Full lungs

К дому семьи Ким Чонгук приходит рано, как и обещал, к половине одиннадцатого, и как раз становится свидетелем того, как Тэхён в легкой домашней одежде, дрожащий и испуганный, провожает машину службы отлова бродячих животных. — Что это такое? — любопытствует Чонгук, проходя ближе. — Это… это нанял мой папа, чтобы они приезжали каждое утро и забирали вот это. Он кивком указывает на еще не высохшее мокрое пятно на бетонном полу крыльца и ведет от холода плечами, обхватывая себя руками. Чонгук видит, что лучше сменить тему и отвлечь его от этого не очень веселого события. — Идем-ка в дом, у тебя плечи дрожат. — Холодно. — Неужели нашему кровососущему холодно, — ухмыляется Чонгук, за что получает щипок в плечо. — Если бы это было в рамках приличия, я бы тебя укусил. — Да какие уж тут рамки?.. Сто-ой, погоди, ты что, даже дома в линзах ходишь? Тэхён хмурится и тянет дверь на себя. — Это плохо? — Это… странно. От цветных линз вообще-то зрение портится. Чонгуку не совсем хочется заходить внутрь, потому что, черт, сейчас утро, и на улице солнечно, но внутри царит темнота, начинающаяся еще у коврика в коридоре. Тэхён нетерпеливо утягивает его за собой, и он понимает, что все не так уж плохо. Ни мясницких крюков, ни отрубленных голов, а только кромешная темень и мягкий ковер под ногами. Он ждет, пока глаза привыкнут к темноте, не двигаясь, опасаясь непонятно чего. — Можешь кусать меня. Тут все равно никто не увидит. Тэхён приглушенно смеется. — Проходи давай. Чонгук замолкает и полагается только на Тэхёна, который ведет его за собой в полнейшей тьме коридора. Гостиная полностью погружена в мягкую темноту, только из щелок в плотных шторах пробираются лучики утреннего солнца, из-за которых можно разглядеть внутреннее убранство. Темные ковры и лестницы с высокими перилами, приглушенные цвета во всем — очень уютно, но немного пугающе. Неудивительно, что Тэхён чувствителен к свету, если прожил в этом месте все юношество. — Чем заниматься будем? — интересуется Тэхён, пока они поднимаются по обитой ковролином лестнице наверх. Его голос раздается у Чонгука над самым ухом так, что он вздрагивает. — Понятия не имею, — признается он растерянно. Тэхён выискивает в темноте дверную ручку и распахивает перед ним дверь, приглашая войти. Практически никакого различия в освещении нет — в комнате также темно из-за занавешенных плотными шторами окон. Но вот он шагает вперед и тут же ощущает значительное отличие: в комнате влажно, влажно до крайности, так, что кажется, что к лицу приложили мокрую подушку. Чонгук от неожиданности закашливается и пытается привыкнуть к темноте. Он оглядывается в удивлении, и первое, за что цепляется его взгляд — уютная захламленность. Все тут буквально дышит Тэхёном, и Чонгуку хочется рассмотреть все внимательно и по отдельности: широкая полка с потрепанными корешками книг, коллекция каких-то фигурок на шкафу, криво приклеенные скотчем к стене непонятные фотографии, тюбики с какой-то уходовой косметикой на столе. Чонгук кидает на Тэхёна удивленный взгляд, почему-то роняя: — Даже у моей мамы косметики меньше. — Я — не твоя мама. А на самом деле, у меня дико сохнет кожа — это моя проблема, и как ты сам сказал, никто не имеет права ее осуждать. Чонгук качает головой со смешком, а потом подходит к приоткрытому окну и вдыхает свежий воздух с жадностью — легкие тяжело раскрываются, будто набухнув от влажности. — Можем начать? - интересуется Тэхён из-за спины. - И да, если ты знаешь последние темы по истории, то можешь помочь мне с ней? Тэхён с горем пополам соглашается включить свет, потому что «нихрена не вижу, вот честно», а сам устраивается на кровати, раскинувшись во всю ширину с учебником