Full lungs

Чимин всегда питал к Шинхо не самые тёплые чувства. Шинхо редко трогал его (правда, если трогал — это все очень долго заживало), больше предпочитая задевать его словесно. После той рассылки о Чимине и господине Чхве он начал откровенно его терроризировать. «Сколько стоит минет, Чимин-а? Мне будет по карману?». «А сколько берешь в час? Можно скидку по знакомству?». «Зачем тебе учиться, раз ты нашел такую прибыльную профессию?». Чимин терпит с каменным лицом, иногда огрызается и посылает его куда подальше, но и не больше того, потому что потворствовать ему не собирался. А потом Шинхо кончает жизнь самоубийством. О нем было не так много известно, вообще-то, хоть они учились в одном классе; и только когда он погиб, Чимин впервые увидел его родителей. Он не ощущает жалости. И он не должен был. Юнги, когда они встречаются на спортивном поле, тут же спрашивает: — Всё то, что говорят о Чон Чонгуке — ведь неправда? Чимин тут же отрицательно мотает головой. — Неправда. Я действительно был с ним ночью, и если он не обладает даром телепортации, то он никак не мог попасть туда. А что не так? Юнги пожимает плечами, отворачиваясь. — Ничего. — Врешь. Что-то случилось, так ведь? — Случилось? Ну, как бы да, Ю Шинхо этой ночью спрыгнул с моста. Высота — всего метров десять, но он упал головой вниз и получил травму, несовместимую с жизнью. Проще говоря, его череп раскололся и пробил осколками мозг. — Хён, — шепчет Чимин. — Откуда ты это знаешь? — Я интересовался. И ещё одно: ты бы стал прыгать ласточкой с такого низкого моста, если бы хотел умереть наверняка? Выражение его лица, как и всегда, не меняется — в сокрытии своих эмоций ему не было равных. — Не стал бы. Ты намекаешь на то, что его убили? Хён, подожди. Не отвечай. Ты… Вы были близки или как? Мысль об этом была дикой — Чимин просто не мог представить, как Юнги бы уживался с таким человеком, как Шинхо. — В средней школе. — Хён… Они молчат довольно долго; Юнги в своей неосознанной тактильности снова тянется к Чимину и берет его за руку. Ощущение прикосновения чужой кожи вот так было успокаивающим. — Не расскажешь? Я имею в виду, если тебе нужно выговориться… И он внезапно вспоминает о том, как обратился к Юнги почти с такими же словами. Теперь Чимин понимал, что не зря — ему действительно было некому выговориться. — Ничего особенного. У него с детства был ужасный характер, да и у меня тоже… Мы были в этом похожи, из-за этого и сдружились. Вдвоем ненавидеть всех и вся было удобнее, чем в одиночку. К концу средней школы Шинхо стал выходить из-под контроля, и я даже не буду тебе рассказывать, в чем это заключалось. Я понимал, что я его друг, и что я должен быть всегда на его стороне… — Он прерывается, с бесстрастным видом пожимая плечами. — А потом у него обнаружили психическое отклонение. Антисоциальное расстройство личности, если быть точным. Это отсутствие совести, чувства вины и ответственности за свои поступки… Он мог запросто убить человека в приступе и даже не думать, что это неправильно. Я хотел помочь ему с преодолением этого, но черт возьми, у меня просто не хватило терпения. Мы прекратили общение. Конец истории. Молчание возобновляется, только теперь у Чимина больше нет слов, которые стоило бы сказать. Юнги поглаживает прохладными пальцами его запястье, ведя по голубым линиям вен, словно бы то, что он только что сказал — сущие пустяки. Он поднимает на Чимина глаза. — Что скажешь? — Ты думаешь, я могу что-то сказать? Я… м-м, я соболезную. Теперь я могу понять, какие у него были причины на то, чтобы быть таким… Он едва успевает остановиться, чуть не сболтнув лишнее, как всегда; его несдержанность в словах никогда не выходила ему в плюс. — Шинхо и без своего расстройства был ублюдком. — Это меня не утешило. — Это и не должно было, — вздыхает Юнги. — Я думаю, если он и не покончил с собой, то он сам виноват в своей смерти — зная его, я могу сказать, что он ее спровоцировал. Надо же — мне всего девятнадцать, а у меня уже умирают бывшие друзья. Не думал, что это случится так скоро. И так всегда — когда нужно молчать, у Чимина обязательно находились слова, а если нужно сказать что-нибудь, то в голове воцаряется полная пустота. — Мне жаль. Юнги криво усмехается на это, но ничего не говорит, снова возвращаясь к запястьям Чимина.

