○○○
Трибуны у поля в их школе практически никогда не использовались по назначению и исполняли чисто декоративную функцию. Школьников обычно собирали на них для важных объявлений и дисциплинарных выговоров; на них назначали друг другу встречи; на них ученики прогуливали уроки, пока учителя не просекли тенденцию; на них Мин Юнги проводил все перерывы на ланч. Чимина предупреждал Чонгук, а еще челюсть до сих пор ноет, но «ничему жизнь не учит» — его жизненное кредо, так почему бы и нет? Юнги читает какой-то томик с мягкой обложкой, держа его длинными белыми пальцами на весу, его брови тревожно нахмурены, а глаза бегают по тексту. — Твою мать, — цедит он сквозь зубы, не отрываясь от чтения. — Ты не можешь с первого раза понять? Чимин мнется недолго, жует губу и пытается найтись со словами. Получается хреново. — М-м… Я-то все понимаю. Можно с тобой поговорить? Юнги кидает на него ядовитый взгляд из-под черной челки. — Нельзя. Чимин осознает, что может опять огрести, но опускается на жесткое холодное сиденье рядом, готовясь, если что, защищаться рюкзаком. — Пусть я буду назойливым, но я хотя бы попытаюсь. Что читаешь? В ответ на это он получает откровенно недоуменный взгляд. Юнги закладывает страницу пальцем, и Чимин мельком замечает автора на обложке — Гюго. — Я выражаюсь неясно или что? — едва ли не шипит он. — Пройди, пожалуйста, нахуй и не приближайся ко мне больше. — У тебя же нет причин меня ненавидеть. — Ты их прямо сейчас мне подкидываешь. — Я… это прозвучит глупо, так что заранее прости. С твоей отстраненностью тебе наверняка не с кем поговорить, и если тебе есть о чем выговориться, то я могу выслушать. Юнги не кричит и вообще не говорит ничего; он загибает уголок страницы в книге (Чимина от этого немного коробит), запихивает ее в рюкзак и поднимается. — «Вы поглядите, какой я понимающий, — спокойно начинает он, глядя на Чимина сверху вниз. — Какой я правильный, я готов поговорить с тобой, чтобы узнать, почему твой характер — дерьмо». Как-то фальшиво, не находишь? Думаешь, я выплачусь тебе в жилетку и буду благодарен по гроб жизни? Я просто! Ненавижу! Людей! Особенно таких, как ты, слащавый сукин сын! Он срывается на крик к концу фразы, хватает рюкзак и быстрым шагом спускается с трибуны, оставляя Чимина в остолбенении. Чимин искренне не понимает, в чем дело, и какие у Юнги могут быть причины на то, чтобы так к нему относиться. Но молчание в библиотеке продолжается, продолжаются и случайные встречи взглядов, от которых в Чимине все холодеет и замирает, как от страха. Эта школа — чистой воды минное поле. Шаг не туда, случайное слово, и ты уже напоролся на желающих размять кулаки. Тут это тебе запросто обеспечат, обращайся хоть к кому. Чимин не понял толком, что произошло: вот случайно брошенная фраза, а вот его затаскивают в проход к спортзалу и от души наминают бока ногами. Звенит звонок, все расходятся, а Чимин остается лежать, раскинувшись на грязном полу. Рубашку опять самому придется стирать, ну что за дела. Дышать получается едва-едва, так что он глотает воздух крохотными порциями, рассматривая потрескавшуюся штукатурку на потолке. Лучше бы встать, а то пол холодный и не особенно чистый, да и если на него кто-нибудь из учителей наткнется, придется отбывать наказание. Интересно, а как ощущаются сломанные ребра? Не так ли? Слышны шаги, но Чимину шевелиться совсем не хочется. Ну и пусть наказывают, черт с ним. Мин Юнги хватает его за шкирку и рывком поднимает на ноги, — от этого грудная клетка будто огнем полыхает, — оглядывает презрительно и, не говоря ни слова, тащит за собой по коридору. Чимину лень возмущаться, спрашивать у него что-то, да и говорить вообще… Пусть тащит. Юнги заталкивает его в медкабинет, и Чонгук тут же подрывается с места. Внеочередное дежурство, или, проще говоря, медсестре просто захотелось выспаться. У Чимина вид отсутствующий и такой помятый, будто он наткнулся не на ту компанию в темном переулке. — Что произошло? Чонгук подходит к Юнги вплотную, сверлит его взглядом и откровенно наезжает. Не верится на самом деле, что этот дистрофик мог такое сотворить в одиночку, но от него можно было ожидать всего. Взгляд у Юнги пугающий — это аксиома. — На меня думаешь? — интересуется тот ледяным тоном. — Следил бы за… ним получше, а то под ногами мешается. Он выплевывает это с таким презрением, что Чонгук едва ли не отшатывается. Дверь захлопывается, Чимин сворачивается на койке с отсутствующим лицом, а у Чонгука в голове полная мешанина. Неужели он так же выглядит, когда разговаривает с Тэхёном? С таким же пренебрежением? Нет, быть не может. — Ну и кто тебя так украсил? — интересуется он, усаживаясь на стол. Чимин бессвязно что-то мычит, утирая со лба кровь, а потом смотрит на свои пальцы с крайне недоуменным видом. — Чонгук-а… Почему мне всегда так не везет с теми, в кого влюбляться?3
27 октября 2017 г. в 19:00
Если быть честным, то Пак Чимин всегда хотел бунтовать.