в руках. Чонгук в тихой панике листает страницы, чтобы хоть как-то вникнуть в нужные темы — он с умным видом заявил, что разбирается в истории и может Тэхёну все объяснить. Приходилось разбираться со всем на ходу. Сосредоточиться получается едва-едва; он чередует чтение с тем, чтобы порассматривать Тэхёна в отражении в зазеркаленной дверце шкафа. Тот лежит, свесив голову с края кровати, держа учебник над собой на весу и закинув ноги на стену. Чонгук смотрит и смотрит, задумавшись, пока взгляд льдисто-голубых глаз не обращается на него. — Чего смотришь? — Отвлекся. Слушай, а нам действительно нужно заниматься? — Экзамены через два месяца. — И что с того? Тэхён роняет на лицо учебник и громко зевает, вытягивая руки в стороны. — Да я просто для приличия предложил, если честно. Может, лучше в приставку порубимся? Темная гостиная становится гораздо гостеприимней, когда ее тишину разрывает звук начальной заставки. Чонгук значительно веселеет, когда они садятся перед экраном на пушистый ковер и берут в руки геймпады. Ему казалось изначально, что им вместе будет неловко — замкнутое пространство, все такое. Но на самом деле время за игрой пролетает крайне быстро: они даже не отвлекаются ни на что, пока Тэхён не говорит, что время ужинать. Еда на просторном обеденном столе появляется будто сама собой, хоть Чонгук и знает, что это все — дело рук прислуги. Тэхён распахивает в столовой шторы, позволяя сумеречному неяркому свету заполнить комнату. — О, — тянет Чонгук, усаживаясь за стол. — Уже темнеет. Вы в этом доме без часов можете определить, когда день, а когда ночь? — Не-а, — признается Тэхён, ставя на стол графин с водой. — Пить что-нибудь будешь? Чонгук молча качает головой. Они не разговаривают, пока едят — слишком вкусно, чтобы отвлекаться, — и Чонгук только рассматривает вид через окно с тяжелыми занавесками. Комната в свете выглядит так, что Чонгук словно ощущает себя во времени Европы прошлого столетия. — Знаешь, — говорит он, когда отставляет тарелку, но показывает видом, что еще не намерен вставать из-за стола. — Помнишь, ты говорил раньше, что расскажешь мне про свою жизнь? Я знаю, что интересоваться о таком может быть неэтично, но я ведь бесцеремонный. Расскажешь, что помнишь? Тэхён делает глоток воды, не поднимая на него взгляда, и чуть хмурит темные брови. — Я ничего не помню, если честно. Лет, может быть, до двенадцати. Думаю, мои осознанные воспоминания начинаются с того момента, как меня забирают из органов опеки мои родители. Чонгук не может понять, каково это: не помнить своих детских лет абсолютно, не помнить, как впервые пошел в школу или пакостил с соседскими детишками. — А… из-за чего это могло произойти, ты не знаешь? Тэхён наконец поднимает на него бледно-голубые глаза и качает головой. — А с этим, — и он указывает на шею, намекая на шрам, — может быть связано? — Самым прямым образом. Пожалуйста, хватит на сегодня, когда-нибудь я расскажу тебе все, но не сейчас, хорошо? Мне не слишком легко это дается. Чонгук понимающе кивает, а потом поднимается и помогает отнести посуду на кухню. — Не хочешь пойти прогуляться? Я обычно гуляю в это время суток в этом районе… — С радостью. Тэхён выглядит немного подавленным, пока они гуляют по аллее через дорогу; наверное, заводить тот разговор было не лучшим решением. Поэтому Чонгук считает за обязанность хоть как-то поднять ему настроение или отвлечь, так что они просто разговаривают о всякой ерунде, ничего особенного не значащей. Тэхён начинает улыбаться, и значит, все уже нормально. Они возвращаются в дом, когда уже темнеет окончательно — на часах почти десять. Чонгук опять дезориентируется в темноте коридора — с открытыми и с закрытыми