Нулевой километр

– Ну, рассказывай. Это было все, что сказал Серега, пожимая ему руку. «Ну, рассказывай» предполагало под собой, очевидно, и «привет», и вводную часть разговора; а сам Танин, отставивший на стол в баре запотевшую кружку с пивом, изобразил на лице такую заинтересованность, что стало ясно – отвертеться не получится никак. Конечно, на этот случай у Жени была хреновая, но все–таки смахивающая на правду история, придуманная на лекции по материалам в среду – о том, как он познакомился в «Тиндере» с классной чикулей. Он даже продумал ответы на возможные вопросы Сереги, способные поставить под угрозу успех его вранья, типа: «А какого хрена ты не говорил о ней раньше?» Ну, так потому, что к слову не приходилось, да и вообще было несерьезно – мало ли сколько баб можно снять у бара? Или: «Фотку покажи?» Да какая фотка? Это ж перепихон на один раз, Серег. Это был бы почти идеальный фейк. Во всяком случае, так Женя думал еще десять минут назад – до тех самых пор, пока не пожал Сереге руку. Он не мог соврать. Это ощущалось так ясно, как будто он был героем Джима Кэрри в фильме «Лжец, лжец». Открой рот, чтобы произнести хотя бы одно лживое слово – и вместо этого скажешь правду. – Братиш, не подвисай. Серега помахал перед его лицом рукой, хмыкнув – и в жениной голове мелькнула на какой–то миг мысль о том, чтобы выложить все, как есть. Только вот как оно есть? И как это будет выглядеть? «Я встречаюсь с мужчиной, Серег» «Я трахаюсь с мужиком» «Я – гей» «Ты только не ебанись сейчас со стула, ладно, Серег? Я переспал с парнем» «И не один раз» Когда у Танина зазвонил мобильник, Женя был готов вознести хвалу всем возможным богам за еще несколько минут отсрочки. – Настюха, – Серега поднялся из–за стола, захватив телефон. – Извини, Жень, это минут на десять точно – мы поругались вчера. – Окей. Женя понимающе кивнул, обхватив обеими ладонями холодную пивную кружку. В баре играла ненавязчивая музыка, за соседним столиком о чем–то разговаривали парень и девушка. Он скользнул взглядом по темному залу дальше, и какое-то время просто наблюдал за тем, как на небольшой сцене устанавливают диджейскую вертушку и колонки. Если он соврет сейчас, ему придется врать постоянно. По любым мелочам, придумывая новые и новые отмазки. Он мог бы, конечно, выдать Танину зацензуренный вариант правды – вроде того, что он встречается со взрослой женщиной. Поэтому ее никак не представишь друзьям, ее нет Вконтакте, они познакомились на работе, и все в таком духе. Может быть, так и стоило поступить? Только, в таком случае, сколько еще времени он мог бы продолжать врать лучшему другу? – Она меня простила! – счастливо улыбаясь, сообщил ему вернувшийся Танин. – Ты сильно меня возненавидишь, если я сейчас поеду к ней? – Возненавижу до конца жизни, – Женя улыбнулся в ответ, не уверенный в том, рад он внезапно появившейся отсрочке в объяснениях или нет. – Пойдем, я тогда домой. Он попрощался с Таниным у метро. От Чистопрудного бульвара до жениного дома было пешком минут пятнадцать, и он закурил, проходя мимо собравшейся вокруг уличных музыкантов толпы. Где–то глубоко, под бульваром, по красной ветке поезда ехали в сторону Юго–Западной – и он подумал, что через двадцать минут будет уже на Проспекте Вернадского, а там, наверняка, еще успеет на какой–нибудь автобус. Может быть, Стрелецкий дома? – Привет, Женя. Вадима было плохо слышно из–за музыки и голосов, раздающихся фоном в динамике мобильного. – Привет, – Женя стряхнул пепел с сигареты на усыпанную гравием дорожку, освещенную желтыми фонарями. – Ты не дома? – Нет, – коротко ответил Вадим, и, помолчав, спросил. – Ты хотел приехать? – Ага. На лавочке, стоящей у деревьев, весело смеялись. – Сегодня не получится, Женя. Я заеду за тобой завтра. – Хорошо, – он развернулся назад, на ходу пиная мыском кед брошенную кем–то бутылку пива. – Тогда, до завтра, да? – Я позвоню тебе, – в трубке стало тише, как будто разом отсекли все посторонние звуки. – Спокойной ночи, Женя. – И тебе, – отозвался он. В трубке пискнул сигнал завершенного вызова, и Женя убрал мобильник в карман. Ну, могут же быть у Вадима какие–то свои вечеринки? Вроде встречи с друзьями на Рублевке. Утром Женя чудовищно опаздывал в институт. И не просто на какую–то пару, а на просмотр. Садовое Кольцо, разумеется, стояло во всепоглощающей пробке, и вместо того, чтобы добраться до универа на трамвае, Гордеев поехал на метро. Но его поезд на минуту с лишним