Full lungs

Когда они с Юнги только-только начали общаться, он редко показывал свои настоящие эмоции. Создавалось впечатление, что он создал себе тщательно поддерживаемый образ, этакую маску, которая бы скрывала его настоящего. Чимину развести его на проявление эмоций было крайне сложно — все, чего он добивался, были какие-то вымученные улыбки, лишенные чего-то искреннего и теплого. Глаза у него долгое время оставались ничего не выражающими. Как сейчас. Чимин смотрит на него, застыв, и чувствует отголоски того времени, когда они были друг другу практически чужими. Ну, теперь они снова, кажется, друг другу чужие. — Хорошо, — пожимает Юнги плечами. — Я не собираюсь тебе препятствовать или молить тебя остаться, если это то, чего ты хочешь. Чимин делает глубокий вздох. Ладони отчаянно взмокают и трясутся, приходится крепко-крепко стиснуть их в кулаки, чтобы никак этого не выдать. — Хён, — пытается он начать. — Прости. Пожалуйста, прости меня, но ты тут вообще ни в чем не виноват. Просто… это я. Я не могу так. — О-о, «дело не в тебе, дело во мне», значит, — кивает Юнги. — Как-то банально, не находишь? Ты бы мог придумать что-нибудь поинтересней, чтобы бросить меня. Господи. Господи, как же ужасно это звучит. — Да причина даже не в этом, понимаешь? — Нет, не понимаю. В чем тогда? Удиви меня. Смотреть в глаза Юнги слишком сложно из-за давящей вины, и Чимин опускает взгляд вниз, рассматривая мыски своих потрепанных кед. — Это… Просто… Черт, я боюсь того, что будет дальше. После того, как мы выпустимся. — В том смысле, что после выпуска мы разъедемся по разным городам? — Да. Именно в этом. Ты сам говорил мне, что хочешь уехать в Штаты. — Я говорил тебе это, когда мы только начали общаться. Но с того момента, как мы начали встречаться, я твердо решил для себя, что поеду за тобой куда угодно. Причина только в этом? От этого Чимину становится только хуже. — Нет. Не только. Слушай, я просто понял, насколько сильно к тебе привязался. И я думаю, что будет лучше, если мы прекратим это сейчас, чем если это перерастет во что-то серьезное. — Ты себя сам слышишь? В голосе у него — ни капли эмоций, и Чимин даже специально поднимает глаза, чтобы взглянуть ему в лицо. — Хён… — Ладно, ты не должен оправдываться. Это целиком и полностью твой выбор, и не мне… Надеюсь, с тобой все будет хорошо. Чимин крепко кусает щеку изнутри. — Прости, хён, — наконец получается выдавить ему. — Я не думал, что к такому все приведет, когда только познакомился с тобой. — Ничего. Можешь идти. — Юнги-хён… — Можешь идти, Чимин. Уходи. Пожалуйста. Чимин мнется, крепко стискивая ткань кофты в пальцах и пытаясь подыскать слова на прощание. Ничего не находится. И он, опустив голову, быстрым шагом спускается с трибун, едва-едва сдерживая себя от того, чтобы обернуться. Если быть честным, то не раз случалось такое, что Чимин думал о том, что будет, если они расстанутся. Воображать себе причины было довольно по-самоедчески, но он почему-то никак не мог прекратить представлять себе все возможные варианты исхода событий. Например, Юнги бросит его из-за того, что он нашел себе кого-то другого. Или из-за того, что Чимин ему надоел. Или — самое вероятное — из-за того, что они все же разъезжаются по разным городам, потом пытаются поддерживать отношения на расстоянии, а потом Чимин и сам поймет, что их общение исчерпало себя, и он просто навязывается. Но он ни за что в жизни бы не подумал, что закончить отношения захочет именно он. Да и тем более из-за такой причины. Чимин действительно боялся того, что случится, если он полюбит его, отдаст себя на все 180 процентов, врастет в него ветками и корнями, а потом им уже придется расстаться. Лучше оборвать первые ростки зависимости сейчас, чем потом остаться с развороченными нутром и чувствами. Что, в принципе, было ожидаемо, после этого он ощущает себя хуже некуда. Сам виноват. Заслужил целиком и полностью. Сначала душит вина: вины так много, что хочется просто прибежать к Юнги обратно, попросить прощения и сказать, что это все — необдуманный поступок, только бы исчезло это мерзкое чувство. Но нельзя. Нужно начинать отвыкать. А потом, когда он, собственно, осознает в полной мере, что сделал, то становится больно. Вина неприятно колется, напоминая, каково наверняка стало Юнги после того, как Чимин буквально скомкал их отношения и выбросил ему в лицо. Хочется написать Юнги, чтобы поделиться всем, что его гложет, да так сильно, что пальцы