Грань между нами

ТОГДА Еще одна ночь. Это стало почти шуткой: слишком часто они проговаривали друг другу эти слова. А уж сколько было вариантов этих «только один раз». Только один раз можешь остаться спать в моей кровати. Только один раз мы можем подержаться за руки. Только один раз мы будем заниматься этим в твоей машине. Это превратилось в игру с единственным правилом – никому не попадаться на глаза и никому не дать узнать. Они, словно два шпиона, действовали так скрытно, как только могли, ради приза наивысшей ценности, к которому причастны только вдвоем. Стэн быстро пришел к пониманию, что ему нравится происходящее. Было во всем этом что-то невероятно захватывающее. Запретное желание, риск – это пьянило не хуже наркотика. Стэнфорд сам по себе был тем самым наркотиком, к которому Стэн так фантастически легко (или все же фаталистически?) пристрастился. Он не мог им насытиться. Как он только запал на этого умника оставалось загадкой. Если разобраться, у них не было ничего общего. Их вкусы ни в чем не совпадали: ни в музыке, ни в еде, ни во взглядах на отдых. Они различались, как день и ночь, и, в то же время, идеально дополняли друг друга. Форд как будто сглаживал острые углы Стэна, а Стэн, в свою очередь, расшевелил своего скромного брата. И да – Форд был ему братом и близнецом, но как-то так получилось, что он стал для него кем-то большим. Стэн сам диву давался, как легко у него получалось разделять эти ипостаси. Он разводил в разные стороны Форда, как члена семьи, и Форда, как человека, к которому он романтически привязан. И тут таилась немалая опасность. Ах, романтика – бесценный дар, обернутый в другое слово, которого Стэн избегал всеми силами, так как после него начиналось настоящее минное поле. Так что, он решил уделять внимание чему угодно другому – всем остальным словам и действиям, которые были просты и понятны, и не влекли за собой никакой драмы. Например, ему нравилось слово «эрекция», как и реакция на нее. Разумеется, когда она приключалась с ним самим, в этом не было ничего захватывающего, но вот когда он доводил до возбуждения Форда – это было совсем другое дело. Форд вообще заводился на удивление легко, и самым главным развлечением Стэна стало провоцировать у брата стояк в людных местах. Любимым его воспоминанием на сегодняшний момент стал урок естествознания в прошлую среду, четвертый по расписанию. Учитель всё нудел и нудел о чем-то, а большая половина класса впала в сонное отупение. Но только не Форд, о нет. Он прилежно вел конспект, читал учебник и, хоть учитель его и не спрашивал, выдвигал собственные теории, в общем, вел себя не менее придурковато, чем обычно. Стэн сел рядом с ним, потому что они делили один лабораторный стол. Они всегда садились рядом, а этот стол еще и стоял в самом конце кабинета. У них было соглашение, которого они придерживались с тех пор, как были детьми: на каждом уроке садиться за другую парту. Например, первым уроком была математика, и они сидели прямо под носом у учителя, потому что так хотел Форд. Но на втором уроке – на английском – они сели назад, потому что так решил Стэн. На этом же уроке они сели за стол, стоявший дальше всех, никто больше не составил им компанию. А значит – некому было заметить. Естественно, Стэн не упустил возможности позабавиться и опустил руку под стол, устраивая ладонь на бедре Форда, и медленно двинулся вверх по ноге. Форд резко выпрямил спину, повернулся к нему и покачал головой. Но Стэн проигнорировал этот жест, уставился в книгу, притворяясь, будто читает, а его рука гладила ногу Форда, с каждым разом поднимаясь все выше. Форд зашипел сквозь зубы, попытался отстраниться, но Стэн лишь сильнее стиснул его бедро. Большой палец оказался в опасной близости от ширинки на брюках Форда, и Стэн дразнил его, двигая пальцем, едва касаясь ткани. Форд адресовал ему испепеляющий взгляд, но сам в это же время толкнулся навстречу невесомому прикосновению. Довольный поощрением, Стэн сразу же накрыл его пах ладонью, и Форд тихонько пискнул. Учитель услышал, но причины не заметил, спросил лишь, все ли у него, Форда, в порядке. Тот приложил максимум усилий, чтобы ответить спокойно, хотя Стэн руку так и не убрал. Когда учитель, удовлетворенный ответом, вернулся к уроку, Форд повернул голову к Стэну. Он буравил его убийственным взглядом, но не предпринимал попыток отстраниться. Он никогда этого не делал. Ему нравилось происходящее не меньше, чем Стэну, и Стэн об этом знал. Именно это и подталкивает Стэна к невероятно смелому решению. Он знает, что нужно правильно разыграть карты, чтобы всё получилось, поэтому, прикончив ужин, он показательно откашливается и обращает взгляд на отца. – Слушай, Па, я тут подумал, можем мы с Фордом съездить в Нью-Йорк на следующих выходных? Форд от неожиданности роняет вилку и таращится на брата, выпучив глаза. Стэн не обращает на него внимание. Мистер Пайнс складывает руки на груди и оценивающе смотрит на сына. – Зачем? Стэн беззаботно пожимает плечами. – Ну, мы же уже в выпускном классе, год почти закончился, и я подумал, что было бы неплохо нам двоим выехать куда-нибудь самим, посмотреть, так сказать мир. А Нью-Йорк не так далеко отсюда, к тому же, это только на выходные. Я могу отвезти нас. Миссис Пайнс хмурится. – Я не знаю, мне не нравится мысль о том, что мои мальчики будут одни в большом городе. Стэн закатывает глаза. – Мы почти взрослые, Ма. – Для меня вы навсегда дети. – Ну, Ма, – ворчит себе под нос Стэн, а мистер Пайнс переводит взгляд на жену, задумчиво шевеля усами. – Он прав. Не стоит с ними нянчиться. Подергивая рукой в предвкушении победы, Стэн спрашивает: – Так мы можем поехать? – Хм-м, – мистер Пайнс смотрит сперва на Стэна, потом на Форда, а потом снова на Стэна. – Только на выходные? – Ага, мы можем снять комнату в мотеле. – Только вдвоем? – подчеркивает мистер Пайнс, и Стэн начинает нервно потеть. И лучше не становится, потому что мистер Пайнс смотрит на жену и говорит: – Я думаю, все будет в порядке. Но оставь-ка нас с мальчиками ненадолго. Миссис Пайнс хмурит брови, но делает так, как попросил муж. Как только она выходит из кухни, он садится ровнее и смотрит на сыновей с серьезным выражением лица. – Думаю, я понимаю, почему вы хотите поехать в город, и не хочу расстраивать вашу мать. Братья моментально бледнеют. Такого поворота Стэн не ожидал, и он уже начинает костерить себя за то, что открыл свой большой глупый рот, как отец продолжает: – Но я понимаю вашу потребность в скрытности. Колитесь, который из вас? Стэн и Форд переглядываются в ужасе и смятении. – Ну же, – уже мягче говорит отец, – скажите мне правду. Кто из вас собрался в Нью-Йорк на перепих и кто эта девушка? Стэн выдыхает так шумно и долго, что вот-вот совсем сдуется. Слава богу! Отец понял мысль, но промахнулся с сутью. Форд запрокидывает голову и закрывает глаза и стонет с облегчением. И Стэн немедленно хватается за возможность, пока она не ускользнула: – Ух ты! Окей, да, ты... э-э, ты нас подловил! Да, девушка, и это для Форда. Форд резко дергает головой, возвращая ее в прежнее положение, и делает страшные глаза, но Стэна несет дальше. – Помнишь Ли? Мистер Пайнс вскидывает брови и смотрит на Форда. – Действительно? – Я… – Форд как будто давится ответом, – я… да. Мистер Пайнс кивает. – Приятно слышать, Стэнфорд, – он одобрительно хлопает сына по плечу. – Рад, что в тебе это есть, – он стискивает пальцы. – Ли, это ведь сокращенно от Эшли? – Да, – на автомате отвечает Форд. Мистер Пайнс перестает зажимать его плечо, как клещами, еще раз ободряюще хлопает по нему. – Хорошо, что ты нашел себе девушку. Да еще такую, которую не смущает… – он указал взглядом на руки сына, – ты знаешь. Форд смотрит на свои руки, лежащие на столе, и быстро убирает их, прячет за спину. Стэн косо смотрит на отца, но тому его взгляды, что с гуся вода. – Если честно, я говорил твоей матери, что стоит исправить это, пока ты был совсем крохой, но она была решительно против – боялась осложнений. Я-то привык, как, я уверен, и ты сам, но я не удивлюсь, если некоторых людей это шокирует. В особенности девушек. Форд хмурится. – Почему в особенности девушек? – Ну, к ним же нужно будет прикоснуться, – говорит мистер Пайнс так, словно это самая очевидная вещь