Алиса и лиса из пластилина

      Сумеречное солнце поднималось всё выше над аллеей имени Зодекса Берджиаба. Сворачивались в треугольные трубочки, встречая его, листья шатора. Ферраниполь завершал свой трудовой день.       Над аллеей Зодекса Берджиаба накрапывал громовой ветер. Он состоял из крошечных шаровых молний. Бабушка наглухо застегнула фасуатик непослушного жирафёнка, проследив, чтобы рахгарм поднял свои упругие серебристые полосочки вдоль всей шеи. Потом проделала на себе то же самое.       - Ну всё, Зодо-чо, - сказала бабушка Шетия, и сокрушённо втянула в голову несколько раз свои рожки в простых белых ленточках. - Впереди каникулы. Шинджуру ты закончил просто ужас как. Мать с отцом вечером приедут, очень их порадуешь... А я скажу, что ты совсем меня не слушаешься, не знаю, как даже быть...       - Да ну, бабушка! - недовольно перебил маленький Зодекс. - Я и не мог. Я просто понял, что это у нас вся планета какая-то дурацкая, здесь ничего уже невозможно достичь!..       - Ну вот! - совсем огорчилась бабушка. - Ещё и говорит всякую ерунду!..       Выслушав рассказ сына про дурацкую планету, Эцетар Уредецсиаб, как ни странно, не разозлился. Только улыбнулся несколько раз по-странному.       - Не знаю уж, в кого он у нас такой, - чуть не плакала бабушка Шетия, - ты ведь, наоборот, в детстве таким не был. Старательный был, мирный, усидчивый... А ему, что ни услышишь, то кенгурята насолили, то со слонятами подрался, то зайчата обманули, то прицепился какой-нибудь тонкий медвежонок... И всё чего-то найти хочет, изобрести, чего сроду не было!..       - Зато я была, - весело отозвалась мама. - Ты разве не помнишь, мам, как я вылечила бижей от бурой гнили?!       И бабушке не оставалось ничего, как опустить все четыре уха маленькими лопушками, что у жирафов на Фраженте случается, когда они совсем уж шокированы чем-то. Ведь она вспомнила историю, о которой можно рассказать кому угодно — уши на себе увидишь.       Семья Долалей — а такая детская фамилия была у мамы Зодекса — жила в её детстве в пригороде Ферраниполя городке Уверцеаль. Это сейчас он вошёл в черту столицы и туда долетишь в трубе, не пройдёт и дзелунх-фазы. Но сохранились там ещё кое-где сельские домики, вокруг иного из которых раскинется сиарт, на котором не только зреют полезные орм, рохомп и рехт, покачивает солоноватыми колокольчиками жмыльца, но и найдётся поросль из шаторов, да в зелёное небо тянутся задумчивые жеальты, покачивая терпкими бочоночками плодов. Там, за синеватыми стеблями кольчатых и звездчатых трав, на пустырях, которые наглухо заполонила сорная трава — настырный пох, есть негромко бубнящие, извилистые, корявенькие домики бижей.       Грозен жук — живое огнестрельное оружие. Постоит за себя перед любым врагом. Да не совсем: тот год напал на него смертоносный грибок. Полудохлые, только по-прежнему, того гляди, способные за себя, чуть что, отомстить, жуки валялись теперь по всем садам. Не знаешь, куда и поставить ву, да и неприятно даже. И всё эненгу в садах начал уже точить уихтанн — нет у него больше естественного преследователя! Девочка Жетишеа — так зовут в Жугии любую Фожетию, когда носительница имени маленькая — училась на четвёртом цикле ахтрема и интересовалась физиологией насекомых.       - Поэтому я и решила, мам, положить этому конец! - всплеснула рожками мама Зодекса, и вверх взметнулись её красные ленточки. - Взяла кхот, не один, прочитала в нём, как и что сделать.       Не посоветовавшись с папой и мамой, она выдавила сок цветов-отравы, растворила в нём океанскую сиреневую соль с примесью плакотрала, наполнила зельем ведро, взяла метёлку, а потом отправилась и сломала стенки бижевников, аккуратно выметая насекомых всех до единого в лечебную бадью. Да ещё и сожгла бижевники! Бабушка Шетия схватилась за голову, когда всё узнала.       - Ну вот! Сумасшедшая и есть! Они же тебя всю изрешетили бы! - ужаснулась она.       - Нет, мам. Я всё продумала, - возразила дочь. - Бижи были уже в таком состоянии, подняться на крыло не смогут. Надкрылья в разные стороны торчат, хобот — в третью, лапы отпадают...       - Так после того, как они вылечатся да полетят... - заметила бабушка.       - А чтобы они не нападали, я добавила в зелье котуссив! - сказала мама Зодекса. - И, поскольку бижам для лечения нужен был покой и темнота, я прикрыла ведёрко крышкой и поставила его под лавку в сенях нашего дома...       - Вот уж было приятно приходящим в гости жирафам и зайцам, когда, откуда ни возьмись, ни с того ни с сего, из-под тебя выпорхнет биж — и давай кругами летать по террасе...       - Да, ты меня тогда ещё за это на восемнадцать суток запрягла в тележку, - улыбнулась мама.       - А что же ещё с тобой было делать?! - сердито пробурчала бабушка. - И запретила тебе после этого заниматься биологией... Сказала — уж хочешь лечить кого-нибудь, зитаурех лечи!..       - Так я и направилась в медицину, - мечтательно сказала мать. - Что ж, следом за папой... А ни один биж, кстати, после этого в нашем домике и окрестностях, никогда никого не укусил...       Папа чуть заметно улыбнулся. Зодексу тоже стало повеселее: наверное, мама ему ещё не рассказывала такого случая из своей жизни.       - Ну, ладно, вечер воспоминаний можно считать законченным, - угрюмо сказала бабушка, и её мягкая макушка пошла морщинками. - Вы уж решайте давайте. Видать, надоела я ему: уж не знаю, как мне с ним оставаться в это лето. Чтобы он мне уж совсем побил оставшийся рофих?       - Мать, я тебе из Гурушции привезу отличных универсальных рофидалей! - недовольно сказала мама. - Если там чего... Понятно, теперь будем заводить одну песню: забирай ребёнка - уезжай в Джертиансиаб — забирай ребёнка — уезжай в Джертиансиаб! — так, что ли? Так у Цето-чо тоже папа старый, и так всё хозяйство на него, и переломать там у него больше чего найдётся!       Обиженная бабушка Шетия совсем сморщилась, и всем своим видом готова была уйти на кухню.       - Зодо-чо! - папа задумчиво провёл левым пальцем вдоль рожек жирафёнка. - Не устал ещё перечить бабушке? В космос просишься? Думаешь, что там будет легче, чем на Фраженте?       - В космос хочу. Да, - обиженно поник Зодекс. - А я и не стремлюсь, чтоб легко всё шло. Просто Фражент у нас весь изученный, весь поделен между странами, все занимаются своим делом, а мне среди них места уже нет. Мир, где слон с волкорысем выясняют отношения по поводу внимания зайчихи — да ну, не для меня!.. Но ты всегда говоришь, что в космос пойдут только те, кто хорошо себя ведёт, и шинджуру закончит с одними семнадцатками...       - До семнадцаток доходят лишь гении, - возразил отец, - в твоём классе даже Таришеа Тидале не каждый день такие отметки приносит. На семнадцатки и я не учился, и дядя Регоэль тоже! А вот вести себя в космосе нужно не хорошо, а ответственно. Такое жугийское слово знаешь?       - Знаю, - грустно сказал сын. - Только я всегда почему-то отвечаю и за чужие ошибки тоже.       - Космос — школа разумной жизни, - вздохнул Эцетар Уредецсиаб, - и седой Фражент виден из далёкого неба совсем по-другому. И мне очень обидно, что мой сын никак не может его таким увидеть. Ради этого можно было бы сделать и исключение из правил — и доктор Сиговэй, и механик Фёнтелькцэуэ бы поняли. Я возьму тебя с собой этим летом в недальний полёт.       - Да ну?! - бабушка всплеснула рожками, а ушки мамы вытянулись в четыре стороны.       - Правда?! - обрадованно крикнул Зодо-чо, и сам смутился своей радости.       - Поедем! Да! - поднял центральный и правый пальцы отец, и посерьёзнел. - Но только ты учти, что в космосе не только каждый принимает решения сам. В космосе может ожидать всё: слава, позор, страдание, удивление. Своими действиями ты там введёшь себя, в том числе, в такие ситуации, из которых тебя не только что мама, папа, бабушка — не только что пожарники — не только что Жугия, весь Фражент — даже союз планет Системы светил определённости, и тот не спасёт! Помни об этом, сынок, каждое мгновение, которое окажешься в путешествии!..       - Ой, а не слишком ли?.. Может, не надо всё-таки его туда брать, чтоб так пугать? - смутилась мама, и в озадаченности даже коснулась левым пальцем языка.       - Надо, Жетишеа, - тихо сказал папа. - Мы не будем там, где уровень излучения не подходит для детей. Мы не поедем туда, где проходят боевые действия. Мы не пойдём даже по привычному маршруту, который могли бы просчитать заинтересованные во враждебном силы. Не выйдем за пределы орбиты Тахза, не только что Системы светил определённости. Ферон он увидит, когда будет взрослым. Но он никогда не поймёт, что такое мыслить как взрослый, если не окажется там, куда сейчас так стремится.       Все притихли. Но и Зодекс был, конечно, так польщён, что все дни сборов в дорогу вёл себя смирно.       Добро от центрального Всефражентского института орбитального пространства, штаб-квартира которого размещается в Вэробэнтроне — столице страны Белленейции, когдатошнего смертельного политического врага первой ЖЭСР — пришло, как и ожидалось, не быстро и не долго, а примерно за одну бадей-фазу — девять рассветов и закатов Дневного солнца. Не каждый день, всё-таки, на Фраженте посылают детей в космос, хотя, в принципе, и существуют ученические экипажи у отдельных стран.       