Full lungs

— Ты же говорила, что мы собираемся просто снять коттедж, — говорит Чонгук, наверное, слишком жестко, потому что у Чонён глаза как-то испуганно округляются. — Д-да, но, понимаешь, это для некоторых не самый бюджетный вариант, и… В конце концов, можно просто арендовать палатки, спальные мешки и подобное… Уютно, да? Чонгук жует губу и смотрит в небо. — Уютно, — усмехается он. Поездки на природу потеряли для него всю привлекательность и «уют» после того, как его с разбитым затылком протащили через чащу деревьев, чтобы потом сбросить в озеро с обрыва. Да и тем более проводить целую ночь наедине с двумя дюжинами людей со школы, некоторые из которых могли вполне обоснованно сохранить на него обиду… — Извини. Я действительно не думала, что все так изменится в последний момент. Чонгук переводит на нее взгляд и, спохватившись, осознает, что выражение лица у него наверняка не самое довольное. — Ничего, — говорит он, пожимая плечами. — Это же не твое решение в конце концов. И где вы планируете остановиться? Она сейчас скажет «озеро», и это будет, наверное, самая жестокая шутка. Хотя ничего удивительного в этом нет — в жаркое время северная часть озера, лежащая у шоссе, была популярным среди горожан местом. — В горах. Дальше по восточному шоссе, говорят, есть неплохие места для отдыха. — А как же москиты? — Двадцать первый век, Чон Чонгук, — закатывает глаза Чонён. — Изобрели такую вещь, как репелленты. — Я не знаю. Я с природой вообще не дружу, особенно, знаешь, спать на земле, никаких удобств цивилизации и прочее. — Пожалуйста, — тянет она. — Это же всего на одну ночь. Когда еще такой момент выпадет? Думаешь, так уж легко собрать столько людей в одном городе в одном месте? Этого может больше и не случиться. «Ну и ладно», — хочется ответить Чонгуку. — «Больно надо». — Хорошо, — пожимает он плечами вместо этого. — Ох, правда? — радостно щебечет она. — Ты не представляешь, как я рада. Спасибо тебе. Ой, и еще одна вещь: у тебя нет знакомых в городе с машиной? Нужно будет отвезти все походное оборудование, понимаешь же… — Я могу арендовать. Чонён всплескивает руками, а потом неожиданно подается к нему и обнимает, прижимаясь щекой к его плечу. — Знаешь, — вздыхает она, — все-таки очень жалко, что у тебя есть девушка.

○○○

«У меня есть девушка», — говорит он и сдержанно улыбается девушке, которая училась в параллельном классе и в старшей школе частенько строила ему глазки. Теперь эти переглядывания стали только интенсивней, а в конце концов она подобралась к нему и напрямую спросила про то, есть ли у него кто-нибудь. Предлог с наличием девушки всегда прокатывал, в отличие от честного «не заинтересован», которое Чонгук использовал сначала. Прокатило и с этой девушкой, имени которой Чонгук к своему стыду не помнил. Она поджимает губы и с уязвленным выражением на лице отходит. В окружении всех этих людей, которых он начинал медленно, но верно забывать, ему было крайне неуютно. Все разговаривали, сбившись в кучки, смеялись и всем своим видом говорили: «тебе тут не место!». Чонгук вздыхает, выискивая взглядом Чонён, и в конечном итоге решает хотя бы просто пройтись, чтобы хоть чем-нибудь себя занять. Чимина он не находит и с каким-то стыдом понимает, что стоило хотя бы написать и спросить, едет ли он в родной город… Приехала, наверное, только треть учеников с двух классов: кроме Чимина нет доброй половины самых отъявленных хулиганов. Чонгук вполне себе ясно представляет, где они могут находиться, и от этого понимания ему как-то странно. Он изо всех сил надеется, что подъедет хотя бы Хосок, потому что проводить все это время наедине с самим собой — не очень себе перспектива. Правда, когда он выходит к кромке деревьев, огораживающих небольшую поляну, то едва ли дар речи не теряет: на траве, прислонившись спиной к стволу дерева, сидит Мин Юнги и что-то пишет в блокноте. Кого-кого, а его он точно не ожидал увидеть. — Эм-м, — тянет он в неловкости, не зная, как начать разговор. — Привет. Юнги поднимает глаза, чуть хмурится и кивает. — И тебе привет. Чонгук мнется, переваливается с