Full lungs

Когда выпадает выходной, Чонгук с утра пораньше сбегает из дома с одним только рюкзаком за плечами. Тэхён встречает его, сидя на багажнике родительской машины, улыбается широко и тянется за объятиями. — Надеюсь, у меня еще будет время, чтобы поспать в машине, — бормочет он Чонгуку в плечо. — Я заснул где-то в пять. — Не говори, что опять провел ночь за играми. — Не буду. Чонгук закатывает глаза. За этот период времени они успели посетить все более-менее приличные места в городе и вне него. Разве что, кроме озера, которое давно стало популярным местом для отдыха горожан. Они сходились на мнении, что туда им наведываться необязательно. Только вот Тэхён не раз упоминал, что любит появляться на море, и Чонгуку пришла идея съездить к океану, пока не начался сезон, и пляжи еще пустовали. И он получает откровенное наслаждение даже от процесса езды: самое то, чтобы отвлечься от трудной учебной недели — дорога прямая, как стрела, и с ровным покрытием, а пейзаж однообразный и не утомляющий глаза. Тэхён, как и обещал, сразу же уснул, отвернувшись от него и прижавшись виском к подголовнику сидения. Чонгук мог его понять — шорох шин и тихий рокот двигателя и на него действовал усыпляюще. Ближайший выход к морю от города в двух часах, и этого времени для того, чтобы прочистить мысли, вполне хватает. Но только в поле зрения попадает серо-стальная гладь воды, Чонгук тут же неосознанно сжимает пальцы на руле и сглатывает. Живот отвратительно перехватывает, а голова начинает кружиться. Ну же, Чон Чонгук, сколько ты боролся с этим? Внедорожник сходит с дороги и с тихим шорохом гальки съезжает по каменистому берегу прямо к воде. Чонгук глушит двигатель и с несколько секунд рассматривает примятые нежно-розовые волосы Тэхёна, прежде чем легонько потормошить его за плечо. — Просыпайся. Приехали уже. Тэхён потягивается и кидает на него взгляд сонных прищуренных глаз. — Доброе утро. — Почти два часа дня уже, какое тебе утро. Пойдем к берегу? — Я с радостью, — улыбается Тэхён. — Правда, вставать так лень, я ведь так удобно устроился… Давай-ка ты выйдешь, а я потом подойду, окей? Тэхён ворчит, но не пытается вырваться, пока Чонгук вытаскивает его из машины. — Накинь что-нибудь сверху, — говорит Чонгук, захлопывая дверь и подтягивая Тэхёна в вертикальное положение. — Посмотри в багажнике, я захватил немного одежды на всякий случай. — Мне не холодно, — бубнит Тэхён, повисая на его плече. — Я всего лишь очень хочу спать.  — А пневмонию подхватить не хочешь? — шепчет Чонгук зловеще. — Я понимаю, что ты не чувствуешь холода и все такое, но… — Да понял я, понял. До мая осталась всего одна неделя, но на самом побережье (да и не в самый погожий день) было достаточно холодно — настолько, что пробирало до мурашек. Да и вода наверняка оставалась ледяной, Чонгук ее даже трогать боялся. Нет, даже не так: он боялся даже просто подходить к берегу. — Помнишь, ты говорил, что боишься открытых водоемов? — спрашивает Тэхён негромко. — Почему? И что сейчас чувствуешь? — С чего это я должен рассказывать тебе про ментальные травмы моего детства, а ты мне — нет? Ну, я как-то упоминал, что едва не утонул, когда мне было семь лет. Я нигде не учился плавать до этого, да и не плавал вообще, собственно. Мы тогда впервые выбрались на озеро вместе — наша семья и семья дядюшки. У дяди было два сына чуть старше меня, и когда они узнали, что я не умею плавать, то скинули с берега, а там, если знаешь, глубина достаточная. — Знаю, — вздыхает Тэхён. — Обычно это срабатывает, как самый экстремальный способ научиться плавать. А у меня — не сработало. Я тут же пошел на дно, воды наглотался достаточно, едва вообще не умер… Такой вот печальный опыт. Это действительно нанесло мне психологическую травму, так что я с тех пор водоем больше садового пруда видеть без дрожи не могу. — А сейчас? — И сейчас. У меня пальцы дрожат, ты не видишь? — он нервно усмехается и поднимает ладони вверх, чтобы это продемонстрировать. Тэхён рассматривает его пальцы, а потом сжимает их в своих, глядя на него с сожалением. — Зачем мы тогда приехали сюда? — Ну, во-первых, с любым страхом нужно бороться, а во-вторых, ты сам говорил, что хотел бы съездить на море. — Идиот. Чонгук не возражает. А Тэхён вот подбирается к самой кромке воды и зачем-то снимает обувь. — Ты же не собираешься делать того, о чем я думаю? — Нет, — говорит Тэхён, аккуратно укладывая кеды на гальку подальше от воды. — Я просто похожу по мелководью, ничего страшного. Чонгук качает головой и заранее направляется к машине, чтобы вытащить полотенца. Температуры воды он не знал, но судя по погоде, была она не выше десяти градусов. Он облокачивается о багажник и наблюдает за тем, как Тэхён медленно бредет все дальше и дальше от берега. Вот края закатанных штанин потемнели от воды, а вот и вода доходит до середины икр, и по колено. — Где, по-твоему, заканчивается