застрял посреди тоннеля, а потом он пропустил свою станцию, пытаясь прочитать хотя бы часть лекций. И когда он выбрался, наконец, на чертов Садовнический проезд, начался ливень, достойный сезона дождей где–нибудь в Индонезии. Просмотр шел уже час. На пороге универа Женя обнаружил, что забыл пропуск дома. – Без пропуска не пущу, – бесстрастно сообщил ему охранник на проходной в главный корпус. – Жди, когда откроется бюро пропусков. – В каком это смысле? Оно же открыто! Окошко, в котором можно было взять временный пропуск, зияло черным провалом на белой стене проходной, как готовая к обороне бойница. Женя попытался заглянуть туда, но охранник перегородил ему путь, и, нависнув над ним, заявил: – Молодой человек, не задерживайте очередь. Я вас не пущу. Очередь? Какая еще, к чертям, очередь? Он развернулся, искреннее не понимая, каким образом у входа в университет может собраться очередь – и столкнулся нос к носу с Сосновским, который нетерпеливо переминался и поправлял на носу солнечные очки. А за спиной Сосновского действительно была очередь такой длины, что Университет Дизайна и Технологий можно было смело переименовывать в самое–тусовочное–место–Москвы. – Сосна, это что? Если его друг и собирался что–то ответить, то Женя вряд ли бы услышал это за оглушающим звоном собственного мобильника. Он потянулся за трубкой в карман – и проснулся, сжимая в руке истошно вопящий «Айфон». Окей. Как минимум, теперь ему не придется искать вписку в универ. Женя сощурился, разглядывая сначала строчку рядом с зеленым значком «трубки», а потом – время в углу экрана. Вадим. 02:53. Он принял звонок. И придавил мобильник головой к подушке, хрипло буркнув в трубку: – Я сплю. – А я стою у твоего дома, – негромко ответил Вадим. – Спускайся. – Куда? Сорвавшийся с языка вопрос был до смешного тупым – и Женя подумал даже, что он все еще спит, потому что подъехавший к его дому в три ночи Стрелецкий был, кажется, так же нереален, как предыдущий сон. – На улицу, Женя. В голосе Вадима слышалась усталость. И едва заметно – какое–то приглушенное, скрытое раздражение. Или Жене просто казалось? – Ты сказал, что ты занят, – присев, он потер ладонью лицо, пытаясь проснуться окончательно. – Что заедешь завтра. Зачем он говорил это, понимая, что все равно спустится вниз, несмотря на ту, вечернюю обиду? Несмотря на то, что это, должно быть, со стороны выглядело вроде как «помани пальцем, и он когда угодно придет?». – Я передумал, – коротко выдохнул в трубку Стрелецкий. – Спускайся. Я жду тебя. Это было совсем не похоже на Вадима. «Передумал». А Женя был уверен, что Стрелецкий никогда не передумывает. Что всегда поступает так, как решил. – Хорошо, – поднявшись с кровати, Женя стянул с кресла брошенные на него вечером джинсы. – Я спущусь. Он старался не шуметь. Но в тишине старый паркетный пол предательски трещал под ногами на всю квартиру, а ключи все равно звякнули пару раз. Впихивая один из них в замок, Женя скорее почувствовал, чем услышал, как открылась дверь маминой спальни. – Жень… ты куда? Он замер, прислонившись на секунду лбом к дерматиновой обивке. Сердце колотилось, как у пойманного вора, а в голове судорожно наталкивались друг на друга варианты очередного вранья. – Ты чего не спишь, мам? Женя повернулся, сжимая в руке ключи. Он думал, что выиграет хоть какое–то время этим дурацким вопросом для того, чтобы подобрать нормальную отмазу – но добился только того, что мама подошла ближе и щелкнула выключателем пары стенных светильников. Они зажглись матовым, тусклым светом. Мечта советского человека, рожки–«подсвечники» на изогнутом позолоченном основании, увешанном хрусталем, прикрученные по обе стороны картины с березками. – Ты время видел? – мамин голос стал чуть тверже, и она нахмурилась, обеспокоенно глядя на Женю. – Что случилось? – Да все нормально, мам, – он попытался улыбнуться, но вышло как–то хреново. – Просто Серегу его девчонка бросила, он мне позвонил. Говорит что напился и приедет. Я же не могу его обратно отправить. – Так позови его сюда, – сказала мама. – Вы там что будете, как два бомжа у подъезда торчать? – Мы в машине его посидим, – он снова развернулся к двери и провернул ключ во втором замке, избегая взгляда матери и изо всех сил изображая обеспокоенность вымышленным горем лучшего друга. – Он приехал пьяный на машине? Ложь рушилась, как карточный домик. Женя выскочил в подъезд, понимая, что еще пара вопросов прикончит его, и, сбежав по