Full lungs

      И с тех самых пор получается так, что все чаще вместе с ними зависает и Сонми. Хорошо, Чонгук мог с этим смириться — в конце концов он даже обнаружил, что с ней есть о чем поговорить. Но им с Тэхёном теперь катастрофически не хватало времени наедине. Чонгук стоит на школьном крыльце, поправляя лямку рюкзака на плече, и вглядывается в толпу учеников, пытаясь выглядеть розовую макушку. Совсем недавно прозвенел звонок, и оба класса, гомоня и обсуждая прошедшую контрольную, повалили из главного входа. — Кого-то ждёшь? — интересуется кто-то из-за плеча. — Не меня ли? Чонгук оборачивается и на автомате подтягивает рюкзак на плече повыше. — Нет. Хосок улыбается одной из своих этих тщательно настроенных улыбок, которые непременно задевают что-то внутри. — А жаль. Что делаешь сегодня? Они с Тэхёном собирались завалиться к Чонгуку домой, чтобы порубиться в компьютерные игры, доделать домашку и просто провести время вдвоем, без чужих глаз. — Есть дела. А что? Хосок пожимает плечами. — Позависали бы вместе. Я хотел бы тебе кое-что рассказать… — А здесь нельзя? Я свободен ближайшие пять минут. — Нет, это разговор, который требует нужной атмосферы и много времени. — Он хлопает Чонгука по плечу и улыбается лукаво. — Хорошо проведи свои дела. Чонгук улыбается, а потом интересуется как можно небрежнее: — Как твой вселенский план по тому, чтобы добиться Пак Чимина? — В начальной стадии, — смеётся Хосок. — К концу года точно его завершу. А что? Ты хочешь мне помочь? — Нет, я всего лишь нейтральный наблюдатель. — Очень жаль. Судя по всему, он к тебе прислушивается. Чонгук вспоминает то, как Чимин послал его, стоило ему только заикнуться про то, что следует расстаться с Юнги. — Нет. В этом плане он чертовски своевольный. — Вот оно как, — тянет Хосок, а потом смотрит куда-то за его плечо и присвистывает. — А это что за цыпочка? Чонгук оборачивается и сразу понимает, о ком он говорит — Сонми стоит у своего припаркованного пикапа и о чем-то разговаривает с Тэхёном. — Я думал, ты не по девочкам, — роняет он саркастично. — Что, настолько красивая, что изменила твою ориентацию? Хосок закатывает глаза. — Она вьется около твоего Тэхёна, вообще-то. Это меня и заинтересовало. Ты ведь такой ревнивый мачо… Эй, погляди, она идёт к нам. Наверное, ее приманила моя природная сексуальность. — Чонгук-а, — восклицает Сонми и тянет его в объятия. — Рада тебя видеть. Как день? Чонгук обнимает ее в ответ, улыбается с неловкостью и встречается с удивленным взглядом Хосока. — Неплохо. Ты что тут делаешь? — Пришла встретить вас на машине, думала съездить куда-нибудь… — И она с любопытством смотрит на Хосока, вежливо улыбаясь. — Не познакомишь со своим другом? Наверняка всего лишь формальность; Чонгук поклясться мог, что она уже давно выведала о нем информацию. — Оу, точно. Это — Чон Хосок, учится в параллельном классе. Хосок легко кланяется и улыбается ей жутко гетеросексуальной улыбкой — невозможно, чтобы он не был заинтересован в девушках, быть не может. — Ли Сонми. Приятно познакомиться. Они глядят друг на друга заинтересованно, пока Хосок не интересуется: — Откуда вы с Чонгуком знакомы? — Мы дружили в детстве, — тут же вклинивается сам Чонгук. — Лет десять назад. Приехала погостить в город на месяцок. Сонми приподнимает брови. — Ничего себе, — улыбается Хосок. — Ни за что бы не подумал. В любом случае, приятно было поговорить, но мне уже пора. Надеюсь, мы ещё увидимся, Сонми. И он уходит, хлопнув на прощание Чонгука