Лирика

Что может быть слабее лилий И сладостнее тишины? О. Мандельштам

      Она крепко зажмурилась и закрыла уши, прижимая ладони как можно плотнее. Гул голосов отозвался в голове болью, и Леви едва не закричала, когда кто-то коснулся плеча. Даже не было особенно интересно, который это раз за сегодняшний день, но казалось, будто пытка не закончится никогда. Чужие прикосновения обжигали, и больше всего на свете она хотела приложить на пострадавшее место немного льда, чтобы наконец стало легче. Сильнее, пожалуй, хотелось только подорваться с места и убежать как можно дальше, туда, где спокойно и безлюдно, где, возможно, цвели бы деревья или ярко горели ночные огни. Леви устала и ощущала это всем телом: руки толком не слушались и слегка подрагивали, на глаза наворачивались слезы, губы тряслись. Наверняка она, с растрепанными волосами и в помятой местами одежде, выглядела совсем не так, как должен человек, готовый в любое время помочь всем и каждому. — Мне нужно прочитать эту карту, — сказал кто-то, и Леви даже толком не хотела знать, кто именно. Это не первый и вряд ли последний человек, который пришел за советом. Пожалуй, в обычное время это даже льстило, но не сейчас. — Говорят, ты здесь самая умная волшебница! — Это может подождать до завтра? — она старалась говорить как можно мягче, чтобы никого не обидеть, хотя на деле хотелось огрызнуться. Руки снова смяли юбку и тут же отпустили. — Мне уже пора идти. — Д-да, — робко ответил кто-то, прежде чем вернуться к собственным делам. Ни благодарности, ни прощания… она вполне могла бы начать сетовать по этому поводу, но не стала. Какая разница, если ни на какую помощь кому бы то ни было сил совсем не осталось? Именно, что никакой.       Леви поднялась из-за стола, расправила юбку, слегка поправила прическу и поспешила как можно скорее выйти на улицу, туда, где свежий вечерний воздух в кои-то веки избавил от головокружения. Солнце давно скрылось за горизонтом, но фонари и свет в домах еще не успели зажечься. Должно быть, многие только возвращались, чтобы приготовить ужин и наконец лечь в кровать после трудного дня. Она же сама никуда не спешила — вокруг оказалось удивительно тихо, гораздо тише, чем могло быть в переполненном общежитии.       Раньше Леви наверняка захотелось бы поспешить и пойти самой короткой дорогой, а не сворачивать в безлюдный темный парк. Раньше садиться на скамейку под незажженным фонарем, чтобы просто насладиться спокойствием, показалось бы самой абсурдной и бессмысленной идеей из всех возможных. Раньше она наверняка не стала бы закрывать глаза и делать глубокий вдох и медленный плавный выдох, чтобы наконец ощутить, как очередной наполненный событиями день подошел к концу. Раньше наверняка нашлось бы место для паники и громких криков, если бы крупная фигура в нелепой шляпе приближалась так угрожающе. Сейчас она промолчала, только подняла голову и вздохнула. Леви как никогда сильно нуждалась в отдыхе, но как никогда прежде не могла себе его позволить.       К счастью, никакого повода для паники не было и в помине. Услышав такое знакомое и почти родное «ги-хи» и в свете только-только включившегося фонаря рассмотрев Гажила, она вновь опустила голову. Ну вот, наверное, снова придется выдумывать правдоподобные ответы на неудобные вопросы. Леви подождала минуту, другую, но Гажил ничего не говорил. Он молча сел рядом и достал любимую гитару, чтобы начать наигрывать легкую немного грустную мелодию. Никаких слов. Никаких песен. За это Леви, пожалуй, была как никогда благодарна. Она до безумия скучала по спасительному молчанию, чтобы набраться сил снова улыбаться искренне, а не вымученно.