Мама собрала Зодексу самую продвинутую аптечку и сама смоделировала возможные состояния, для которых выполнила ему все прививки и электронные вживления. На случай нехватки быстрой воды, обеднённый свет, атаку инопланетных микробов были у него все приспособления.       - Сыночек, ты - часть биосферы Фражента, - сказала мама своё непонятное медицинское слово. - Зохтен немыслим без Фражента, как и все другие зитаурех. Да и Фражент — без зохтена.       Первая, по меркам Земли, «неделя», что ли, потерянных каникул не заставила Зодекса изнывать. Наоборот, в этот период у бабушки Шетии не разбилось ни одной чашки, и лапами внука был даже впервые сделан маленький ремонт: починен омывательный бачок и некоторые вещи на кухне.       Бабушка, правда, один раз побоялась, как бы не вышел инцидент, каких уже было не сочтёшь, но не поверила глазам своим, как всё обернулось. Летающему кенгурёнку Диллю из параллельного класса законченной шинджуры было нечем заняться, и он спикировал к ним во двор. Электрические жирафы как раз в этот момент окна бабушке Шетии в порядок приводили! Так что весь эроцендрон, жилище в многоэтажном ифе, или квартира там — было нараспашку. А бездельник Дилль сел поверх эдзарба на детской площадке — и ну трещать рожками! Кенгуроиды ещё умеют говорить электрическими импульсами. Но у взрослых летающих кенгуру такое обычно соответствовало крепким выражениям. Может быть, это он так вслух, или, конечно, не совсем вслух, решил что-то подумать хорошее, но только это обижало остальных маленьких зитаурех. Один вихрастый зайчонок подскочил к паршивцу кенгуроиду и со всей силы дёрнул его за правое заднее ухо. Завязалась потасовка. Может быть, оба хотели спровоцировать Зодекса. А жирафёнок только вышел и печально-торжественно встал впереди.       - Эх, не умеете вы разговаривать!.. А я-то вас, может быть, в последний раз вижу! - вздохнул он.       - Как? Чего? - враз прекратили возиться оба, и, тяжело дыша, уставились на него.       - Того, что я покидаю Фражент, - мечтательно сказал Зодекс и ушёл в подъезд.       Разошлись и они.       В назначенный вечер под лучами такого же Сумеречного солнца бабушка и мама провожали Зодекса с папой на Беромский вокзал в космопорт Гаафитокс. Издавая мягкие звуки пластиковыми крыльями, прилетел электрический медведь и галантным, слегка металлическим голосом попросил передать ему вещи для багажного бюона. Папа сказал, что космопорт специально находится в другом городе, на востоке Жугии, чтобы сапэхвалех или другим чуждым недругам было сложнее пробраться в столицу.       - Ну, до свидания, внучек. Слушайся папу и других старших, веди себя хорошо, - смахнула слезу бабушка Шетия и коснулась рожками рожек Зодекса, а маме чуть слышно добавила, в её сторону отведя длинную шею, - Эх, провожаю, как папу в своё время на Мрачный архипелаг!..       - Скажешь тоже, мам! - громко воскликнула мать. - То — от света подальше, а это — к свету. Я думаю, ничего в космосе с Зодо-чо не случится, если, конечно, он сам не постарается. Правда?       Лететь в трубе до Гаафитокса меньше, чем ночь. Но всё равно всё было устроено уже по космическим правилам: в каждом бюоне ехало по одному пассажиру. Папа следовал в головном бюоне потока, а жирафёнок — где-то в серединке. И если папа что-то хотел сказать Зодексу, то наговаривал на плёнку, плёнка ехала к жирафёнку, а жирафёнок уже читал с помощью специальных приборов, а что же там написано. Вообще-то плёнка на Фраженте — технология немного устаревшая, это — преувеличение, но так, для наглядности...       Зато предрассветный город папиной работы встречал их прямо станцией у космопорта, без заезда в центр. Зодекс едва успел прикорнуть, как бюон открылся, и сразу вышло много зверей встречать. Про некоторых из них жирафёнок давно и хорошо слышал от папы, кто-то даже бывал у них в гостях.       - Ну, здравствуй, юный коллега! - протянул центральный палец Зодексу аккуратный пожилой заяц (уши у него были заложены за спину, чего ни в жизнь не встретишь у грызунов и зайцеобразных Земли).       - Здравствуйте... дядя Оэ, из Ферранда, так?! - осторожно угадал Зодекс.       - Доктор Оэнестро Сиговэй, профессор Фрайчатского университета, специалист в кинетической биофизике фражентского уровня, - серьёзно продолжил папа.       - Ну уж ладно ты его строжить, Цето! - шутливо прервал его заяц, и оба засмеялись. - Смотри, а вон Бим, Шок!       Правой лапы Зодекса коснулся хобот слона средних лет, а слева от него сложил крылья кенгуру.       - Бимфель Фёнтелькцэуэ. Генеральный инженер гравитационных и двигательных систем, борт нашего электролёта всецело обслуживается им... - начал папа.       - Да не столько им, сколько электрическими слонами и жирафами, - улыбнулся дядя Бимфель. - Больше меня знают, у них же с сетью прямой контакт.       - Ну ладно тогда, если вы такие неблагодарные, хватит вас всех тут ему представлять, в работе перезнакомитесь! - пошутил папа, и они пошли к транспортёру на электролёт.       Электролёт «Йонф Рэнг» был здоровым сооружением. Самые большие фъентервьозы — даже те, в которых мама брала Зодекса в командировки в Аджи-Ай, Хомбюлэй, Фариотию — не сравнились бы с ним в размерах. Но папа сказал, что эта машина рассчитана только на планеты орбиты Тахза.       - Фрайчатский, - махнул лапой дядя Оэ. - Наши особенно наукоёмкую технику не делают. Зато и назван в честь нашего космического исследователя и поэта, соратника Кенейского зайца.       Не прошло и восемнадцати субфаз, как за иллюминаторами понеслась зелёная гладь, кое-где разреженная серыми гребнями воздушных потоков. Под зелёной гладью читались два моря огней — одно побольше, другое поменьше. То, что поменьше — обрамлённое со всех сторон грядами гор. Сбоку протянулся пушистый от волн фиолетовый язык морской воды, к которому сбегала извилистая тёмно-синяя дорога. Над грядами гор выделялся один маленький белый зубчик, второй — пониже.       - Эдоранциаб, - сказал дядя Шок, указывая высшую точку Фронжугийских гор.       - И Муравьёва гора, - отозвался откуда-то папа.       - Лоллозендский залив, - завороженно произнёс жирафёнок Зодекс, - и в него впадает Юручмг... А эти огни — Ферраниполь и Хоакбельн, правда ведь? Передо мной — вся Жугия! Здорово...       - Не одна. Уже вон и Фрайчатция. Уже по краю и Ферранд видно. Скоро откроется Френчатский залив, - заметил дядя Оэ.       - Да, Зодо-чо. Это твой седой Фражент. Запомни его таким... Ведь там, в Ферраниполе, бабушка Шетия машет тебе из окна, - задумчиво произнёс папа с какой-то непонятной болью.       - А по морю, наверно, плывет дядя Регоэль, если только он не в отпуске, - невпопад сказал сын.       Универсальные портово-орбитальные станции приёма и контроля «Фожина-рээ» и «Дотина-хээ» уже совсем скоро повстречали их со всем радушием. Из проёма искусственной атмосферы вылетели три или больше феронских космических специалиста и много электруров — электрических кенгуроидов. Феронцы были похожи на огнедышащих улиток, и Зодекс впервые услышал не по телевизору эту их булькающую речь, произносимую не на выходе, а на вдохе.       - Лравсмевлулр, Рдарвдзанаурн, Влалифрмлуларв, - представились они. Папа неплохо говорил по-феронски, хотя было видно, что произносить он мучается.       - Если о чём хочешь их попросить — скажи электрическому жирафу, поможет объясниться, - коротко указал сыну он.       - Фрлашнд, - приветливо булькнул феронец, показав зрительным щупальцем в сторону сферы розовато-зелёного цвета, оставшейся позади, и Зодекс без перевода узнал в этом — не слове, а каком-то прямо-таки звуковом сигнале — имя небесного тела, на котором он появился на свет.       Из орбитального модуля тем временем выплывали какие-то продолговатые ушастые бочки, которые затем устремлялись вглубь зелёного тумана над сиреневой далью, и, не долетев, замирали там, словно буйки на волнах. С другой стороны комплекса был пристыкован феронский грузовой электролёт.       - Феронцы привезли нам декарбонайзеры, Зодо-чо, - не дожидаясь расспросов сына, сказал Эцетар Уредецсиаб. - Они будут питаться энергией наших светил и очищать атмосферу от окислов и фейоридов углерода и кодитты. Воздух седого Фражента содержит в себе столько углекислого газа, что естественным процессам растений уже не справиться с ним, даже если все океаны засадить мелкой водорослью, как ряска на болоте. Нашей родине дорого обошлись эры промышленного подъёма, а оружие, применённое в пятой всефражентской войне, отвело ось вращения Фражента таким образом, что ни ты, ни я, ни даже бабушка с дедушкой уже и не знают, как было раньше прохладно, зато все знают про Мрачный архипелаг, которому светила не дают энергии почти совсем. Помни об этом, она — очень хрупкая, родина...       Ушастая бочка поблизости была так огромна — невооружённым глазом Зодекс увидел, как из проёма в ней вылетел снарядик поменьше, выставил спойлеры гравипанелей и поплыл куда-то вниз.       - А это что там образовалось, пап? - озадаченно спросил он.       - Это карбонагалчь. Аппарат посылает в атмосферу газы кислород и феитут, а контейнеры с карбонагалчью будут использоваться в хозяйстве планеты: для подкормки растений, в химической промышленности...       - То есть это новый, феронский продукт? - удивился и обрадовался Зодекс.       - Вовсе нет, - грустно сказал папа, и посмотрел куда-то в сторону. - Этот минерал много эр назад встречался в недрах Фражента. Но его было совсем мало, потому что у нашей планеты сравнительно быстрое развитие и эра папоротников длилась тут недолго. В древнежауавском государстве его потратили на увеселительные огненные фонтаны и примитивные жаровые цилиндры, а немногих мудрых жирафов, которые пророчили о возможном приготовлении из него целого ряда полезных вещей, переломили живыми. Зато в космосе есть целые планеты, на которых залежи его огромны — в нашей системе Эзиджаббе, Жеуфе, например. Режимы хищнических государств Фражента строили планы захвата таких планет в эру, когда жугийцы пытались построить этативный социализм. Но они так и не смогли построить электролёты, на которых могли бы туда пробраться. А теперь, видишь, везти его издалека никому и не нужно!..       Электролёт отстыковался от «Дотины-хээ», когда над далёкой внизу Жугией встало ночное солнце. На борт «Йонфа Рэнга» взошёл коллега Рдарвдзанаурн и группа быстрых, маленьких, подвижных типов с Интезврара, расы которых походили то на гигантских муравьёв, то на уменьшенных зайчиков. «Йонф Рэнг» летел прямо на Тахз.       - Ой, а мы не сгорим? Там же восемнадцать в восемнадцатой степени градусов?! - спросил у слона Бимфеля маленький Зодекс.       - Во-первых, точная цифра тепла — другая, а во-вторых, у нас давно работает ядерный криоген, - успокоительно улыбнулся инженер Фёнтелькцэуэ. - За бортом сейчас жарче, чем в пустыне Копеляри при совмещении солнц. Но избыточная энергия стремительно преобразовывается в запасное топливо для нашего электролёта, а если её ещё больше — посылается к орбите Фражента. Смотри! Это Ежахэн! Там вообще нет ничего живого.       Поодаль курса корабля жирафёнок заметил увитый протуберанцами кирпично-коричневый шар.       - Но мы на Дерт. Там похолоднее. Хотя, конечно, гулять не придётся — никакие скафандры не выдержат. Переходи в шкаф ускорения: сейчас будет пространственный рывок!       И Зодекс ступил не на первую, а под первую в своей жизни чужую планету: электролёт ушёл в шахту. На Дерте экспедицию народов Системы светил определённости принял гауримат — красный носорог Хабитрофт Рэйч. О нём Зодо-чо слыхал. Он подъехал к ним с широко распростёртыми объятиями, но заключал в них почему-то только феронцев, от других же держался на почтительном расстоянии.       - Пап, а как это он хорошо едет на подставке с колёсиками, и не падает? - прошептал Зодекс.       - Да нет у него никакой подставки! - возразил папа. - У него в суставе колёсный орган.       В шинджуре не учат даже приблизительно физиологию разных рас Системы светил определённости.       - Хабитрофт Рэйч — чудак! В хорошем смысле этого слова, - пояснил папа. - Строго говоря, гауриматы — домоседы, неохота им по чужим планетам лазить. Холодно, да и не сподручно преодолевать на своих круглых наши пересечённые местности. Устают ротационные мышцы. Только Дерт в нашей подсистеме похож на Гаурим, и все гауриматы тоже под поверхностью планеты живут. Там удобно на колёсах ходить. Хабитрофт Рэйч и вызвался помочь Фраженту Дерт обустраивать. А только он всё равно здесь один оттуда, больше энтузиастов не нашлось.       Навстречу Зодексу вылетело полчище летающих кенгуроидов, которые шумно поприветствовали дядю Шока на гурушском языке и обменялись с ним крепкими соударениями пальцев. Некоторые из кенгуру были чёрными: белленейскими, с материка на противоположной стороне Фражента.       - Хорошо здесь летать! - признался жирафёнку один из них по-жугийски. - Притяжение Дерта в три раза меньше фражентского.       Зодекс и сам понимал такое дело, глядя на свои прыжки, которые поначалу там совершал.       Взрослые говорили не только на разных непонятных языках, но и понемножку мрачнели по мере того, как разговор заходил о недружественных действиях сапэхвалех и вылазках против научных станций и электролётов, которые те непрерывно, судя по словам совещающихся, предпринимали. Озвучив имя «Эрент Жетаупер», судя по звучанию, лониорское, то бишь имя какого-то слоноподобного онтха, все вообще скорбно замолчали. Пролетела не одна восемнадцатая субфаз.       - Великий был учёный, вечная ему память и слава. Достойно принял конец и ни в чём не выдал Фражент, - негромко промолвил, наконец, дядя Бимфель. - Большой оплошностью было брать в дорогу на Шеробак полный архив разработки. Оэнестрий вот давно изучает взаимодействие сред без взаимного разрушения, а всё никак не может дойти до того, что у Жетаупера было. Не время было тащиться туда за маршрутным усилителем. Шеробакцы нам бы его привезли сами — поделился бы лучше с учёными разных стран на самой планете, куда сапэхвалех не суются. Теперь, конечно, бесноватые захватчики Космоса будут рады технологии проникновения без преодоления сопротивления материалов. И немало умов сведут с ума и поработят через свои передатчики, чтобы заставить реализовать на практике дело Жетаупера. Сами-то вряд ли они его поймут — не все термины и значки знают, да и мозги не на то направлены. Если б нам их разыскать!..       - Если б мы знали, где!.. - развел рогами Эцетар Уредецсиаб. - Я предварительно расследовал. Ничего засечь не получилось.       - Надо будет провести открытый эролам на искусственном спутнике Гаурима «Б-1», - подсказал Хабитрофт Рэйч, - информация не могла бесследно улетучиться.       - Лучше по треллюксу, или, по крайней мере, по коммонелю, - отозвался Рдарвдзанаурн. - Не в такой обстановке нам экспертов собирать в одно место, пускай даже и укреплённое.       Закусили местной синтетической едой из шланга, и отстыковались из поддертного шлюза. Горячий шарик вскоре скрылся из виду. Теперь «Йонф Рэнг» снова пересекал орбиту Фражента (ведь он летел назад!), но фиолетовато-зелёный шар проплыл в этот раз на большом отдалении.       - Курс на Эзиджаббе, - пояснил жирафёнку отец. - Кстати, там сейчас самое начало весны.       Жёлтая планета в серебристом тумане, через который кое-где проскальзывали фрагменты астероидов, оказалась вовсе не жёлтой, а цвета свежей, салатной зелени при достаточном приближении!       - Крупных городов нет. Местного населения нет. Около трёхсот двадцати четырёх ограниченно мыслящих живых видов класса «поверхность-вода» есть. Собственно, поэтому мегаполисы никто и не возводит — природа охраняется постановлениями народов Фражента и Ферона. Поползновения против природы, как и против мирных поселенцев были. Пытался тут один создать пиратский феодализм!.. Зато теперь что — поля улыбаются от радости, - пояснил дядя Оэ, и к концу тирады рот его блаженно расплылся до ушей (заложенных за спину).       Космодром (даже не космопорт) станции «Мертетирн», заложенной астронавтами-переселенцами из Метерсии, радушно принял электролёт с командой из граждан государств, в бытность начала шестой эры от падения древних царств сплошь враждебного политического блока.       - Здесь воздух хороший, можешь ходить без маски, - сказал Зодексу лиророгий метерсийский кошатец. - Но если захочешь бегать или потрудиться, лучше сразу подключай интенсификатор — в атмосфере кислорода и феитута мало в сравнении с нашим Фражентом.       Сырая, болотная равнина идиллически производила на свет местные первоцветы.       - Эх, весна, а как будто глубокая осень, - заметил дядя Шок. - Да ещё и на севере Гурушции.       - Зато гравитация лёгкая, рай для твоих крыльев, - сказал кенгуроиду инженер Бимфель.       - Поэтому я и в скафандре, - глухо пробурчал сквозь намордник интенсификатора дядя Шок.       На Эзиджаббе заночевали, но работа в целом свелась к обмену сельскими и продовольственными технологиями, да Уредецсиаб дал несколько предупреждений и корректировок к шифрам касательно деятельности сапэхвалех. Когда вылетали на Жеуфе, маленький Зодекс даже затосковал, предчувствуя приближение конца каникул, и думал: «Ну, вот: опять домой...»       Скалистые равнины тёмно-синего шара выглядели загадочными и унылыми. Словно бы в них скрыто что-то, быть может, не очень хорошее, но всё равно интересное. Папа сказал, что они сюда только на завод по конденсации тефенокса. Он, может, и рассказал бы в ответ на вопрос сына, что это такое, но тут внезапно оживился дядя Шок.       - Гляди, заснять бы эту картину для нашей биологини!.. - взмахнул крыльями он.       Ответственный за наблюдение электрический жираф дал наивысшее разрешение. И электролёт шёл в плотных уже слоях атмосферы, на расстоянии авиации, от поверхности планеты. По скалистой тропе стремительно сбегала на задних лапах без оглядки двуногая круглоухая рысь. За нею спешил, высоко изогнув шею, очень странный саблерогий жираф: у него были не копыта, а салазки или лыжи, длиной почти равные его росту! Но ещё точнее, он преследовал рысь не первым: перед собой он толкал в бой детёныша! Мгновение — и рысь в один прыжок скрылась под поверхностью горы в прозрачной воде, но сквозь воду всё равно было отлично видно, как выплыл и пристыковался мордой к её нижней лапе широко раскрывший глаза барсук. Оба замерли. Наверху замер и детёныш жирафа: просунув морду в заросли сучьев, он нашёл место, где гнездился справочный змей. Так назвал рептилию дядя Шок, а уж он разбирался немного в космической биологии, и вот почему: животные переплели органы контакта и вступили в телепатическую связь. Движение остановилось.       - Чамр! Э, чамр! - задумчиво произнёс змей, и приборы электролёта запечатлели этот загадочный звук.       - Они совещаются. Животные чувствуют приближение какой-то беды. Может, и предупреждают друг друга, что здесь уже появился до нас какой-то непонятный носитель опасности, даже враг, - сказал дядя Шок, и голова его зашевелилась от мыслей. - Тот под водой делает то же, что справочный змей. Фамоинь мне рассказывала.       - Мы свернули с пути, и уже почти над плоскогорьем Пэй-Ххур! - недовольно крикнул жираф.       - Что прячется за той горой? За этим поворотом!.. - вслух прошептал маленький Зодекс.       - А в самом деле необходимо теперь уже проверить, - успокоился Эцетар Уредецсиаб. - Курс!..       Субфаза томительного ожидания — и все были потрясены.       - Сожжён реликтовый лес! - выдохнул дядя Шок.       - Просверлены цилиндрические углубления в грунт, - сообщал папа Зодекса, - наблюдаю парк брошенной техники... На Фероне такую не производят. Я прав, коллега Рдарвдзанаурн?       Состоялась непредусмотренная посадка — разбирательство не терпело промедления.       Варварски организованный ноогенный ландшафт — то есть исключающий первозданную природу, к его созданию явно приложило лапу разумное существо — захватывал небольшую равнину прогалины плоскогорья. Посреди равнины стоял местный, неразумный слон-треног. Он держал кверху хобот и бессильно извергал пламя. Так ему было плохо. Увидев фражентцев, он поколебался, будто что-то хотел им передать. Но не смог. Убежал...       Электрический жираф и четыре электрических зайца первыми преодолели расстояние до постройки и обнаружили там табличку. Эцетар Уредецсиаб метнулся туда и обмер: надпись на ней была исполнена на свином языке и гласила:

ВОЕННО-КОСМИЧЕСКАЯ БАЗА. ЗОНА ЛИКВИДАЦИИ БИОЛОГИЧЕСКОЙ МАССЫ

      - Ну, что: сапэхвалех уже вторглись на Жеуфе? Строят пункт переброски для нападения на нашу планету?! - подошёл к нему дядя Оэ. - Но как они сумели сюда подобраться незаметно для наших научных станций?!?       - Так место выбрано идеально: теневая сторона планеты, с Фражента она не просматривается, а от научных баз десант наверняка экранировали. Что они, кстати, сюда сообщают?       - Через восемнадцать и шесть субфаз прибудут с подкреплением. С Эзиджаббе и орбиты нашей планеты выбыли оборонные электролёты... - сказал слон Бимфель Фёнтелькцэуэ.       - Обороняться, хорошо это или плохо, а только не от кого: в радиусе трёхсот двадцати четырёх сюравимов ни одной чушки из сапэхвалех не регистрируется, - пробормотал отец Зодекса. - А наверняка будут какие-либо сюрпризы, приманки. Пока приборы не закончили тестировать местность, не советую рассредотачиваться среди техногенных объектов, только в среде лесов. Шок, если тот фациолар ранен, окажи ему помощь, ты должен уметь...       Жирафёнок смутно вспомнил из уроков истории про такой фациол — чашу о трёх опорах, с которой в древние эры Фражента производили фиэры — посвящения Великой Материи, а позднее — поминали павших зитаурех, отдавших свою жизнь за дело труда и объединения Фражента. Значит, зверя назвали от этого предмета!       - Да нет, Цето, он цел, я сразу пеленговал его биоискателем. Просто он потерял все всходы и особей четырёх противоположных своему полов в радиусе родного леса. А он на последнем клеточном цикле, и ему уже не родить новых всходов.       Экологическая катастрофа постигла не один вид на территории вражеского поражения. Астронавты с Фражента и Ферона уныло перемещались по изувеченной местности, обнаруживая предметы и считая потери. Дядя Шок летел перед Зодексом, сжимая в лапах кибернетический чиббер.       - Смотри, Зодо-чо: это же с нашего «Джелло Вендже»! - вдруг горестно вздохнул кенгуроид, и опустился на грунт перед небольшой постройкой, дверь которой была то ли отломана, то ли просто плохо заперта. - Весь электролёт раскурочили, только уртенседжил и остался!..       Слева стоял громоздкий увесистый прибор, его даже слегка начало заносить песком. Зодо осторожно потрогал его. Прибор был в несколько раз больше его. Дядя Бимфель показывал такой на электролёте.       - Видишь, даже под жеуфеанским притяжением стоит, как привинченный! - горько усмехнулся дядя Шок. - А ты бы посмотрел, как он вьётся, когда работает, и всё вокруг себя заставляет летать!.. Он, наверно, уже негодный. Пошли!       - Дядя Шок! - взмолился жирафёнок. - А здесь что они положили? Разве не стоит проверить?!       Кенгуроид кругло скосил глаза на кособокую башенку. Что-то набрал в приборах своего скафандра.       - Оружия нет. Напряжения нет. Источников излучения нет... Зайди. Только быстро.       Зодекс пригнулся и проник в пыльное, загадочное помещение. Было страшновато, но интересно. И на мгновение отступили все внешние дела и явления. Жирафёнок добрался до средней секции. Там были какие-то носители информации. Почувствовав себя, как в старой детской библиотеке, куда его было не затащить, если только ничего не болело, Зодекс начал перебирал все эти кхоты и тхейгвы. Но даже скудных познаний младшего школьника хватило, чтобы сразу понять, что это всё — фражентское. Не только письменные памятники, но и коробочки с какими-то мелкими частями ему попадались. Вдруг на одной из записных книжек, перевитых верёвкой, он заметил лониорскую надпись. Эх, как мало он времени проводил за увлекательнейшим занятием — изучением чужих языков!.. Ну, хоть что-нибудь разобрать! Внезапно холодок прошиб мягкую макушку под гермошлемом скафандра.       - Это же... Же... тау...       - П-р-р-р-р! - застрекотало снаружи.       Поражённый жуткой догадкой и явной смертельной опасностью одновременно, жирафёнок сгрёб всё в большую торбу, подвернувшуюся в башенке, и опрометью вылетел к двери. Он замер.       Обстановка переменилась к худшему. Над каменистыми пиками плоскогорья заполыхали лазеры — вероятно, враг установил их на господствующих высотах. Несколько электруров, электрафов и электрайцев, сплоховав, получили повреждения. Другие, успев экранировать излучение, поспешили на выручку и эвакуацию. По равнине пошли самоорганизующиеся квадраты из силовых полей. Вне их продвижение стало невозможным. Кенгуроид Шок едва не был захвачен одним из таких квадратов, но разряд из чиббера нарушил целостность радиомагнитного контура, и ему удалось вырваться. Папа и остальные из экспедиции были уже в районе посадочной площадки. Жираф совладал с собой, и это дало грамотно и своевременно организовать отход экспедиции. Но исчезновение сына тайно потрясло его не на шутку. Зодекс рванулся из укрытия и замахал лампочкой на рукаве — скафандровая связь уже не работала.       - Зодекс! Отзовись! Дай ответ! Зодекс! - исступлённо звал по ларгофону отец.       - Папа! Здесь я! Со мной ничего не было! Закончится затмение — я к вам перебегу! - крикнул Зодо-чо, но, видимо, скорее, уже под нос себе, чем слышно.       Эцетар Уредецсиаб заметил сына, и ужаснулся, где он, и как это было далеко.       - Ну что же ты, Зодекс! Какой змей тебя туда занёс?!? Родиться бы тебе лучше декконом! - в отчаянии закричал папа, силясь применить какие-то штуки, от чего старина Сиговэй, судя по всему, его усердно отговаривал.       К башенке потянулся гиперпространственный коридор. По нему понеслись электрозвери, за ними — фражентцы и феронец. Решил бежать к ним и Зодекс. Но коридор, натолкнувшись на что-то в своём распространении, вдруг привёл к тому, что всё кругом озарилось новой вспышкой неистовой силы. Шарахнуло, загремело, что-то там полетело. Бежавшие замерли в тех положениях, в каких они были: дядя Оэ даже упал. Зато ожил уртенседжил! К остановившемуся на мгновение жирафёнку из прибора протянулось выгнутое рыло, и лиловый край жеуфеанского неба навсегда закрылся над ним. Настала гробовая тишина. Зодекс пробовал стучать, кричать, искать внутри всякие выступы и приспособления — напрасно. А потом словно удар по голове, от которого в горле распространился странный холодок — и полёт, полёт, неудержимый полёт, без верха и низа, без левой и правой стороны: без конца...       - А-а-а-а-а! - невнятно повторял жирафёнок, пока... пока... пока, наконец, не съехал с кровати, перекатился три раза по полу и очутился возле компьютера, за которым Алиса вела с кем-то сеанс удалённой видеосвязи.       - Да, Зодекс вот тут, - сказала Алиса, и, не отрываясь от разговора с собеседником, взялась за рожки жирафёнка, начиная гладить мягкую макушку, чтобы успокоить. - Такой вот он.       - Как это ты с ним обращаешься? - пробасила собеседница с некоторым недоумением.       - Только что проснулся. Думала, школу проспит, - пояснила Алиса, не прерывая своего занятия.       Зодекс вгляделся в изображение видеофона, и увидел там инопланетянку, очень похожую на Алису и землян лицом и сложением, но комплекции и размеров — почти как взрослые зитаурех на Фраженте.       - Здравствуйте, - сказал он на недавно начатой постигать космолингве.       - Здравствуй, Зодекс! - весело отозвалась инопланетянка, она тщательно растягивала слова при произнесении, как будто не надеялась, что тот хорошо поймёт.       Глядела она при этом чуть-чуть в сторону от него, как бы что-то оценивая, и вдруг сказала Алисе:       - А тебе повезло с твоим другом. У него пытливый, несломленный взгляд. Я считаю, надежда есть.       Алиса Селезнёва встала в это утро раньше всех — почти с солнцем, и, едва только выбралась из постели, поспешила выяснить, как добралась Малтузия. Конечно, хотелось никого не будить, но разве с Полей это возможно? С остальными, да, получилось...       