в мире. Форд молча смотрит куда-то вниз, а Стэн из последних сил держится, чтобы не прописать отцу по лицу. Он напоминает себе, что он почти уже получил, чего хотел, и нужно потерпеть еще немного. Мистер Пайнс всё говорит: – Но, очевидно, Ли девочка добрая. Как твоя мать. Она тоже простила мне мои недостатки, хорошо, что ты нашел кого-то, кто сможет сделать то же самое и для тебя. Ты хороший парень, Форд. Ты этого заслуживаешь. – Оу, э-э, спасибо? – А что касается тебя, Стэнли, с тобой проблем тоже хватает, но я рад видеть, что ты помогаешь брату. Нужно быть настоящим мужчиной, чтобы приглядывать за другим и прикрывать его спину. Особенно, когда дело касается женщин. Полагаю, это была твоя идея – вывезти брата из штата, чтобы тот мог поразвлечься? – Ага, – охотно подтверждает Стэн и переводит взгляд на Форда. Тот смотрит в ответ, наполовину растерянно, наполовину пребывая в ужасе. Стэн ничего ему не объяснил, обо всей этой затее он слышит впервые. – А что, для тебя девушки не нашлось? Стэн пожимает плечами. – Ну, вроде, Линда Хартли со мной заигрывает. Так что, она возможный вариант. В этот момент он не смотрит на Форда, знает, что его эта новость расстроит. Он и так вон, весь словно скукожился изнутри. Стэн хочет рассказать ему правду, но сейчас не время. Лучше удерживать нужную маску в спонтанном спектакле, разыгранном перед отцом. Мистер Пайнс, кажется, доволен его ответом, кивает. – Хорошо. Вам полезно будет остепениться побыстрее. Найти достойную работу, хороших жен – я был бы счастлив, – он встает из-за стола и обводит взглядом обоих сыновей. – Я обсужу этот вопрос с вашей матерью, но будьте уверены, мое разрешение вы получили, – он медлит пару секунд, а Филбрика Пайнса редко что заставляет задуматься, но, наконец, он договаривает, с явной неохотой: – Наверное, я даже накину вам лишних деньжат сверх обычных карманных расходов. Я бы предпочел, чтобы вы отвели юных леди в приличный отель, а не придорожный клоповник. Раз уж у вас вполне конкретные планы. – Вау! Спасибо, Па! – Стэн сияет улыбкой и толкает локтем угрюмого Форда, который тоже бормочем слова благодарности. Мистер Пайнс внимательно смотрит на Форда. – Что-то не так? Форд смотрит снизу вверх, пытается поспешно изобразить большую радость. – Нет. Я… Я с нетерпением жду поездки. Спасибо, правда. – Да ладно тебе, Па! Это ж обычный мандраж! Ну и, согласись, это довольно неловкая тема для обсуждения с отцом, – добродушно журит его Стэн, изо всех сил стараясь выгородить брата. Мистер Пайнс коротко кивает. – Что верно, то верно. И для ясности – вы должны предохраняться. – О, об этом мы знаем, – заверяет его Стэн. – Мы обещаем, никто не залетит. – Эй! Следи за выражениями! – ворчит мистер Пайнс, предупреждающе указывая на Стэна пальцем, и Стэн покаянно кивает. Но совершенно очевидно, именно это он и хотел услышать, так как он покидает кухню с умиротворенным видом. Стэн и Форд тоже уходят, поднимаются к себе, и как только дверь закрывается, Стэн запирает замок. Форд садится на свою кровать с таким несчастным видом, что Стэн решает – медлить с объяснениями нельзя. Он садится рядом с ним, но Форд отодвигается прочь. Стэн закатывает глаза и шепчет: – Ой, да будет тебе, Форд! Ты разве не взволнован? Мы целые выходные проведем в Нью-Йорке вместе! – Для меня это новость. Как и Линда Хартли. Стэн издает губами неприличный звук. – Бро, ты же не поверил, что я всерьез? – но Форд смотрит с сомнением, и Стэн, вздохнув, говорит: – Послушай, я должен был сказать Па хоть что-нибудь, понимаешь? А Линда была первой девушкой, пришедшей на ум. – Почему? А вот тут таились самые сложности. Стэн ерзает на месте, дергает ниточки, торчащие из покрывала на чужой кровати. – Ну, э-э, она, типа… подкатила ко мне сегодня. – Оу, – только и говорит Форд, и Стэн легонько толкает его в плечо. – Я ее предложения не принял, болван ты эдакий! Черт, я даже не замечал, что она по мне сохнет! Дэниел Бэбчак меня разве что носом в этот факт не ткнул! Форд всем своим видом транслирует скептицизм, но Стэн ни словом не соврал. Он только вышел из спортзала, как Линда нарисовалась прямо перед ним и спросила любит ли он газировку с мороженым. Он ответил, что любит, а она намекнула, что в «У Рики» лучшие коктейли. Стэн поблагодарил ее за совет и пошел дальше, пока его не догнал Дэниел и не сообщил, что Линда стопудово ждала, что он пригласит ее на свидание. А Стэн даже не заметил. Вот вообще. И дело было не в том, что он плохо считывал намеки – хотя да, плохо – но в этот раз дело было явно не в этом. В этот раз он затупил от того, что голова была занята мыслями о Форде. Он размышлял, а согласится ли Форд пойти с ним в кино. Ходить в кино вообще было прекрасной идеей, потому что там было темно, и они могли держаться за руки, делить попкорн и сидеть практически в обнимку – и никто бы им и слова не сказал бы. В кинотеатр как раз завезли новый ужастик, и Стэну нравилось представлять, как Форд прильнет к нему испуганно, едва не заползая на колени в поисках защиты. От этих мыслей Стэну было хорошо – нет, не то слово – он чувствовал себя восхитительно. Неуязвимым. Поэтому он не словился с тайным посылом к словах Линды. Все, о чем он мог думать, был Форд и то, как бы побыстрее оказаться рядом с ним. Стэн хочет рассказать об этом Форду, но молчит. Всё это, как будто… немного слишком. Он переживает, что если скажет Форду об истиной причине, которая им движет, то лишь напугает его. В конце концов, Форд вовсе не так сильно заинтересован Стэном, как Стэн – им. Форд же гений. У него впереди блестящее будущее. Которое, вне всяких сомнений, не включает в себя Стэна и его мечты для них обоих: той, где они путешествуют на «Боевом Стэне» и наслаждаются пляжами, девочками и международной охотой за сокровищами – хотя, нет, часть с девочками придется исключить, потому что от одной только мысли, что Форд будет трогать кого-то другого, целовать кого-то еще, ему становится плохо. И не потому, что Форд его брат, нет. Плохо ему от ревности, плохо от страха – страха, что он надоест Форду, что ему будет лучше без него, да и кого Стэн обманывает? Он знает, что Форду будет лучше без него. Он знает, что то, что есть у них сейчас, не продлится долго, но хочет верить, – очень-очень хочет – что продлится, что Форд чувствует к нему то же самое, что и он – к Форду. И он ни за что не даст Форду разрушить его иллюзии, как ни за что не скажет ему, как глубоки его чувства, что он никогда бы не пошел на свидание с Линдой, потому что хочет свидание с ним. Он и не хочет встречаться с кем-то еще. Только с Фордом, и больше ни с кем. И так, чтобы навсегда. Он с трудом сглатывает, делает вдох и принимается ломать ту же комедию, что и перед отцом, хотя, на этот раз чуточку иначе. – Послушай, Форд, Линда мне не нравится. Я затеялся с этим потому, что подумал, что было бы здорово нам с тобой сбежать ненадолго. И нам не придется прятаться, представляешь? Форд смотрит строго. – Стэнли, мы идентичные близнецы. Еще и парни, в придачу. – А я и не предлагаю целоваться посреди Таймс-сквер! – фыркает Стэн. – Я к тому веду, что мы можем поехать и повеселиться там, и, может... может… – Может что? Стэнли мнется, будто вдруг застеснялся, чувствует, как загораются уши, когда он выпаливает: – Может, мы могли бы сделать это. – Сделать что? – Ну, ты знаешь… это, – Стэн делает акцент на последнее слово, надеясь, что до Форда дойдет. И когда на того сваливается осознание, то выражение лица становится просто бесценным. Он вскакивает с кровати и начинает мерять комнату шагами. Форд ерошит волосы так, что на голове у него воцаряется до того художественный бардак, что Стэну хочется встать рядом с запустить пальцы в это гнездо. Но вместо этого, он стискивает пальцами покрывало на чужой кровати. Наконец, Форд смотрит на него. – А ты… ты уверен? – Да, – решительно отвечает Стэн. – Уверен. Мне этого хочется. – Ты… ты же говоришь о… о полноценном, э-э, – Форд косится на входную дверь, словно в любой момент кто-то может вломиться. Убедившись, что никто не стремится нарушить их уединение, он одними губами произносит «половом акте». Стэн озадаченно хмурит брови. – Понятия не имею, что ты сейчас сказал. – Я ничего не говорил. – Вот именно! Губами только пошевелил, но