когда холодный солнечный свет начал лупить в лицо, выбравшись из–за угла соседнего дома, а мамин голос откуда–то из коридора неопределенно спросил: «Жень, ты учишься по понедельникам или нет, я все никак не пойму?», Гордеев осознал свою ошибку. Но, разумеется, было уже поздно. На экране мобильника высвечивалось без пяти двенадцать. Прощай, дизайн–проектирование, лекция и семинар. – Завтракать будешь? Мама сидела по центру углового дивана на кухне, устроив перед собой на сложной подставке из сахарницы и упаковки шоколада планшет. – У нас есть еда? Женя с недоверием посмотрел на пакет сока и йогурт, который мама неспешно размешивала с входящим в комплект клубничным вареньем. – В холодильнике, – она облизнула ложку и повернула планшет в женину сторону, требуя внимания. – Как думаешь, мне пойдет? – Ага, – Женя скосил глаза на экран, прежде чем открыть дверцу двухкамерного «Аристона», проведшего большую часть своей двухгодичной жизни в запустении. – Очень. Еда действительно была. Значит, забежав вчера в торговый центр после работы за лаком для ногтей или чем–нибудь еще в этом роде, мама заглянула в продуктовый отдел. – Аллилуйя, – Женя вытащил с полки внушительную пластиковую миску с салатом из «Седьмого Континента» и прихватил заодно нарезанную докторскую колбасу. – А я уже думал, придется голодать до вечера. – Сам бы приготовил что–нибудь, – мама пожала плечами, слишком увлеченная выбором нового наряда. – А это тебе как? На Иркин день рождения если? – Мам, ну я же не дизайнер одежды, – Женя улыбнулся, мельком посмотрев на сверкающее пайетками платье. – На рыбу блестящую похоже. – Не похоже вообще, – мама надула губы, как обиженная девочка, и тут же перескочила на новую тему. – Не хочешь подстричься? У нас сегодня есть пара окон. – Я отращиваю себе хвостик, – Женя потянул пальцами завивающуюся прядь из тех, что постоянно падали на лицо и полгода назад были челкой. – Вообще, хочу конечно. Все же, когда твоя мама работает администратором в одном из самых известных московских имидж–агентств, это большой плюс. Наверное, родись Женя девчонкой, он бы ощутил на себе этот плюс в полной мере – но, честно говоря, без необходимости макияжа, бритья всего, чего только можно, и наращивания ногтей и ресниц он как–то не страдал. Вечером, после универа и стрижки, Женя встретился в баре с Таниным, который, судя по скучающему виду, был занят свайпаньем девчонок в «Тиндере» [3]. – Здорово, – Танин отложил мобильник, чтобы обнять друга. – Ну, как успехи с нефтяным королем? – Не напоминай, – Женя скривился в ответ и подтянул к себе лист меню. – Думаю, я все–таки доделаю ему эту сраную обложку. – Тоже вариант, – согласился Серега, задумчиво почесав подбородок под бородой. – Пусть утрется там. Борода была серегиной гордостью. Благодаря Танину Женя узнал все о процессе отращивания, стрижки и выравнивания этого богатства – в таких мельчайших подробностях, что мог бы уже отрастить собственную, если бы захотел. – Ты, кстати, не решил отращивать? – Танин прочитал его мысли, не иначе. – Тебе было бы супер. – Братиш, – Женя рассмеялся в ответ, машинально скользнув пальцами по своей гладкой выбритой щеке. – Ты одержим. Ты скоро бабам своим начнешь предлагать ее растить. Танин заржал, хлопнув себя по коленке. У подошедшего к ним официанта Женя заказал пиво и бургер, и, оставив Серегу за его любимым занятием – перепиской с очередной девчонкой в Тиндере, – отлучился в туалет. – О, привет, Жень. Он уже мыл руки, когда справа от него возникло видение из прошлого. У видения были идеально уложенные волосы и заинтересованный взгляд, адресованный