Связи пришлось подождать — всё это время Алисе было неспокойно, хоть она и знала в свои восемь лет, что процессы на таком астрономическом отдалении протекают по другим законам. На подлёте к родной системе астероидов ждало крушение любимой мотороллы. Но на помощь пришёл Бакштир, да неведомо откуда подоспела целая свора звёздных псов. Мстительные, алчные Сапырвалы не оставили своих намерений дорваться до заветного устройства. Они выбили из подневольных учёных расчёты о том, что же могло стать причиной их неудач на окраине Солнечной системы и на самой Земле. И тем пришлось разработать технику, учитывающую ослабление действия шустр во времени. Ведь как ни надёжны защитные элементарные частицы, они так же, как всё во Вселенной, подчинены энтропии и закону сохранения энергии. И вне родной энцианской среды, включающей непрерывную их подпитку и регенерацию, да ещё и проделав такие космические пируэты, шустры в молекулах корабля к концу пути были уже не те, что в дороге на Землю, а тем более при старте...       Моторолла развалилась под ударами агрессивных одноразовых излучателей, но сама Малтузия удачно катапультировалась, и продолжила путь в открытом космосе. Шустры в её скафандре и организме были свежее тех, что охраняли корабль всё это время пространственных путешествий. Излучатели не пробили её защиту. А когда Сапырвалы отважились проявиться, чтобы попытаться поймать Малтузию — на них налетели существа, которые непонятно откуда образовались! Псам, конечно, было не прогрызть толстокожих грабителей, но не зная, чего ожидать от псов, свиноиды скрылись. Но больше всего их поразило то, что при распаде мотороллы не вывалилось ничего, похожего на оживитель, хотя они его, вроде, ударом не уничтожали!.. Он просто загадочно исчез, и всё.       Бакштир галантно протянул руку и принял Малтузию на парапет спасительного замка. А потом отдал приказ своим роботам выловить детали мотороллы из открытого космоса, и починка началась.       - Я рада за вас, тётя Малтузия, - сказала Алиса Селезнёва.       - Будь начеку, - напутствовала её инопланетянка. - Оставайся внешне ребёнком, а внутри будь, как взрослая.       Больше она ничего не сказала, ведь Сапырвалы не блещут разумом, но умеют принимать мысли.       Очень трудно усидеть в школе, когда за окнами, совсем как фонари, свисают скороспелые бананы — и в Москве, а не в Сомали. Тут не только зелёный козёл, но и оранжевый кот — не диковинка. Апельсины цвета беж, которых нарвала Алиса в переменку на одной из дорожек школьного сада, оказались почти дозрелыми. И им радовался не только Павел Гераскин, но и Зодекс, которому она их скормила хотя и тайком от папы, но проверив на отсутствие тех веществ, что были в яблоках.       Ох, трудно усидеть... Но только не на уроке поведения.       Поведение — предмет, которым в будущем удачно заменили и общество-, и граждановедение, и тем более основы безопасной жизнедеятельности, что были так актуальны на рубеже III Миллениума. А поведение будет всегда!       Сегодня на уроке разбиралось такое сложное, отвлечённое на первый взгляд понятие, как гуманизм.       - Гуманизм — это когда земляне передают врачам Фикса наностимулятор, чтоб получше лечить гравитационный варикоз, - сказала Маша Белая.       - Гуманизм — это когда земляне вмешиваются на планету коз, чтобы пресечь уничтожение её животного мира драконами унылого истязания, - сказала её сестра Наташа.       - Гуманизм — это когда человеческая цивилизация посылает звездолёты на верную смерть, но, чтобы непременно найти и обезвредить космических пиратов! - сказал Пашка Гераскин.       Алиса ничего не сказала, а вспомнила урок гуманизма, который преподнёс ей на практике гном Веня.       - Молодцы! - одобрила учительница. - Уредецсиаб, а как у вас на планете с подобным понятием — ну, как говорят, когда надо подчеркнуть, что... зитаурех поступают, как должны зитаурех?       У жирафёнка стала очень смешная физиономия: слегка вжался вовнутрь правый глаз, зато, наоборот, поднялось левое переднее ухо. Он соображал.       - Ну, пожалуйста! Если люди действуют нехорошо, в смысле людей вообще, то это называется — негуманно, а у вас?       - А у нас в таких случаях говорят — неферониально, - ответил Зодекс.       Многие с удивлением переглянулись, и все ожидали от жирафёнка продолжения.       - Это... как это? - слегка оторопела учительница. - То есть, если я правильно услышала, это как-то связано с вашим соседом — планетой Ферон? Их цивилизацией?       - Именно, - просто сказал жирафёнок, и опустил голову. - На Фраженте стали представлять себе более-менее, какими стоит стремиться быть, все народы и расы полностью только с прилётом феронцев.       - То есть... у вас нет, что ли, до такой степени веры в себя? - не удержался от вопроса с места Павел Гераскин (впрочем, в будущем можно отвечать с места, не предупреждая). - Вы ставите идеал вовне собственной планеты?       - А что тут удивительного? - грустно удивился Зодекс. - Мы, зитаурех — не добрые существа, пусть много трёхсотдвадцатичетырёхлетий это и пытался отрицать каждый народ по-своему. Об этом учит наша история. В мою эпоху это честно признают все на планете. Ведь мы, хотя и наделены разумом и способностью производить орудия труда, но увы — исторически звенья этой... как проходили на прошлом природоведении? — пищевой цепочки. Поэтому древние учения всех хищнических рас оправдывали порабощение и охоту на всех растительноядных, а растительноядные — вообще лелеяли мечту о геноциде хищников. И это были не только мечты. Две расы Фражента полностью погубили. Могло быть и больше... По мере обретения всё больших знаний и заместительных видов добычи пропитания эти концепции отступили, но на смену им пришли другие концепции — подчинения и вытеснения друг друга экономическими и культурными методами. Это было даже страшнее. Пять мировых войн...       - Но у вас... Но у вас же был... Бефергер этот, как его? - неуверенно возразила Люда Липина.       - А что? - понуро сказал Уредецсиаб. - Считают, что Бефергер и другие деятели дали Фраженту концепцию этативного социализма, и к середине седьмой эры от падения древних царств её стало придерживаться большинство территорий: где-то четырнадцать восемнадцатых, их так и называли — Союзные Страны. Но некоторые страны так и не стали так жить. А кроме того, как я вам рассказывал, у тех, кто стали, тоже были серьёзные проблемы. И только на примере вот этих, огнедышащих улиток, звери Фражента поняли, как им безопаснее и добрее жить. Да, конечно, часть зитаурех считает и так, что Амутьян Бефергер открыл дорогу к тому, чтоб жить ферониально, вот, мои дедушка с папой тоже... Но они помнят и вред этого.       - Понятно... Значит, стремитесь!.. - мечтательно заметил Аркаша Сапожков. - Что, так держать!       Последних слов жирафёнок не понял: он всё-таки ещё не настолько освоил русский, пусть только что завернул несколько умных выражений, перед чем немало пошевелил мягкой частью головы.       - Ну, мне кажется, вы всё-таки себя недооцениваете! - пожал плечами Джавад Рахимов. - Какое-то низкопоклонство перед другой планетой получается!.. Вы что, их во всём хуже?       - Мы знаем, в чём мы их хуже, - одновременно согласился и возразил Зодекс. - Я понимаю, вам легче, вы изначально единственный разумный вид на своей Земле. Вам очень повезло, что вы не пали от зубов врага внутри собственной же планеты. Вы можете по праву гордиться собой. Но, со своей стороны, мне кажется, что, используя слово гуманизм для обозначения этого всего хорошего, вы замыкаетесь на самих себе и тем самым однажды не дадите себе выйти за рамки самих себя. Мне как-то понятнее слово, которое использует ваш сосед и друг планета Фикс — восходящая доброта...       Зодекс старательно изучал «Родную речь», пускай для него она была далеко не родной. И, когда он добросовестно продекламировал все «Чего тебе надобно, старче?», дружно зааплодировал весь класс.       - Молодец! - похвалила литератор. - Зодекс, а у тебя на планете есть книга, которая тебе больше всех нравится?       - Есть такой кхот. «Отрезанные от стада». Его написал Зодекс Берридж, - с затаённой гордостью признался Зодекс. - Там про жирафов, которые совсем отдельно жили в лесу, и с ними дружил один волкорысь. Вообще-то волкорыси — кочевое племя, которое, живя среди жирафов, всё время пыталось подчинить их себе. А этот — перешёл на их сторону.       - Он тебе нравится больше всего? - улыбнулась Марианна Протоновна.       - Нравится. Но больше всего мне там нравится жираф Хэгэгэ, - объяснил Зодекс. - Он самый старший. Он очень рассудительный, и у него богатый жизненный опыт. И в то же время он способен быть очень бесшабашным, и творить неожиданные вещи. Он немножко похож на дедушку Тьене, и на моего папу тоже... У меня по этому кхоту оценка — четырнадцать!..       Весь класс с удовольствием выслушал. А Люда даже пожалела, что ей сейчас не прочитать эту книгу.       - А что, на Земле всегда существами, способными творить чудеса, считались именно рыбы? - осторожно спросил Зодекс, наконец. - Вы за это назвали целую звёздную систему в их честь?       Алиса заговорщически подмигнула, но мало кто разобрал, что она имеет в виду.       - Да нет, не только они, - смущённо пояснила Маша Белая. - Просто древним людям показалось, что то, как расположены звёзды, на рыб похоже. С Земли, конечно.       - А у вас-то что же, сказок совсем нет? - не утерпела Наташа Белая. - Нет, ты же нам сам их и рассказывал! И про джяра-мемюля, и про четырёхглавного птицевидного Кадроччо, и про дракона по имени «жираф», но который совсем не зохтен такой, вроде тебя, и про волшебника Часролдэ...       - Наталья Белая! - строго заметила Марианна Протоновна. - Какая поговорка связана с именем автора «Сказки о рыбаке и рыбке»? И к тебе, кстати, она часто подходит!..       - Да уж... А отвечать урок за меня Пушкин будет: вот эта, что ли? - быстро сообразила Наташа.       - Вот у нас в таких случаях и говорят, что кто-то не готов постоять за джяра-мемюля, - ввернул Зодекс. - А он, мол, за тебя всё делать должен, так понимаешь это ты...       - А кто такой джяр-мемюль? - поинтересовался Саша.       - Так, колдовской козлик, - ответил гость с Фражента. - Только он не существовал никогда.       - У нас тоже до Ивана Ивановича Царевича считали, что много кого не существовало никогда, - познавательно заметил Аркаша. - А потом Эпоху Легенд открыли. Пусть у вас там доделают машину времени. Много чего в прошлом Фражента, думаю, тоже отыщется. Может, и он тоже.       - Доделают... - вздохнул Зодекс. - Только видно уже без меня...       После урока космолингвы Алисины друзья остались в классе поучиться писать с помощью азбуки жойарфика, которая применяется в жугийском языке. Особенно порывалась её освоить Люда Липина. А у Алисы тем временем нашлись дела поважнее: она спешила к Институту прикладных проблем Дальнего Космоса. Папа, Полосков и примкнувший к ним Калинин уже дожидались её там, так что повод оставить друзей общаться самим был веский.       С утра Алиса, пока Зодекс хрустел кедровыми ветвями, задумчиво вспоминая недостижимую родину, уже обнародовала папе свои познания в области Дальнего Космоса, полученные от её информаторов, и рассказала, как примерно она надеется преодолеть крибосферу.       - Да, наверно, сами они тоже со временем её выключат, - так и сказала она папе на замечания о том, землянам ли, и, вообще, Галактическому содружеству ли влезать в это дело. - Но, честно говоря, мне кажется, что сидеть тут сложа руки — это уж будет какое-то мальтузианство.       Папа улыбнулся едва заметно, зная Алисину привычку вставлять в разговор где-то услышанные слова в значении, которое ей покажется подходящим.       И вот теперь он, отложив генное моделирование двойной оборотной утки, которое планировал на этот день, отправился в Институт прикладных проблем Дальнего Космоса, когда дочь и Зодекс отбыли в школу. Представляя себе, кто там занимается физикой преодоления рассеивающих полей, он с порога заявил, что ему нужен Меднюковский.       - Академик седьмого марта улетел на Фикс, где пребывает в местном прошлом, помогая науке планеты разрешить проблему принципиально неприступных зон на Фиксе. Которые описаны во всех книгах народных преданий трёхногих людей, но никогда не встречались ими реально, - благозвучно произнесла автоматизированная секретарша.       Профессор Селезнёв уже остановился, чтобы почёсыванием затылка изучить, как поступать дальше, и тут навстречу ему выскочил школьный друг Плынников:       - Ой, привет, Игорёк! Чего же как давно к нам не заходил? Проходи поскорей, чаю попьём, дела обсудим, работа подождёт — время есть!..       - Да, привет, Миш, - остановился в рассеянности Селезнёв, - конечно, рад тебя видеть, но так-то мне не до чаепитий пока совсем. Дела, ты прав, потребовали обсуждения...       Плынников глупо ухмыльнулся.       - Так вот и здорово, когда есть проблемы! - просиял он. - Мы сейчас их, за чаем-то, быстро разрешим. Не отказывайся. Вот ещё подойдёт моя коллега Считаннова...       Космобиолог вежливо подчинился, но его скепсис подтвердился в два счёта. Стоило ему ввести друга в курс, тут же выяснилось, что задача ему не по зубам. И даже осведомлённость Нади Считанновой осталась ни при чём...       - Преодолеть межзвёздное заградительное поле!.. - пробормотал Плынников. - Ну и задачку ты поставил, Игорёк! Из разряда великих!.. А тут как помогут, чем помогут? Вот, когда сектор вёл Яша Кислер...       - Сейчас с ним как связаться? - собранно прервал Селезнёв.       - А они в тандеме с Меднюковским работают! - махнул рукой Михаил. - Дождитесь прибытия... На Земле сейчас из сектора один Лубурар Луарсабович, да и он в отпуске там у себя в Телави празднует сто шестидесятилетие одного аксакала. А за этим занятием, сам понимаешь, какими они будут к твоим просьбам серьёзными!.. Ну, в отпуске ещё Партефира Зангон. Так та ведь вообще в свободное от научной работы время продолжает свои гадания. У них же как, табор уходит в космос, теперь, понимаешь?..       - Всё понятно, - удручённо крякнул Селезнёв, вставая из-за невидимого стола. - Галактической Службы контроля на вас нет... И кто у вас, Миша, только работает!..       Всего нескольких минут профессору хватило убедиться, что понимания ждать неоткуда, и почти уже отчаяться. Обстановка в Институте, и правда, была слегка расхолаживающей, как кое-где в старинных институтах начала восьмидесятых годов двадцатого века. О чём-то привычно брюзжал Бюзджанов из смежного отдела, отчитываясь по видеофону на другой континент... Так всегда бывает, когда ряд задач слишком большой, чтобы его охватить ограниченным умом, с одной стороны, а с другой — слишком много соблазнов этим воспользоваться. И Плынникову нечем было поспорить с этим.       - Погоди! Мы — не лодыри! Вот ещё есть теоретический звездолётчик Амангельды Бельмеев по прозванию Пельмень. Прибыл в Москву вчера в командировку из Ошской лаборатории, а у них там дисциплина. Ты что, давай к нему! - бросился к уходящему Селезнёву он.       Селезнёв скривился насчёт прозвища, но ни смеяться, ни спорить не стал. Теоретик из Средней Азии был под стать своему прозвищу, и действительно оказался очень радушным и дисциплинированным человеком. Изложили обстановку. Аман стал думать, но ничего хорошего из этого не выходило.       - Смоделируем на компьютере, - заметил он.       Вошедшие присели, и в этот самый момент к ним присоединились космонавт Геннадий Полосков и доцент Владимир Калинин.       - Попробовать преодолеть получится, - пробасил Бельмеев. - Какой бы ни было когерентности рассеивающее поле, на несколько сот пикосекунд сделать брешь в крибосфере можно. За эту фазу туда проскочит любой звездолёт, способный делать транспространственный рывок.       - Э, так дело не пойдёт! - схватился за невидимую спинку стула доцент Калинин. - Ты вот сам никуда не летаешь, а куда ты пошлёшь этих людей?! На верную смерть?       - Так будут посланы роботы, - уточнил Аман. - О людях речи нет.       - Не пойдёт! - подтвердил Полосков. - Крибосфера — это граница: было такое понятие на Земле до 2062 года. Если сам не помнишь, может, старики рассказывали. Начинать знакомство с цивилизацией с преступления её правил? Гарантированный провал! Лететь туда, откуда летят Сапырвалы, где их базы и историческая сфера интересов — согласись, авантюра из авантюр.       - Сапырвалы — бандиты, - заметил Бельмеев. - Не они ставили крибосферу. Не они ей хозяева.       - Даже если не Сапырвалы, - робко, но всё более энергично заговорил Плынников. - Там может стоять автоматика, сразу срабатывающая на поражение цели, которая нарушила космическое пространство. Никто может даже не успеть отдать приказ обследовать, встретить и так далее. Мы не знаем, что их заставило эту крибосферу построить, но догадываемся, что наверняка не что-то хорошее. Значит, нашей машине уготованы самые дрянные прецеденты. Даже если Фражент, Ферон и кто там ещё — настолько высоконравственные и неглупые цивилизации, каков характером сам этот унесённый к нам мальчишка, ну что — в лучшем случае они тогда что, лишь пожалеют, горько пожалеют о том, что произойдёт со звездолётом Галактического содружества. А из сожаления, как говорится, каши не сваришь...       - Да более того — это отпугнёт их от поисков Зодекса, которые в их интересах предпринять в норме! - испугался Селезнёв. - Малтузия права. Давайте лучше молчать, дров ломать не надо.       - Ну, что же, не надо, так и не надо, вам и решать, так бы и говорили, - успокоился Амангельды.       Слегка отвернувшись от посетителей, он будто бы снова обрадовался возможности перейти к участку оставленной работы. В конце концов, они же сами ответили на свой вопрос, сами и отказались...       - Ну... - замялся Калинин, тихо обращаясь к Селезнёву, - вообще-то, не так уж она и права. Мне ближе позиция твоей Алиски. Время — это поле процессов, и среди них будут идти как те, что работают на нас, так и те, которые явно во вред. Рассиживаться нам никто не даст. Если мы не делаем одно, мы должны делать другое...       - Но что же, что? - почти простонал профессор.       Сотрудники Института не мешали им разговаривать, но сами старались быть незаметными, вроде, их дело было уже сделано. Но в этот момент дверь открылась, и в кабинет Бельмеева вошла странная девушка. На голове у неё был почти древнерусский кокошник с монистами, под стать ему и вышитая кофта. Девушка была одета в длинную, пушистую и тряпичную юбку.       - Френилонда Ратиборовна, ну как вы не вовремя! - тонко пропыхтел Плынников.       