Алиса и лиса из пластилина

      Все происшествия, безусловно, были настолько несуразны и зловеще-загадочны, что поиском причин и взаимосвязей между событиями занялись по горячим следам. И, едва эксперты убедились, что Ида Георгиевна находится в удовлетворительном состоянии, с нею начали вести доверительную беседу.        - У Бориса была шизофрения?        - Хуже! - горестно жалея себя, отозвалась мать. - Он совсем меня не берёг и очень плохо слушался.        - А вы — его?       В ответ повисла гробовая тишина. Эксперт поняла, что собеседница обижена самой уже постановкой вопроса и, испытывая лёгкую внутреннюю досаду, стала срочно искать пути к смене темы разговора.       С другой стороны, понять женщину было нетрудно. Борис действительно многие годы был не в себе. Это не держалось в тайне, как в будущем и вообще редко что принято скрывать — но и не афишировалось. И данные психиатров из электронной карты это подтверждали. Впрочем, серьёзные расстройства личности — не препятствие к тому, чтобы общество по-своему уважало человека, и даже не преграда для его труда и творчества. Времена, когда само слово «шизофрения» встречалось дурацкими усмешками и покручиванием пальцем у виска, давно миновали.       Так вот и Борис при всех своих недугах обладал замечательными способностями к абстрактному мышлению и даже вполне научному анализу. Правда, довольно существенно оторванным от жизни. Он успевал в университете и посещал лекционные, семинарские и практические занятия без отрыва от людей, наряду со всеми.       Да и о чём говорить? Общество ещё помнит замечательное прикладное открытие, в своё время по-своему нашумевшее где-то в середине века. Что с того, что его предложил один инженер, который по диагнозу консилиума неврологов был не в себе? Технологии безопорного полёта и усиления диамагнитной левитации тогда ещё не получили широкого промышленного использования, и дороги планеты Земля по-прежнему бороздили многочисленные транспортные средства колёсного типа. Древнейшая технология, которая осталась востребована, пожалуй, только в современной самодвижущейся обуви. Правда, это были уже в массе своей не автомобили, а электромобили.       Электромобили запоздали с внедрением в транспортное хозяйство ещё в семидесятых годах двадцатого века, и прежде всего из-за весомых проблем с электропитанием от несовершенных тогда ещё аккумуляторных батарей. Но и решение этой проблемы не сделало их использование благодатью в одночасье. Конденсаторы высокой электроёмкости — мегафарадные электростаты — взрывались при возникновении малейших лазеек для образования короткого замыкания их внутренних изолированных контуров, и эти взрывы были часто не многим безвреднее, чем пожар канистры с десятью-пятнадцатью литрами старинного бензина. Зарядка электростатов и батарей электроэнергией на придорожных станциях длилась не меньше, а порою и дольше, чем заправка бака горючим. Всё это раздражало многих автомобилистов и отталкивало их от использования инновационной, для своей поры, технологии.       Однако в Объединённом институте ядерных исследований в подмосковной Дубне нашёлся оригинал, который не только предложил, но и на деле решил вопрос о длительном движении электромобиля без подзаряда самым жутким способом. Он знал, как и что нужно сделать и, не спрашивая разрешения начальства или контрольных служб, принялся за реконструкцию узла питания рабочего «ВАЗ-2177Э» института, который оказался у него в распоряжении: установил в электростатном отсеке ядерный компакт-реактор на конверсионном плутонии из демонтированной продукции секретного назначения!       Теперь машина весила на пятьсот килограммов меньше, а без подзарядки можно было преодолевать расстояния, сопоставимые с длиной земного экватора. А всё почему? Всего несколько сотен граммов дубния — и можно совершить сотни путешествий по маршруту Дубна — Москва — Дубна!..       Оставались маленькие, совсем бюрократические нюансы. У инженера Абакумова никогда не было водительских прав из-за известных проблем по медицинской части. Но управлять электромобилем он умел. Правила дорожного движения тоже прекрасно знал. И считал себя осторожным, даже педантичным, человеком. Ну что ещё нужно, чтобы опробовать только что созданный атомомобиль?       Поэтому сразу же в субботу, едва только схлынул трафик в направлении области, физик ехал в гости к маме в Москву. Остановили его только на полпути, то ли не доезжая Московского моря, то ли сразу за Перемиловскими высотами. Когда в тогдашнем ГИБДД поинтересовались, на чём же едет водитель без прав, инспектора чуть не попадали: в самом что ни на есть правом переднем углу капота машины, на «месте смертника», размещался ядерный реактор!       Известный своим нетрадиционным подходом ко всему Валечка искренне недоумевал, зачем ему не позволили продолжить свой путь, да ещё и арестовали машину. Это же сто крат удобней и лучше, чем всё то, что ездит по дорогам! Что с того, что большинство людей не принимает подобную технику? Большинство людей недостаточно сведущи и в ядерной физике, начнём с этого. Кто-то, может, хотел бы поехать на атомомобиле — но нет такого предложения в автосалонах. Да просто, наконец, может, это все люди в мире ошибаются и упорствуют в своих заблуждениях, а он, Валентин, как раз прав?..       На вопрос о том, что в случае аварии он гарантированно погибнет, а ядерный взрыв унесёт с собой в могилу и ещё жизни и здоровье десятков, если не сотен окружающих людей, Абакумов искренне возмутился.        - Знаете что, командир?! - заявил он недовольно. - С одной стороны вы правы. Людей, конечно, жалко, да и себя тоже — маму, правда, больше... Но с другой стороны, вы подумайте — только такие меры, наконец, приучат водителей к настоящей транспортной безопасности! Если каждый, кто сел за руль, будет не крутить баранку шаляй-валяй, наслаждаясь музыкой и прочей не относящейся к дорожной обстановке вредной ерундой, а понимать, что вокруг него едут атомомобили, ядерная техника, и если он хоть чуточку позволит себе ошибиться — ему конец, скорый и страшный! — так ведь и дисциплины на дорогах станет наконец, чёрт побери, больше! Губит людей не опасность! Губит людей сознание чрезмерной безопасности!..       И пожилой инспектор вынужден был с ним согласиться. Хотя и не отменил приказа об изъятии машины. Ведь он помнил ещё, как в его молодости врезались в автобусные остановки типы и особы с купленными правами. Он и сам, споря с внуком, не раз доказывал, что, например, созданная в конце двадцатого века автомобильная подушка безопасности — изобретение, по сути дела, вредное. Имея такую, человек думает — со мной ничего не случится, а другие в пролёте, как хотят, так выживают. И с её массовым внедрением всеми заводами мирового автопрома ситуация с аварийностью на дорогах по статистике ведь не улучшилась. Да и выживаемость в авариях, соответственно, тоже осталась на прежнем уровне. Безнаказанность расхолаживает людей. Вон ведь и в природе, например, какие-нибудь дикие олени меньше дерутся и реже калечат друг друга именно в тех видах, у которых рога по-всамделишному смертоносно опасны...       Сделав оценку адекватности Валентина Абакумова, его, конечно, в тюрьму отправлять не стали. Но и изобретение не забыли, пусть и не позволили производить в его первозданном виде в промышленных масштабах. Но несколько серий электромобилей со значительно более безопасными — ториевыми — электрогенераторами всё же успели покатать по Земле до окончательного вступления эры гравилётов в свои права...       Рассказывают, что от недугов своей молодости потом он даже вылечился, сумел создать приличную семью и, может быть, и теперь живёт. Всему этому не помешала скандальная слава «физика-шизика» вначале. Но это и не удивительно: ведь Валентин в целом был вполне состоявшийся, даже счастливый человек, хотя и достаточно чудной.       В случае Буровского всё обстояло совершенно по-другому. Подробная биография, судьба несчастного парня была составлена к вечеру того же дня. Но это была, как водится в таких случаях, лишь часть айсберга, возвышающаяся над водой. Как разнилась она с действительностью, посудите сами.       А неутешительная действительность была такова.       В недалёком прошлом, отстоящем всего на одно-два поколения людей Земли, тысячи отважнейших космонавтов, астронавтов и прочих навигаторов развитых дружественных планет бросали ответный вызов опасностям, исходивших из непознанных глубин космоса. Много их было. Но только трое из капитанов показали себя лучшими в эпопее этого титанического противостояния с пиратами, драконами, грабительскими странниками и прочими неумолимыми силами Вселенной, за что и были удостоены прижизненного группового монумента от благодарных народов Галактики на одной из доселе безжизненных планет.       Мог ли среди них оказаться отец Бориса, Семён Аронович Буровский? Впрочем, судите сами.       Так или иначе, он остался в памяти коллег, старых корифеев Службы Галактической безопасности, как образец беспримерно храброго, пусть даже несколько заносчивого и обособленного человека. Но в этом само по себе нет ничего ненормального — эру освоения Дальнего космоса неслучайно именуют эрой ответственных индивидуалистов.       Это были времена, когда ещё космические пираты пешком ходили в отдельных сферах Галактики, и их не остались, как теперь, считанные, дезорганизованные единицы.       С юных лет сравнивая себя со старинным полководцем начала двадцатого века — Семёном Будённым, а ещё с какими-то своими собственными, менее известными предками, которые во второй половине двадцатого отважно отстаивали поселения нового государства на Ближнем Востоке от претензий отсталых палестинских исламистов — отец Бориса всегда и во всём рвался вперёд, зачастую забывая о последствиях и даже об элементарной осторожности. Это его и сгубило в итоге, когда он сунулся в профессионально и по-своему жестоко расставленную для него ловушку на пиратской планете Локуху, угрожавшей в те годы цефейским колониям.       Малый отряд звездолётов СГБ под началом Буровского оторвался от сил поддержки и снабжения на несколько световых лет и принял неравный бой с заведомо превосходящими силами противника. Когда космические пираты, ещё в недалёком прошлом печально известные как воры Галактики Фурэч и Лагарсух, потребовали от Семёна сдаться и служить им, то ответа не последовало вовсе. Напрасно пытался пробиться к Буровскому на помощь и совсем ещё молодой тогда капитан Буран — он был удивлён высокомерным отказом. Исход был предречён таким подходом — когда капитаны и машины СГБ прорвались на Локуху, им открылась безнадёжная картина — Буровский и его товарищи приняли мучительную смерть, а пираты благополучно переместились и даже замели следы.       Долго, конечно, свои злодеяния творить им уже не пришлось. Все постепенно успокоились в тюрьмах на различных астероидах, отделённых друг от друга световыми годами. Но отца Буровскому уже было не вернуть...       Ида Георгиевна приняла известие скорбно, но сухо. А до маленького Бори даже вообще не спешили что-либо доводить. А он сызмала был чутким и неуверенным мальчиком. Коротая тёмные осенние вечера в придуманном компьютерном мире, он с тревогой всё больше ощущал, как стало в доме последнее время тихо, и как мало стали к матери ходить гости, подруги и знакомые. Однажды он невзначай спросил Иду Георгиевну:        - Мам! А папочка когда приедет? - и, не получив ответного сочувствия, замолк.       