Если быть предельно честным, то у него чаще всего не хватало на это духа. Из актов подросткового бунта был только проколотый язык и выкрашенные в персиково-рыжий волосы полтора года назад. Из поступков — побеги по ночам из окна спальни, ну и, наверное, выпитая одна на двоих с Чонгуком бутылка соджу. Чимина тогда развезло до неимоверного состояния «говорить то, о чем потом будешь жалеть», а Чонгук только смотрел на него снисходительно, держа стопку привычным жестом. Вот и все.
Поэтому его и тянуло к опасным людям. Неправильным, испорченным, таким, с которыми родители обычно запрещают общаться своим детям. Плюс к минусу. Хорошее к плохому.
Мин Юнги казался ему обманчиво-спокойным, таким, от которого можно ожидать чего угодно — бензино-спиртовая смесь, летучая и легковозгорающаяся, экспансивная и безвредная на вид.
Чимин мог сравнить свои неосторожные слова с зажженной спичкой.
Они встречаются впервые в библиотеке — не в том месте, где Чимин ожидал бы.
Библиотека, как всегда, пустует, за исключением нескольких усердных учеников и сонной библиотекарши: ученики едва на уроки ходили, а заниматься дополнительно — нет-нет, увольте. Чимин дежурил тут пару раз в прошлом году, урвав себе лакомое место — сиди себе да изредка разноси книги по полкам и пыль вытирай. Всяко лучше того, чтобы помогать уборщице или сторожу. Правда, его сместили с дежурств после того, как он сам попросил. В его смены ученики повадились назначать друг другу встречи среди стеллажей и целоваться там же, что Чимина знатно раздражало.
Нужная книга стоит там же, куда он поставил ее в прошлый раз, видимо, особой популярностью она не пользовалась. Чимин рассеянно бродит взглядом по корешкам, вытаскивает несколько книг с полки, чтобы проверить, что на заднем ряду, и случайно смотрит вбок, на читательские столы.
Видеть Мин Юнги в этом пыльном уютном местечке настолько неожиданно, что Чимин по неосторожности роняет книги на пол. В полной тишине это звучит особенно громко.
Юнги медленно поднимает со страниц взгляд и смотрит прямо на него. Равнодушно так, сквозь пряди черной челки; видимо, удостоверившись, что внимания Чимин не достоин, он возвращается к чтению.
Чтобы черт побрал эти щеки, которые так легко краснеют.
Чимин стоически держит спокойное выражение лица, пока аккуратно ставит книги на полку, а потом садится за тот же стол, что и Юнги, но напротив. В конце концов, этот был ближе всех.
Он не говорит ни слова, и в библиотеке совсем тихо, не считая звуков их дыхания и редкого шелеста перелистываемых страниц.
Чимин и сам не понимает, как так произошло. Вроде бы сначала они занимаются в библиотеке в одно и то же время, а потом он начинает ходить туда только ради того, чтобы украдкой порассматривать чужие тонкие пальцы на страницах, или чтобы подглядеть названия книг и прочесть их позже.
Это все очень нелогично и необоснованно. Чимин не может сказать, что влюблен или чувствует к Юнги симпатию, но ощущения какие-то уж совсем странные и непонятные. До ужаса напоминающие то, что он испытывал, когда был влюблен в лучшего друга.
Его жизнь летит в тот момент, когда он из глупейшего любопытства решает узнать Юнги получше. Куда она летит — в тартарары или куда еще, пока непонятно.
Да, наверное, это было всего лишь любопытство: сможет ли он подобраться к нему поближе и узнать, такой ли он, каким кажется. Пока что это не совсем получается, потому что все, на что он был готов — смотреть издалека и сидеть за одним столом.
А потом все идет наперекосяк.
Он решается наконец подойти и заговорить, а получает в ответ только болезненный кровоподтек на челюсти, который неприятно саднил при каждом прикосновении.