я ни черта не… Но Форд перебивает его, шипит торопливо: – Половой акт! – О! Да! Я говорил о полноценном сексе. Стэну забавно наблюдать: Форд может без смущения сказать «половой акт», но, услышав слово «секс» он едва в обморок не падает. Он не сдерживает смешок. – Ну, а ты как к этому относишься? Ты-то этого хочешь? Форд снова начинает мельтешить по комнате. – Я… я не знаю. Столько переменных нужно учесть. То есть, мы конечно всякое делали. Очевидно. Но мы никогда… понадобится некоторое исследование вопроса. Я не представляю даже, как это будет, какие позы подойдут, понадобятся ли какие-то приспособления, да и вопрос здоровья и безопасности немаловажен, и вообще, что мне, собственно, будет нужно… Стэн встает с постели и мягко притормаживает Форда за плечи, успешно прервав нервные метания. Он притягивает его к себе, видит, как дергается у Форда кадык, когда он поднимает ему голову, заставляя посмотреть на себя, шепчет в самые губы: – Ты этого хочешь? Форд опускает веки, его дыхание становится глубже. И все, что он может, это только тихо промычать согласное «угу». Стэн целует его. Они успели изрядно поднатореть в вопросе поцелуев: губы Форда приоткрываются, а язык Стэна проскальзывает внутрь, встречаясь с его языком. Они не отпускают друг друга, пока Стэн, наконец, не отстраняется с улыбкой. – Значит, на следующих выходных. Надеюсь, столько времени будет достаточно для проведения твоего исследования? Форд шумно выдыхает через нос. – Думаю, да. – Потрясающе! Дай шесть! – Стэн практически сияет от радости и поднимает руку вверх. Форд не сдерживает смеха и хлопает рукой по ладони брата.

+

Нью-Йорк полностью оправдывает ожидания Стэна. Высоченные небоскребы, толпы людей, море света и, самое лучшее – расслабленный, полный энергии Форд. Похоже, идея вывезти брата из Джерси оказалась даже лучше, чем он предполагал. Форд улыбается практически всё время и, что удивительно, открыто проявляет нежность. Ничего такого, но дома он не позволяет себе даже такой малости. Он касается руки Стэна, иногда цепляет под локоть, чтобы привлечь его внимание, и указывает на какую-нибудь известную достопримечательность. Лучше всего Стэну становится, когда Форд забывается окончательно и позволяет им держаться за руки. Само собой, это происходит не на публике, а в, по мнению Стэна, скучнейшем месте в мире – Нью-Йоркском зале науки, – но, учитывая, что там никого особо и нет (ну правда, с чего бы людям валить туда толпами, если можно быть там, где действительно интересно), а Форд пребывает на ботанском аналоге седьмого неба, Стэн решает, что готов потерпеть скуку. Отдельно решимости в этом ему придает то, что приятно чувствовать ладонь Форда в своей руке. Они не расцепляют переплетенных пальцев, даже когда Форд включает режим «правильного туриста» – щелкает камерой и возбужденно рассказывает что-то о каждом экспонате. Стэн мало что в этом понимает, но его брат счастлив, и это всё, что имеет значение. А еще они держатся за руки. И Стэн стискивает чужую ладонь, время от времени, и Форд отвечает ему тем же. Стэну впору себя ненавидеть за излишнюю романтичность. Но у него не выходит. Ему нравится. И всё тут. В их программе находится место и развлечениям. Ну, по крайней мере, тому, что Стэн считает «развлечением». Они катаются на пароме, посещают Рокфеллер-центр и отправляются посмотреть на статую Свободы, что приводит к занятному диалогу: Стэн: – Какая же огромная горячая баба. Форд: – Это статуя, Стэнли. Стэн: – Эй, не осуждай, нет ничего плохого в том, что человек находит привлекательным неодушевленный объект. Форд: – Что ж, она хотя бы гуманоидная. Стэн: – Какая-какая она? Что это значит? То, что она сексуальная? Форд: – Я… тебя с собой в приличные места брать нельзя, да? А потом они отправляются на Бродвей. Стэн отпирается и не хочет смотреть мюзикл про какую-то там герцогиню, но Форд проявляет настойчивость, и, когда они уходят, то Стэн отказывается признавать, что напевает соло герцогини себе под нос. Если в кратце, они прекрасно проводят время. Пока не оказываются в комнате отеля. Деньги, которые отец выдал им на две комнаты, они потратили на поход по магазинам, еду и всякую мелочевку, так что, естественно, комната у них одна, с одной большой кроватью. Устрашающе большой кроватью. Королевских размеров койка стоит перед ними, а они смотрят то на нее, то на друг друга, то куда-то в сторону, и краснеют, как сумасшедшие. Стэн набирается храбрости заговорить первым. – Ну… милый у нас номер. – Да, милый. – Гораздо лучше, чем в том мотеле, который я присматривал. – Ага. – Прям шикарный, – бормочет Стэн и подходит к окну, чтобы раздвинуть шторы. – А посмотри, какой вид! Вот это нам подфартило. Там словно Рождество, столько огоньков. Мы на каком этаже? Люди внизу, как муравьи. Форд становится рядом и смотрит на него. – Стэнли… – Стэн делает глубокий вдох и медленно выдыхает, прежде чем оборачивается к брату. Форд выдавливает слабую улыбку. – Нам… Нам не обязательно делать это, если ты не хочешь. – Эй! Я хочу! – возражает Стэн, продолжает мягче: – Я просто… Я не хочу… чтобы все оказалось ужасно. – Ну, эт-то же наш первый раз. Вместе, я имею в виду, – Форд поспешно проговаривает последнюю часть, не желая показаться самоуверенным: – А статистически первые разы зачастую выходят неважными. – Ты прям вселяешь в меня уверенность, Шестопал. Форд поднимает очки на лоб. – Нет, я лишь… я просто говорю, что… что нам не нужно торопиться. Пусть все будет не идеально, но мы… мы научимся вместе. И… нам некуда спешить, у нас есть время. – Хорошо, но что, если мы… этсамое, и все окажется настолько плохо, что ты не только не захочешь повторить, но еще и… вообще не захочешь больше ничего делать вместе со мной. То есть, я смогу принять, если ты не захочешь физического взаимодействия, но если ты возненавидишь меня, я не… Стэн замолкает, почувствовав мягкое прикосновение к плечу. – Я ни за что не смогу возненавидеть тебя, Стэнли. – Ты уверен? – Абсолютно, – отвечает Форд и опускает взгляд, смотрит в сторону. – В любом случае, это мне нужно переживать. – Почему? – Ну… ты же слышал, что сказал отец, – Форд поднимает руки и быстро прячет их за спину. – Из-за них. Тебя они раньше не волновали, но теперь я же буду прикасаться к тебе и… Стэн обнимает ладонями лицо Форда. – Эй, посмотри на меня. Форд слушается, и Стэн отпускает его лицо, берет в руки его ладони и крепко их стискивает. – Ты уже прикасался ко мне этими руками. Помнишь душ? Румянец, занявшийся на щеках Форда лучше всяких слов подтверждает, что да, помнит. Стэн улыбается. – Видишь? Мне понравилось тогда. Не то слово, я полюбил это. И в этот раз ничего не изменится. Я люблю… Слово повисает в воздухе, и улыбка Стэна увядает. Форд широко распахивает глаза. Стэн откашливается и меняет тему: – А вообще, Па – козлина. – Стэн! – Что? Его здесь нет! – Все равно… – с укоризной добавляет Форд, и Стэн качает головой, поднимая его руки выше, притягивая их ближе к своим губам. – Послушай, он наш отец, и я его уважаю. Он всегда был к нам добр, но все же стоит признать, что временами он ведет себя, как козлина. Именно так он себя повел, когда он нес чушь про твои руки. Мне нравятся твои руки, Стэнфорд. Не могу дождаться, чтобы ты снова потрогал меня ими. Более того… Стэн касается губами ладоней Форда, и тот вздыхает рвано. Стэн с нежностью целует каждый его палец и ни на секунду не прерывает зрительный контакт. Форд с трудом сглатывает, смеется нервно: – Эт-то щекотно… Стэн отводит его руки ото рта. – Хочешь, чтобы я остановился? Форд мотает головой, и его щеки становятся еще краснее. Стэн улыбается и, к потрясению и восторгу Форда, втягивает один из его пальцев в рот. Форд приоткрывает рот и тихо стонет, когда Стэн, закончив с первым пальцем, переключается на другой, затем на следующий и дальше, пока не забирает в рот разом несколько его пальцев, словно занимаясь любовью с руками Форда. Он обводит языком подушечки и костяшки, оглаживает нежную кожу между пальцев, постепенно спускаясь к центру ладоней; Стэн не знал даже, можно ли соблазнить кого-то подобным, но Форд, совершенно очевидно, заводится. И Стэн от него не отстает. Штаны становятся неприятно тесными, и он подталкивает Форда в сторону кровати. Он отпускает