Жене в отражении зеркала. За то время, что прошло с их последней встречи, Тим почти не изменился – только раскачал в зале бицухи. И какого черта они опять пересеклись в туалете? Это что, карма? – А, здорово, – Женя встряхнул руки и сделал шаг к сушилке; Тим передвинулся вместе с ним, как приклеенный. – Как у тебя дела? – Супер. А у тебя? Разговор выходил что надо. Тим прислонился плечом к стене рядом с сушилкой, вздохнул и ответил вопросом на вопрос: – Пересечемся на днях? Еще чего. Женя чуть было не произнес это вслух. – Я страшно занят, – он пожал плечами и обогнул Тима, моля богов о том, чтобы тот не увязался за ним. – Извини. Тим остался за дверью, а Женя, возвращаясь за столик к Танину, подумал о том, что Москва, все–таки, чертовски тесный город. С Тимом Гордеев познакомился в октябре – на самой трешевой вечеринке в своей жизни, когда он, кажется, впервые ушатался до состояния живого ноля. Маскарад, приуроченный к Хэллоуину, тогда удался на славу – за пару часов после начала вечеринки у Жени в глазах рябило от костюмов и Джека Дэниэлса, смешанного с колой. Он натанцевался так, что гудели ноги; бухло проваливалось в желудок, как в бездонную чашу, скуренный косяк приятно расслабил тело, и в какой–то момент, когда очередная вспышка стробоскопа осветила двигающуюся под музыку толпу, рядом с Женей нарисовалась Красная Шапочка. Будь тогда Женя хоть на три стакана трезвее, он бы дал понять этой Шапочке, что не стоит тереться рядом чуть ли не вплотную, когда у тебя над корсетом торчат курчавые волосы, и ты вообще мужик. Но вискаря в его крови было непозволительно много – по крайней мере, именно так Гордеев оправдывал себя на следующее утро. – Тебе идет костюм! – проорал Шапочка ему на ухо, дождавшись паузы между басами. – Можно потрогать?! Орать в ответ было лень. Поэтому Женя замотал головой, но парня это не остановило. Он коснулся ладонью пластикового наплечника доспехов римского легионера, которые Гордеев взял накануне напрокат в театральном магазине, постучал костяшками пальцев по жесткому нагруднику, выкрашенному в золотой цвет – и, улыбнувшись, провел ими по голой жениной руке. Конечно, во всем был виноват вискарь. И то, что Женя уже едва стоял на ногах. Это Джек Дэниэлс и марихуана велели ему не отталкивать чужую руку от себя, и позволить ей повторить прикосновение – теперь уже более настойчиво. В конце концов, он же не был гомофобом, так что к чему гнать панику? И Женя не погнал. Он просто решил избежать дальнейшего контакта, затерявшись в танцующей толпе и нырнув в туалет. В туалете было темно. Не так, чтобы прямо совсем, но разглядеть себя в зеркале удавалось с трудом. Это было новое модное пространство, отхваченное от территории заброшенного завода – и, в лучших традициях Берлина, которые перекочевали в Москву пару лет назад, не отремонтированного от слова совсем. – Тебе пора домой, – сообщил Женя своему отражению, расчерченному пополам трещиной на старом зеркале бывшего туалета производственной линии. – Точно пора. – А я тебя искал. Красная Шапочка стоял за его спиной. Кроме них в туалете была еще пара человек, нетрезвых или обдолбанных, сидящих прямо на полу у раковин, и поэтому Шапочке ничто не помешало податься вперед и выдохнуть Жене в шею горячим, пахнущим сигаретами и перегаром дыханием: – Юбка просто супер. – Это, блядь, не юбка, – Женя хотел развернуться, но уперся задом в бедра Шапочки. – Отвали. В глазах конкретно плыло. И от тепла чужого тела, прижавшегося сзади, было странно тревожно. Муторно как–то. Ненормально. – Да брось. Ты мне нравишься. Совсем рядом, за