мелководье? — кричит Чонгук недовольно. Тэхён оборачивается. Его развевающиеся на ветру волосы кажутся на фоне серого неба какими-то блеклыми и выцветшими. — Не волнуйся, — говорит он совсем негромко, так, что в шуме накатывающих на берег волн его слова едва можно различить. «Не волноваться» — сказать-то легко, но кто знает, что Тэхёну может взбрести в голову. Вода поднимается выше, доходит до колен, а потом и до пояса, и Чонгук уже не может скрывать противную липкую тревогу, которая клокочет в груди и поднимается вверх по горлу. — Ким Тэхён, вернись на берег! — Не волнуйся. Теперь он даже не оборачивается, бросая это из-за плеча, и бредет все дальше и дальше, так, что Чонгук может видеть, как намокает ткань его светлой толстовки. Это похоже на один из тех кошмаров, что мучили его в периоды стресса: раз уж вода не смогла забрать его, так заберет все, близкое ему. Он не замечает, как неосознанно подходит ближе, и как ледяные волны облизывают его лодыжки. Тэхён от него в нескольких метрах, но по воде, кажется, в многих милях — Чонгук бы при всем своем желании не смог это расстояние пересечь. Вода обжигает кожу даже сквозь плотную ткань джинс, накатывает волнами и пробирается в обувь, и Чонгука потряхивает от одной только мысли о том, что он делает. А Тэхён исчезает под водой с головой. И Чонгук бросается вперед. Его накрывает ощущение совершенной беспомощности перед морем, которое раскидывается на всю зону видимости; кажется, будто вот-вот, и его затянет в пучину, дезориентирует и лишит возможности дышать, прямо как тогда. В памяти немедленно всплывает день почти двенадцатилетней давности, такой яркий, словно был в прошлом году. Слишком уж отчетливыми были воспоминания о том, как вода заливалась в уши и наполняла легкие. Желудок сводит судорогой от экстремального перепада температур, а ноги просто-напросто отказываются двигаться, но он идет вперед, бредет до тех пор, пока не оказывается в воде по шею. Вода хватает его длинными холодными пальцами за плечи и тянет на себя. — Ты что творишь? — ахает Тэхён, появляясь из воды. Потемневшие от воды волосы липнут к его лицу, а от взгляда его широко распахнутых глаз у Чонгука перехватывает горло. — Мне казалось, ты утопиться вздумал, — давит из себя Чонгук. — Ну ты и кретин… Ты ведь даже плавать не умеешь. Чонгук мысленно хвалит себя за то, что захватил теплую запасную одежду, и ругает за то, что не снял обувь. Тэхён говорит, что с ним все нормально, но Чонгук все же сгребает его в объятья и затаскивает на заднее сиденье. Его от холода все еще колотит дрожь. — Поверить не могу, что ты зашел за мной в океан. Как же твоя фобия?  — Мне казалось, что я умираю. Действительно, как там она поживает? — сердито ворчит Чонгук, обхватывая колени руками. — Думаю, меня просто переклинило, вот я и пошел. Тэхён качает головой и тянется к нему за объятиями, утыкаясь носом ему в грудь. — У тебя волосы мокрые, — отмахивается Чонгук. — Мне и так холодно. Тот запрокидывает голову и как-то совершенно неуместно улыбается. — Злишься. — С чего ты взял? — Злишься же. Чонгук бы рад его отпихнуть (отчасти из-за мокрых волос, а отчасти оттого, что действительно злится), но для этого слишком холодно. Чертовски холодно на самом деле, хоть все окна закрыты, на всю мощность работает обогреватель и подогрев сидений, а он в сухой одежде. Так что он тянется к переднему сиденью и достает из-под него две банки пива, предлагая одну Тэхёну. — Будешь? — Это что, пиво? — Ну не-ет, если ты скажешь, что никогда не пил пиво, я в тебя чем-нибудь кину. — Нечем кидать, — вздыхает Тэхён, принимая банку и внимательно ее разглядывая. — Я пил только вино на званых ужинах, да и то, знаешь, один бокал в месяц. И никогда не хотелось особенно. — Ты какой-то неправильный подросток. Еще скажи, что курить никогда не пробовал. — Вот как раз-таки и правильный. Не пробовал. А ты меня портишь, знаешь это? — он с щелчком открывает банку и поднимает на Чонгука взгляд. — Я прогуливаю уроки и целуюсь с мальчиками, пью пиво и даже… — А у меня есть с собой пачка сигарет, хочешь попробовать? Тэхён качает головой. — Давай портить меня постепенно, хорошо? Становится понятно, почему Тэхёну позволяют пить раз в месяц: развозит его от алкоголя неплохо. Сначала он морщится, говоря «фу, как вы эту мерзость пьёте», но потом вливается в процесс и быстро опустошает банку, пока Чонгук только начинает. Говорит, что готов портиться и «доставай свои сигареты» (на что Чонгук отвечает отказом), а потом лезет обниматься, утыкаясь мокрой макушкой ему в шею. Этот выходной, вообще-то, они планировали провести совсем иначе. Выходит, правда, так, что они просиживают на заднем сиденье в обнимку несколько часов, пока греются, и Чонгук время от времени ерошит его волосы, чтобы быстрее высохли. Тэхён до сих пор немного пьяный, теплый и очень уютный; он целует Чонгука в запястья и говорит, что тот на вкус как море.