От экстравагантного названия под стать экстравагантному созданию как бы двойной электрический ток подбросил присутствующих. Полосков и отец Алисы широко открыли глаза, а дядя Володя чуть заметно улыбнулся. Всё это не удивило бы их, знай они историю девушкиной семьи.       А её семья была из тех, на ком бурный двадцать первый век оставил самые неизгладимые отпечатки.       Дедушка сотрудницы Института был одним из тех отъявленных русских националистов, которых мог дать только рубеж двадцатого и двадцать первого веков, и его начало. Рос в обстановке разочарования не только всем иностранным, но и всем человеческим. Верил в настолько особое предназначение для своего народа, что не видел места даже другим народам в истории будущего. Назвал сына Ратибором.       Имя порой определяет характер — об этом он сгоряча не подумал. Маленький Ратибор оказался чрезвычайно неуживчивым существом, едва приобретя какие-то представления о мире, заявившим по любому поводу и без повода своё мнение. А события середины века к тому уже и подталкивали. Там было всё уже совсем по-другому. Отец и воинственный сын непрерывно собачились из-за политики, и приняли в ней участие, когда пришёл момент, по разную сторону баррикад (как говорили на два века раньше, правда). Но не повезло в жизни им обоим — агрессия и натиск вышли из моды в тот момент.       Итак, Ратибор ругал отца и его идеалы. Он считал, что русская цивилизация — лишь бледная тень цивилизации Европы вообще, во главе которой, естественно, стоять должна Европа Западная. И даже рождение Балкании его не отрезвило, так как он списывал все эти потуги «малых народишек» на происки неких тайных сил и орденов. Страстно желая переименоваться, он звал себя исключительно Робертом! Но бытовавшее в те десятилетия законодательство, к которому немало приложили усилий соратники отца, уже вообще никак не давало этого сделать...       Но Роберт-Ратибор не сдался, и, когда пришёл час рождения дочери, наградил её принципиально не русским, да ещё и таким, какого ни у кого не было, именем. Девочка росла кроткая, тихая и впрямь «красивая душою», что означало её имя, если оставить в покое греко-латинские корни. Она с ужасом вспоминала судьбы дедушки и папы, но пыталась взять от обоих на память что-то хорошее. Жить ей довелось, конечно, уже в гораздо более мудрую и тонкую эпоху, но и в ней она прославилась своими странностями, увлечением прошлым и будущим одновременно, что в конце и привело её в Институт.       - Я только хотела... - неуверенно пробормотала она и застыла на пороге, встретившись глазами с профессором Селезнёвым (о нём она, конечно же, много слыхала).       Плынников безнадёжно махнул рукой.       - Мы все хотели, чтобы вы остались и выслушали нас, - сказал Селезнёв, - раз уж зашли.       Стараясь не отвлекать Бельмеева от работы, ради которой он поехал в московскую командировку, все потратили немало времени, чтобы ввести Френилонду в курс проблем. Миша только отворачивался — по его представлениям сотрудница была уж на редкость непонятливой. Всё-то время пытается переспросить, да уточнить, да в рот положить!.. А вот для дяди Володи девушка, наоборот, оказалась совсем в его вкусе, чуть ли не родственная душа.       - Космонавты Серого Плука дадут координаты пространства, где регистрировали параллельный корабль? - подняла указательный пальчик Френилонда.       - Ох уж, как будто важно!.. - буркнул Плынников.       - Важно, Миш, важно! - строго сказал капитан Полосков. - Физическая проницаемость поля — лучший критерий для расстановки сигнальных модулей. Я тоже понял это, когда анализировал свои ошибки и то, как и где именно я не смог провести звездолёт сквозь эту преграду...       Немного подождав, после того, как во всём разобралась, задала всем свои надоедные вопросы и так или иначе удостоилась на них ответа, Френилонда предложила свой план. Он сочетал в себе элементы как инициативы, так и выжидания. Никаких звездолётов за крибосферу. За неё полетят импульсные сигнальные модули, которые будут автоматически активироваться в ответ на приближение аппаратов или их частей, что будет регистрироваться методами от учёных Серого Плука. Модули, призывающие на контакт, будут использовать космолингву и фото-логический код, а при проявлении интереса к ним могут быть дополнены языком, на котором говорит жирафёнок Зодекс. А для входа этих импульсных сигнальных модулей будет применяться метод Бельмеева. Так что ничего не пропало.       - Ну, а для сообщений инопланетянам просто выберите маршрутизацию «9», - робко закончила свой рассказ Френилонда.       Все замолчали.       - Пап, ну я это, в общем, и имела в виду! - не очень вежливо отозвалась с порога Алиса, которая всё слышала почти сначала, но не решалась войти, чтобы не сбить с хода мыслей девушку.       - Алиса! Ну, опять ты... - возмущённо покраснел папа, толком не зная, что сказать. - Лучше бы ты только следила, где оставила свой портфель!..       - Не только. Остаётся вот этот, - и Алиса, выхватив оставленный в рассеянности и отчаянии в приёмной академика Меднюковского отцовский портфель, бросила вещь на место.       - Мудро, - только и осталось сказать Полоскову.       - Законам физики не противоречит, законам Галактического содружества - тоже, - резюмировал доцент Калинин.       - Френилонда Ратиборовна, подготовьте подробные чертежи и задайте алгоритмы сборки сфер роботам плынниковского отдела, - сказал Бельмеев. - Плынников, согласны?       - С удовольствием, - сказал Михаил. - А вот маршрутом доставки и координацией с коллегами с Серого Плука займётся отдел Френилонды Ратиборовны.       - Ну что ж, поводы для оптимизма появились, - сдержанно признался Селезнёв, поднимаясь.       - Пап, ты у меня самый замечательный! - обрадовалась Алиса и при всех поцеловала отца в лоб.       По дороге домой во флипе папа объяснял Алисе, с какой периодичностью надо пасти Зодекса в Космозо в близких фражентским условиях, чтобы организм жирафёнка восполнял нужные элементы. И признался, что сам он отбывал по приглашению доктора Ююндика в краткосрочную командировку на планету Бруск для обследования океанических животных с первым применением миелофона.       - Эх, не берёшь с собой опять!.. - вздохнула Алиса притворно и добавила, - Ладно, пап, я шучу!       - На Бруске всегда побываешь, там неинтересно, - развёл руками отец. - А вот чтоб тебе было не скучно, помоги Елене Фёдоровне принять вот таких животных. Они, кстати, оттуда!       - Ух ты, какие коровушки!.. - заметила Алиса, всматриваясь в картинку видеокадра.       - Эти коровушки называются турмельные бычихи, - научно пояснил папа. - Они очень сильные, но не очень хорошо соображают. Зато у них есть естественный, врождённый колёсный орган.       Брусканцы вызвали профессора Селезнёва протестировать среду не просто так. Прибыв в поселение Оптохира, которое тянулось по розовым холмам километров на пятьсот в поперечнике и больше было похоже на деревню, чем на город, но считалось на Бруске чем-то вроде столицы — космобиолог сразу понял суть вопроса.       Океан Бруска — основной источник пропитания для крупных животных, на суше они не водятся. Так уж вышло, растут в нём питательная клубеньковая водоросль трунгуциния и даже некоторые паншидии. Животные, которые питаются ими, пасутся прямо по поверхности океана. Они не хищные, и даже никогда брусканами не интересовались как добычей — но очень безразличные. И если что попадается им на пути, лодка там какая отставшего рыбака, или что — пройдут, перевернут и не заметят.       В дополнение к очень крупным размерам у них очень маленькие нервные центры, и, как следовало от этого ожидать, низкий интеллект. Осёл земного вида окажется рядом с ними, как макака с Земли в сравнении с самим ослом! Зато уж рёв у них громогласный. Передвигаются животные, как правило, вместе, и приход их несложно предсказать, но не предотвратить. Их можно было бы назвать местными динозаврами, если бы не привилось им уже прочно местное название — Гогочущие Скоты.       Выявить реакцию Скотов на человека, а также на сборище иных разумных существ Галактики вблизи мест их постоянного пропитания и предстояло Селезнёву. Ююндик сразу предложил ему отказаться от идеи поездки на Остров Чудовищ как ненужного риска.       - Установим манекены, закрепим миелофон и проведём от него кабель сюда, - сказал он.       - Ну уж нет! - сказал Алисин папа. - Встретиться с живыми животными — это так интересно. А если они оборвут, к тому же, миелофонный кабель — и привет?       - Продублируем спутниковой антенной, - сухо заметил Ююндик. - Тебя надо беречь.       - От кого? - рассмеялся Селезнёв. - Животные не хищны и не умны. С существами, у которых такие повадки, как вы мне описали, контакт я установить сумею, а соваться им под нос — не стану. Да, и потом, давай сделаем всё, как было, а как не было, мы всегда сделать успеем.       Ююндик пожал плечами. Флаер был уже готов.       Через некоторое время живописный прибой Острова Чудовищ уже ласкал слух Селезнёва. По линии берега было раскидано множество живописных пещер. Над ними густо расцвели цветы верблюка. Это дерево очень полезное, а назвали его так потому, что с виду цветок пушистый, словно верба, а вот на ощупь — колючий. Но ткани из этого растительного сырья получаются замечательные: кто не знает в Галактике тепло брусканской рфаяя? Только вот если ткани из шерсти верблюда Земли называются верблюжьими, то вот тут они уже выходят верблючие...       