по плечу. Сонми этой атакой обаянием, кажется, совсем не впечатлена — она поворачивается к Чонгуку и интересуется: — Подруга детства? — А что бы ты предложила сказать? Правду, что ли? Она слишком дико звучит. Пока они идут через школьный двор к парковке, Чонгук замечает десятки взглядов на них — откровенно недоуменные, завистливые или вовсе голодные. Сонми привлекает внимание — на нее пялятся все, кому только не лень. Наверное, теперь все будут думать, что она девушка Чонгука. Интересно. Ее машина — видавший виды пикап, выкрашенный в частично черный (частично — потому что краска облупилась, являя миру ржавый кузов). Чонгук тут же прыгает на заднее сиденье к Тэхёну и мягко сжимает его пальцы вместо приветствия. — Ну как, — интересуется он, когда пикап выруливает с парковки. — Куда-то едем? — Я думала, что можно было бы съездить в горы, у меня как раз полный бак бензина. Чонгук переглядывается с Тэхёном, и тот пожимает плечами. Внутри поселяется противное разочарование — он ведь так надеялся на то, что конец этого дня они проведут наедине, только вместе. — Чонгук, поедешь? Или домой отвезти? Чонгук пожимает плечами, опуская взгляд на свои колени. — Знаешь, вези домой. И уже на подъездной дорожке, когда пикап отъезжает, он набирает номер Хосока, который был на всякий случай записан у него в контактах. — Хэй? — говорит он, только тот принимает вызов. — Ты хотел позависать вместе?

○○○

Они встречаются у самого популярного среди молодежи клуба, но внутрь не заходят. — Ну как, — ухмыляется Хосок, протягивая ему банку пива, — что там с твоими делами? — Нет уже никаких дел. — Проблемы с отношениями, что ли? Подруга соблазняет парня? Звучит, как сюжет. — Да прекрати ты. Все у нас нормально. Просто стало интересно, о чем ты хочешь мне рассказать. Хосок пожимает плечами и кивком приглашает его идти за собой; они усаживаются на лестницу, которая ведёт вниз, к клубу, находящемуся в подвальном помещении. Глухо грохочут басы музыки, слышны разговоры и смех, но они не настолько громки, чтобы мешать разговору. — Это подходящая атмосфера? Я даже боюсь спросить, о чем мы будем разговаривать. — Ничего особенного, — тянет Хосок, щёлкая банкой и устраиваясь на ступеньках поудобнее. — Кстати, ты можешь сказать, как там дела у Чимина с Мин Юнги? Все гладко? Не ссорятся? Чонгук закатывает глаза так сильно, что теряет Хосока из виду. — Ты хотел узнать у меня про Чимина? Ты серьезно? — Нет, это так, между делом. Так что? — Слушай, я не знаю. Я не лезу в их отношения и дальше не собираюсь. Хосок смотрит на него с лукавым прищуром, запрокинув голову назад и опираясь затылком о стену. — Сигареты не найдется? — Не курю. — Надо же, — щёлкает языком Хосок. — Ну и ладно. Я знаю, что тебе не совсем нравится Юнги. Точнее, совсем не нравится. Так чего бы ты хотел для своего друга? — Чтобы он нашел какую-нибудь милую девочку, под стать ему, и не парил себе мозги. Не тебя. — Ты думаешь, что я для Чимина — неподходящая партия? — Я — не его мамочка, чтобы о таком думать. И я не буду вмешиваться в его личную жизнь. Закрыли тему. И Хосок смеется, откинув голову назад, а потом тянется и хлопает его по плечу. — Закрыли так закрыли. Сам все выясню. Чонгук изучает его лицо взглядом, а потом спрашивает серьезно: — Он тебе правда так нравится? — Допустим, да. Если бы мне нужно было переспать с кем-нибудь, я бы нашел девушку. А с ним я хочу быть. Понимаешь? Должен понимать. Представь, что бы было, если бы Тэхён уже с кем-нибудь встречался, а