Между мамой и Борей на остаток вечера до времени укладываться спать встала каменная тишина.       Снова потянулись беспросветные вечера. А дети куда-то бегали во дворе, наперебой хвалясь недавно изобретёнными электромобильными роликами — тогда они казались, ах, таким рывком прогресса! — обсуждали новинки открытия планет и у кого куда летают работать родители, и иногда звали с собой. Впрочем, мальчику начинало казаться, что почему-то эта нормальная ребячья возня стала нервировать и напрягать мать. И чаще, чем раньше, она подходила к нему посреди игры со словами «Ну ладно, пойдём!» И, наконец, сами дети стали как-то вежливо сторониться Борю...       Он, конечно, и скорее всего, всё уже понимал. Но надо же, как было трудно и больно представить, что всё будет именно так?!. И когда пришла пора первого снега, незадолго до Нового года, ребёнок, не в силах терпеть нараставших одиночества, страха и одновременно мучаясь неопределённостью, снова вернулся к несчастной теме:        - Мам! А папочка... что... больше никогда не приедет?.. нет?..        - Ты уже большой мальчик, Боря! - строго поглядела на него, тяжело вздохнув, Ида Георгиевна. - И уже должен бы понимать... что при матери произносить такое... по самой меньшей мере... не-э-тич-но!..       Похоже, это было единственное, или, по крайней мере, самое главное понятие, которое старалась изо всех сил и действительно спешила привить сыну Ида Георгиевна — этичность. Правда, было это и в её характере. Когда она была ещё юной девушкой и только дружила с теперь, увы, покойным Семёном — она, если жених хоть раз слишком громко при ней рассмеётся или отпустит пару каких-нибудь крепких слов, могла надуться и замолчать, неделями сбрасывая все входящие видеофонные звонки от него. Общение восстанавливалось только после того, как тот, по крупицам воссоздав картину обиды невесты, самостоятельно разберёт свои ошибки и навязчиво, не за один раз, добьётся прощения.       Измученный уроками понимания Иды с полувзгляда, Буровский-старший лечил стресс в подвигах Дальнего космоса. А так недалеко и реальной опасностью пренебречь...       И всё же судьба Семёна Ароновича была не единичной, в ней не было чего-то из ряда вон выходящего. Так окончили свои пути многие отважные первооткрыватели дальних миров. Сгорая в плотных слоях чужих атмосфер, иссыхая в межзвёздной пустыне, раскалываясь о скалы, находили себе верную гибель исследователи отдалённых планет — стремясь прочь от обыденности на Земле, исполняя свой долг перед веком, в который им было отведено прожить. То было «время величайшей чести и отваги» — так тогда любили его называть. А вот теперь, почему-то, кстати, не очень...       Что оставалось Боре? Боря старался во всём всё сильнее слушаться маму и старательно воспитывал в себе этичность, эту самую правильность во всём, как он себе её понимал. Когда Борису исполнилось десять лет, он дал себе самый торжественный обет, какой только бывал у средневековых рыцарей, а также поэтических натур — трубадуров и миннезингеров — быть против всего несправедливого. В самом же скором времени ему предоставился случай об этом пожалеть.       Однажды, когда Боря вышел в сад, чтобы покатать в гордом одиночестве какую-нибудь электронную машинку, он с удивлением обнаружил, что место его уже занято, а глазам представилась странная картина. Одна девушка, уже довольно большая, сидела на одной из длинных веток раскидистой липы, держа в руках обычную электронную гитару со световыми струнодорожками, и распевала песни своего собственного сочинения: Как хорошо под зелёною каймою, Когда трепещет белый лес! И не сравнишь с своею стороною Несчастья, грязи и неуказес!       Слова этой песни сразу же вызвали неподдельное раздражение у Бориса. А сама исполнительница — чувство глубокой враждебности. Подумать только, как это можно их не сравнить?! Всё можно сравнить! Таковы законы строгой математики. Неудивительно, что в значение последнего неологизма мальчик не захотел даже вдаваться. Впрочем, может, там было и другое, но услышал-то он это... Но это ещё можно было терпеть, а стоило только послушать, что там идёт дальше: В знак благодарности над природой Будем обрывать всегда цветы! Ведь у природы их и так уж много — а дома нету красоты!       При этом девушка, по мнению Бориса, нехорошо играла с младшими детьми — может быть, в каком-то понимании его мамы, даже и неприлично! — они копошились с маленькими роботами-копателями у корней дерева, а она дрыгала ногами у них над головой. Разъярённый Боря подбежал к дереву, и стал его трясти. Девушка хлопнулась с дерева, разбила гитару и ушибла спину. Мелкие испугались и убежали. А Борю с мамой за ручку отчитали в какой-то конторе. Надо же, тётушке-студентке из музыкально-поэтического института нельзя пойти приглядеть за маленькими племянниками и детьми соседки по лестничной клетке, чтобы на них не напал какой-то юный чудик.        - Но вы!.. но вы бы послушали, какие... гадости она пела! - буркнул Боря в своё оправдание.        - Бедный мальчик, ты даже такого понятия, как шуточные песенки, не знаешь! - покачала головой тётя из конторы.       И именно тогда Иде Георгиевне впервые дали совет серьёзно показать ребёнка психиатру.       Дома мать устроила Боре грандиозный скандал. Она сказала, что отныне не пустит его во двор самого и будет всегда с ним гулять за ручку. Как с ненормальным, которого никуда и водить нельзя. Боря очень близко к сердцу воспринял замечания матери, а её замешательство его просто испугало. Едва остался наедине, он самым решительным образом отрёкся от всех своих обетов когда бы то ни было следовать какой-либо справедливости, сделав это не менее восторженно, чем их принимая. За что его ругали, он при этом так и не понял. Но, что самое страшное — не придал значения тому, что не понял.       Как-то раз десятилетний мальчик попросил маму найти ему что-нибудь, что рассказывало бы о папе. Дать почитать собрание любимых электронных книг своего отца, или послушать его любимые песни. Или – ещё лучше! – вникнуть в его электронные дневники со звездолёта. Но та удостоила его только такой кислой мины, будто наметилось нечто непоправимое.        - Да что ты заладил – отец, отец?! – страдальчески закатила глаза Ида Георгиевна.        - Ну, мам, - мечтательно произнёс Боря. – Я хочу узнать больше о папе. Каким он был…        - Чтобы ты стал ещё хуже? – переспросила она. – Незачем! О нём важно тебе уяснить одно. Он был очень, очень несерьёзный человек! – (При этих словах она даже изобразила рыдание). – Совершенно не тонкий, не чуткий, даже странно, что, вроде бы, из семьи, интеллигентной в десятках поколений – бывает же такое!.. Он очень несерьёзно со мной обошёлся, и я очень, очень жалею, что пришлось выйти за него замуж, просто уж элементарная этика не позволила поступить по-другому – а таким, как он, и этого было невдомёк… Он даже погиб не геройски, а просто смертью несерьёзного человека. Хочешь прийти к такому же итогу, да?!?       После этого разговора озадаченный Боря (а у мальчика сложилась привычка логически рассуждать перед сном) всерьёз подумал: «Наверное, если папа – ошибка мамы, то ведь и моя жизнь является ошибкой… Может быть… станет лучше, когда меня не будет?..»       Эти настроения, как знать, может, в нём бы и не закрепились, если бы с тех пор мать, едва пойдёт что-нибудь не так в его делах, не попрекала его всё в том же духе.        - Ты, сын своего отца… - патетически причитала она в начале каждой нотации Борису. – Всё бесполезно!.. Не из природы, а в природу!.. Не будь таким, как он! Не будь таким, как он!..       Расставаясь с миром двора и подвижных игр, Боря нашёл им замену. Он с удовольствием читал книги исторического и научно-фантастического содержания. В свои двенадцать он уже отлично знал и на сколько конкретно лет ошиблись писатели в предсказании изобретения волновых антигравитаторов на транспорте, и чем именно отличалось положение острова Убага на планете Шигм в эпоху тамошнего последнего помрачения мира, на смену которому пришло освобождение и объединение планеты, которое предсказывал профессор Рильфаона, от положения острова Куба на Земле в особый период мирного времени, за которым последовало реальное объединение человечества. Из авторов столетней давности Боря выделял жившего тогда астролога Михаила Левина с его рассуждениями об истории его, Буровского, двадцать первого века и о «ядре новой культуры». «Надо же, ядро новой культуры как раз и зародилось по итогам трудных событий 2030-40 годов, о которых писал Левин и которые мы все знаем» - так и говорил Боря. - «И, надо же, сколько всего должно было сгинуть и пропасть, прежде чем оно зародилось!..»       Достигли его кругозора, конечно, и фантастические книги Кира Булычёва. Скептик Боря не мог отрицать, что многое из упомянутого писателем действительно так и сбылось в их мире. И только насчёт Алисы Селезнёвой Боря был непроходимо уверен в стопроцентной выдумке писателя. «Она ведь так и не родилась» — так и говорил он. Впрочем, если Ида Георгиевна, может, ещё при папе его и сводила пару раз за руку в Космозо, откуда было мальчику вникнуть, что фамилия одного из интереснейших, новых исследователей экзопланетного живого мира, кто трудится в Московском зоопарке, именно Селезнёв...       Но самые лучшие книги не могут заменить живого общения. Хотя бы по их содержанию! Во все века это так. А ему, кроме походов из школы и в школу, больше ничего, кроме порою бессмысленного хождения или стояния с мамой за руку, ничего и не светило. Впрочем, на короткий момент его жизни в ту тринадцатую весну встретил и его неожиданный и странный «свет в окошке»...       Ограничив своё общение только до самых понимающих и тактичных подруг и соседок, мама Бори не забывала про лучшую сослуживицу Аллу, с которой они дружили с институтских лет. После потери супруга она по-прежнему часто захаживала к ней в соседний район на чашку чая, неизменно таская за собой Борю. У тёти Аллы была дочка, озорная и весёлая Ниночка, которая ходила в старшую группу детского садика и через год должна была пойти в первый класс. За тихими и чопорными беседами за приглушённым светом, в которых, поджав губы, дамы обсуждали несовершенство этого мира, Борису места не находилось. И ребёнку, даже самому издёрганному и домашнему, двадцать четыре часа этикета в сутки невмоготу — и темы, которые не при детях, всегда найдутся.       И его отправляли в детскую, где он словно бы попадал на другую планету, в компанию позитивной и непоседливой Нины. Незнамо как, между ними само собою закрутилось общение, подросток-мальчик и малышка-девочка даже по-своему полюбили друг друга. Если это можно было назвать так!.. Борю привлекала в Ниночке полная противоположность характера, его и маминому, неподдельная радость бытия — читая свои унылые книги, он нахватался там подобных философских слов. Да и Нине тоже чем-то нравились пылающие затаённой страстью, горящие какой-то лёгкой сумасшедшинкой чёрные уголья Бориных глаз, всегда зажигающиеся при её встрече, его нервные энергичные движения, а ещё странные и непонятные слова, выдаваемые при каждой беседе обо всём. Естественно, что по многим вопросам их понятия совершенно не сходились, и на всё у них были свои слова. И тем не менее, Боря не на шутку увлёкся Ниночкой, младшей его раза в два и ростом в половину его роста — и не только за красивую улыбку.       