○○○

С Чон Хосоком у них всегда были довольно странные отношения. Они не особенно общались в средней школе, правда, их часто ставили в пары по каким-нибудь проектам. Хосок частенько околачивался у него дома, пока Чимин выполнял львиную долю всей работы (он невзлюбил его именно из-за этого). Зато он относился к нему весьма дружелюбно, если сравнивать со всеми остальными. Хосок говорил: «Мне плевать, что будут думать остальные». Он был одним из самых популярных парней параллели, так сказать, «элита». Чимин не раз слышал, как его подначивали за то, что он с ним общается. Но они даже и не разговаривали толком — вел диалог в основном Хосок, а Чимин молчал в силу неуверенности. Средняя школа подходила к концу, надвигались переходные экзамены, и Хосок проводил у него все больше и больше времени. Чимин ясно помнил, когда это произошло: последний день, когда уже должны были объявить итоги тестирования. Возможно, в этом были виноваты гормоны, только начинающие бушевать и подталкивать на странные поступки. Так или иначе, Хосок его поцеловал. А может и наоборот, он так и не понял. Он помнил собственный шок и шок в глазах Хосока, его неловкое: «о, черт». А особенно хорошо ему запомнилось то, что они не пересекались целое лето, а в самом начале учебного года Чимин от кого-то узнал, что Хосок, оказывается, улетел в Штаты. На этом история и закончилась. Он не мог понять, зачем Хосок это сделал. Чимин ведь был заучкой, ботаником не с самой идеальной внешностью, переживающей все прелести начала полового созревания. Странно это было. Когда он впервые за три года увидел Хосока, то не знал, что и думать. На его теперь уже гомосексуальный взгляд, Хосок стал чертовски привлекательным — он значительно вытянулся и растерял все мальчишеские признаки, выдававшие в нем школьника. У него почти что эталонные черты лица, широкие плечи и ужасно обаятельная залихватская улыбка. Чимин мог видеть, как по-волчьи смотрели на него все девушки. Они встретились взглядами, когда только начался урок, и Хосок ему подмигнул. Чимин постарался не реагировать — у него, как-никак, уже парень есть. (А в голове само собой всплывало то, что его первый поцелуй был именно с ним). Чимину казалось, что не произойдёт ничего серьезного, что у Хосока в Штатах мозги встали на место, и что теперь он будет общаться с подходящим ему кругом общения. И он опять, в какой уже раз, ошибся. Как-то раз на уроке Хосок подходит к его парте, дружелюбно улыбается и спрашивает: — Не занято? Я могу сесть? Чимин тут же теряется, не зная, что сказать, и чересчур спешно отвечает: — Занято, извини. И он ловит проходящего мимо Тэхёна за локоть, как можно незаметнее посылая ему умоляющий взгляд. — Сядешь со мной? Тэхён с удивлением смотрит сначала на него, потом на Хосока и снова на него, и пожимает плечами. — Ладно. Хосок улыбается. — Окей. А после уроков ты свободен? Мы могли бы прогуляться и поговорить… — Прости, у меня дела. — Ничего, как-нибудь обязательно пересечёмся. — Еще одна улыбка, от которой Чимин ощущает покалывание в щеках, и Хосок разворачивается, проходя к дальнему ряду парт. — Что это было? — интересуется Тэхён, выкладывая на стол учебники, и поворачивается к нему, вздернув брови. — Не бери в голову, — отмахивается тот. — И еще. Можешь сидеть со мной за партой на всех уроках? Тэхён давит улыбку. Кажется, все те годы, что Чимин был с ним в одном классе, он всегда сидел в одиночестве, за самой дальней партой, чтобы не привлекать лишнего внимания. — С удовольствием. Чимин думает, что не будь у него других претендентов на то, чтобы влюбиться, он бы обязательно присмотрелся к Тэхёну.