чешутся. Как-то раз он даже не удерживается и обнаруживает себя с открытой перепиской, которую они закончили на чем-то отвлеченном и глупом. Он просто остолбенело пялится на последнее сообщение от Юнги («ложись спать, тебе завтра вставать рано»), не понимая в чем дело, пока до него не доходит. Ах. Точно. Это становится толчком, чтобы Чимин без колебаний удалил номер Юнги из контактов. Стереть историю переписки он, к слову, не решается. В школе Чимин старается всячески избегать всех мест, где мог бы с Юнги столкнуться. Это, в принципе, никаких затруднений не вызывает: расписание параллельного класса он знал, как свое собственное, так что обходить все места возможной встречи удается легко. По привычке на обеденном перерыве то и дело хочется завернуть в коридор, ведущий к выходу к спортивному полю, и он пару раз себя от этого отдергивает. В кафетерий нельзя — там Чонгук и Тэхён, сладкая до омерзения парочка, с ними только хуже станет. Вот он и проводит перерывы в компании своих сигарет, в коридоре самого дальнего крыла. Да-да, того самого, где ремонт, строительный мусор и воняет сырой штукатуркой. Проходит несколько дней, пока он сам не решается выглянуть в окно второго корпуса, из которого, как на ладони, были видны трибуны. Юнги там нет. В Чимине это селит отвратительное чувство тревоги. Ничего, вот еще максимум один месяц, и он уедет отсюда. Там новое окружение, которое ничего не будет подозревать о его прошлом, новые друзья, новая любовь… Но наравне с тем, чтобы представлять себе возможные плохие концы, Чимин представлял и хорошие. Например: что, если они с Юнги каким-то чудом смогут поступить в один университет, потом заселятся в одно общежитие и будут обычными студентами без непонятных темных историй? Что, если они отучатся, будут снимать уютную квартирку в спальном районе и никогда больше не будут вспоминать то, что происходило в этом городе? Когда он проматывает это мысленно, лежа в кровати перед сном, в глазах копятся слезы. Пятница, уроки только-только подошли к концу, и он наконец может выдохнуть спокойно. Учебная неделя подошла к концу, до выпускных экзаменов осталось всего ничего. Главное — совсем немного потерпеть… После последнего урока Чимин замечает, что около ворот школы его ждёт Чон Хосок, и из-за этого ещё полчаса сидит в библиотеке. Ему совсем не хотелось с кем-либо говорить, с Хосоком — тем более. Поэтому на пришкольной территории совсем пусто (конечно, в пять вечера-то). Чимин накидывает капюшон толстовки на голову, когда выходит из главных дверей, ищет было в карманах наушники, как краем глаза замечает то, от чего его будто окатывает ледяной водой. Он застывает, словно вмерзнув ногами в асфальт, и с медленно вскипающим ужасом наблюдает за тем, как глянцевитый черный автомобиль проезжает через парковку и останавливается рядом с ним. Чимин смотрит в чёрное тонированное стекло, замерев, и даже не знает, что думать. Все мысли из головы вышибает концентрированный животный страх. Нет-нет-нет, быть такого не может, может, просто кто-то захотел дорогу спросить, это наверняка даже не та машина, просто похожая на нее. С тем же номерным знаком. Стекло съезжает вниз, и он встречается взглядом со своим самым страшным ночным кошмаром. — Хэй, куколка, — усмехается господин Чхве. — Скучал по мне? Нет, это просто чудовищная ошибка. Нужно просто развернуться и уйти, будто бы он и не знает, что происходит. — Садись в машину, золотце, — улыбается тот, указывая на дверь с другой стороны. — Иначе крупно пожалеешь. — Нет, — говорит он, удивляясь своей дерзости. — Я не хочу. — Я не спрашиваю тебя, хочешь ты или нет. Главное — я хочу, чтобы ты сел в мою чёртову машину. Ты понял меня? Не забывай, что я до сих пор знаю, где учится твоя младшая сестра. Пак Арым, так ведь? Такая чудесная девчушка… У Чхве глаза смеющиеся, полные какого-то превосходства, словно бы он понимает, что Чимин не сможет отказаться. У Чимина даже горло перехватывает от тошнотворного страха. Страха за сестру и за свою жизнь. И именно этот страх заставляет его на негнущихся ногах обойти машину, дёрнуть ручку и сесть внутрь. — Хороший мальчик, — воркует господин Чхве. — Надеюсь, ты продолжишь быть таким же благоразумным. Чимин сжимается, уставившись остекленевшим взглядом в подголовник переднего сидения, и садится впритык к дверце. Чхве придвигается ближе и берет его горячими влажными пальцами за подбородок, отчего Чимин дёргается в отвращении. Машина выезжает на