Он стал вслух интересоваться, когда она приходит из сада и когда ей пора выходить из дома, и раза два выразил желание, чтобы они вместе её проводили и встретили из садика. Тётя Алла нашла это забавным, а Ида Георгиевна — вежливым, поэтому у обеих не возникло возражения. И, хотя Нина была в свои почти шесть лет девочкой активной и самостоятельной, они не могли не замечать, что и ей это нравится.        - Ах, Нинка, золотая ты моя мечта! Без тебя никак я уже не обойдусь! - простодушно признался ей однажды Буровский, в очередной раз оказавшись в их доме, едва их предоставили самим себе.       В ответ Ниночка только счастливо рассмеялась.       Подруги доверяли друг другу, а дети были в общем-то на виду. И, спустя какое-то время, утомившись ходить к саду целой смешной процессией (которой Боря придавал самое трепетное значение), стали отпускать Борю встречать Нинку одного. Рассчитывали, что это скоро ему надоест — но паренёк не пропускал ни дня. И всем было так смешно, но по-своему приятно видеть, как сияющий Боря появлялся с весёлой Ниной, которую стал сажать на шею или на одно из плеч. В саду уже считали их братом и сестрой — ведь в этом возрасте редко бывает иной связь мальчика и девочки.       По дороге Боря заходил за сладостями и фруктами, которые выбирала Нина, а иногда брал для неё игрушки и подарочки. Алла Ефимовна стала немножко поругивать дочку за использование мальчика для своих прихотей, а Боре вежливо поясняла, в чём потакать Нинке не следует. А тот с подчёркнутой нежностью относился к каждой оборочке её платьица, к каждой шапочке, каждому бантику. Подруги-матери относили всё это на забавную детскую блажь. Между тем Борис даже стал интересоваться не самыми мальчишескими занятиями: однажды, пока Ида и Алла обсуждали новости, коротая время до выхода встречать подружку, выгладил через четверной ионный барьер и вывесил в детской лучшее из розовых платьев для Нины. Что мать и тётка только головой покачали вслед стремительно бегущему Боре. А через какое-то время они пришли, и Нина устремилась в детскую, чтобы сама примерить благоухающее чистотой платьице...       Каково было удивление обеих, когда ненароком обе дамы были привлечены в ванную чуть слышным журчанием и лёгким гулом прибора, где и застали Борю за самым нелепым занятием: включив свою собственную ионную наноскопическую зубную щётку, он с увлечением вычищал подкладки и другие внутренние поверхности туфелек Нины, которые слегка замарались по причине дождя. Их подошвы были уже приведены в идеальную чистоту. А на нанорешётке сушилась её только что выстиранная им вручную кофточка.        - Боря! Ты чего?! - с недоумением и тревогой поинтересовалась мать. Ошарашенный угрожающей интонацией, сын не знал, что ответить.        - Нет, ну ты посмотри, что он делает? - Ида Георгиевна бесцеремонно подняла девичий башмачок и протянула Алле Ефимовне.       Алла Ефимовна выжидающе стояла, поджав губы.       Выключив воду и поставив вещи на их места, с обречённым видом опустил голову и Борис. Мать, не дожидаясь мнений лучшей подруги, взяла полотенце, вытерла ему руки, как маленькому, и самым решительным образом подтолкнула к выходу одеваться.        - Не надо его больше к вам водить! Стыда не оберёшься! Надо же!.. Педофил какой-то! - сказала она непонятное, но тем более страшное слово, и сама засобиралась.       Возвратившись домой, Ида Георгиевна ещё раз с чувством отругала сына, обозвала его сумасшедшим и повторила для дураков, что к Финшиным с ним больше ходить не будет. Потому что ему ничего дать нельзя, показать нельзя, и вообще это уже неприлично.       Когда ничего не подозревающая Ниночка закончила кружиться в своём любимом платье по комнате и поинтересовалась, а где же Боря, мать ответила ей, что у Бори и его мамы срочные дела и они ушли.       На следующий день, сходив в садик и из сада одна, девочка озадачилась. Она спросила, не заболел ли Боря, и сказала, что в таком случае хочет его навестить.        - Перестань! А то в ванной запру! - огрызнулась на Нину Алла Ефимовна.       Нина на мать не обиделась, не потеряла своего лёгкого, весёлого настроения, но с этого момента стала меньше ей доверять и больше времени проводить с подружками, чем со своей мамой.       Борис был серьёзнее потрясён случившимся. Несколько дней после этого он вообще не разговаривал и лишь что-то невнятно бормотал во сне. А будешь бормотать, когда за несколько дней до этого мать объяснила ему, что он — постыдный человек, и наказала никогда в жизни никому не рассказывать о случившемся. И вообще лучше своей внутренней жизнью ни с кем не делиться. Потому что и она у него — ненормальная. Мальчик горячо откликнулся на запреты матери, и всецело выполнил их. Даже перевыполнил: он перестал осмысливать свой внутренний мир и желания и про себя, отгоняя любые мысли, не вдаваясь в их содержание. Через некоторое время Боря заговорил и сам с собой...       А годы летели, привнося свои коррективы в жизнь недавних детей, делая их взрослыми. Всё это, по идее, несло каждому и каждой радость раскрытия личности... Но если под воздействием одних и тех же природных веществ другие мальчики мужали и крепли — Боря зверел и дичал. Мир истории и обществоведения для него перестал быть интересным, а реальной жизни, общения, дружбы в его мире не было — в этих условиях в его мир вошли исчезающие уже тогда компьютерные игры, стрелялки и разные фантасмагории по больше части деструктивного, депрессивного содержания. День ото дня всё более напрасными становились сухие увещевания мамы соблюдать режим дня: приобретя с годами взгляд исподлобья и нервную улыбку-оскал почти как у затравленного зверя, Борис недовольно гнал её прочь от себя с неразборчивым утробным рычанием. Но реальной самостоятельности это ему не принесло. В его быт прочно вошли ночные бдения за компьютером неделями напролёт, похожие на запои, как сказал кое-что заставший в своей молодости старичок-сосед. В его электронных тетрадках появились изображения странных исчадий с непропорционально накачанными бицепсами и девушек, разрезанных пополам. А мать всё не била тревогу.       Впрочем, надо сказать, что в известной степени Борис сохранял при этом и инфантилизм. Да мама и способствовала этому. Замечая, что сын увлечён электронными играми, и надеясь в какой-то степени отвадить его от них, она принесла ему однажды настольную игрушку, похожую на японского покемончика образца рубежа двадцатого — двадцать первого веков, но гораздо менее детскую. В это чудное существо были встроены мировые часы, показывающие время во всех секторах Земли и семи дружественных планет, погодный коммутатор, высокотехнологичный арифмометр с логарифмами и актуальный информатор новостей. Это так Ида Георгиевна пыталась всё же склонить сына к режиму дня, надо полагать.       Подивившись на новую игрушку несколько дней как баран на новые ворота, Буровский было махнул на неё рукой и где-то затерял посреди своего многочисленного настольного хлама. Надо сказать, что течение болезни парня (а, да, речь, как кто угодно будет догадываться, шла уже о болезни для него) в известной степени было скрашено тем обстоятельством, что коэффициент интеллекта у него совсем уж быстро не угасал. Решая задачи старших классов школы, Борис программу тянул, иногда даже на самом высоком уровне — это было для его ума чем-то вроде трудовой терапии. Проявляя некоторый интерес к кибернетике и технологии управления процессами — это пришло на смену увлечению историей — он сумел прилично доучиться в средней школе и речь шла даже о поступлении в самый известный из вузов Москвы. Принимая во внимание прославленного отца — космического героя, а также научные связи Иды Георгиевны в городских интеллектуальных кругах, лишь нескольких дней запредельного напряжения стоило Борису, чтобы в один прекрасный день получить электронный документ первокурсника физфака МГУ.       В один из прекрасных, по меркам семьи Буровских, вечеров того лета, уморённый умозрительными построениями сложных вступительных экзаменов, парень вовремя отправлялся ко сну в соответствии режиму дня, а его игры в компьютере несколько недель оставались нетронутыми. Мама то ли читала электронную газету в режиме печати в воздухе гостиной — это позволял долгий световой день, то ли тоже легла спать. И тут Борис вдруг заметил, что забытый робот-зверёк на столе престранно свистит! Это был даже не свист, это, скорее, была песенка, где можно было разобрать слова, состояла же она, точнее, пожалуй, из одного припева. «Сломай и убей!» — «Сломай и убей!» — «Сломай и убей!» — несколько даже завораживающе пел тоненький голосок, так, что — о, жуть! — в этом чувствовалась какая-то специфическая ласка и гармония.       Несколько вечеров подряд голосок лепетал, умолял, упрашивал Бориса ломать и убивать, словно бы взывая то к чувству вины перед непонятными силами, то ставя вопрос примерно как «ну, пожалуйста, сломай и убей» - пока наконец не добился своего, вынудив Буровского среди ночи швырнуть аппарат об стенку так, чтобы тот замолчал навсегда. Но с этого момента многое в его характере изменилось незаметно для него. Кошмар виртуальных игр затряс сознание с новой силой, отвлекая от учёбы...       Отношения с однокурсниками не ладились: Буровского закономерно и предсказуемо считали чудным. Перебросившись с ним словами при первом знакомстве поступления, парни его чурались, девушки потихоньку смеялись и осторожно выскальзывали из его поля зрения. Не повезло Борису и с увлечениями, которые обычно, зачастую, помогают сдружиться тем, кого не сблизил сам академический процесс. Активный отдых, лыжные забеги по побережьям Таймыра или Антарктики, виндсерфинг на Тихом океане и дайвинг в Эгейском море в составе спортивных клубов МГУ были для него закрыты по медицинским показаниям. А в творческий мелодический коллектив молодёжи «Психомузыкальный Делириум» Буровский не подался сам, избегая как огня всего, что напоминало бы ему о его ненормальности. Сами посудите, ну не в кружок электронного вышивания фемтонитями было ему записываться!.. Видимо, дальше цель была достигнута. Антисоциальная десоциализация парня развилась уже полным ходом.       Однажды поздней осенью или в начале зимы, часу в первом, а то и втором ночи, когда игровой угар плотно окутывал комнату и разум Бориса, произошло непредвиденное происшествие. Неожиданно полностью вырубилась сеть. Невесть откуда получили команду на отсоединение все процессоры. Утомлённо чертыхаясь, Боря было полез за резервным питанием, но техника упорно отказывалась от нового запуска. Подняться из-под стола ему уже не удалось, так как внезапно сознание подёрнулось каким-то жёлтым туманом, и вся обстановка комнаты словно куда-то исчезла, провалилась, как во сне. Из жёлтого тумана вынырнуло неземное существо — по виду рогатая свинья с тяжёлым, властным взглядом, облачённая в одеяния вроде форменных, в которые еле пролезали бугры её тяжёлых мышц.        - Не пытайся ничего включить, - непререкаемым тоном произнесла свинья непонятно на каком языке и, скорее всего, беззвучно, но, как ни странно, Буровский понял. - По приказу командования на срок связи вокруг тебя полная радиотемнота, включая все твои импульсы мозга. Твоя жизнь продолжится только по итогам и в зависимости от итогов переговоров с нами.        - Кто вы? Что вам от меня нужно? - мысленно пролепетал поражённый Буровский.        - Буровский Борис Семёнович, - указала свинья, произнося понятия с ощутимым высокомерием и отвращением, - город Москва, территория Россия, планета Земля. Ты прошёл достаточный курс психической подготовки и обладаешь достаточными знаниями технологий, чтобы сотрудничать с нами. На вашей ничтожной планете годность к этому обнаружили единицы, так что ты — среди избранных. Сотрудничество представит тебе определённые гарантии, отказ повлечёт последствия...        - Благодарю за оказанную честь, но от кого? - отозвался польщённый Буровский.        - Сапырвал Решкюг, от имени коллективной воли расы Сапырвалов, - надменно пробормотала свинья, - и заранее предостерегаю задавать вопросы о том, кто мы и чем занимаемся, так как они составляют военную тайну, разглашение которой карается самым беспощадным образом. Гораздо важнее для тебя прочувствовать, что мы обладаем внушительной силой и значительным влиянием — невзирая на астрономические расстояния, которые, если что-то идёт не так, никого уже от возмездия не спасут. Однажды мы придём на твою планету тоже. И сделаем мы это с благодарностью тебе, или как-то иначе — зависит от твоего выбора...       Услышав, что собеседника звали Решкюг, что на космолингве вообще-то означало «испорченный», «искажённый», «поломанный», Буровский не насторожился, потому что мало интересовался языками и плохо изучил космолингву — хотя в его поколении и редкость, чтобы кто-то совсем уж её не знал.        - Ну, я выбираю сотрудничество, только в чём, собственно, оно будет заключаться? - рассеянно переспросил он.        - Ты обладаешь приличными для своего жалкого окружения способностями мышления, и тебе придётся применить их в конструкторском назначении, - тон свиньи настраивал Бориса на беспрекословность. - Ты жил среди этих существ. Ты знаешь, как они подлы и слабы, как они деградируют и умирают. Сооруди такой опытный образец устройства, которое бы обладало искусственным интеллектом, боевым духом, было подобно нам, а не вам, по праву лучших — и было бы способно при этом выдерживать бой с существами, заполонившими твою планету, превосходя их способности к защите и побеждая их всегда и во всём!       В голове вконец оторопелого носились и трепетали образы устаревших военных роботизированных машин — парень как бы прикидывал, что это такое, и что он может, и к чему это всё... Поверхности свиньи пошли тёмными пятнами: судя по всему, это ей скоро надоело.        - Да, да, ты знаешь, как делать, - нетерпеливо прервала свинья, - и будешь делать хорошо, просто потому, что делать иначе тебе мы ведь и не дадим. Ты как, ещё не убедился в этом?       Борис не успел подумать что-либо в ответ. Внезапно он ощутил совсем уже странную вещь: как будто мышцы лёгких его, которых он в жизни не чувствовал, внезапно налились усталостью, как бывает с руками и ногами. Он прекратил дышать! Мозгу быстро стало не хватать кислорода, и всё тело рефлекторно задёргалось — но не лёгкие. «Я должен проснуться!» - пытался выгнать себя из жуткого состояния Буровский. - «Это всё сон, надо сбросить его!»        - Это не сон, и тебе уже никогда не сбросить его, - мрачно констатировала свинья, вновь отзываясь и встав перед глазами. - Без нашей санкции, конечно. Я думаю, дыхания достаточно? А то вот можно попробовать заглушить и сердце. Как там с осмысленным решением по основному вопросу?        - Да не вопрос! Соглашаюсь! - За Буровского, похоже, простонало угодный ответ само его измученное тело. - Я просто думал, как именно работать, задача-то сложная...       Наверное, больше никаких мыслей его мозг просто бы не генерировал, если бы тотчас не ожили лёгкие. Нервное, учащённое дыхание восстановилось.        - Теперь... - тон рыка свиньи стал непререкаемо грозным, - слепо повторяй за мной, не вздумай ошибиться и в слове: «Я буду поклоняться поросёнку как небу»...        - Я... буду... поклоняться... - тупо лепетал Буровский, не в силах даже вдаваться в смысл слов.        - «...всегда и во всём ставить интересы поросёнка как расы несоизмеримо выше любых личных, коллективных и прочих. В случае неповиновения да погибну...» Нормально. Официальный ответ согласием получен, - свинья торжественно выпрямилась, - он равноценен принятию воинской присяги расе Сапырвалов. А для тех, кто присягнул, не существует сложных задач. Существуют только сложности, которые разрешают волей к самой жизни. На следующий оборот твоей планеты вокруг её светила к тебе придёт технический инструктор, Сапырвал Фикын. Не вздумай и в малости лгать ему в мыслях и чувствах! Он чётко разберётся с тобою в задаче и поможет её разложить по этапам, которые мы будем отслеживать и контролировать по уставу. Отвлечёшься, не проснёшься. Однажды. Когда опытный образец будет выполнен и представлен нашему техническому трибуналу, ты передашь его в установленное место своей планеты установленным нами способом. Мы его отберём, строго в твоё отсутствие, и больше никаких претензий к тебе не будет. Всё.        - Неужели? Всё? Я так... я так благодарен! - Буровский не успел пролепетать слова искреннего признания свинье, её загадочной расе и строгой дисциплине, как Сапырвал Решкюг, не прощаясь, удалился, а жёлтый туман пошёл рассеиваться, обнажая оставленную комнату.       Борис лежал на полу под экранами, учащённо дыша. Вокруг загорались диоды, начинали свою тихую песню остановленные процессоры. На следующее утро он взволнованно признался Иде Георгиевне:        - Мама! Мне вчера ночью снилась рогатая свинья!       Буровская кисло поморщилась.        - Ох! Надо же! Рогатая свинья... Нет, тебе определённо не надо откладывать поход к психиатру! А не маму грузить всякими наваждениями!..       Поход не был отложен. Он состоялся в тот же день, после семинарских занятий: Боря же послушный мальчик. Шутливый старичок, который уже лет пять вёл молодого человека, с интересом выслушал о загадочном происшествии и посоветовал относиться к свиньям, как и к прочим посетителям его снов, проявляя побольше юмора и иронии. Тогда, мол, и они будут вести себя по-другому. А обо всех новых их выходках, как и обо всех связанных с ними новостях, информировать его.       Однако, когда в установленный час у парня, как по команде, перехватило дыхание от жёлтого тумана в голове, и перед ним предстал, посапывая, умиротворённо-суетливый Сапырвал Фикын — от одного его вида куда-то подевались и юмор, и ирония.        - Так, хорошо разбираемся в технике? - пропыхтел Сапырвал Фикын. - Ну что ж, составим план. Да, учти, кстати, что твои головной и спинной мозг сканируются в онлайн-режиме. Так что ни одни мысль и чувство не пройдут мимо нас. Что делать: таковы лишь требования устава ко всем, кто нагружен выполнением секретных работ. Так что если твоя мама до сих пор не научила тебя всегда говорить правду, то вот мы научим. Или заставим, это не имеет разницы. Там ты немножко пооткровенничал с дядькой-психиатром?       Буровский молчал, тяжело дыша и сцепив руки.        - Твоё дело, мил человек: мы не запрещаем — мы просто на тебя налагаем ответственность, и ответственность эта особая — по законам военного времени. Рассказывай ты кому угодно что хочешь, только вот если по итогам рассказов будут нежелательные последствия для разработок, не удивляйся, если дышать станет нечем, или там когда-нибудь сердечко прихватит... Если много станут знать, кому знать не положено, может, и навсегда... Я надеюсь, что сообразил? Давай, валяй, проваливай: завтра сверим наше понимание по первичному этапу разработки. Отчитаешься мне, из чего будешь исходить при построении.       С этого дня ноги Бориса сами уносили от любых встреч с его психологом, и он прочно забыл дорогу в поликлинику, бегая от него, как чёрт от ладана. «Я здоров! Я... совершенно здоров! Я... более здоров, чем кто-либо в мире!» - судорожно повторял он на любые расспросы, исходи они хоть от матери, хоть от чужих людей — а клиническая картина классической шизофрении всё более ярко подтверждалась.       И работа закипела. В первый же день, начисто забыв и про чертежи с калькуляциями для учёбы, и про компьютерные игры с иллюзиями для балдежа, Борис проанализировал историю боевых роботов начала и середины века, что применялись на Земле в Последнюю Звёздную войну, а также модели, которые в свои эпохи имели хождение на других планетах. Парень скрупулёзно выявил их слабые места, динамические и конструктивные недостатки, и разработал пути усовершенствования. Обо всём без малейших утаек было доложено Сапырвалу Фикыну, и свиноид, посопев в задумчивости, высказал критику и отдал распоряжения.       В университете никого не смутила странная переквалификация Буровского — с гравитотехники на робототехнику — хотя ведь должна была насторожить. Но что делать, люди будущего обладают достаточно широкими взглядами, уважая свободу технического творчества больше, чем их предки. И научный руководитель Бориса посмотрел на это сквозь пальцы, отнеся к блажи и поиску молодого учёного, которому не стоит препятствовать...       Нечего скрывать — рогатые свиньи научили Буровского болезненной, кристальной честности. Им он не врал и в малом. Через некоторое время он проникся к их угрюмой компании и особенным почётом, граничащим с маниакальной восторженностью. Он стал обожать и почитать их во всём, считая идеалами мужества, отваги, непреклонности, организованности и целеустремлённости. Одно их появление в его воспалённом мозгу сопровождалось уже не вспышкой страха, а излиянием слёз радости. «Мои священные свиньи!» - не называл иначе он их, если приходил момент проговориться о чём-то матери — которая всё равно ни во что не могла поверить, а, значит, и не вникала во всю жуть и трагизм того, что творилось с сыном и куда он попал — и ревностно отталкивал от себя любого, если кто потребует его внимания в тот час «икс», когда по уставу его сознание не полагалось заполнять ничему, кроме жёлтого тумана.       Итак, разработка пошла-поехала. Через какое-то время в квартире появились уже и составные части, а когда места под них стало маловато, был тупо выброшен из фамильного гаража мотофлип покойного отца, доставшийся тому в подарок то ли от деда, то ли от бабушки. Раритетная машина с неделю провалялась под палящими лучами солнца (дело было в июле) и грозовыми дождями: никому в голову не пришло её украсть — и только когда стало ясно, что она бесхозная и элементарно пропадёт, теплостанский ретроавиаклуб забрал её в свою коллекцию. В гараже же обосновались вещи другого применения. А мама во всё это, как вы уже правильно догадываетесь, не вникала...       