пяток на носки и все-таки решает присесть рядом, ничего лучше не придумав. — Не ожидал тебя тут увидеть. — Я тоже, — мычит Юнги, ставит в блокноте жирную точку, захлопывает его и оборачивается к Чонгуку, поясняя: — Я имею в виду, я тоже не ожидал увидеть себя здесь. Среди них всех. Юнги улыбается, и Чонгука это вводит в ступор. Перед ним, кажется, совершенно другой человек, он даже внешне как-то изменился: у него кожа ровного здорового цвета, а не пепельно-серая, из-под глаз исчезли темные мешки, а в глазах теперь стоит абсолютно другое выражение. Спокойное. Ничего похожего на то, что видел Чонгук, когда разговаривал с ним в последний раз. — Та-ак, — неловко начинает Чонгук, — где ты учишься? Я просто ничего не слышал о том, как ты сдал экзамены, и… Юнги пожимает плечами. — Я их не сдавал. Пропустил по состоянию здоровья, пришлось через год пересдавать. Из-за этого вы все сейчас переходите на третий курс, а я только на второй… Чонгук удивленно округляет глаза. — Ты не поверишь, но у меня абсолютно та же ситуация. Только я не по состоянию здоровья — я все завалил. Юнги качает головой. — Кто бы подумал, что мы окажемся в одной лодке, так? Разговор заходит в свой логический тупик, потому что им, в общем-то, даже не о чем разговаривать: единственное, что (а точнее, кто) их объединяло — Пак Чимин. Чонгук понимал, что даже упоминать его не то что опасно, а просто глупо, но… — Ты не знаешь, Чимин собирался приезжать? …Юнги спрашивает это первым, и Чонгук удивленно смотрит ему в глаза, не находясь с ответом. Конечно, он тут только ради него. Ради кого еще? Увидеть дорогих одноклассников, вспомнить старые добрые школьные времена? Ха-ха. — На самом деле, я с ним не созванивался, так что не знаю. Наверное, стоит позвонить, или… — Тут сеть не ловит. Слишком далеко от города. — А. Чонгук смотрит на телефон в его руках, потом на его резко посерьезневшее лицо, и предполагает: — Вы не виделись с ним после выпуска? — Виделись? — Юнги поднимает на него глаза и чуть кривит губы. — Нет. Кажется, он сменил номер, и ему выходить на связь вообще не надо… — Ах, точно. Дать его номер? — Нет. Не стоит. И на какое-то мгновение на лице Юнги мелькает то самое выражение, которое так плотно отпечаталось у Чонгука в памяти: какое-то мрачное, хмурое упрямство, смешанное с угрюмостью. Оно исчезает так быстро, как и появилось, когда Юнги встает, отряхивает джинсы и засовывает блокнот в карман. — К огромному несчастью, — говорит он с усмешкой, — мой билет завтра утром, так что я не стал нигде останавливаться. Придется терпеть ночь в этом чудесном окружении, потому что сбежать некуда. Чонгук смотрит на него снизу вверх и пожимает плечами. — Я снял квартиру, и у меня тоже резко пропало желание ночевать тут со всеми. Если хочешь, можешь остановиться у меня. Внезапно Чонгука окликает запыхавшаяся Чонён. — Чонгук! Ты же закрыл машину? Можешь открыть, пожалуйста, кажется, я кое-что оставила в багажнике… Чонгук достает ключи из кармана и протягивает ей. — Можешь сходить со мной, мне еще нужно выгрузить кое-что… Он поднимается, смотрит на Юнги (надо же, теперь разница в росте еще более заметная) вопросительно, на что тот улыбается. — Спасибо за предложение, но я откажусь. Несмотря ни на что, место для ночевки было выбрано прекрасное. На часах около восьми, только начинает садиться солнце, и закатные густо-оранжевые лучи проходят через стволы деревьев почти горизонтально, отбрасывая длинные вытянутые тени. Где-то неподалеку протекает узкая горная река, и ее журчание смешивается с разговорами и смехом. Рядом с ней Чонгук и прячется, скрывшись от остальных за деревьями — если честно, у него не было ни единого желания хоть как-то взаимодействовать с людьми. Если бы не Чонён, то он, скорее всего, забрал бы машину и смылся втихую, поменял бы билет на утренний рейс и вернулся бы в Пусан. Там тихо, привычно, и нет никаких призраков прошлого, которые ворошат ненужные воспоминания. Как раз в тот момент, когда он думает об этих призраках прошлого, по тропинке от шоссе кто-то поднимается. Чонгук и не узнает его сначала: его