его руки и снова обхватывает ладонями его лицо, целуя глубоко, прежде чем хрипло спросить: – Могу я снять с тебя очки? Форд кивает практически неразличимо. Стэн стягивает с него очки, кладет на прикроватный столик и заглядывает ему в глаза. – Знаешь… Никогда не думал, что скажу это вслух… но мне нравится вот так смотреть тебе в глаза. Без очков. Так я по-настоящему могу видеть их. Форд лишь удивленно охает. – Да, они… красивые, – Стэн мнется, не знает, что еще сказать. Когда нужно выдать какую-нибудь романтическую чепуху, сказать что-нибудь эдакое, он теряется. Но Форд улыбается, и Стэн чувствует, что не попал в просак, спрашивает: – Можно я сниму с тебя рубашку? Еще один кивок и Стэн цепляет пальцами край его оранжевого свитера, тянет вверх, чтобы добраться до застегнутой на все пуговицы тонкой белой рубашки. Он целует Форда и неотвратимо расстегивает пуговицу за пуговицей. Но, в конце концов, он путается в них и с глухим рыком дергает полы рубашки в стороны, отрывая последние три пуговицы. Форд задушенно ахает в поцелуй и запускает пальцы в волосы Стэна. В том, как Стэн демонстрирует свою силу, есть что-то такое, что привлекает Форда. Сам Стэн себя особо сильным не считает, но, когда он рядом с Фордом, то чувствует себя самым настоящим Суперменом. Адреналин колко разбегается по венам, и, когда Форд остается без рубашки, Стэн тянется ниже, подхватывая его под бедра, и практически швыряет на кровать. Он накрывает Форда собой, и комната наполняется звуками их тяжелого дыхания и поцелуев. Но вскоре Форд отстраняется, едва не задыхаясь. – Постой! Стэн, Стэн… погоди! Стэн делает, как просит брат, беспокоится, не сделал ли он что-то не так, но Форд шепчет: – Мы… нам нужно разобраться, как… как мы будем это делать. – О чем ты? Мы уже делаем это. – Нет, нет… Я имею в виду, что нам нужно решить, кто будет сверху, а кто – снизу, и в какой позе будет лучше… У меня целый список в… Стэн стонет громко и обреченно, чем эффективно обрывает Форда на полуслове. – Боже мой, умник! Прошу тебя, скажи, что это не один из тех перемудренных списков! – Ничего не перемудренный! Он хорошо продуманный и спланированный. Стэн всем своим весом падает на Форда и, издав вздох, полный вселенской тоски, зарывается лицом в изгиб его шеи. Но придавленный Форд продолжает говорить: – Важно ведь, чтобы мы все сделали правильно! Мне больших трудов стоило, чтобы попасть в особую секцию библиотеки. К счастью, Филис не спрашивала, зачем мне нужны книги оттуда. – Филис? – Старший библиотекарь. – О как. Не знал, что ты обращаешься к старшему библиотекарю по имени. Форд пропускает его замечание мимо ушей и продолжает: – В общем, я много прочитал о том, как мы можем этим заняться, и думаю, что… – А я думаю, что ты убиваешь настроение, – ворчит Стэн. – ‘Младший Стэн’ увядает, пока ты тут болтаешь. – Ты… ты ведь на самом деле не называешь его ‘Младшим Стэном’? – Назову так, как посчитаешь нужным, если ты перестанешь трепаться, и мы вернемся к тому, на чем остановились! – Стэнли! Это ведь важно! Гомосексуальный половой акт отличается от гетеросексуального. Не особо сильно, конечно, большинство действий между собой очень похожи, и, что интересно… – Господи, пожалуйста, замолчи уже! Форд хмурится. – Что ж, тебе, по меньшей мере, понадобятся вещи из моей сумки. Стэн приподнимается над ним, смотрит озадаченно. – Погоди… какие вещи? Ты что, прихватил с собой секс-игрушки? Форд фыркает. – Вот уж нет! Но я… я взял смазку из верхнего ящика твоего комода. В добавок, я, э-э, купил презервативы. – Зачем ты рылся в моем комоде? – Ты спрятал мой калькулятор на прошлой неделе, потребовав взамен поцелуй, помнишь? – О да, – смеется Стэн, – это того стоило. – Славно. В общем, мне по-прежнему нужен был калькулятор, который ты мне так и не вернул, так что мне пришлось искать его самостоятельно. Тогда я и нашел твое, эм, имущество. Я прочитал, что она нам понадобится, поэтому взял с собой. Фыркнув, Стэн неохотно встает и принимается рыться в сумке Форда. Он копается в ней какое-то время, находит и смазку, и презервативы, а также пару книжек непристойного содержания и даже журнал. Его-то Стэн и вытаскивает, изумленно подняв брови, машет им в сторону Форда, и тот смущенно отводит взгляд. – Я… Мне его дал Барни Хендерсон. – Погоди-ка… Барни Херндерсон, который из школьной команды по баскетболу? Форд пожимает плечами. – Ему грозило исключение из команды, если бы его оценки не стали лучше. Я помог ему, подтянул, и он, ну, сказал, что теперь мой должник. – Зачем Барни такие журналы? Форд так смотрит на Стэна, что тот все понимает без слов и округляет глаза. – Что, правда? – Да. Так что, можешь не переживать за то, что он сболтнет кому-то. Он в том же положении, что и мы. – Черт возьми! Ты же не рассказал ему о… – Нет, – Форд машет руками, – конечно, нет. Он ничего о нас не знает. Знает только, что… я заинтересован в отношениях с представителями своего пола. Стэн окидывает его взглядом с ног до головы. – Окей, ну, а он насколько был заинтересован в том, чем заинтересован ты? – Ты так пытаешься спросить, не проявлял ли он ко мне интерес? Стэн не отвечает сразу, бросает на кровать рядом с Фордом смазку и презервативы. Пока Форд складывает все на прикроватный столик, он возвращается к изучению журнала. – Возможно, – говорит он с нарочитой небрежностью, переворачивая страницы. – Я так понимаю, ты ревнуешь? Стэн отбрасывает журнал в сторону. – Можно подумать, ты не ревновал, когда я упомянул Линду? – Линда и ты – это вполне реальная возможность. Барни и я – нет. – Почему нет? – Стэнли, – говорит Форд тем покровительственным тоном, который всегда легко выводил Стэна из себя. – Ты сможешь привести Линду в наш дом и познакомить с родителями. – И это единственное различие? – Да ради бога, Стэн! Барни мне НЕ интересен. Мне никто не интересен, кроме тебя! Ты тот самый человек, с которым я нахожусь здесь! Ты тот единственный человек, с которым я хочу сделать это! И только ты! – Да? – спрашивает Стэн настороженно, и Форд слабо улыбается ему. – Да, въедливый ты кретин. – Я не кретин. – Хм-м, ну, в другой ситуации я бы с тобой согласился, но конкретно сейчас ты, боюсь, тот еще кретин. В конце концов, я ведь лежу тут, на этой кровати… жду тебя… – Справедливо, – тихо усмехается Стэн и, оставив некрасивые упреки, залезает на кровать и накрывает Форда, встретившего его жадным поцелуями, собой. Они целуются несколько долгих мгновений, теряясь в чистом удовольствии от процесса. Наконец, широкие ладони Стэна спускаются ниже, оглаживая чужие бока, а Форд разводит ноги, сгибая их в коленях, приподнимается, теснее втираясь в Стэна. Тот стонет и чувствует, как руки Форда пробираются под его рубашку и касаются кожи на спине. Стэн отстраняется ровно настолько, чтобы стащить рубашку через голову и, не глядя, швырнуть ее куда-то на пол. Ртом он находит левое ухо Форда, а затем выцеловывает его шею, и Форд шипит от того, как щетина Стэна царапает его кожу. Ощущение невероятно эротичное, и ему становится еще лучше, когда Стэн перемещается поцелуями к его кадыку, так, как это всегда нравилось Форду. Порой, когда поручалось урвать достаточно времени, Стэн хватал его за воротник рубашки, тянул вниз, чтобы было удобнее, и то прикусывал кожу на шее у самого кадыка, то зализывал укус. И по какой-то причине Форда каждый раз протягивало электрическими искрами вдоль позвоночника. Он понятия не имел, почему эта часть его тела такая чувствительная, но только ею дело не ограничивалось – вся грудь отзывалась на ласки Стэна похожим образом. Именно поэтому Форда встряхивает, когда Стэн, покрывавший поцелуями его голую грудь, самым кончиком языка касается напряженного соска; он громко вскрикивает. Стэн немедленно вскидывается, обеспокоено смотрит ему в лицо, но Форд качает головой, задыхается: – Нет, нет… пожалуйста, не останавливайся! Прошу тебя! – Тебе нравится? Форд отвечает стоном, и Стэн возвращается к прерванному занятию, вылизывая и посасывая сосок Форда, пока тот сходит с ума от удовольствия. Стэн переключается на второй, и Форд тянет его за волосы назад, шипит сквозь зубы, потому что чувств слишком много, они захлестывают его с головой, он не понимает почему так чувствителен, но поделать с этим все равно ничего