При свете двух неярких звёзд — более слабом, чем солнечный — приятно дышалось полной грудью, тем более, что уровень кислорода в тридцать процентов от воздуха отлично это позволял. Селезнёв вспомнил об ещё одном поручении, данном ему космобиологами Земли — определить, при каких условиях может конкретно появиться птица, гармонизирующая состояние человека настолько, что всё сразу начинает у него удаваться и получаться в жизни, в традициях землян именуемая синею.       В общем, та, о которой пела сто с лишним лет тому назад коллега Милены Митиной Маша Распутина.       - В принципе, тут ничего сложного нет: вон уже с утра спутник засёк большое стадо животных, которые мигрируют как раз к тебе сюда, - сказал на прощание Ююндик. - До встречи с ними осталось два брусканских часа.       Селезнёв отложил идею искупаться, и стремглав бросился к пещере с приборами: ведь он знал, что на Бруске час длится семь с половиной земных минут!       В пещере, которая была из себя уютным гротом метров десять на десять, не было никаких помех для плодотворной работы космобиолога. Селезнёв оглянул её. Под потолком тихо примостился дождевой чертёнок: видимо, влажность воздуха возрастала. Профессор знал: дождевые черти — животные не опасные. Прозвали их так за внешнее сходство с тем, как рисовали это мифическое существо на Земле — а дождевыми, потому что в дожди заливает их жилища, и вот тогда они вылетают наружу. Уловить мысли дождевого чертёнка не удалось: пока повернул колёсико миелофона, он испуганно упорхнул...       В распоряжении профессора находился миниатюрный грависпутник, на котором стоял приёмник волн для миелофона. Чтобы управлять положениями грависпутника, достаточно было подумать: с шлемом Франкильяцци на голове это легче, чем с джойстиком в руках. Сам же сигнал от приёмника шёл через гравитационный шлейф с поддержкой такими же летательными аппаратами на высоте, где никакие морские чудовища оборвать его не могли — чтобы поток мысли не перебивался помехами от шлема.       В полурассветном сумраке — а именно так землянин мог оценить положение светил и свет, который они давали! — стояла хорошая погода, жаркая по местным меркам, градусов где-то двадцать. Сквозь монотонный рокот прилива слух профессора разобрал визг, напоминающий крысиный. Он становился всё громче, и, наконец, на дальних волнах забурлили зверьки с полностью мягкими, бескостными, очень подвижными мордочками. Мордочки их, видом почти как у свинок, непрерывно выгибались, пялились, растаскивались, сжимались. Под стать им хаотично ходили и их тельца, даже невозможно было разобрать, чем гребут — плавниками, ластами, лапами, или ещё чем-то. Но Селезнёв-то знал и то, что движитель у них — естественный мышечный винт, и то, что их зовут корчащиеся поросята.       - Зауа-дзинра-уппа-ла! Зауа-дзинра-уппа-ла! Зауа-дзинра-уппа-ля-а! - понеслось над водой.       Но никакой ритмичный визг не мог перекрыть навязчивые, простые, очень упругие, как движения самих корчащихся поросят, отрывочные мысли, которые ощутил Селезнёв: «Вкусная травка! Ещё вкусной травки! Что меня толкает от вкусной травки?! Вкусная травка! Ещё вкусной травки! Ну что же, ну что толкает от вкусной травки?!?» Словно стайкой тесня друг друга, они пульсировали теперь у него в уме. Временами мысли животных перемежались разрядом мгновенной боли, так же туповато забываемой, если она проходила, и Селезнёв понимал, что одному из корчащихся поросят наподдали.       Заслушавшись идиллией океана, Селезнёв на мгновение впал в экстаз космобиолога, возникающий от простой любви к работе. Без рубашки он вышел на берег. Поросята однообразно корчились в поиске своего корма, не обнаруживая ни малейшего интереса ко всему, что не относится к процессу их еды.       - Что хочет этот пришелец в моём заливе-убежище? Надо защититься! - вдруг отчётливо сказал кто-то в голове Селезнёва, и это было не на космолингве.       Профессор обернулся на раздражитель, и вовремя. Сливаясь цветом с волнами океана, метрах в пяти от него из воды высунулся рогокозёл, и уже направил на него свой электрический орган. Селезнёв быстро метнулся за скалу, лишь разряд лиловым клубком протрещал в воздухе. Старательно снимая уплывающего рогокозла - нестадное морское животное с электрическим и гравитационным органами — Селезнёв не упустил и его последние мысли: «Ушёл? Растаял? Больше не чувствую его...»       Конечно, из грота наблюдать было уже не так интересно, как с открытого берега, зато не в пример безопаснее. Лучик хорошо пробивался и сквозь ограду скал. На воде появились чудовища, которые были уже гораздо больше — профессор понял, что корчащихся поросят настоящие Гогочущие Скоты гонят перед собой. Тёмно-голубыми змейками-ракетами скользнули в свои норы рогокозлы, давая им дорогу. Подчиняясь интуиции, Селезнёв снова вышел к линии прибоя.       Тут было на что подивиться, если, конечно, страшно не было — а Алисиному папе страшно не было, он хорошо знал и любил свою работу. Казалось, само небо разноголосо завыло, зарычало и загоготало — низко опустив нижние части пастей в набегающие волны, перед профессором пошли Гогочущие Скоты. Вот понеслись, всасывая в себя многокилометровые ленты трунгуциний двуглавые быки рода кэйх. Неистово заизвивался голомозгий лопотуй — кальмар размером с кита-касатку, звуки которого напоминают тембром спутанную, быструю человеческую речь в бреду. Промелькнул шестью глазами на мускулистых антеннах подрагивающий в нечленораздельном рычании виброслон. Засвистели носы брезедуев — с виду самое, что ни на есть, зонтичное растение, а на поверку — животное. А среди них клубился над водой, поднимая реактивными органами тучи пара, трёхгорбый баранообразный змей.       - Б-бун-н-н!.. - величаво заревел он, и за ним полным строем понеслись все другие: лошади-дельфины с втягивающимися и выворачивающимися зрительными усиками, слегка отставшие корчащиеся поросята, весельные осьминоги с рогами, словно у лосей, и много, много других.       С профессиональной любовью всмотрелся Селезнёв в их огромные, устрашающие, но не хищные, а словно бы очень тупые морды. Все эти гиганты были поглощены одним лишь поиском пищи. В их мыслях — это поразило профессора! — не было и друг друга. «Что же заставляет их тогда сбиваться в стада?..» - думал он. - «Нет, ну, конечно, это очень интересно, мне, но только мне. Для дела же надо ответить на простой вопрос, как поведут себя они при виде светомузыкального шоу со зрителями...»       Он нажал дистанционный выключатель. На холмах строем поднялись манекены, заполыхали софиты, заиграла фонограмма песни про синюю птицу. Гогочущие Скоты окружили остров со всех сторон. Ни одно океаническое чудовище не сделало попытки выйти на сушу. Кто-то из быков кэйх подумал, что звуки — это приглашение покушать чего-то нового, но никаких паншидий и трунгуциний на суше они не учуяли, и условный рефлекс не закрепился. Горизонт просветлел — стада проходили остров, мигрируя дальше по океану. Селезнёв тогда схватил свою рубашку, замахал ею в воздухе и закричал вслед Гогочущим Скотам что было силы! Каким маленьким, слабым и едва слышным был его голос...       - Гыо! - пророкотал змей-осёл, и, повернув неестественную, словно накось обрубленную морду, будто бы оглянулся на Селезнёва.       - Го-ы-ы-ы-ы-ы-ы!.. - заунывно отозвались ему остальные.       Так подумать было бы слишком много чести — это подтвердил миелофон. Да Селезнёв и догадывался — а мысль змея-осла лишь подтвердила это: «Какая твёрдая груда мешает плыть прямо, да и кушать на ней нечего». Мысль относилась к острову в целом, а не к маленькой разумной фигурке на берегу.       Селезнёв знал, что на самом острове опасной фауны нет. Нет и такой фауны, которой могли бы повредить отдыхающие. Бруск вообще райское место, только прохладное такое. Разве что во влажных расселинах встречается безвредный крабомоллюск, который так и называется — сларака. Не кусается она, да и лазить по таким расселинам могут только что дети...       Когда Гогочущие Скоты перестали издавать звуки, а, скорее, отошли далеко, настало время для связи.       - Рапортую о завершении испытания, - вызвал Оптохиру укрывшийся в своей наблюдательной пещере Селезнёв. - Гогочущие Скоты не опасны, но могут перекрыть звучание концерта своим рёвом в неподходящий момент. В передвижении озабочены только едой. Очевидно, наличием и отсутствием её только и обусловлена их миграция. Рекомендую озаботиться выращиванием трунгуциний и паншидий в отдалённых от острова местах, таких, как например, Песчаный архипелаг. И они туда сами переберутся. Ту же меру рекомендую предпринять и в отношении рогокозлов. Последние более опасны, так как стреляются своими электрическими органами. Во избежание происшествий концертную площадку рекомендую организовать на участке побережья, свободном от сложившихся гнездовий рогокозлов.       Закончив рапорт, Селезнёв вспомнил о приятной мысли искупаться. Ведь впереди заслуженный полёт обратно на Землю!.. Внезапно кто-то скрипучим голоском проговорил ему:       - Какое ровное, гладкое и странное это сухое поле!..       Профессор обернулся. Естественно, никого. По коричневому брезенту плаща-палатки, равномерно переставляя ножки и давая едва заметный след, ползла сларака...