Однако эксплуатация серого вещества молодого человека рогатыми свиньями не только не шла ему на пользу — даже в плане повышения квалификации в пресловутой робототехнике, но и просто даром не проходила. И не прошло и семестра, как Буровский начал ощутимо сдавать по всем другим дисциплинам. Пришлось оформить академический отпуск, благо медицинские показания были. Но от служения потусторонним господам увольнения, естественно, не было: более того, там работа в этой связи пошла в усиленном ритме. Ведь скрыть от свиней что-либо было невозможно по определению, в том числе, конечно, и несчастную академку. Поэтому о полноценном навёрстывании упущенного тоже не могло идти и речи — и за академкой последовали вторая и третья.       Состав однокурсников Бориса сменился, и он теперь был одним из самых старших на потоке. Это в какой-то степени даже и выгодно подняло его в глазах окружающих: коллеги по поступлению, среди которых держалась его репутация чудика, ушли вперёд со своими курсами, а среди младших (хоть в будущем эта градация и не так сильна, как в каких-нибудь прадедовских поколениях) вопрос об авторитете его был в общем-то закрыт. Владимир Константинович оставался тем же — человеком широких взглядов и лишённым предубеждений, и его образ увлечённого техническим творчеством, пусть и немного неудачливого в плане здоровья молодого человека, поддерживался, в том числе, и научным руководителем.       Борис и действительно придумал прорывную технологию. Однажды он предложил оснастить робота амплификатором диаметра боевой реакции кареточного типа, установкой, аналогов которой не было и в годы Последней Звёздной войны, и которая в сотни раз повысила способность устройства в борьбе противостоять до тысячи единицам противника, действующим каждая автономно и целенаправленно, и притом находящимся в любой точке сферы от робота. Буровский даже назвал эту технологию «глаза на затылке». Высокомерные свиноиды не баловали парня, но этот прорыв вызвал у них восхищение, пусть и сдержанно-снисходительное, но такое, что в один из сеансов жёлтого тумана своего появления удостоил Буровского такой свиноид, вокруг которого расходилось лучами что-то вроде солнечной короны. Сапырвал Бадзыз — сообщили Борису его имя — был настолько доволен делами проекта, что лично выучил имя парня и пообещал увековечить его в личном памятнике после прихода на Землю.        - Достойно. Похвально! - пропыхтел Сапырвал Бадзыз. - Вижу, ты сильно превзошёл свою грошовую расу. Надо же, тебе и впрямь было не место воплощаться среди этих... Будешь так продолжать работать и дальше — получишь звание, получишь орден!..       И Буровский работал! Работал до очертенения, забывая себя, забывая маму, и всё больше забывая людей, от которых его всё дальше и дальше отдаляла мечта об исключительной избранности. А маме было и невдомёк, что в подсознании сына регулярно всплывают рогатые свиньи, и тот даже шагу не может ступить без их ведома. И даже те шокирующие минуты, когда сын был готов бросить любое дело неважно, какой важности, из чувства долга перед какими-то драгоценными существами, уже не казались Иде Георгиевне кошмаром. Это ведь было так же, как и сама она боялась пропустить порой очередную телевизионную мелодраму, или, может быть, мыло-драму.       Однако проблемы с предметами в университете никуда не девались — только накапливались. В один прекрасный день они уже перестали быть тайной для кого бы то ни было, а стали, наоборот, притчей во языцех всего курса. Ещё бы! Когда во время гармоничного развития личности какой-то студент еле бормочет на космолингве, не знает истории модификации тоталитарных режимов, не в состоянии продолжить ни одной строчки поэзии, путается даже в параметрах технической алгебры и вдобавок подтягивается один раз на физкультуре, и тот не всегда — его не могут не поднимать на смех. По-дружески, конечно.       Но для Буровского не было друзей. Он на всех смотрел свысока, а чуть чего не так — вообще сжимал кулаки и что-то неразборчивое исподлобья рычал. Особенно противным был Генка Кукин, на которого эти замахи и угрозы не действовали, поскольку тот сам был борец высшего класса. Да и другие особенно оскорблять себя тоже бы позволять не стали.       В группе, в которую определили Буровского, была довольно интересная девушка. Звали её то ли Таня, то ли Тоня, то ли Таня-Тоня, то ли Тоня-Таня — это, впрочем, неважно, так как в будущем, во-первых, не только в Европе, но и в России двойные имена не редкость (и запросто вам может встретиться не только Марианна, но и Наталья-Евгения), а во-вторых, такие имена как Татьяна и Антонина довольно популярны, как и в тридцатые годы двадцатого века. И могут комбинироваться и друг с дружкой.       У девушки было две основные особенности: а) любить часы, и б) всем нравиться. Причём практически без разбора. Зачастую она могла появиться на лекции или на семинаре в платье из нанотрубок, с верху до низу декорированном часами — на платье отражались в режиме реального времени часы всех поясов Земли, центральных меридианов Марса, Луны и Галактического Центра, данные прогноза погоды, а на груди, в кокетливой рамке — увеличенное московское время. Это платье удобно привлекало внимание юношей из всех углов аудитории, причём давая их взглядам и удобное оправдание — кто-то хочет сверить свои часы, а кто-то подумал, не встала ли уже бабушка на Марсе, чтобы на перерыве прислать ей викад с пожеланием доброго утра.       Помимо технических способностей, которые и привели её на физфак, девушка почти идеально успевала по всем остальным предметам, также являя собою один из образцов гармоничной личности. При этом по физической подготовке Таня (а, вполне возможно, и Тоня), хотя и прекрасно отвечала усреднённым девичьим нормативам для спорта — а в будущем это довольно высокие нормативы — особенных чудес, как похожая на амазонку Урванцева, не демонстрировала, и в спорте звёзд с неба не хватала, предоставляя быть лучше себя сильной половине однокурсников, что только дополнительно оттеняло её редкостную, своеобразную и неповторимую женственность. Неудивительно, что это лишь добавляло ей тайных воздыханий и восторженных взглядов. Мало того, Тоня-Таня (с не меньшим процентом вероятности, и Таня-Тоня) слыла ещё и очень доброй. И вот каким же образом.       При таких делах число желающих подружиться с девушкой более лично, не только сверяя по ней свои часы, росло в геометрической прогрессии в первые же месяцы совместной учёбы потока, и достигло критического показателя уже к концу первого курса. Однако Тоня (или Таня) была ровной с каждым, оставаясь всегда подчёркнуто холодно-вежливой и дипломатичной, поддерживая приветливые, но равноудалённые связи. «Мне нравятся дистантные отношения», - загадочно замечала она, - «а личное не должно препятствовать общественному, не должно отрывать от учёбы».       И, пожалуй, только впрямь высокое нравственное развитие молодёжи будущего позволяло на каком-то этапе избегать массового недовольства друг другом вплоть до бурного выяснения отношений между юношами по её поводу. И поэтому, когда в поле её более пристального зрения попал Дима Мишин — маленький, ранимый, мягкий, по-детски немного смешной — никому и в голову не пришло этим возмутиться.       Татьяна (Антонина?) часто занимала рядом с ним место в лектории, обсуждала поиск материалов на бесчисленных сайтах Галактического информатория, предлагала свою помощь в усвоении и других дисциплин, а также психологических причин известных затруднений парня в достижении успехов на проблемных для него направлениях. Всё это быстро подняло сниженную самооценку Мишина, а в сочетании с его природными робостью и застенчивостью её отстранённая вежливость просто отлично взаимодополнялась. И однокурсники, и одногруппники были восхищены добротой Тони (Тани?), что наконец, кажется, склонилась, причём к самому красивому и трогательному, выбору. Они находили, что на почве доброты оба друг другу прекрасно подходят, и втайне ждали скорой счастливой развязки в виде закономерного оформления отношений двоих вполне взрослых людей в ближайшей, на худой конец — среднесрочной перспективе.       Появление Буровского в группе после перехода на очередной курс напоминало для всех падение стула или чего там ещё сквозь проломившиеся доски потолка с чердака. А в сочетании с его характером и вовсе произвело комический эффект. В первые же дни совместной учёбы он обрадовал всех своими необузданным высокомерием и ошарашил бесчисленными странностями и чудачествами, развитие которых, в принципе, уже характерно на этом этапе течения обыкновенной шизофрении. Даже те девушки и ребята, которые были изначально с интересом и дружелюбием настроены к новенькому из академического отпуска, быстро теряли с ним контакт. Кто-то поневоле начинал посмеиваться по его адресу — так, не обидно, но чуть-чуть. Таня-Тоня (Тоня-Таня) подчёркнуто молчала. А маленький Дима, кажется, был наивно рад, что наконец-то рядом появился кто-то, кто может быть смешнее его.       Однажды потусторонним хозяевам понадобилась связь со своим научным рабом с Земли во время, полностью совпадающее с семинарским занятием в университете. Начертив в воздухе электронный чертёж в привычном формате экзотекста, Борис близился к полному разрешению задачи на несколько пространств и переходы между ними — однако в момент, когда надо было сообщить последний ответ, пальцы парня вдруг рефлекторно дёрнулись, рука затряслась до плеча, а пол-лица исказила судорога.        - Подождите минутку! Совсем забыл! Мои драгоценные, священные свиньи! - выкрикнул Буровский и, бешено блестя чёрными глазами, выбежал из аудитории, на ходу впадая в транс.       Студенты ошалело переглядывались. Преподаватель невозмутимо вызвал Чикасова дорешать задачу.       На перемене смешки сотрясали и раздирали, кажется, уже всю группу.        - Да-а-а. Наш вечный студент чудён, - покачивал головой кто-то.        - Такими-то темпами, скоро засветит ему новая академка!..        - У всех в голове — тараканы, а вот у Буровского — свиньи. Даже в этом Боря не такой, как все!        - Ну, или хотя бы, какие-то клопиксоиды...        - Ха-а-ха-ха...        - А что смеётесь?! Между прочим, только над тем, что плохие вы, значит, товарищи! - звонкий голос вставшей в позу Антонины-Татьяны удивил всех. - Сами же только что вот поняли, что Борис под угрозой снова оказаться в отпуске за неуспеваемость, а никакого желания помочь ему, поддержать его, не выразили!        - Так-то оно так, Тань, - глубокомысленно заметил Радин (а некоторым послышалось и «Тонь»), - только вот как с ним таким заниматься! Я уж на что человек спокойный, сдержанный. Папу его, опять же, весьма уважаю — мой дед про него хорошее рассказывал — а знала бы ты, как он со мной поговорил на прошлой неделе, не обрадовалась бы!..        - И со мной! И вот со мной тоже! - послышались непроизвольные выкрики.        - Ребята! - не боясь показаться странной, подала голос Таня-Тоня снова, после того, как все более-менее стихли. - А вот я вам покажу, что можно работать со всеми людьми. Это, конечно, так, что Борис — человек в общении непростой, но очень мне это не нравится, когда кого-то одного всё время высмеивают.       Димочка посмотрел на Тоню-Таню снизу вверх с выражением безграничного восхищения.       