волосы выкрашены в какой-то странный пепельно-серый и аккуратно уложены, да и черты лица в общем изменились — стали чуть тверже и взрослее. Они с Чимином смотрят друг на друга во все глаза, пока тот не срывается с места и не бежит к Чонгуку. Тот и среагировать не успевает, стоя истуканом, когда Чимин врезается в него на всей скорости и крепко-крепко обнимает. — Ты, засранец хренов, — шипит он сквозь зубы, стискивая его в объятьях так, что, кажется, ребра вот-вот начнут трещать. — Какого черта ты мне не звонил? — У меня такой же вопрос. У тебя, вообще-то, есть мой номер. — Я ждал твоего звонка. — А я твоего. — Мы идиоты, — заключает Чимин, выпуская его из объятий, и крепко хлопает по плечу. Чонгук аж пошатывается. — Я не думал, что ты придешь. Да и сам, если честно, очень долго сомневался, стоит ли… Эти «я не думал, что ты придешь» и «не ожидал тебя увидеть», кажется, можно провозгласить слоганами этого вечера. — Кстати, — вспоминает он. — А что с Хосоком? Вы вместе, или он позже придет? Чимин смотрит на него с каким-то непонятным выражением. — Я не знаю. — Вы?.. — Не вместе. Почти два года как. — А-а, — тянет Чонгук растерянно. — Я не знал. — Неудивительно. Откуда бы тебе знать? Слушай, пойду-ка я вещи оставлю, пойдешь со мной? Как раз и поговорим нормально, мне кажется, будет что обсудить. — Знаешь, лучше я тебя тут подожду. И уже сидя в одиночестве, он вспоминает про Юнги. Что будет, если они столкнутся?.. Но, кажется, этого не происходит, потому что Чимин возвращается к нему с абсолютно беззаботным выражением лица; совсем непохоже на то, что у него был неприятный разговор, которому в конце концов было суждено произойти. Они разговаривают, пока неспешно прогуливаются вдоль речушки; сначала это идет будто через силу, словно оба отчаянно пытаются избежать неловких пауз, но потом все словно возвращается на три года назад — они опять старшеклассники, лучшие друзья, и из самых серьезных проблем — переводные экзамены. Может, все изменилось не так сильно, как ему кажется? Чимин рассказывает про свою жизнь в университете и учебу, и глаза у него при этом сияют. Чонгук с облегчением понимает, что он наконец нашел свое место и окружение, которое ценит его в полной мере — это то, чего он действительно заслуживает. А потом разговор плавно перетекает в такое русло, что Чонгук мигом напрягается, и все облегчение как рукой снимает, Чимину стоит сказать только: — Как Тэхён? Никаких новостей? Чонгук поднимает на него глаза — в его взгляде стоит какое-то сожаление, словно бы он заранее знает ответ. — Нет. Никаких. Я заходил к его семье недавно, но и они ничего не знают. — А ты сам не пробовал… Ну, пойти к нему? Чонгук удивленно вскидывает брови. — На озеро? — Именно. — Я пытался, ты разве не помнишь? Сразу после того, как это случилось. Я ходил туда раз двадцать, и все без толку, нам даже поговорить не удалось. Чимин на него не смотрит: он вертит в пальцах сорванный листок, сведя брови к переносице, но голос у него уверенный. — Это было два года назад. И за два года все могло измениться, понимаешь? — Не знаю. Мне кажется, у этого уже нет смысла. — Конечно, — кивает Чимин. — Зато смысл есть в том, чтобы продолжать упускать свои последние шансы на то, чтобы его вернуть… — Ладно, — вздыхает Чонгук. Это его «ладно» — не согласие, а просто предлог на то, чтобы прекратить этот разговор. Чимин смотрит на него в ответ очень неодобрительно — наверняка до сих пор его читает, как открытую книгу. Разговор, как бы они не пытались держать его в одном русле, сам собой перетекает на тему бывших, и теперь уже Чонгук спрашивает о том, что у них получилось с Хосоком. — Ничего и не получилось, — улыбается Чимин сдержанно. — Он же все-таки уехал в Штаты, как и хотел. Мы старались поддерживать общение, понимаешь, типа отношения на расстоянии и все дела… Как-то так все и затухло. — Я, э-э… Мне жаль? — Ничего такого, — отмахивается Чимин. — Мы оба понимали, что долго это не протянет. В жизни все не так, как в фильмах, помнишь? Нельзя надеяться на счастливый конец, потому что его не существует. — Ух, — кривится