ты бы точно осознавал, что ты для него — лучший вариант? В такой аналогии Чонгуку становится гораздо более понятно, и он может посмотреть на это с совершенно другой стороны. Кажется, ему Чимин действительно нравится. — А ты… Как ты понял, что ты… ну, что ты гей? — Запросто, — пожимает Хосок плечами. — После того, как меня начали возбуждать актеры порно, а не актрисы. — Ох, — стонет Чонгук. — Можно было без подробностей. — Ты спросил, а я ответил. Нет, если честно, то это не пришло как-то неожиданно. Скорее… Черт, это как когда ты очень сильно чем-то увлекаешься, а потом постепенно понимаешь, что это на самом деле не так и круто. — А ты не думал, что на самом деле бисексуал? Хосок склоняет голову к плечу, смотрит на него сощуренными глазами и отпивает из банки. — Нет, не думал. У меня стоит на девушек, но секс с ними… Сухой какой-то. Я почти ничего не ощущаю. А что? Ты думаешь, что ты можешь быть би? — Я не знаю. Это все странно. Я в жизни подумать не мог, что влюблюсь в парня. — И в этом нет ничего такого. — Тогда почему ты ото всех это скрываешь? Долгий взгляд с непонятными эмоциями, и Хосок поднимается, бросая: — Подожди тут, я найду у кого-нибудь сигареты. Курить хочу — умираю. Чонгук откидывается назад, проследив за ним взглядом, и вздыхает. Он на самом деле бы тоже от сигареты не отказался — два года никотиновой зависимости даром не прошли. Все это подростковое (и не только) дерьмо очень сильно забивало мозги. Казалось, что у него не было никаких особенных проблем, но на самом деле он не переставал ощущать постоянную тревогу и давление, словно бы надвигалось что-то ужасное. — Будешь? Он вскидывает голову — Хосок протягивает ему сигарету, держа ее двумя пальцами. — Я подумал, тебе захочется. — Спасибо, — вздыхает Чонгук. — Захотелось. Он прикуривает у уже зажженной сигареты Хосока и впускает в лёгкие дым, наполняя рот знакомым горьким вкусом. Горло чуть першит с непривычки, но он делает одну глубокую затяжку за другой, жадно запоминая вкус. Хосок садится рядом, наблюдает за ним с ироничной улыбкой и замечает: — Не куришь? — Бросил. — Вот оно — современное поколение: мы ещё не выпустились из школы, но уже бросаем курить. Чонгук качает головой, выпуская дым в прохладный вечерний воздух; уже давно начало темнеть, и небо над ними окрасилось в сизо-синий, показывая первые звёзды. — Какие времена, такое и поколение, — замечает он негромко. Они молчат, пока не выкуривают сигареты полностью; Чонгуку теперь не так нервно, привычный ритуал будто привел мысли в порядок. — Хочешь знать, почему мне так хотелось заполучить тебя в свое ближайшее окружение? — спрашивает вдруг Хосок. — Когда я вернулся в школу, то первым делом начал узнавать, что происходило за годы моего отсутствия. Мне рассказали про тот случай двухлетней давности — про тебя и Чон Ынджэ. Он замолкает, сминает пустую банку и задумчивым взглядом уставляется куда-то в небо, будто обдумывая будущие слова. И продолжает: — Знаешь, почему это так меня заинтересовало? Тут нужно идти с самого начала… Мои родители развелись, когда я был совсем маленьким, а потом, когда мне было четырнадцать, папа снова женился. Я ничего не имел против мачехи, но у нее был сын на три года старше меня. Знаешь, как его зовут? Чон Ынджэ. С этим именем у Чонгука в голове немедленно проносится вереница воспоминаний и ассоциаций; если быть честным, то он предпочитал не вспоминать об этом слишком часто. Вот его подстерегают в коридоре и вытаскивают за угол, где обычно люди