лестнице до лифта, торопливо бросил маме: – Ну метро же закрыто. Ему сейчас море по колено, мам. Лифт тренькнул на первом этаже и медленно пополз вверх, а мама все еще стояла на пороге их квартиры и смотрела на Женю сверху вниз, и он не хотел думать о том, поверила она или нет. – Если вам взбредет в голову куда–то поехать, садись за руль сам, – наконец произнесла она. – И позвони мне утром. От сердца ощутимо отлегло. Женя улыбнулся, шагнув в лифт, и, нажав кнопку первого этажа, ответил маме: – Конечно, мам. Спокойной ночи. Машина Стрелецкого стояла за аркой на Лялином, поперек въезда во двор. Криво припаркованная под углом к дороге, так, что правое переднее колесо заехало на тротуар. – Я уже думал звонить тебе. Вадим выдохнул это вместе с сигаретным дымом, потянувшись к захлопнувшему за собой дверь Жене. От него пахло алкоголем вперемешку с сигаретами; и от этого, наверное, поцелуй получился грубым. – У меня мама проснулась, – негромко сказал Женя, когда Вадим чуть отстранился, придерживая его за скулу раскрытой ладонью. – Пришлось наврать. Стрелецкий скользнул большим пальцем ему по нижней губе. Медленно, от одного угла к другому. Кажется, Женю он вообще не слушал. – Поехали ко мне. Женя закрыл глаза, прикусывая изнутри щеку. Почему Стрелецкий уехал со своей вечеринки только сейчас? Почему он не уехал сразу? Почему он вообще уехал? Вопросов было дочерта. Это все было похоже на вычисление сраных интегралов на первом курсе универа, вот только как минимум половины уравнения Жене не хватало. Переменные не складывались, производные не получались, а прямо над головой, несколькими этажами выше, на кухне их с мамой квартиры зажегся свет. Значит, она не ушла спать. Значит, она не поверила ни единому его слову. – Нет, – Женя мотнул головой, открыв глаза и отстраняясь от Вадима. – Я не поеду. – Не поедешь? Стрелецкий нахмурил брови. Кажется, женин ответ его удивил. – Нет, – повторил Гордеев тверже. – Но я могу отвезти тебя. Тебе лучше сейчас не ехать за рулем. – Беспокоишься обо мне? Вадим щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету. И от этого холодного, почти насмешливого тона Жене вдруг стало не по себе. – Тебя это удивляет? – спросил он. Стрелецкий промолчал в ответ. Он просто сидел, откинувшись на спинку кресла и выдыхая дым в кремовый потолок машины, и его глаза были прикрыты. Несколько секунд Женя смотрел на Вадима – на его профиль, освещенный дворовым фонарем; на руку, которую он подносил ко рту, чтобы сделать затяжку; на расстегнутый ворот куртки, под который хотелось просунуть пальцы. Что–то было не так – в нем. В них. Во всей этой ситуации, и Женя не мог понять, что – но он чувствовал это. На подсознательном уровне. Свет в кухонном окне погас. – Так что? Отвезти тебя? Стрелецкий выбросил сигарету в приоткрытое окно. И коротко ответил: – Да. Они поменялись местами. Сидеть на водительском кресле дорогущего «Мерседеса», который стоил, наверное, как однокомнатная квартира в Москве, было слишком непривычно после скромного маминого «Пежо», и Женя не удержался – погладил пальцами обод руля, обтянутый гладкой кожей, прежде, чем снять ручник с парковки и включить заднюю передачу. Под глухое урчание мотора мерс соскочил с бордюра на дорогу. – Классная машина, – сказал Женя, выруливая с Лялиного на Малый Казённый переулок. – Я знаю, – ответил Вадим. – Ты хорошо смотришься за рулем. От брошенного вроде как к слову комплимента Женя невольно улыбнулся. Стрелецкий положил руку ему на бедро – уже почти привычно. И Гордеев не стал ее убирать. До дома Вадима они ехали молча. Стрелецкий курил, глядя прямо перед собой на черное полотно проспекта Вернадского, а Женя давил на газ, стартуя с перекрестков раньше, чем соседние машины. «Мерседес» набирал скорость за доли секунды, оставляя их далеко позади, и он так увлекся этим процессом, что почти забыл о сидящем рядом Вадиме. – Как думаешь, сколько штрафов я получу завтра? На парковке «Миракс Парка» Стрелецкий подошел к нему. И забрал из жениной руки мобильник. – Я вызывал такси, – сказал Гордеев. Вадим посмотрел на экран его «Айфона». – Я не думаю, что оно тебе нужно. Какая разница, где и с кем был Стрелецкий, если в итоге он все равно приехал к Жене? – Я два раза проскочил на красный, – Гордеев протянул ему ключи от машины. – Повернул не из того ряда на Вернадского. И ехал на ста двадцати. Вадим вернул ему мобильник. И ответил ему с усмешкой: – Значит, не больше, чем обычно.