Чонгук. — Надо же, какая мрачная философия. Чимин смеется, хлопая его по плечу. — Жизнь у нас такая. — Кстати, — вспоминает он. — А что там у тебя с Юнги? Улыбка с лица Чимина тут же слетает, и он плотно сжимает вместе губы. — Я не знаю. — Вы совершенно не общались, что ли? Наверняка ему даже не стоило поднимать эту тему — Чимин ее, кажется, до сих пор воспринимает болезненно. Но надо было, наверное, предупредить его, что Юнги тут. Кто знает, как он отреагирует при встрече?.. — Нет. Я звонил ему в позапрошлом сентябре, когда только учеба началась… Он не взял трубку. — А дальше? — Дальше он мне не звонил, — разводит руками Чимин. — Что ещё? — Во-первых, ты сменил номер. А во-вторых, черт, ты же сам его бросил, так? Ты и должен делать первый шаг. — Ничего я не должен и ничего не буду делать, — отрезает Чимин. — Может, при возможности я извинюсь. Но не больше того. Да и вообще, больше ничего не понадобится, начерта я ему опять сдался? Думаешь, он захочет принять обратно какого-то идиота, который когда-то разбил ему сердце? — Ты жалеешь об этом, — констатирует Чонгук. — Конечно, я жалею. — И ты хотел бы вернуть его. — Да, но… Слушай, давай-ка сменим тему. Что было в прошлом, останется в прошлом. — Он тут. Я разговаривал с ним. Глаза Чимина тут же расширяются, и он останавливается, как вкопанный, словно не в силах этому поверить. — Нет. Быть такого не может. Он бы сюда точно не пришел, я же его знаю. — Может. Поверь мне, если он пришел, значит это на сто процентов ради тебя. Вам надо поговорить. Чимин бледнеет. — Нет. — И это ты мне говорил про то, что я упускаю шансы? — усмехается Чонгук. — Я на тебя давить не буду, но все же подумай об этом хорошенько. Идем, уже стемнело, лучше вернуться к остальным. Вместо того, чтобы переживать свою личную драму, Чонгук вынужден лицезреть чужую. Уже совершенно стемнело, они развели костер и собрались вокруг него, сев куда придется: прямо идеальная сцена из какого-нибудь фильма про подростков — обнимающиеся парочки, пиво, смех и разговоры. Чимин сидит с каменным лицом, будто не решаясь поднять глаза, чтобы посмотреть на Юнги, который с задумчивым лицом ворошит угли в костре палкой. Кажется, они так и не поговорили. Ну, а кто Чонгук такой, чтобы им указывать? Он практически все время молчит, не подавая голоса, если его не спрашивают напрямую. Если честно, это даже не так и плохо, как Чонгуку представлялось. Перед костром, стреляющим в ночной воздух искрами, вполне себе уютно, да и слушать болтовню окружающих интересно. Ровно до того момента, пока тема не переходит не туда, куда надо. — Кстати, — начинает какая-то девушка из параллели. Чонгук со скрипом пытается вспомнить ее имя, но не совсем выходит. — Чонгук, так что тогда случилось все-таки? Ну, помнишь, в конце года? С тобой и Ким Тэхёном? На Чонгука немедленно обращаются две дюжины пар глаз, и он даже теряется, пытаясь найтись с ответом. Та версия, которую они на быструю руку придумали с Чимином (и которую сообщили полиции), была наиболее безопасной. Нельзя было придумывать новые детали… — Тэхён сбежал из дома, — пожимает плечами он. — Я к этому никакого отношения не имею. — Да ладно тебе, — встревает его одноклассник. Минхёк, вспоминает он. — Ты думаешь, мы поверили? Что он сбегает из дома, а в тот же день ты попадаешь в больницу с сотрясением? Не держи нас за дураков. — Если не хочешь верить в это, не верь, — сдержанно улыбается Чонгук. Минхёк очевидно пьян и не особенно адекватен, и ему не хочется вступать с ним в конфликт. — Хорошо! — громко провозглашает он и пытается встать, но его девушка тянет его вниз. — Слушайте все. Моя версия произошедшего. Ты его убил. Наступает гробовая тишина; его одергивают, но он только отмахивается и продолжает пристально смотреть Чонгуку в глаза. — Да ладно. Это же ясно, как белый день: у него поехала крыша, он что-то попытался с тобой сделать — оттуда и травма головы. Ты защищался, возможно, случайно его прикончил, а тело спрятал. Никому не нужны проблемы с законом, так? — Минхек, да брось, — бормочет его девушка, дёргая его за рукав. — Он написал