не ходят. На него смотрят с превосходством, с пренебрежением: конечно, они ведь выпускники, а он всего лишь первогодка. Чонгуку только и остаётся, что бросать волчьи взгляды — старшеклассников слишком много против него одного. «Всего лишь поговорим», — говорит один из них, самый высокий и статный, с пронзительными светло-карими глазами. А потом Чонгуку под дых прилетает его кулак, и он даже сам не понимает, что им движет. Он рычит и хватает Чон Ынджэ за волосы и со всех имеющихся сил бьёт его лицом о стену. Хруст. Вскрики. Кровавое пятно на стене. — Тот… что учился у нас, так? Выходит почему-то сипло и неуверенно, но он просто обязан уточнить — хотя ясно, что будь это просто совпадением, Хосок не стал бы об этом рассказывать. — Он самый. Мы с ним сразу друг друга возненавидели. Но была такая загвоздка: папа во всем потакал мачехе, и если что-нибудь происходило, виноват каждый раз оказывался я. А Ынджэ всегда старался выжить меня из дома… Хосок закатывает длинный рукав рубашки и кладет руку ладонью вверх. — Знаешь, что это? — спрашивает он, проводя пальцем по белесому широкому рубцу чуть выше запястья. — Думаю, догадываешься. Когда мне было пятнадцать, он полоснул меня бритвой по запястью и рассказал родителям, что я пытался покончить с собой. О, конечно, мне не поверили — решили, что я пытаюсь его подставить. Он горько усмехается и опускает рукав обратно, качая головой. — А потом я уехал в Штаты. Но это та версия, которую знают все, но на самом деле я учился эти годы в закрытой христианской школе для мальчиков, дабы «встать на путь истинный». Просто родителям это показалось слишком позорным, чтобы говорить об этом всем. Потом появились некоторые… проблемы, и мне пришлось вернуться сюда. Он замолкает и смотрит Чонгуку прямо в глаза, и тот впервые понимает, насколько все-таки у него пугающий взгляд. — Я узнал о том, что ты с ним сделал, совсем недавно. Спасибо тебе за это. Ты не представляешь, как это испортило его жизнь. Я чертовски тебе благодарен. — Ты… — Чонгук прокашливается и качает головой. — ты сейчас с ним общаешься? — Нет. Я поставил папе ультиматум, что-либо я, либо Ынджэ, но… В общем, сейчас я живу с другом, а потом что-нибудь решу после окончания школы. Поверить в такое количество новой информации, открывающей Хосока совсем с другой стороны, оказывается слишком сложно. — Я думаю, — тянет Чонгук в неловкости, потому что сказать что-то нужно, а он — не мастер в словах утешения. — Думаю, что он ещё одумается. Не мог же он променять женщину на сына? — Мог. Уже четыре года как может. Спасибо за поддержку, так или иначе. Я все равно свалю отсюда к лучшей жизни, и как — уже без разницы. Он расслабленно выдыхает, улыбается краешком губ и уточняет: — Я рассказал тебе об этом, чтобы ты понимал, почему я захотел с тобой общаться. А то вдруг ты подумаешь, что я в тебя влюблен или подобная дурь… Черт, пойду-ка я куплю сигареты. Тебе брать? Чонгук мотает головой, потому что бросил — значит бросил. Теперь уже совсем темно, в клуб подтягиваются люди (окидывают его любопытным взглядом, спускаясь по лестнице), а фонари разгораются в полную силу. Чон Хосок, со всеми этими его улыбками, бесконечным обаянием и лукавыми взглядами, кажется таким человеком, который Чонгуку бы никогда не понравился. Слишком уж много двойственного: кажется, от таких можно ожидать удара в спину. Но теперь, когда он узнал Хосока получше, то мог смело утверждать, что он был едва ли не самым искренним человеком из его окружения.