○○○

С Чон Хосоком он знакомится на уроке физкультуры, как обычно совмещенным у двух классов. У Чонгука до конца учебного года освобождение от физкультуры из-за сломанного запястья, хоть это самое запястье давным-давно срослось, но когда бы еще выдался такой повод на то, чтобы отдохнуть от уроков? С первых рядов трибун он как раз отлично может наблюдать за тем, как страдают одноклассники, пробегающие двухсотметровку под надзором учителя. Тэхён, вообще-то, тоже должен быть освобожден из-за поврежденных ребер, но он почему-то сидит на искусственном покрытии и наблюдает за бегущими, дожидаясь своей очереди. Из-за этого Чонгук и проводит время в одиночестве, потому что даже Чимин, исправно подделывавший записки от мамы, теперь подтягивает свои оценки к концу года. Чонгуку до оценок не было никакого дела. Раздается громкий крик тренера, подкрепленный свистком. — Пак Чимин, ты собираешься бежать, или пройдешь всю дистанцию пешком? Чонгук усмехается, наблюдая за тем, как Чимин пересекает линию финиша. Все эти пропущенные уроки физкультуры значительно сказались на его спортивности. Чимин падает на покрытие, стараясь отдышаться, упирается в землю руками, а потом поднимает голову и ищет кого-то на трибунах взглядом. «Ну же, идиот, я на первом ряду…». Но Чимин кому-то устало и ярко улыбается, такой улыбкой, которая не каждому может быть адресована. Чонгук с толикой удивления смотрит туда же и (в этом можно было сомневаться?) видит Мин Юнги собственной персоной. Тот держит на весу перед собой книгу в темной обложке — Чонгук мог поклясться, что ранее видел ее у Чимина — и слегка прохладно улыбается. Факт того, что Юнги умеет улыбаться, ввергает Чонгука в удивление. Он едва-едва не засыпает, когда кто-то трогает его за плечо. — Чон Чонгук, верно? Очень много о тебе слышал и решил, что нужно проверить это лично. Чонгук поднимает взгляд сначала на протянутую ладонь, а потом и на лицо незнакомого парня, которого он до этого вообще не видел. Чон Хосок? Он не выглядит человеком, которого стоит остерегаться, и улыбается так, как улыбаются люди, уверенные в своем обаянии. — Очень приятно, — отвечает он и улыбается, пожимая ему руку. — Чон Хосок? — Ух ты. Слухи идут впереди меня, как я погляжу. Он самый. Я присяду? Чонгук пожимает плечами. — И что, к примеру, ты обо мне слышал? — В частности об этом, — он кивает на руки Чонгука, мирно сложенные на коленях, и тот сразу понимает, в чем дело — у него безбожно разбиты все костяшки. — Очень лестно, что об этом говорят, — улыбается Чонгук. — А ты от меня чего хочешь? — Узнать тебя получше, зачем еще знакомятся? — спрашивает Хосок в притворном удивлении, невинно округляя глаза. — Хорошо, ну узнаешь ты меня получше, а что потом? Хосок улыбается с хитринкой, чуть щурясь. — Раскусил. Я собирал старых друзей, но практически все они разъехались кто куда… — То есть, ты собираешь банду, — кивает Чонгук. — Не прямо так, но суть ты уловил. — А на черта тебе это нужно в самом конце года? До конца учебы только месяц остался, а потом все опять разъедутся кто куда. Хосок отрывает от него взгляд, долго смотрит на поле и наблюдает за бегущими учениками, а потом в конце концов кидает на него взгляд. — Никогда не поздно, Чон Чонгук. Тем более, что как раз на конец года я задумал что-то занятное. Подумай над этим, хорошо? Чонгук заранее знает, что ни за что не согласится, потому что кто знает, что в понимании Хосока «занятно». А во-вторых, сам Хосок у него никакого доверия не вызывал.