записку… Чонгук молчит, крепко стиснув зубы. — Подделать такое раз плюнуть. Да ладно, Чон, просто признайся — никто из наших тебя не сдаст. Этот Тэхён все равно был больной на всю голову, это же все знали. — Закрой рот, Минхек, — говорит Чимин негромко. Минхек пьяно щурится и поднимается, подходя к нему ближе. — Кто ты такой, чтобы затыкать меня? Я даже имени твоего не помню… Чимин тоже встаёт и смотрит ему в глаза с вызовом. — Эй, так это же ты трахался с тем богатеньким ублюдком… Вы только представьте: у каждого из нас есть свои грязные секретики. Сборище малолетних убийц и шлюх. — Закрой рот, — повторяет Чимин тихо. — Не то что? Чимин Минхека ниже, но это не мешает ему хорошенько ему врезать, и тот отшатывается; он упал прямо в костер, если бы его девушка его не поймала. Кто-то взвизгивает, кто-то тихо ругается, но все продолжают молчать. — Не болтай много, — говорит Чимин почти наставительно, садясь на свое место. — Я думал, ты знаешь, что это до добра не доведет. Чонгук окидывает сидящих кругом людей взглядом, смотрит на утирающего идущую носом кровь Минхека и поднимается. — Ты куда? — спрашивает Чонён. — Я спать пойду, — отмахивается Чонгук. — Вчера всю ночь не спал. Спать ему, если честно, удается не особенно хорошо: сначала из-за шумных выпивших одноклассников, а потом из-за мыслей, которые гложут его так сильно, что даже глаза прикрыть сложно. Он засыпает на пару часов, но снова просыпается часам к пяти, не в силах снова заснуть. Стоят темные утренние сумерки, солнце еще не встало, и за исключением журчания реки стоит абсолютная тишина. Чонгук еще недолго вертится в своем спальном мешке, стараясь уснуть, но сдается. Слишком много навязчивых мыслей. Он тихонько собирает все свои вещи и выгружает все то, что осталось в арендованной машине. В конце концов, Чонён может довезти кто-нибудь другой, он к ней не нанимался… Шоссе вниз с гор абсолютно пустует, и он позволяет себе хорошенько разогнаться. Солнца на горизонте все еще нет, жара пока не наступила, и он может насладиться холодным воздухом, бьющим в лицо из открытого окна. Всю эту ночь у него в голове стояли слова Чимина. Те самые, про упущенные шансы и прочую муть. И правда: что он потеряет, если попробует еще раз? Если не получится (а не получится с вероятностью в 99%), он уедет обратно к себе, выбросит все из головы и никогда в жизни больше сюда не вернется… Парковочные места с северного края озера абсолютно свободны: он благодарит богов за то, что никто не остался на ночевку и никто не увидит того, как он будет разговаривать сам с собой. Сырой запах озерной воды с силой бьет в нос, немедленно воскрешая в памяти все моменты, которые хоть немного начали забываться, какие-то отдельные картинки; детали, которые Чонгук бы предпочел позабыть. Кровь, ровными ручейками стекающая по шее. Полные легкие воды, от которой горло дерет изнутри будто когтями. Глаза-точки, глаза-безумие, глаза-страх. Он трясет головой, отгоняя наваждение. Он в нерешительности застывает в линии деревьев, не решаясь пройти дальше, на берег. Если и нужно спрашивать кого-то о том, что произошло за два года, то у этих самых деревьев, которые укрывают кромку воды в тени. Какое ему дело до скандалов и сплетен, которых полно в городе, ему нужно знать только то, что происходило на этом берегу. Знай он язык, на котором говорят деревья, то обязательно подробно их расспросил бы. Чонгук глубоко вздыхает, убеждая себя в том, что ничего опять не случится, как и во все разы до этого. Поваленное дерево на берегу частично голыми ветками лежит в воде, и Чонгук забирается на корягу подальше, садясь по-турецки над самой поверхностью. С этой точки видно валуны на берегу неподалеку, те самые, на которых уже мирился со всем, что ему предлагала Сонми. Живописное место. Будто с открытки, заманивающей туристов. Жаль, что с ним связаны такие ужасные воспоминания. По зеркально-гладкой поверхности озера, отражающей предрассветное лазурное небо, идет рябь от легкого ветерка, и Чонгук наконец решается. — Ким Тэхён, — зовет он нетвердым голосом. — Ким Тэхён, ты меня слышишь?