Когда транс закончился и лицо Буровского слегка просветлело, а он снова вернулся на своё место в аудитории уже на следующий семинар, его окружила загадочная тишина. На перемене к Буровскому подошла Татьяна и, сдержанно похвалив ход мысли в момент составления того, незаконченного по нелепой причине, чертежа, ненавязчиво пригласила в центральную библиотеку Парящего корпуса позаниматься над теми проблемами математического анализа, обсуждая которые на прошлой неделе тот допустил несколько ошибок, над которыми смеялись все. Пожав плечами, Буровский согласился. Восторженный Мишин был готов аплодировать, и попросился пойти вместе. Антонина великодушно согласилась.       Весь вечер этого дня они провели в Парящем корпусе. Буровский горячечно доказывал своей новой подруге правоту своих наиболее бредовых построений. Таня-Тоня аргументированно и тактично возражала ему, и в конце концов Борис принимал её точку зрения, параллельно обнаруживая, что он и сам лучше знает алгебру, чем до этого. Дима Мишин смешно пытался встревать, тоже предлагая свои знания, но на него, похоже, никто так и не обращал особого внимания. Научная беседа затянулась.        - Дим, если ты устал, или не хочешь, или тебе неинтересно — можешь идти, я не знаю, сколько мы ещё тут будем! - инициативно заметила, как всегда предупредительная, Тоня-Таня.       Мишин удалился спокойно, хотя и заметил сам в себе довольно странное удивление. Он всё ещё не подозревал, какой оборот ждёт его в самом скором времени...       Когда же ровная и благодушная Татьяна-Антонина пригласила его (возможно, первого среди прочих, но, неизменно — среди прочих, и только!) на свой день рождения, который приходился на какие-то из первых чисел октября, и Димка, расстаравшись, припёр ей в подарок здоровенные раритетные часы начала двадцатого века, он с удивлением заметил среди гостей даже Буровского. Тоня-Таня встречала Мишина стандартно-лучезарной улыбкой.        - Ой! Надо же, а у меня уже есть такие! - равнодушно протянула она, и не соврала — приоткрыла дверь в другую комнату, и Дима удостоверился в этом своими глазами. - Но это ничего, ты не обижайся, тоже пригодятся, передарю, опять же, кому-нибудь...       В компании всё было хорошо, пока кто-то, по простоте душевной, не поднял скользкую тему свиней.        - Да! Мои драгоценные свиньи!!! - вскричал Буровский в запале, ничуть не смущаясь уже и тому, что он в гостях, да ещё у какой изысканной особы. - И, кстати, мне надо на связь!       Борис опрометью выбежал из-за стола и закрылся в ванной. Всё это было отнюдь не эстетично. Все с сожалением смотрели на хозяйку торжества.        - Ну что вы так смотрите? - прервала молчание Таня-Тоня. - У каждого из ребят должны быть свои небольшие слабости. Только на их фоне они и выглядят настоящими мужчинами.       Все вздохнули с облегчением, но в этом вздохе прозвучала и изрядная доля удивления. Сбоку от Тани послышалось сдержанное рыдание Димки. Но, может быть, это только и показалось кому-то...       В течение всего семестра после этого Тоня-Таня усиленно занималась с Буровским. И, надо сказать, прогресс просвещения действительно приносил свои плоды: Борис заметно наверстал упущенное по многим предметам, и точным, и гуманитарным. Это сильно поправило и здоровье парня, а то способ внесения знаний специальными уколами или другими средствами нейрохимии, в сочетании с его основным диагнозом, был затруднён, малоэффективен или связан с опасными осложнениями.       А Мишин не терзался ревностью. По крайней мере, по его внешнему виду это не чувствовалось. Ну а, поскольку особой замкнутостью, в отличие от некоторых, он, к счастью, не обладал, то без особых трудностей можно было разобрать: он настолько благоволил Татьяне-Антонине даже за то внимание, что она и когда-то ему оказала, что глубоко внутренне и не рассчитывал на нечто большее.       Иначе, увы, обстояло дело с Буровским.       Слабых Борис презирал, сильным же быть не мог: это его и губило в конечном итоге. Димы Мишина для него вообще не существовало, а разрешать вечную загадку Тони-Тани у него не было времени. Оно и так было более, чем на две трети, поглощено рогатыми свиньями.       В разработке, однако, тоже наметился прогресс. Она подходила к своему завершению. Созданный трудами бессонных ночей и бесчисленных улучшений деструктивный андроид уже был не только что собран — он с трудом помещался в гараже. Красавец кибер-изверг был крут. В свободном состоянии он доходил ростом до двухэтажного дома. Такие измерения заказали Борису Сапырвалы. Свои давние чувства завистливого восхищения перед отлично развитыми бицепсами и трицепсами других людей Буровский вложил не в физический труд и занятия в спортзале, как было бы логично и естественно, а в параметрию создаваемого устройства. И оно было внушительно: специально спроектированная головогрудь, вмещая в себя мириады сенсоров и сотни лазеров запрещённой в быту, смертоносной интенсивности, была шире капота некоторых грузовиков начала двадцать первого века, а удары обоих сворачиваемых кулачищ были равносильны наезду автомобиля на столб на скорости ста километров в час. Когда робот во включённом состоянии — а для динамических тестов это бывало необходимо — Буровский и сам побаивался рядом с ним находиться: программы-то, как-никак, были установлены на уничтожение объектов именно его вида. То есть рода человеческого...       Название, которое Борис придумал для сооружения, красовалось в его компьютере как заглавие засекреченной многочисленными паролями сводной папки для всех внутренних директорий:

ТЕРМИНЮГА

      Ему казалось, что именно оно лучше всего подчёркивает независимость, неподотчётность любым из норм морали, права и даже законов физики и математики (последнего, конечно, ему только хотелось) в сочетании с исключительной целеустремлённостью в исполнении любых боезадач, беспощадности к врагам, идущей напролом грубости, и способности устрашить любого своим превосходством.       Всеведущие командиры тоже знали обо всём этом, и однажды, где-то в конце зимы, из ночного жёлтого тумана перед Борисом вырисовался ранее незнакомый свин: с полуобломленным рогом, подбитым глазом и подрезанным ухом. Увидев его, Буровский поневоле удивился, и зря.        - Ух, а меня Сапырвал Фикын и не предупреждал, что со мной будет общаться кто-нибудь другой, - нелепо высказался он.        - Я тебе не кто-нибудь, - пробасил свиноид исподлобья, - а ещё будешь называть «кем-нибудь», будешь отвечать по уставу. Хочешь, чтобы с тобой поговорил Сапырвал Убдзюрг?! Давай, организуем... Я — Сапырвал Жирюд, - неприветливо представился он. - До меня доведено, что ты выходишь на завершение проекта, скоро будешь отдавать его нам. А принимаю готовые изделия именно я, так что если чего-нибудь наделаешь не того при их сдаче, дело иметь будешь тоже со мной, понял?        - Здравия желаю, всегда готов иметь с вами любые дела! Моё сознание перед вами начистоту! - мысленно воскликнул Буровский.        - Твоё счастье, - криво оскалившись, пробасил свиноид. - Значит так, слушай инструкцию. Не вздумай потом чего-то переиначить по собственному усмотрению — везде достанем, в клочки порвём, за это не беспокойся. На твою планету за боевой машиной мы не полетим. Но и сам ты доставишь её нам без своего личного присутствия.        - Уже лучше! - восторженно выдохнул Буровский, который в душе всё-таки немножко побаивался за судьбы человечества после всего, что натворил. - Я всегда догадывался, что ваши цели возвышенны и величественны!..        - Догадываться тебе — не по уставу, - грубо оборвал его Сапырвал Жирюд, - догадаешься о слишком многом — понесёшь наказание. Да, боевые машины нам нужны для очищения под наши стратегические задачи жизненного пространства на всех планетах Космоса...        - И Земли тоже?! - испугался Буровский.        - Духовного очищения! - сделав упор на первое слово, не дал ему развить мысль рогатый свин. - Ты же знаешь не понаслышке, сколько всякой дряни обращается вокруг тебя? А мир будет лучше после каждого такого очищения! Мы щедро накормим пулями всех, кто не понимает высоту нравственных ценностей!..       Боря вспомнил всех, кто когда-либо его обидел, и мысленно согласился со свиноидом.        - Но это — дело более отдалённых времён. Так решило командование! - продолжил Сапырвал Жирюд. - А сейчас устройство, проверенное и выданное в тираж, нужно нам для зачистки одной дрянной зелёной планетки от населяющих её противных зверьков, которые несколько столетий назад перестали уничтожать друг друга, объединились и пытаются остановить нас. И, кстати, отменили деньги — как и на вашей, этой, Земле... Это в паре сотен световых лет от твоих краёв, парень. Поэтому и высылать будешь сам, мы не приедем. Теперь, под страхом мучительной смерти, запоминай, как.       Буровский сосредоточился — насколько состояние потери разумного сознания может предполагать сосредоточение! - даже функции записи в компьютере захотел подключить, но напрасно: ему не дали.        - Не хлопочи, будешь режим секретности соблюдать, - жёстко приказал свин. - Итак, через свою мать, у которой есть связи в Академии Наук, закажешь автопилотируемый грузовой звездолёт. Направление будет «Москва — Уран». В накладной к грузу ты указываешь научно-исследовательское оборудование для спутниковых станций, разрабатываемое студентами вашей кафедры. Какое, уточнять тебя, на этом назначении, не заставят. Наша разведка прекрасно знает, что таких грузов сейчас идёт много, так что не ёрзай, у тебя проблем от этого возникнуть не должно. Теперь главное: маршрут звездолёта ты прокладываешь сам — там тоже есть такая функция. Добросовестно, чтобы ни у кого никаких придирок не возникло, пиши его до самой орбиты Урана, до приёма там орбитальным комплексом, ты знаешь, как.        - А как же вы?.. - заинтересовался Буровский, и тут же осёкся от тяжёлого взгляда.        - А мы так, что ещё раз отвлечёшься — не проснёшься. Я не шучу. У нас вообще шутки отставлены, - прорычал свиноид и с раздражением дёрнул на себе портупею. - На маршруте ты обязан поставить задержку в пятнадцать целых, пятьдесят три сотых галактической фазы в квадрате основного пространства SRDL862 — YVNM113 — AHRB096. В этой точке корабль и будет перехвачен транспространственным ударом боевого зигзаголёта под моим управлением. Физика процесса полностью будет соответствовать аннигиляции объекта, и даже если будут искать, никто ничего не найдёт — этот грузовичок будет от вашей дыры на таком расстоянии, где его никто не будет и вышаривать. Задержку, во избежание подозрений, ты оформишь как техническую...        - Но ведь эти координаты соответствуют... нашему поясу астероидов! - поразился Буровский. - Виноват, что снова встреваю, но это технически важно, кажется. Зачем же к самому Урану?!?        - Виноват, и за свою вину ответишь, - отрезал Сапырвал Жирюд. - Предупреждаю для особо тупых и самодеятельных. Всё ваше хозяйство мы знаем почище тебя, давно за ним следим. Не вздумай ничего адресовать к Сатурну: всё адресованное туда проверяется в пространстве службами вашей Галактики. А к Юпитеру и его спутникам ничего, кроме добывающего оборудования, и так не идёт — у тебя проверят груз ещё на Земле. Нам не надо, чтобы поставка была сорвана. Да и тебе, может быть, по идее, башка ещё и пригодится, опять же...        - И мне не надо! - выдохнул Буровский. - Я готов работать с вами вечно! Я буду жить, пока вы есть!        - Ты будешь жить, пока не совершишь ошибок, - поправил его свиноид. - Узнавай, организуй. Точный момент времени для отправки мы назовём тебе по итогам подготовки. Действуй!       