не может. Стэн все-таки поддается, отстраняется – губы влажно блестят – и смотрит из под прикрытых век, выдыхая: – Ух ты… а тебе и впрямь нравится, да? Форд кивает и проводит по лбу рукой. – Мне хорошо. Стэн улыбается и целует его в губы, а затем снова принимается спускаться вниз по телу Форда: он покрывает поцелуями его грудь и живот, играется, засовывая кончик языка Форду в пупок, заставляя того смеяться и снова жаловаться на щекотку, и, наконец, добирается до его штанов. Он замирает над ставшим совершенно очевидным стояком и скалится с довольным видом. – И что же это у нас тут? Спрятанные сокровища? В ответ на его дурацкую реплику Форд закатывает глаза, но, в то же время, понимает, что начинает нервничать, пока Стэн осторожно расстегивает его штаны и пытается стянуть их с него. Форд приподнимает бедра, чтобы помочь – штаны вместе с бельем присоединяются к остальной одежде, сваленной на пол. Форд лежит на спине и закрывает лицо руками, из-за чего голос звучит глухо: – Дай знать, когда ты наглядишься. – Шестерня, ты чего прячешься? Форд молчит сперва, но потом все-таки сознается: – Ты еще никогда не видел меня полностью голым. То есть, не при таких обстоятельствах. В близи и… – Ты переживаешь, что мне не понравится вид? – спрашивает Стэн, наклоняя голову ближе к его паху, обдавая теплым дыханием. – Или вкус? Форм тут же опускает руки, шепчет: – Что ты такое…? Стэн хмыкает и проводит языком по всей длине его члена, заставляя Форда заполошно вздохнуть. – Блядь! От такой реакции кровь Стэна закипает, и он признается сам себе, что на деле он куда более уверен в себе, чем ему думается. В конце концов, никогда прежде он такого не делал. Это даже немного пугает. Сейчас на уровне его глаз находится самая интимная часть тела Форда, которая, надо сказать, выглядит впечатляюще: его член толстый, розовый и загибается к животу, а на самом кончике выступает капля смазки. Чего и говорить, Стэн никогда никому не отсасывал. Он имел общее представление о том, как это делается, но вот с практикой не сложилось… Но также Стэнли Пайнс никогда не пасовал перед трудностями и не собирался начинать. Так что он осторожно придерживает член брата и берет его в рот. Форд всхлипывает и впивается ногтями в его плечи: – Зубы! Зубы! – слышит Стэн и мысленно костерит себя за это (боже, надо было догадаться), пробует снова, на этот раз подключая к делу язык, и Форд расслабляется, вздыхает: – О-ох, лучше… гора-ах-гораздо лучше… Довольный своим успехом, Стэн не спешит. Он двигает головой вверх-вниз, обводит языком каждый дюйм чужого члена. Форд заходится в бессмысленном бормотании: и «да», и «боже», и «как же хорошо» – так, что Стэн начинает собой гордиться. Еще лучше он чувствует себя, когда решается лизнуть напряженную мошонку Форда, и слышит, как тот стонет в голос: – Ли, Ли! Стэну до чертиков нравится, когда ему удается довести брата до такого состояния, что он может звать его только по окончанию имени. По правде говоря, Стэн почти всегда ставит перед собой такую цель, – довести Форда до точки невозврата – вот и сейчас он мягко втягивает в рот одно его яичко, свободной рукой продолжая двигать по члену Форда. – Ли-и! Боже, ты… остановись… я не могу больше! Я сейчас, я с-сейчас к-кончу… Я сейчас… И Стэн, конечно, знает, что Форд пытается оказать ему услугу, стараясь отпихнуть от себя, но он вдруг понимает, что его дико заводит мысль о том, что Форд кончит ему в рот. Ему страшно этого хочется: он поднимает голову и снова вбирает член Форда в рот, так глубоко, как может, сосет и гладит со всем усердием, пока его брат не теряет последнее самообладание. Форд комкает в кулаках простыню и потрясающе кричит в голос, пока кончает. Стэн вдруг давится, пытаясь проглотить, и чужой член выскальзывает у него изо рта, пачкая спермой щеки, подбородок и губы. Форд видит это и даже не стонет – хнычет: отчасти потому, что ему стыдно, отчасти потому, что не стыдно ни капли. Зрелище-то бесспорно горячее. Стэн и сам задыхается, параллельно приходя к пониманию, что завелся до звона в ушах от того, что Форд кончил ему на лицо. Он отстраняется, быстро стаскивает с себя штаны вместе с трусами. Он и не предполагал, что стояк может быть таким болезненным и хочет… черт подери… он даже не знает, чего хочет, потому что вдруг осознает, что толком и не знает, что делать дальше. Решив, что исследования Форда придутся кстати, Стэн меняет тактику. Он забирается на постель и обнимает еще приходящего в себя Форда. Тот лежит практически безвольно, но, стоит Стэну притянуть его ближе, как становится чудовищно ласковым. Он целует Стэна, зарывается руками в его волосы и буквально светится сонливым счастьем. – Ну, – шепчет Стэн, – я так понимаю, я был молодцом? Форд лишь кивает, не говоря ни слова. – Славно, что ж, я,типа… ну, ты знаешь. Готов к следующему этапу, но я тут понял, что не знаю, как, ну, э-э… Глаза Форда распахиваются, когда он возвращает себе контроль над сознанием. – Ох, точно! Наиболее подходящая поза для того, кто будет, э-э, снизу это встать на четвереньки. – И кто будет… – Я! –едва не выкрикивает Форд. Он бледнеет немного и пробует снова, пытаясь говорить спокойнее: – Я. Я уже раздумывал над этим, и думаю что справлюсь. Я… Я практиковался и думаю… – Практиковался? Форд смотрит в сторону. – Я… э-э, просовывал свои пальцы в… эм… ну, в свой… эм… – Ты трахал себя пальцами? – Я только хотел узнать, как это будет! – уходит в оборону Форд. – Так что, как-то раз, когда ты был на тренировке по боксу, отец – на работе, а мама вышла за покупками, я решил, наконец, что стоит попробовать, я и читал уже об этом и был уверен, что справлюсь, и что это не так уж сложно… Стэн затыкает Форда поцелуем – лучший, как он выяснил, способ успокоить разгулявшуюся нервозность брата. Не говоря уже о том, что ему жутко хотелось поскорее услышать самые главные подробности. Потому, что мысль о том, как Форд сует в себя пальцы и одновременно дрочит свободной рукой, определенно самая возбуждающая из всех, что приходили ему в голову. – Ближе к теме, очкарик. – Да, – выдыхает Форд. – Я трогал себя. – Давай-ка уточним, – Стэн берет Форда за руку, поднимает ее вверх. – Ты хочешь мне сказать, что ты трахал себя вот этими прекрасными руками? Вот этими потрясающе длинными пальцами? Форд сглатывает и снова бессловесно кивает. – Расскажи мне, – слова тяжело ухают вниз под командным тоном, которому Форд не в силах сопротивляться. – Я снял одежду и… и залез на свою кровать, и нанес на руки… – Смазал их хорошенько, – хрипло припечатывает Стэн, и это вовсе не вопрос. Форд жмурится от стыда и стонет: – Да. Одной рукой я, ну, гладил себя, а второй… Сперва я просунул только один палец. В себя, я имею в виду, и эт-то было не так уж неприятно, поэтому я добавил еще один и потом… потом я протолкнул их глубже, и… Еще один поцелуй прерывает поток его слов, но на этот раз потому, что Стэн больше не в силах их выносить. Не потому, что не хочет, а потому, что не уверен, что не кончит здесь и сейчас, если продолжит слушать. Он бы не сказал, что у него богатое воображение, но все, что Форд ему рассказал, он может представить в животрепещущих деталях. Он буквально видит, как Форд разметался по своей кровати, как трогает себя, как двигает внутри себя пальцами – и это слишком. Форд целует его в ответ так же жадно, а когда они отстраняются друг от друга, Стэн просит едва слышно: – Покажи мне. Форд округляет глаза. – Ты… ты хочешь, чтобы я… – Это будет познавательно, – подзуживает его Стэн, и Форд нервно смеется. Он тянется за смазкой и, не скупясь, смазывает пальцы. Он разводит ноги и от стыда не может посмотреть Стэну в глаза, когда опускает руку вниз. Ему-то и наедине с собой было странно этим заниматься, а сейчас у него есть зритель. Тем не менее, ученый склад ума с готовностью тащит Форда в неизвестное. Сердце стучит в два раза быстрее привычного, когда он осторожно проталкивает внутрь своего тела один палец. Он прерывисто выдыхает и осторожно двигает им, прежде чем добавить второй и третий. Стэн то жадно смотрит на представление, то отводит глаза, то снова обращает пристальный взгляд вниз. Он не знает, что ему думать, как реагировать. Мозги словно шарахнуло коротким замыканием, и он может только хрипло стонать: – Господи… Так охрененно… Как же охрененно это заводит… Форд тихо всхлипывает, когда ловит нужный темп – пальцы мягко толкаются внутрь и гладко скользят наружу. – Поначалу слегка … неприятно, н-но потом становится так хорошо… – Я хочу, чтобы тебе было хорошо, – рычит Стэн и вдруг понимает, что он иррационально и по-глупому ревнует Форда к его собственным пальцам. Он больше не хочет смотреть. Ему хочется принять участие. Он отыскивает брошенный тюбик и выдавливает смазку на пальцы, тянется к брату. – Покажи мне, Форд… Покажи как… Форд стонет, вынимая пальцы, чтобы взять Стэна за руку. Он ведет ее вниз, направляет, и теперь пальцы Стэна внутри него, двигаются туда-сюда, растягивая упругие мышцы, входят глубже с каждым толчком, и Форд дрожит. – Стэн… Я не… не могу… Там моя… моя… – Твоя что? – П-просто ты сейчас… ты почти… – у Форда не получается говорить, он только тяжело дышит. Стэн отчаянно нуждается в указаниях, но решает сделать что-то сам и проталкивает пальцы глубже, сгибает их самую малость. Форд вскрикивает так, что Стэн едва не падает с кровати и поспешно убирает руки подальше от Форда. – Да что б тебя, Стэнли! – ругается Форд, когда перестает чувствовать его внутри. Стэн незамедлительно приходит к выводу, что облажался. – О, боже… О, господи… Форд, я не хотел сделать тебе больно! – Больно? – сухой смех. – Боже, нет, Стэн, ты просто ткнулся в мою простату. И это было охрененно! – Ох… Так я?.. – Именно, – тяжело вздыхает Форд. – Тебе, э-э, захочется это повторить, когда ты, ну, ты знаешь… –Значит… Я все делал правильно? Я не навредил тебе? – Нет, мне не больно, и да – ты хорошо справляешься. Очень даже, если быть до конца честным, – успокаивает его Форд и дарит ему быстрый поцелуй, а затем отворачивается, более чем готовый занять названную ранее позу, но Стэн его останавливает. – Эй! Постой! Эм… А есть способ сделать это так, что бы я мог… эм… видеть тебя? – Ты хочешь на меня смотреть? – неуверенно спрашивает Форд, и Стэн нежно улыбается ему перед тем, как поцеловать. – Да. Очень хочу. Губы Форда вздрагивают. – Ну, да… То есть, нам нужно уложить под меня эти подушки, чтобы приподнять бедра, и держать мои ноги на весу, но… думаю, у нас получится. – Потрясно. Они так и делают, перемещают подушки, пока Форд не укладывается как надо. Стэн хватает один из презервативов, разрывает упаковку и надевает, но, нависнув над Фордом, он чувствует головокружение. Это и впрямь сейчас произойдет. Они правда собираются это сделать. Все его тело вздрагивает от приятного предвкушения, взмокшие ладони скользят по бокам Форда и его разведенным ногам. Он не удерживается от вопроса: – Тебе удобно? А то ты вот-вот сложишься пополам. – Я в порядке, – заверяет его Форд и тянется рукой к лицу Стэна. Он трогает его губы, и Стэн целует ему пальцы, пока он шепчет: – Просто… не торопись. Стэн кивает, пробует толкнуться вперед, но колеблется, сомневаясь, правильный ли выбрал угол, тянется вниз, чтобы убедиться,что все делает правильно. Вдруг с его руками сталкиваются руки Форда. – Давай помогу. И Стэн чувствует, как закипает его кровь, когда их с Фордом пальцы переплетаются, пока они совместными усилиями направляют член Стэна в ждущее тело Форда. Стэн толкается на пробу, рвано втягивает воздух и стонет: – Боже! Форд! Как узко! Ты такой чертовски тесный! – П-прости? – выдыхает Форд. – Не извиняйся… По ощущениям это просто… – Стэн никак не заканчивает предложение, потому что не знает как объяснить то, что испытывает. Это явно не похоже на то, чего он ожидал, но оно и не плохо. Просто немного… иначе. И он совершенно точно даже не представлял, что там будет так узко. Как будто тело Форда сопротивляется вторжению, и отчасти Стэн хочет прекратить, думает, что все это – дурная затея, ведь он не хочет делать ничего, на что Форд не дает полностью осознанного согласия. Но Форд не озвучивает никаких возражений, лишь вдыхает резко и стонет вголос: – Ох, Стэн, черт… Ты… ты внутри меня. – Ага, – сосредоточенно пыхтит Стэн и обливается потом, рискнув толкнуться глубже. – Тебе больно? Форд жмурится и мотает головой. – Нет. – Как… Что ты чувствуешь? – Как-то странно. Необычно. – В плохом смысле или в хорошем? В ответ раздается слабый смех: – А может быть по-хорошему странно? – Это ты мне скажи. Форд снова качает головой. – Ты… Ты большой. Я чувствую внутри себя, какой ты большой. От такого откровения Стэн вспыхивает, хрипит: – Правда? Форд кивает. – Может… Может, если ты, ну… начнешь двигаться потихоньку… Стэн облизывает губы и осторожно подается назад, и снова толкается внутрь. Он не дает себе забыться, контролирует каждое свое движение, ведь он не хочет навредить человеку, доверчиво распластавшемуся под ним. Форд недовольно стонет, и Стэн думает, а не закончится ли это предприятие унизительным провалом? От одной только мысли у него перехватывает дыхание и он опускает голову, прикрыв глаза, давая решимости укорениться. Нет. Он ничего не испортит.Он сделает так, что все получится. Все будет просто фан-сука-тастично, и ничто не сможет ему помешать. Держа эту мысль в уме, он начинает наращивать темп, толкается сильнее. Он знает, что ему нужно снова найти то место. То местечко внутри Форда, от прикосновения к которому он так сладко кричал. Форд беспокойно стонет, но Стэн и не думает причинять ему вред, не хочет, но ему нужно найти ту чувствительную точку, чтобы Форду было хорошо. Тот и не просит его остановиться, и Стэн открывает глаза, чтобы удостовериться, не делает ли ему больно, потому, что если да – он немедленно остановится. Но Форд не выглядит ни расстроенным, ни терпящим боль. Он исполнен той же решимости, что и Стэн, и начинает подаваться навстречу его движениям. Стэн немного сдвигается, меняет угол и на следующем же толчке Форд вскрикивает. Стэн чувствует, как Форд сжимается, и тоже кричит: – Форд! Форд! Ох, ты ж, черт! – Стэн – ах! – ли, Ли! Там, да! Еще, сделай так еще, пожалуйста! – умоляет Форд, и Стэн исполняет эту просьбу: его тело движется словно поршень, с каждым движением ударяя по все-таки найденной простате; Форд практически кричит, терзает руками простыни, мечется, запрокидывая голову, и выстанывает в голос все гласные алфавита. Шумят они на зависть, нет никаких сомнений, и дело не только в бесстыдных, полных страсти криках Форда: от их неуемной активности спинка кровати ритмично долбится об стену, а громкие сосредоточенные стоны Стэна мог услышать кто угодно, волею случая оказавшийся по соседству – стены тут ни к черту. Но, говоря начистоту, Стэну плевать на случайных свидетелей. Он жадно впитывает каждый изданный Фордом звук – каждый заполошный вздох, каждый стон, каждый вскрик. Ему хочется оглохнуть от них, хочется, чтобы Форд сорвал голос – хочет, чтобы горло брата стало таким же истерзанным, как и его тело: Стэн знает, что утратил контроль. Он был так осторожен по началу, но сейчас он вбивается в чужое тело без всякой жалости, но Форд молит его о большем, всхлипывает заезженной пластинкой: – Да, да, да! Пожалуйста, прошу тебя, прошу, еще, еще! Дай мне всё! Я хочу этого! Мне это нужно! Заполни меня! Я выдержу, я выдержу… Стэн и не предполагал, что Форд окажется таким говорливым, но по итогам он в восторге от такого поворота. Он обожает каждое слово, что срывается с его развратного языка, и каждое из них разжигает в нем настоящий пожар; Стэн понимает, что уже вот-вот достигнет финала, что тело напрягается натянутой до предела струной, что он не продержится долго. Он обхватывает ладонью член Форда, твердый и истекающий прозрачными каплями, и неловко двигает рукой – Форд захлебывается его именем, когда очередной оргазм накрывает его с головой, и он пачкает их обоих липкой спермой. Все его тело как будто сводит судорогой, и Стэн чувствует, как он сжимается на нем, толкая за край: он хрипло воет имя Форда, сотрясаясь от оргазма, который временно лишил его дыхания, зрения и всего остального. Когда к Стэну возвращаются все его чувства, то он понимает, что до сих пор продолжает двигаться, но уже гораздо медленнее, словно тело исчерпало свой ресурс. Он вынимает член, и Форд резко вздыхает. Стэн стягивает использованную резинку и бросает куда-то в сторону мусорного ведра, а затем заваливается на бок вплотную к Форду; взмокшее