шоссе и выруливает в сторону, противоположную от его дома, увозя его уже в знакомом направлении. — Ну же, золотце. Не вороти нос. — Пожалуйста, господин. — Голос у него, как бы он не пытался это сдержать, подрагивает. — Не надо. — Мне нравится, когда ты называешь меня господином. Но совсем не нравится, когда ты думаешь меня не слушаться. Чимин послушно поворачивает к нему лицо, но все же скашивает взгляд, ощущая, как дрожат губы. Господин Чхве осматривает его лицо, словно какой-то товар, твердо придерживая его за подбородок, а потом щелкает языком. — Ты так изменился с нашей последней встречи, куколка. Стал таким красивым, просто налюбоваться не могу. Чимин чувствует колючий комок, встающий прямо поперек горла и мешающий дышать. Нет, последнее, что ему сейчас надо — так это реветь. Но он смотрит на проплывающие за окном знаки, указывающие на выезд из города, и уже может себе представить, как все это кончится. Поместье за чертой города, глухой бетонный забор и камеры — при всем желании не сбежать; его наверняка за волосы вытащат из машины и поволокут внутрь, чтобы потом завести в подвал какой-то пристройки… От одной только мысли, что он испытает это снова, желание расплакаться становится только сильнее.  — Почему моя куколка куксится? — глумливо щебечет Чхве, охватывая его подбородок пальцами. — В любом случае, так даже лучше. Мне нравится, когда ты плачешь. Прямо как в старые добрые времена… Чимин дёргает головой, сбрасывая с себя его пальцы.  — Не трогайте меня, — говорит он тихо. — И вообще… Остановите машину. Чхве смотрит на него неверяще, а потом разражается громким смехом, словно бы услышал шутку.  — Остановить? — переспрашивает он и обращается к водителю. — Ты слышал? Остановите машину… Ты забываешься, Чимин-а. Водитель смотрит на него через лобовое зеркало и неприятно усмехается. Чимин крепко стискивает челюсти. Нет, прошло то время, когда он будет просто молчать и повиноваться, теперь ему не пятнадцать, теперь он знает себе цену. И черта с два он поддастся.  — Да пошел ты, — выплёвывает он. Удар в челюсть не такой сильный, каким бы мог быть — в салоне машины не размахнешься особенно. Но так или иначе, от этого он ударяется головой о стекло, а в ушах от этого кошмарно звенит.  — Повтори-ка? — шипит Чхве, хватая его за волосы на затылке и задирая его голову вверх.  — Пошел, — повторяет Чимин медленно, глядя ему в глаза с вызовом, — нахер, сукин ты сын. В сузившихся глазах Чхве бурлит ярость, но он отпускает волосы Чимина и легонько похлопывает его по щеке, отодвигаясь на сидении.  — Ничего, куколка. Я тебе покажу свое место. Чимин ведь всегда боялся боли. Он на своем опыте знает, что стоит за этими словами, и повторения этого не хотел бы точно. Непонятно, откуда это в нем взялось столько храбрости? Радует, что Арым не в городе, а у тети в Пусане, ей пока ничего не сделают. Стоит машине немного набрать скорость на магистральном шоссе, он резко подаётся вперёд и, воспользовавшись эффектом неожиданности, отталкивает водителя и хватает руль на себя, резко выкручивая его в сторону. Машина виляет вбок, слетает с шоссе и врезается в бетонную стену ограждения, а сила удара такая, что его бросает вперёд, прямо на лобовое стекло. Капот всмятку. Лобовое стекло с тугим хрустом покрывается трещинами, салон наполняется запахом газа из подушек безопасности, а от удара головой о приборную панель в глазах темнеет. Водитель без сознания, но Чхве наверняка жив-здоров, без единой царапинки. Он ревёт от ярости, хватает его за лодыжку и тянет на себя. Чимин лягается в ответ — не хватало бы ещё, чтобы его побег так позорно сорвался. Он цепляется взглядом за все, что может быть использовано, как оружие, пока не осознает, что у водителя оно наверняка есть. Правда, если он очнётся, все станет в три раза хуже. В крови плещется адреналин, и ни о каком хладнокровии речи быть не может. Чимин судорожно охлопывает пиджак водителя, пока не находит пистолет у того в кобуре на поясе. Вот оно. У него дрожат руки, когда он оборачивается и наставляет его на Чхве. Тот сразу же бледнеет, застывает и вскидывает руки вверх. Трус.  — Я ухожу, — медленно проговаривает Чимин, — и ты никак не пытаешься мне воспрепятствовать. Иначе я прострелю тебе голову. Он нагло блефовал — он и понятия не имел, как вообще пользоваться оружием, и даже не догадывался, стоит ли пистолет на предохранителе. Но Чхве ему верит, тут же кивая.  — Телефон, — говорит Чимин, протягивая руку. — Давай сюда свой телефон, живо! В ладонь ему ложится айфон последней модели, и он, продолжая наставлять на Чхве оружие, вытаскивает телефон из кармана пиджака водителя.  — Ты об этом пожалеешь, — шипит Чхве. Чимин не сомневается. Он хватает с сиденья рюкзак, вылезает через открытое окно и отходит от машины, только и надеясь на то, что в салоне не было другого оружия. Через несколько метров Чимин срывается на бег. И что делать теперь? У кого просить помощи? Идти в полицию — заведомо плохая идея, там над ним посмеются и выпроводят из участка. Школа? Нет. Просто нет. К Хосоку идти смысла нет, что он может сделать? С Чонгуком то же самое. Юнги? Чимин крепко жмурится, пока переводит дыхание. Пот, стекающий по лбу, попадает прямо в кровоточащую рану, из-за чего кожу ужасно жжет. Он набрасывает на голову капюшон, стоит ему дойти до более-менее оживленной улицы, воспроизводя в голове: «Пусть капюшон станет твоим лучшим другом». Администратор на первом этаже бизнес-центра, куда он врывается, весь взмыленный, вскакивает с места.  — Молодой человек! С вами все в порядке? Ага. В полнейшем.  — Мне нужно кое к кому попасть, — выдыхает он, утирая пот вперемешку с кровью со лба, чтобы не заливались в глаза.  — Я не могу пустить вас без пропуска…  — Это срочно! — восклицает он. — Мне надо увидеть мать, прошу, это не терпит отлагательств. Администратор остаётся непоколебимой.  — Нет пропуска — нет входа. Молодой человек, вы не можете… Охрана! Чимин перескакивает через турникет и жмёт на кнопку вызова лифта, молясь про себя, чтобы его не поймали. Если поймают — обнаружат пистолет в рюкзаке, и проблем ему точно не избежать. Он никогда не был так рад быстро срабатывающим дверям лифта. Мать сидит за письменным столом и с напряжённым видом перебирает какие-то бумаги, когда Чимин врывается в ее кабинет, задыхаясь от бега.  — Чимин-а? — ахает она, тут же вскакивая с места. — Сынок, что произошло?  — Мам, — давит он из себя, опускаясь на диван. — Только выслушай меня внимательно, хорошо? В конце концов, у него не было выбора лучше, чем пойти к матери. Рискованно — Чимин почему-то ожидал услышать привычное «нет времени», или что похуже… Чимин начинает рассказывать с самого начала, с событий трехлетней давности, когда его силой затащили в машину, приставили пистолет к голове и поведали, что сделают, если он попытается сбежать или звать на помощь. Он опускает самые отвратительные подробности, но даже так лицо мамы становится все мрачнее и мрачнее. Он никому не рассказывал все настолько детально — ни Юнги, ни Чонгуку. Но после этого становится словно бы легче.  — Почему ты не сказал мне об этом, когда все только началось? — спрашивает она жёстко, стоит ему закончить. Чимин кусает губу. Да. Плохая была идея.  — Они угрожали тем, что сделают с тобой и Арым…  — И что? Ты думаешь, я не смогла бы разобраться?  — Но ты никогда не разбиралась с моими проблемами, потому что у тебя на это времени не было, и я подумал…  — Нет времени, — повторяет она. — Все то время, пока моего сына насиловал какой-то урод, у меня не было времени. Мама поднимается, подходит к окну и закрывает глаза ладонью.  — Чимин-а, я… Это ведь все ради вас было.  — Да ну? Время на то, чтобы выяснять отношения, не самое подходящее, если честно.  — Когда мы с твоим отцом развелись, он сказал мне, что я буду не в состоянии содержать семью. Он сказал, что я плохая мать. Понимаешь? Я так хотела, чтобы у вас было все, но… Кажется, зашла слишком далеко. Чимин крепко сжимает пальцы в кулаки и опускает взгляд на паркет.  — Да.  — Мне жаль. Но тебе стоило рассказать о том, что произошло.  — И что бы ты сделала? — усмехается Чимин горько. — Он держит на поводке полгорода благодаря деньгам, а мы…  — А твоя мать в хороших отношениях с областным прокурором, — усмехается та, оборачиваясь. Чимин застывает, глядя на нее во все глаза.  — Что? Как это?  — Ты же не думаешь, что после твоего отца…  — О боже, мам, — стонет он, закатывая глаза. — Я понял.  — У тебя есть какие-нибудь доказательства? Помнишь что-нибудь, что могло бы помочь? Чимин долго думает, пока не понимает, что в его рюкзаке, возможно, одна из лучших возможных улик.  — В самый раз, сынок, — улыбается она, принимая из его рук айфон. — Мы обязательно упрячем его за решетку. Он поплатится. Мама опускается рядом и обнимает его за плечи, поглаживая по влажным от пота волосам.  — Прости меня, — шепчет она мягко. — Прости. Чимин не сдерживает слез.