Этот момент пришёлся на двадцатое апреля, шестнадцать часов тридцать восемь минут московского времени. Ида Георгиевна действительно ничего не спросила. Она была очень горда, пусть и втайне, что её сын выполняет такие важные поручения для лучших учёных Земли, и тем самым доказывает, что он ничуть не хуже сверстников, достойный человек и вообще неуклонно добивается прогресса в своих делах.       Поправляющиеся же дела сына всё более радовали маму и сами по себе — и однажды, в конце марта, вскоре после дня рождения Бориса, который, как обычно, оба отметили в угрюмой компании друг друга, без родни и гостей, между ними состоялся такой разговор.        - Борь! А что у вас там, на курсе, нет ли... каких-нибудь хороших, серьёзных девушек, что ли? - поинтересовалась мать.        - Да ну их! - с внезапной неинтеллигентностью, в чём-то уже и утрачивая человеческий облик, несколько по-звериному, прорычал в ответ Боря, - в... в задницу!        - Да ведь я же не просто так спрашиваю, - не отставала Ида Георгиевна. - Тебе же вот на днях уж двадцать четвёртый год пошёл... Другие ребята все уже семьёй обзаводятся, вокруг тебя одного — как всё равно выжженная пустыня какая-то!.. Я не говорю про тех, у кого ветер в голове. Мимо же тебя уже столько курсов прошло!.. Неужели не найдётся какой-нибудь, одной, положительной... Чтобы и к тебе положительно относилась? А?        - Да... Есть там одна такая, - поразмыслив, презрительно буркнул Буровский, - Положительная. Весь этот последний семестр вместе в одной группе учимся. Не знаю, чего-то ей от меня надо, или как там... Вроде, старается со мной позаниматься по тем предметам, на которые сил нет никаких. Это же вот, собственно, благодаря ей я в этом году и подтянулся!.. Часы любит...        - Надо же! - всплеснула руками Ида Георгиевна. - Боренька! Я же всегда укоряла тебя за твою феноменальную невнимательность! Такая замечательная девушка им интересуется, а он мне ничего и не рассказывает. Ты же присмотрелся бы к ней, Боренька! Расскажи-ка про неё!       И Боря рассказал матери всё про Таню-Тоню (или, опять-таки, Тоню-Таню). Та всполошилась. Но от радости.        - Такая серьёзная девушка! Так умеет ценить время! Нет, ну наверняка у неё на твой счёт самые серьёзные намерения, Боря! Что ж ты раньше молчал? Мог и на день рождения свой её пригласить — она-то ведь тебя на свой приглашала!.. А приличный ли был подарок, Борь?       Пришлось признать, что подарка вообще не было. Может, правдивость далась и свинской выучкой. А чего? Он вообще не ожидал, что так будет! Когда хоть, кто хоть его звал на дни рождения?! И было уже поздно. Но мать всё равно отругала Бориса.        - Борис! Все твои проблемы от двух причин. Во-первых, я никак не могу воспитать в тебе этичность, во-вторых — ты никак не приучаешься к организованности. В общем, я сегодня и довольна, и в то же время недовольна тобой. Да ты понимаешь, на каком ты свете?.. Да это же твой последний шанс, последний шанс!.. Тебе срочно нужно сделать какие-нибудь самые серьёзные предложения Танечке (ну, или Тонечке!), позвать её куда-нибудь, на какое-нибудь мероприятие, катание, угощение... Только никаких катаний на парагуигнгнгмах! Никаких Битцевских конноспортивных баз, я тебя умоляю! Никакого экстрима. Всё должно быть подчёркнуто вежливо!        - Да, мам. Да парагуигнгнгмы мне и самому не очень нравятся: ход у них — не ровный, шесть конечностей, и сказать могут что-нибудь не то...        - Как ты, опять же, Борь!..       В общем, было у них решено в итоге, что в самое ближайшее время Борис позовёт, не откладывая, сделавшую для него так много по учёбе девушку на какой-нибудь вечер для двоих, а потом и домой.       Нравилась Татьяна-Антонина Боре, или нет — он над этим, похоже и не задумывался. Вскоре он сам себе это внушил. Кого она из себя представляет? Смогут ли существовать вместе их темпераменты? Все эти мысли он гнал прочь от себя. С ней было удобно. С ней было привычно. А что, в какой-то степени требованиями и взглядами своими Антонина-Татьяна походила на Иду Георгиевну. Только у мамы на первом месте шла этика, а у одногруппницы — похоже, эстетика. А юноши часто в своём выборе подсознательно копируют выбор своих отцов... Не вдумываясь в их судьбы.       И вот, в тёплую апрельскую пятницу пополудни — вполне возможно, в ту самую, в которую Алиса и её мама с тётей Бригиттой созерцали жуткие сцены на аукционе домиков в старой доброй Англии — когда на улице уже установилась жара в двадцать семь градусов в тени, большинству студентов было просто не усидеть в аудитории на перемене, и они перешли в летний сад по соседству. Оставались самые вдумчивые, ровные и невозмутимые. Наконец, и они ушли — осталась одна Таня-Тоня, самая спокойная и идеальная из них. Буровский подумал, что роковой момент настал.       Он именно так подумал, именно в этих понятиях. Он встал перед Таней-Тоней на расстоянии меньше полуметра и стал напряжённо всматриваться ей в глаза. Руки его медленно зашлись мелкой дрожью.        - Т-ты знаешь, Т-татьяна, - торжественно произнёс он, когда девушка уже достаточно испугалась за его состояние, - н-нам нужно п-переходить к более с-серьёзным от-тношениям!        - Хм! Наши отношения... - загадочно пожала плечами Тоня-Таня.        - Да! - прервал Буровский, приходя в окончательную решимость. - Я заметил, что ты уже давно мне симпатизируешь. Ты сумела меня понять лучше, чем кто-либо другой. Я считаю, что ты осознала, что я действительно лучше многих. И моя мама — которой я про это рассказал! — сказала, что у такой серьёзной девушки, как ты, могут быть только самые серьёзные намерения в моём отношении. Поэтому... я очень серьёзно приглашаю тебя погулять наедине... этим же вечером! А потом... Потом прийти к нам в гости и познакомиться с моей мамой!        - Благодарю за тёплые слова, - вежливо улыбнулась краешками губ Таня, - мне очень приятно, что я их дождалась... Ты знаешь, я над ними подумаю... На этот вечер у меня другие планы...        - Никаких других планов! - вспылил Борис. - Ты что? Ты подумай серьёзно! Ещё раз говорю: у меня в твоём отношении самые серьёзные намерения! Иди за меня замуж! Подумай, лет нам уже сколько?! А я уже всё продумал про твою будущую жизнь... Нечего рассиживаться!..        - Борь, ну это же моя жизнь, - Антонина-Татьяна пыталась чуть-чуть отстраниться от не в меру близко подошедшего нервного парня, - я сама её строю и планирую. Я же не лезу в твою жизнь, ты меня понимаешь? Я — это я, а ты — это ты, Борис. Только и всего. Извини, но мне кажется, что из этого и надо исходить в по-настоящему красивых отношениях.       Борис оторопело замолчал. Такого подвоха он не предчувствовал.        - Ты знаешь, мне, конечно, очень приятно получать комплименты, - продолжила меж тем Татьяна, и в её голосе почудилась нарастающая доля какой-то усмешки, - но вот то, что ты сказал, чтобы я думала, что ты — лучше многих?.. Знаешь, я бы воздержалась от подобных обобщений. Хотела бы сказать, что ты, правда — действительно, совершенно не хуже! — но, заметь, и абсолютно ничем не лучше кого-нибудь ещё. Я только это хотела бы сказать, Борис. А так, ты прав и в том, что я действительно поняла о тебе многое, и вынуждена, знаешь ли, учитывать... В том числе, и при принятии каких-либо дальнейших решений...        - Учитывать?!? - взвыл Борис, теряя нить разговора и хватаясь за последнее слово.        - Да. Я всегда всё трезво учитываю и взвешиваю, - учтиво кивнула головой Тоня-Таня. - И мне кажется, что этому необходимо научиться... как ты думаешь, и кому угодно ещё, правда?       В глазах ошарашенного парня разгорался неистовый огонь. Подбородок задёргался. Таня-Тоня попала в досадную и неудобную ситуацию, и попыталась её слегка разрядить.        - Нет, Борь, ты не думай, я ни в коем случае не говорю тебе «нет», - вкрадчиво утешила его она. - Это вообще не в моих правилах, надо всегда давать шанс... Может быть, чтобы он и был... Но я равно далека и от того, чтобы сразу «да» ответить на такие слова, сам понимаешь...        - Ты подумаешь?! - как за обломок, увы, безнадёжно промокшей доски утопающий, вдруг ошалело схватился Буровский за одно из прежних слов Тани. - Когда?! Скажи!       Девушка задумчиво молчала, и по её идеально-ровному выражению лица вообще было не разобрать, что она чувствует и мыслит.        - Ты знаешь, Таня, - или он сказал «Тоня», - выбор не может длиться целую жизнь! И для меня его уже нет! Я всё решил! И мне нужен твой положительный ответ как можно скорее!!!        - А для меня, знаешь, выбор длится целую жизнь, - насмешливо протянула Татьяна-Антонина. - И мне очень жаль, когда для кого-то его уже нет. Я таким людям очень сочувствую.        - Даже и после замужества?!? - вскрикнул, бешено задрожав всем телом, Буровский.        - Да, и после замужества, - с достоинством ответила Тоня-Таня. - Для меня выбор есть всегда.       Буровский затрясся от страдания. Оно потрясающим образом никак не передавалось его собеседнице.        - Да как?! Да... это же?.. - прохрипел он наконец. - Значит... я тебе поверил, а ты... Мерзкая обманщица!        - Борис, мне кажется, что такие определения очень некрасивы, - строго, но неизменно вежливо заметила ему Таня-Тоня. - И ненаучны совершенно, опять же. Докажи мне, пожалуйста, как физик, как математик: где, в чём я тебя обманула или дала повод поверить во что-то... больше, чем просто отношения студентов из одной группы? Для всего должны быть основания.       Этого-то Буровский и боялся больше всего. Оснований не было. Никаких! Ни малейших! Правда!!!        - Я к тебе приходил... И зимой, и весной... - неуверенно залепетал он в надежде хоть к чему-то вырулить в процессе разговора, но не смог, сорвался и зарыдал в голос: - Я тебе говори-и-ил!..        - Что вы мне говорили? - переходя на «вы», холодно отшатнулась девушка.       Увы! Вспомнить и вправду было нечего. Один непроглядный туман. И несбывшиеся мечты.        - Ну, скажи, пожалуйста, я жду, - настаивала Татьяна-Антонина. - Не можешь? Знаешь, тогда и я тоже должна сделать выводы. Мне бы очень хотелось, чтобы после всего того, что ты сегодня себе позволил в мой адрес, наше общение было бы красиво прекращено. Ты знаешь, начиная с завтрашнего дня я даже не обижусь, если ты со мной не поздороваешься. Но и с моей стороны ты тоже не должен ничего требовать. И, пожалуйста, держись от меня на почтительном расстоянии, пять плюс-минус один метр, хорошо? Надеюсь, что ты меня правильно понял, и пререканий больше не будет. И со временем обязательно встретишь свою половинку.       Буровского передёрнуло. Он с трудом поборол себя, попытался галантно привстать на колено, но в голове поднялась муть, и парень потерял равновесие, рухнув прямо перед злосчастной избранницей. С надрывными рыком и хрипом он забился в судорогах у её неприступного подножия.        - Но ты очень нужна!.. Вся, целиком и без остатка!.. И на всё я готов!.. И любой ценой! - бешено заблистал белками глаз страдающий Борис. - Ну, не буду больше я так!.. Прости!!! Что?! Тебе не нужна?! Такая любовь?!?       Бедная девушка места себе не находила, не представляя себе, куда теперь деться, и как со стыда не сгореть.        - Такая — не нужна! - не выдержав, выкрикнула она, и нравоучительно продолжила: - Это — не любовь. Любовь не должна быть неприличной. А вы что себе позволяете?! Любовь не должна доставлять неудобства. А это — просто клиника. Патология.       Борис побледнел и заскрежетал зубами. На него было больно глядеть, но не Антонине-Татьяне.        - Ну, я иду? Всего вам доброго! - официально улыбнулась она.       Буровский рефлекторно дёрнулся вперёд и, не помня, что он делает, попытался закатить девушке пощёчину прямо в лицо. Тане-Тоне повезло, что девичьи нормативы по физкультуре она сдавала. Не отпрыгни она достаточно резво сразу метров на пять, ей бы запросто пришлось ходить с довольно неэстетичным багровым шрамом на щеке, как какой-нибудь дочери беспробудного пьяницы из начала индустриальной эры человечества. Девушка опрометью выбежала из аудитории. Борис на секунду замер на месте. Даже неандерталец показался бы в эту секунду интеллигентнее его.        - Ы-ы-а-а-а! - вырвалось из его глотки звериным рёвом всё осознание безвозвратной потери.       Из последних, непонятно откуда явившихся сил, пламенея и коченея одновременно, он побежал за нею, нелепо попадая в вихри гравитационных стульев, попадающихся на пути не к месту, и, на свою же окончательную беду, догнал злосчастную обидчицу в самом центре летнего сада.        - Стоять!!! - подлетел к Антонине-Татьяне Буровский при всех, маньячно сверкая глазами, и, ничего больше не говоря, резко схватил поперёк талии.       Девушка сумела вывернуться, отскочила на метр и остановилась, возмущённо глядя на обидчика.        - Ну, я стою, - равнодушно сообщила она. - Дальше что?        - Пошли! - прохрипел Борис, тяжело дыша и дрожа от немыслимого перевозбуждения. - Пошли ко мне домой! Живо! Нечего тут! Семь месяцев со мной дружила — надо отвечать! Ничего так просто не бывает! Скажешь там всё... Моей маме! Ясно?! А ну пошли!       Он снова протянул к ней руку. Тоня-Таня проворно отлетела ещё на метр с лишним. Остолбеневшие зрители не могли двинуться с места.        - Борис, мне кажется, что вам надо срочно купировать приступ, - процедила Антонина-Татьяна. - Я даже согласна вызвать психиатрическую неотложку для вас сама, если хотите.        - Не сметь! - заорал Буровский. - Я здоров! Я совершенно здоров! Здоров больше, чем все они!        - Ну — вот и будь здоров. Всего доброго! - сухо откланялась Таня-Тоня и быстро пошла прочь.       В следующую секунду Буровский бросился на неё, как раненый лев. Он попытался снова схватить её, зацепил руку, не попал, вцепился в рукав её топика и злобно рванул на себя. Затрещали, осыпаясь, нанотрубки. Высокотехнологичная материя разъехалась, и оторванный рукав остался у Буровского в бешено трясущейся ладони. На рукаве медленно погасли время Багамских островов, штатов Дакота и Висконсин, а также города Векли на Блуке.       Зачарованный загадочной смертью добычи, Борис остановился на пару секунд. Этого времени Тане-Тоне хватило, чтобы пулей влететь в скоростной лифт и оказаться за пределами Парящего корпуса, с ужасом созерцая зарождающийся лиловый синяк на правильном плечике. А к Буровскому подбежал Дима Мишин. Слёзы стояли у него в глазах.        - Борис! - возвысил голос он. - Ты понимаешь, что хоть ты сделал?! Ты осознаёшь, что ты сейчас потерял?! Ты понимаешь, что обидел лучшую девушку Земли!..        - Прочь с дороги, недомерок! - хрипло оборвал его Буровский, сильно ударив плечом в плечо, так, что Дмитрий отлетел.       Но прорваться к лифтам Борису уже не удалось. На пути его в едином строю, сурово насупив брови, встали надёжные парни — открытые лица. Они быстро обступили его со всех сторон.        - Эй, ты, фрукт с большим приветом! Ты как себя ведёшь, а? - гневно подбоченился Лёха Завадский. - Тебе место не в аудитории университета, а в палате психушки!        - Слушай, тебе вообще твой отец, твой дед объяснял, как надо правильно с девушками разговаривать?! - сгрёб Буровского за воротник рубашки Казбек.        - Ну, так мы объясним! - крикнул Иван Чикасов.        - Доходчиво! - угрожающе пробасил кто-то из задних.       Буровский с ненавистью и ревностью посмотрел на своих однокурсников. Деваться было некуда.        - Это... не девушка! - отчаянно прохрипел он, и заорал, распаляясь. - Это... моя собственность! Верните собственность! Верните мою собственность!!!        - Ах, собственность! Что, буржуйские инстинкты возродились?! - оскалился Гена Кукин. - А ну-ка врежем ему как следует!..       И Буровскому задали в этот день почём зря.       Возвращался домой он и часто хмурым, а, поскольку мать не знала о том, какой в плане у него на этот день разговор, то она ничему и не удивилась, когда сын явился домой поздно, прихрамывая, с перекошенным набекрень галстуком и в помятой одежде. Он сразу же закрылся в комнате и углубился в расчёты. Ужинать Ида Георгиевна по привычке собралась одна.       Вот и состоялся его судьбоносный разговор, к которому он подступал столько месяцев. Подступал, подступал, подступал... и упал.       Жизнь привела к разбитому корыту. Всё он выдумал сам. И счастливый конец — который просто логически был исключён в жуткой цепочке шагов его несчастливой жизни. И, конечно, её — такую положительную, вместо которой оказалось такое вот злое чудовище. Что же — сквозь непроглядный туман, который затмил ему мир, давно ведь уже не вырисовывалось ничего, кроме странных свиней.       В голове у Буровского всё горело. Кулаки сжимались сами собой, даром что после драки. Это какая же сволочь — надо же, ему закатили трёпку меньшие его по возрасту! И несмываемый позор на весь университет!.. Нет. Такой позор можно смыть достойным ответом. В уме лихорадочно строились планы мести. Выследить каждого из них поодиночке и напасть со спины? Не выйдет, многие сильнее его. Не занимался он достаточно физическим воспитанием. А что, если?..       Инопланетные свиноиды, конечно, страшны. Вот им бы попались на пути эти гармонично развитые людишки, хорошо бы поплясали! Скорее всего, даже перед смертью. Как хорошо, что когда-то они до таких доберутся!.. Но доберутся ли именно до этих?       Есть у него против этих аргумент — страшный аргумент. Его непобедимый боевой аппарат.       А что? До отправки — считанные дни. Выскочек и воображал на той неделе будут собирать в команду — на Марс полетят, спортивные талантишки свои Галактике показывать. Вот бы и натравить на них Терминюгу! Отправить робота в то место, где команду объединят перед вылетом, в программу загнать личную ориентировку — и всё, пошло-поехало! А после того, как он быстренько убил бы их, и дело к стороне — никто не сможет ни его перехватить, с таким-то запасом боеспособности, ни вычислить, откуда он. Ещё через пару часов в Космопорт — и всё! Никаких следов. Чистая работа.       Во всей этой праведной мести лишь одно беспокоило Буровского. Необходимо было предварительное согласие свиноидов. Надо идти вперёд в этом деле, и врать им бессмысленно. В этот сеанс связи Боря не только прямо рассказал о своём плане Сапырвалу Фикыну, но и дал дополнительное обоснование.        - Понимаете, надо всё-таки испытать установку, - аргументировал он. - Я, конечно, очень ценю ваше высочайшее доверие к моим техническим расчётам. Но, я думаю, что реальный бой с объектами планового поражения точнее выявит её достоинства!        - И недостатки тоже, - спокойно парировал Сапырвал Фикын. - Но на чём же ты попробуешь безнаказанно испытать устройство у себя на Земле, а?       Борис честно изложил куратору все свои соображения, не соврав и чуть-чуть в мыслях.        - Похвально, - одобрил его Сапырвал Фикын. - Радует твоё чувство ответственности и разумной инициативы. Как также и то, что ты хочешь немножко уменьшить объёмы нашей предстоящей работы, в крошечной, малюсенькой части взяв её сам на себя... Но помни. Если в результате испытания машина себя не оправдает, либо попадёт противнику и не сможет вырваться, таким образом теряя возможность быть поставленной нам — по уставу ответственное лицо ты...        - Это исключено! - с жаром отрапортовал Буровский. - Машина победит любых врагов!        - Чего ей и желаю, - довольно хрюкнул Сапырвал Фикын, отключая связь.       Все выходные Борис провёл за лихорадочным ковырянием в галактических социальных сетях. Он выдёргивал оттуда личные данные для идентификации своих кровных врагов и загонял их в буфер оперативной памяти надёжного Терминюги. И каждый раз, когда система убоя принимала в себя ориентировку какого-нибудь Чикасова, или Завадского, или даже Радина, сигнализируя об успешном прохождении процесса — Буровский со свирепым восхищением провожал их взглядом.       Немного поколебавшись, он не стал добавлять туда Таню-Тоню. Хотя и был на неё нечеловечески зол. Всё равно она там не будет, так как никуда не поедет — не первая спортсменка, даже в отборочных соревнованиях участия не принимала. Свои у неё виды спорта... К тому же, когда всё произойдёт, она наверняка сочтёт это грозным назиданием. И вот тогда!.. Как знать. Может быть, разговор может быть и продолжен — по новым, так сказать, основаниям. А чего, мать ни о чём не знает, по-прежнему ждёт даже её в гости домой... Такие перспективы подсовывал Буровскому его воспалённый мозг.       Про Мишина Борис вообще не вспомнил — как, впрочем, не замечал его до этого и по жизни.       Чтобы придать процессу казни ещё больше назидательности, в звуковом поле программы он записал выражения «идентификация произведена» и «готовься к смерти». В обречённости жертв сомневаться не приходилось. Слишком много сил было потрачено, слишком много страничек выдрано с корнем из книги его жизни, слишком много крови сердца его было высосано жутким процессом доведения до высочайших пределов совершенства способности ломать, крушить и рвать на части всё живое и всё автоматическое. Да с таким запасом прочности деструктивный андроид разбил бы хоть танковые войска любого из автоматизированных соединений середины века! Тугоплавкость его корпуса дала бы ему выдержать хоть прямое попадание атомной бомбы — а на смену утраченным сенсорам запасные есть!.. Да от него все просто разбегутся. Кто хоть станет с ним воевать? Все сколько-нибудь серьёзные боевые капитаны Земли давно уже служат в глубинах Дальнего Космоса — пока они сюда доберутся, пройдут, может быть, годы... Недели точно. А роботу не больше всех надо — он ведь не всех пойдёт убивать, а лишь некоторых. Кого сказали. А потом быстро улетит — и ищи-свищи ветра в поле!..       Если бы Боре в его далёкие десять лет от роду, показали бы его самого в два с лишним раза старше — с иссушенным немыслимой страстью взглядом гордых орлиных глаз, бешено трясущимися руками — и рассказали бы, чем будет он заниматься в будущем, и что затеет вот такое — ребёнок бы заплакал от ужаса и не поверил. Но что делать — ведь перед ним был бы уже совсем иной, безнадёжно больной человек... А этот человек на днях получил последний толчок к обрыву.       Терять было нечего.       И тогда, наконец, жестоко оскорблённый, уставший от жизни, вконец запутавшийся, а главное, давно и непоправимо сдвинутый по фазе, в полночь с понедельника на вторник Борис Буровский вызвал грузовой флаер с контейнером к площади Индиры Ганди, и отдал верному Терминюге последнюю команду «фас!»       Остальное вы знаете.