от испарины тело поет от сладкой, тягучей усталости. Форд все пытается отдышаться, и Стэн чувствует себя на удивление глупым, когда спрашивает: – Первый раз оказался классным? В ответ раздается лишь слабое утвердительное мычание. – Да! Выкуси, статистика! Наш первый раз стал очешуенным! Форд издает невнятный звук, в котором можно распознать намек на смех. Стэн бы не удивился, если бы Форд какое-то время не смог разговаривать. В конце концов, он был… эм, довольно громким во время секса. Стэн до сих пор несколько ошеломлен и невероятно доволен этим. Кто мог предположить, что его брат окажется таким болтливым? И он задумывается, сумеет ли в следующий раз довести Форда до того, чтобы тот забыл как думать, став существом, ведомым лишь удовольствием. Тут до него и доходит, что он думает о «следующем разе». А будет ли он вообще, этот следующий раз? Стэну не хочется думать об этом прямо сейчас. В данный момент он хочет лишь нежиться в тепле от хорошо выполненной работы. Он обнимает Форда и чувствует, как веки наливаются тяжестью. – Стэнли, – шепчет Форд заметно охрипшим голосом. – Стэнли, нам нужно привести себя в порядок. – М-м-м, да, как скажешь. – Стэн? Я серьезно говорю. – М-м-м. – Стэн, а ну не засыпай. Стэнли! Стэн проваливается в сон с улыбкой на лице, крепко прижавшись к боку Форда. Он не видит нежности во взгляде Форда. Не видит, как она выгорает, сменяясь задумчивым и обеспокоенным выражением. Форд смотрит в потолок, словно надеется отыскать на нем ответы на все свои вопросы. СЕЙЧАС В конце концов, они решают спуститься в сувенирную лавку, чтобы взять побольше свечей. Электрический свет так и не вернулся, и, честно говоря, Форд этому рад. Он про себя решает, что его обнаженное тело будет выглядеть менее устрашающим в тусклом освещении. С каждым сделанным шагом он задается вопросом – что же, черт возьми, он такое делает? Неважная ведь идея. Совершенно ужасная. Худшая идея за всю историю идей. Но останавливаться он и не собирается. Нет уж, даже если предприятие, в которое он собирается нырнуть с головой, обернется самой большой ошибкой в его жизни. А о человеке, создавшем транспространственный портал с потенциалом оружия судного дня, такая решимость говорит многое. Но его ничего не сдерживает – он даже снова берет Стэнли за руку, позволяя ему направлять себя, вести вниз по лестнице, к кабине лифта. Лифт работает на генераторе, изолированном от электрического щитка, поэтому он без затруднений опускает их все ниже, ниже и ниже. Прямиком к неизбежному краху Форда. Или, что будет вернее, к краху Стэна. Как ни крути, у Стэна все еще есть шанс. Он не совершал тех грехов и злодеяний, которые числятся за Фордом. И Форд знает, что должен сказать ему, сказать правду – рассказать все, но он не может заставить себя сделать это. Потому что знает, что стоит этому произойти – и все будет кончено. Стэнли не захочет знаться с ним. Воплотится в жизнь самый страшный его кошмар – Стэнли его возненавидит. Да, прежде у него тоже были основания полагать, что Стэн будет его ненавидеть – и самым существенным из них стало то обстоятельство, что отец выгнал его из дома, а Форд слишком глубоко засунул голову в собственную задницу, чтобы как-то этому помешать. Он не предполагал, что это насовсем. Что все это взаправду. Он был еще ребенком, даже школу еще не окончил, и искренне верил, что все образуется, что разногласия – это не навсегда, что они разберутся со всеми проблемами и будут… ну, он до конца не понимал, кем именно. Снова друзьями? Братьями? Они, определенно, не могли быть теми, кем были – секретом, постыдной тайной – всем тем, от чего Форд так старательно пытался избавить их отношения. Старался целых тридцать лет, чтобы вернуться и с разбегу снова опрокинуть их обоих в эту пропасть. Всего-то несколько слезинок, и вот Форд уже не в состоянии сопротивляться: не может удержаться, чтобы не поцеловать Стэна, чтобы не дать ему хотя бы толику тепла, удовольствия, немного… Это ужасное слово из шести букв снова словно из ниоткуда появляется в его голове и он яростно изгоняет его из своих мыслей. Он отказывается думать о нем, произносить его и пропускать в свои чувства. Это обычная похоть, и только. И всегда ею было – больное, грязное и извращенное чувство, но с ним Форд в силах совладать. Наконец, они оказываются в подвале. Тут темно, холодно и зловеще, как в загробном мире, и Форд находит это настолько чертовски уместным, что смеется про себя. Он подводит Стэна к кровати и принимается зажигать свечи. Стэн тем временем разглядывает части демонтированного портала и замечает мягким тоном: – Ты все-таки сделал это. Ты разобрал его. Да. Он разобрал его, но всему своя цена. Форд думает о запертой в банке энергии рифта и морщится. От нее необходимо избавиться. Он прекрасно все осознает, даже располагает парочкой идей как это можно сделать. Самая убедительная настойчиво крутится в голове – она бы решила большинство его проблем. Но сперва придется разобраться с некоторыми переменными. Ради общего блага. К тому же, он до сих пор так и не знает, сумеет ли заставить себя сделать… сделать то, что должно быть сделано. Боже, он же сам себя обманывает, да? Знает ведь, что первый вариант – самый лучший из имеющихся. И что тут нужно действовать, как с пластырем – решительно и быстро. Он переводит взгляд на Стэна, который продолжает таращиться на останки портала. Форд зажигает последнюю свечу; по помещению разливается мягкий свет. Но, пусть это освещение не способно потягаться с электрическими лампами, вокруг все равно стало значительно светлее, чем Форд рассчитывал. Похоже, что Стэн все-таки сможет разглядеть его внимательнее. Он теребит край свитера, раздумывая, стоит ли ему и впрямь доводить начатое до конца. Стэн, очевидно, просто пытался быть добр. Форд-то знает, как выглядит под своей одеждой, что его кожа напоминает лоскутное одеяло. Внешнее состояние совпадает с внутренним, думает он. Он только открывает рот, чтобы проговорить то же самое Стэну, собираясь озвучить, что, может, им не стоит этого делать, как Стэн вздыхает: – Тридцать лет, – он трет глаза. – Тридцать лет я работал над этой штукой. Будто прикован был к ней за ногу. Я узнал о физике больше, чем когда-либо хотел, чтобы запустить ее, заставить работать. И вот теперь это бесполезная груда железа. – Ты… изучал физику? – А что? Можно подумать, это трудно, – хмыкает Стэн и качает головой с горькой усмешкой на лице. – Как бы еще я сумел ее починить, Ботан? Да, раздобыть недостающие дневники было круто и это здорово помогло, но без соответствующих знаний я бы не запустил машину. Губы Форда трогает улыбка. – Я был бы рад время от времени обсуждать с тобой теоретическую физику. Стэн содрогается. – Боже, нет. Ни за что! Я учил лишь то, что было необходимо для того, чтобы закончить работу. Просто клеил всю эту научную абракадабру на свою боксерскую грушу и колотил ее, пока не запомнил достаточно, чтобы работать. Форд смеется над его словами, и Стэн улыбается, наслаждаясь звуком его смеха. Форд качает головой. – Что ж, мне жаль, что не ты его разобрал. – Да уж, – фыркает Стэн, – я был бы в восторге. Нужно было позвать меня вниз, я бы его по частям развалил. – Хотел бы я на это посмотреть, – говорит Форд, но понимает, что Стэн не сумел бы демонтировать портал. Только Форд смог бы это сделать, и только он знал, как закупорить опасную энергию, появившуюся в результате перезапуска портала. Но все же, у него был уговор с собой: постараться забыть обо всем этом хотя бы на сегодня. Он не видит никакого вреда в том, чтобы дать себе послабление на вечер. Пусть все будет так, как тогда, когда они были еще детьми – всего одна ночь. Всего одна. Это поможет ему в дальнейшем, правда ведь? Новые воспоминания, чтобы заглушить преходящую боль. Свежая память о таком Стэне, куда более взрослой и обнимательной его версии, пусть такая характеристика и не пришлась бы тому по вкусу, но это правда. Стэн теперь куда более… мягкий. Более мягкий и более счастливый, и Форд знает, что это влияние детей, а, может, и всего города. Сус, Венди, «Хижина» – все это. Всё это делает Стэна целостным. Законченным. Но только не Форд. Форд не дополняет Стэна, а лишь является угрозой, в вероятностном порядке способной разорвать