раздолбанной дверью туалета, раздался громкий смех. В следующую секунду Женю потянуло в сторону; заторможенный алкоголем мозг не успел послать никаких сигналов телу, и перед глазами Гордеева оказался толчок в кабинке. Он ударился затылком о выложенную кафелем перегородку – советские инженеры на материалы не скупились, и стенка была добротной, от пола до потолка, – моргнул, пытаясь сосредоточиться хоть на чем–то – и ощутил руку Шапочки на своем бедре. Прямо под разошедшимися клиньями римской амуниции. Этого никак не могло быть, но Женю бросило в жар. Он заглотнул воздух пересохшим ртом, облизнул губы – и подался в ладонь, скользнувшую ему между ног. – Я не гей, – почему–то ему показалось важным сообщить этот факт мнущему его член через трусы парню. – О, я тоже, – Шапочка перехватил его запястье и прижал женину ладонь спереди к своей ярко–алой юбке. – Я ведь вообще Красная Шапочка. Женя коротко рассмеялся ему в плечо. Ему действительно было смешно – смешно и офигенно классно. Безымянный парень дрочил ему грубо, с оттяжкой, совсем не так, как девчонка, совсем не так, как Женя делал это сам. Гордеев закусил губу, сжимая через ткань чужой член – и Красная Шапочка тут же задрал свою юбку и бесцеремонно впихнул хер ему в руку. – Давай, сильней, – дрогнувшим голосом просипели ему на ухо, и Женя последовал этой просьбе. Член Шапочки хреново скользил в руке, но его обладателя это, кажется, не волновало. Он шумно вздохнул, засосал мочку жениного уха в рот, и на этом моменте Гордеев окончательно потерял самообладание. Дурацкий парик Шапочки оказался как нельзя кстати – кончая в плотно сжатый кулак, Женя прикусил одну из косичек. Стон вышел сдавленным, перед глазами потемнело, и Шапочка спустил ему в руку, зашипев сквозь зубы. Было так хорошо, что открывать глаза совершенно не хотелось. Ощущение разгоряченного тела рядом исчезло, и когда Женя наконец заставил себя разлепить веки, Шапочка уже сидел на толчке, широко расставив ноги. На красной ткани его юбки темнели влажные пятна, в зубах торчал свежий косяк, и вид у Шапочки, в целом, был очень довольным. – Я, кстати, Тим, – сказал ему Шапочка. – Женя. Гордеев отмотал кусок туалетной бумаги, чтобы вытереть залитые спермой пальцы. В кабинке было тесно, коленка Тима вплотную прижималась к его ноге, и Женина голова медленно, но верно начала оценивать случившееся. Только что он отдрочил парню. Парень отдрочил ему. И это было охеренно. – Добавься ко мне. Тим протянул ему мобильник. На экране светилась синяя полоска «Фейсбука», и Женя забил свое имя в строке поиска на автомате. Кликнул на «добавить в друзья». И вернул «Айфон» владельцу. – Супер, – Тим поднялся с толчка, и, глубоко затянувшись, передал косяк Жене. – Ну, увидимся. Щелкнула дверная задвижка, и Красная Шапочка покинул кабинку. Каким–то невероятным образом весь алкогольный угар выветрился из жениной головы, и теперь в мозгах судорожно бился вопрос: «Какого хера ты это сделал?» Женя поднес тлеющий косяк к губам, толкнув дверцу от себя. Ответа на вопрос у него не было, к горлу ощутимо подкатывала тошнота, и он решил, что главное сейчас – это вызвать такси до дома. А остальное потом. «Потом» так и не наступило. Тим написал ему через неделю, и Женя удалил чат, так ничего и не ответив; спустя месяц, лежа в своей кровати в четверг ночью, нагуглил порнуху с пидорами. От вида двоих прыщавых ушлепков, попеременно ебущих друг друга в тощие зады, член не поднялся ни на миллиметр. И хотя в Женину голову и закралось осторожное, щекочущее подозрение, что на такое и у мертвого не встанет, он все же посчитал тему закрытой.