глазами одно и то же. — Если что, я приготовил для тебя гостевую. Это на втором этаже, рядом с моей. Я покажу тебе. Тэхён, кажется, видит не больше него, поэтому натыкается на него, проходя мимо, и Чонгук на автомате находит руками его плечи, придерживая на месте. — Упс, — усмехается Тэхён хрипловато. — Извини. И замолкает, так что слышно только их дыхание. Они выжидают непонятно чего — доли секунды, а потом Чонгук бескомпромиссно сгребает его в объятья и целует. Сумбурно, скомкано и торопливо, будто опасаясь, что Тэхён его оттолкнет; целует откровенно и до дрожи в пальцах, до сбившегося дыхания и легкого головокружения. А Тэхён и не думает отказываться на самом деле — только цепляется отчаянно за его плечи и целует в ответ, подаваясь вперед. Неумело, но зато очень искренне и с полной отдачей. Одна ладонь Чонгука ложится на его поясницу, так, что пальцами он может почувствовать его кожу через тонкую ткань (и это, наверное, первый раз, когда он касается Тэхёна настолько интимно). В это до сих пор чертовски сложно поверить. Проходит, наверное, ужасно много времени, прежде чем они решаются прервать поцелуй. Тэхён не отстраняется — только вздыхает тихо, задевая дыханием губы Чонгука, опускает голову на его плечо и прижимается еще ближе. — Я… — Тс-с. Не говори ничего. Хотя бы сейчас, — просит Чонгук негромко. Его сердце колотится, как после спринта, тяжело ударяясь о ребра; у Тэхёна сердцебиение тоже учащенное, а дыхание сбившееся дальше некуда. Он до сих пор держится за Чонгука так, будто вот-вот упадет. Темнота обволакивает их двоих со всех сторон и словно обещает хранить все секреты. Они не говорят ничего, когда неловко друг от друга отстраняются и идут наверх, только вот Тэхён держит его за руку, ведя за собой, и это стоит того. В гостевой уютно, есть ночники с приглушенным мягким светом, и он, лежа в мягкой постели и слушая шум редко проезжающих машин за окном, может наконец подумать как следует. На самом-то деле, Чонгук давно все понял, только вот отчаянно не хотел этого принимать. Началось все с того, как он начал испытывать постоянное катастрофичное желание касаться Тэхёна. Так, будто невзначай: вот сейчас был бы хороший момент, чтобы погладить его запястье, сейчас — чтобы потрепать по волосам, а сейчас бы обнять не помешало. Дальше — хуже. Он представляет себе, как обнимает его крепко-крепко, чтобы чувствовать всего полностью, носом уткнувшись где-то за ухом. Как лежит вместе с ним, сплетясь ногами, с ладонями у него под футболкой, потому что кожа у него на ощупь наверняка очень приятная… Это пугало на самом деле. Чонгук боялся, что как-нибудь не сможет сдержаться. Вот и сейчас: не сдержался. Чонгук прячет лицо в подушке, пахнущей кондиционером для белья, и тихо воет. Сон абсолютно не идет и вроде даже не собирается. Ну не может быть такого, чтобы он в Тэхёна влюбился — скорее, это просто вспышка тактильности, такой его черты, которая проявилась вот совсем недавно. Он, как и любой мальчишка в его возрасте, долго мечтал о девушке. В его фантазиях она была некой нимфой, феей из сказок, у нее была аристократично-светлая кожа, маленькие пухлые губы, оленьи глаза, и она обязательно была ниже него, чтобы удобно было обнимать. Тэхёна вот обнимать очень удобно, хоть он и ростом с него и практически по всем параметрам идеальной девушки не подходит, если вообще учитывать то, что он парень. И Чонгуку вот совсем не хочется признавать, что он, вроде как, по мальчикам. А что влюбился в Тэхёна — запросто, он готов кричать об этом во весь голос. «Итак, — думает он. — Мне все еще нравятся девочки. И Тэхён». С этим он разобрался, значит, волноваться было не о чем. Так, хоть немного успокоив себя, он и засыпает.