его на части, уничтожить все, что он имеет. Форд ни за то не позволит такому произойти. Не позволит. Несмотря на все свои прегрешения и творимые ужасы, он еще может сделать это. Может все исправить. Но не сегодня. Не сейчас. Сейчас важно удержать последние крупицы самообладания, так что он подходит к Стэну с едва заметной улыбкой. Тот оборачивается к нему, а в его широко распахнутых глазах читается уязвимость. Форд обнимает его лицо ладонями и целует, настолько уверенно и неотвратимо, что Стэн, издав дрожащий вздох, зарывается пальцами брату в волосы. Форд тянет его за собой к кровати, отстраняется, чтобы сесть, и хлопает ладонью по матрасу рядом с собой, а когда Стэн садится, то стаскивает свитер через голову. Ему неловко, он кажется себе уродом. Он избегает взгляда Стэна, смотрит перед собой и дышит. – Ну, что ж… Теперь ты можешь, ну, знаешь, взглянуть поближе. Он едва видит Стэна периферическим зрением и поэтому слегка вздрагивает, когда он касается его правого плеча. На нём несколько заметных борозд, и он чувствует, как Стэн прослеживает каждую из них пальцем. Объяснение. Наглядная демонстрация. Да, пожалуй, это лучший способ примириться с тем, что произошло. Форд прочищает горло и заводит лекцию безжизненным тоном робота: – Это мне на память оставил рэпджоу. У этих тварей вот такие здоровенные когти, и та, что поймала меня, подумывала утащить меня в свое логово и пообедать. К счастью, ей на глаза попалась более солидная и сочная добыча, и она отпустила меня. Стэн соскальзывает указательным пальцем к локтю Форда, где виднеются крупные глубокие оспины. – А это осталось от Ишотанога. Эта тварь родственник той, что ты видел на днях – Циклопоногу. Как ни прискорбно, если тебя схватил один такой, то следы точно останутся. Их железы выделяют кислоту, так что это было… неизбежно. – Цикло-цикло… – Циклопоног, – заканчивает за него Форд. Стэн кивает. – Та зверюга тебя страшно боялась. Форд фыркает: – Да. И у нее были на то основания. – Ты так говоришь, словно мне тоже стоит тебя бояться. – Тебе бы тоже не помешало. Стэн смеется, но в его смехе нет веселья. – Я тебя не боюсь. Раз уж на то пошло, я… Он переключает внимание на спину Форда. Его ладони застывают над кожей, иссеченной налезающими друг на друга тонкими линиями шрамов, и Форд словесно понукает его продолжить фразу: – Раз уж на то пошло, ты…? – Раз уж на то пошло, я боюсь за тебя. Форд отстраняется от прикосновения Стэна, наклоняется вперед, сутуля плечи. – Не нужно. Нет причин переживать, Стэнли. – Да что ты? Тогда что это такое было, когда взорвался фейерверк? И следующие две ночи, когда ты отказывался спать? Что это было там, наверху, когда я только увидел твои шрамы? – Я признаю… – Форд закрывает глаза. – Мне было сложно привыкнуть ко всему заново. Порой мне кажется, что я… что я снова очутился там. – Снова в тех измерениях? – Нет. Только в одном из них. В одном… вполне конкретном. В том, которое я называю «там». Остальные, в общем-то, были даже дружелюбными. В некоторых из них случалось плохое, да, но все это и рядом не стояло с тем, что происходило там. – Я так понимаю, что основную часть своих шрамов ты вынес оттуда. – Верно. Ими меня наградили они. – Кто? – Не важно, – невнятно шепчет Форд, и Стэн возобновляет изучение его спины кончиками пальцев. Форда била мелкая дрожь. – Как ты можешь это терпеть? Как тебе только не противно меня трогать? – Мне нравится тебя трогать, – мягким доверительным шепотом сообщает Стэн. – К тому же, я видел шрамы куда страшнее. Встречал я как-то в тюрьме одного парня, у которого… Стэн замолкает на полуслове и смущенно откашливается. – Ну, эм, пожалуй, ты не хочешь об этом знать. «Неправда, хочу, – мысленно рычит Форд, – я хочу узнать его имя… Имена всех, кто причинил тебе боль, кто использовал тебя, кто прикасался к тебе. Хочу узнать, чтобы найти каждого и спустить с них шкуру, чтобы я смог…» – Земля вызывает робота-задрота. Робот-задрот, прием. – М-м? – Ты снова в собственной башке заблудился. – Нет ничего плохого в том, чтобы задуматься, Стэнли. – В том то и беда. Ты слишком много думаешь. Форд поворачивается к нему. – Не в этом случае. – И о чем же ты думал? – Не знаю… о времени, полагаю. Столько времени прошло, Стэнли. Мы долгие годы были порознь. Мы с тобой через столькое прошли, что я не представляю, как нам с тобой наладить отношения. Как нам вообще восстановить то, что было между нами. Мы друг другу практически чужие. – Нет, все-таки ты слишком много думаешь, – говорит Стэн, и Форд впивается в него взглядом, но тому хоть бы хны. – Да, мы много времени провели вдали друг от друга, и да, навидались мы оба всякого. И хорошего, и плохого – но мы все равно остались теми, кем всегда и были. – Тут я не согласен. И ты, и я сейчас совсем другие люди, нежели прежде. – Я не хочу сказать, что мы не изменились в каком-то общепринятом смысле, нет, но, в конечном счете, ты все еще Стэнфорд Пайнс, а я до сих пор Стэнли Пайнс. Ничего не изменилось. Форд скрещивает руки на груди, а в голосе прорезаются интонации спорщика: – Это, знаешь ли, весьма наивный взгляд на происходящее. – Ты хочешь мне сказать, что Фордовыключатель больше не работает? – Что еще за Фордо…? – фраза обрывается, да так и остается незаконченной, когда Стэн крепко хватает его и опрокидывает на кровать. А затем забирается сверху и склоняется над Фордом едва-едва не касаясь его губ своими. Они так близко, что Форд чувствует их искушающий жар, не обрывает зрительный контакт со Стэном, а взгляд у него такой глубокий, такой теплый… – Форд? Он смаргивает, дыхание становится медленнее, и он ухитряется выдавить из себя только стон с вопросительной интонацией. Стэн сияет начищенным пятаком и припечатывает, довольный собой: – Я про этот выключатель. Форд пытается наскрести в подсознании хотя бы горсть возмущения, но это оказывается неожиданно сложной задачей, когда сверху давит уютным весом, а губы Стэна на расстоянии поцелуя. Но Стэн, своими задиристыми ремарками помогает собрать мозги в кучу: – Да уж, Стэнфорд. Ты, конечно, гений, но стоит тебе оказаться подо мной, как ты тут же становишься туп, как пробка. – А вот и нет! – А вот и да. – Нет! – А вот и да. – Не… а ну тебя! Я не собираюсь тебе подыгрывать! Нам уже не двенадцать, Стэнли! – Это ты верно заметил, – рокочет Стэн, опускаясь ниже, и потирается бедрами о пах Форда; Форд шипит сквозь зубы от столь незначительной фрикции. Халат Стэна начинает сползать с плеч и потихоньку распахиваться, и Форд вспоминает, что под ним его брат восхитительно голый. Единственным реальным препятствием между ними становятся брюки и белье Форда – и то, и другое уже ощутимо жмет, а Стэн меж тем исследует перевитую жгутами шрамов грудь Форда. Форд все никак не возьмет в толк, почему Стэн не выказывает отвращения. Ведь Форду вид собственного тела противен. Он именно поэтому предпочитает закрытую одежду. Не говоря уже о том, что каждая отметина на коже является мрачным напоминанием о совершенных им ошибках. Он бы никогда не оказался там, если бы не его самонадеянность. Большинство шрамов на его теле, что появились не благодаря им, являются свидетельством всех его неудач. Взять хотя бы историю с рэпджоу, которую он совсем недавно поведал Стэну, опустив некоторые подробности: он оказался достаточно глуп, чтобы оказаться не в то время, и не в том месте. Он забрел на территорию репджоу, за что заслуженно выхватил когтями по плечу. Вот чем являлось его изуродованное тело – ценой. Ценой, которую ему пришлось заплатить за собственную тупость. А может причина лежала еще глубже, и это была цена за то, кем он являлся. За мысли и чувства. Боже, он же и впрямь какой-то фрик? И вот он – снова тащит Стэнли за собой на самое дно. Ему бы остановить Стэна, но тот не упрощает ему задачу. Форд издает удивленный возглас, когда Стэн накрывает губами его ключицу, трогает языком тонкие шрамы и спускается ниже. Соски Форда не претерпели изменений, и Стэн проводин языком по одному, дразня самым кончиком, – Форд со свистом всасывает воздух сквозь зубы, выгибает спину и кожей чувствует улыбку Стэна. – Вижу, тебе это по-прежнему нравится. Стэн втягивает его сосок в рот, прихватывает зубами, и Форд, к собственной досаде, не сдерживает стон. Стэн отстраняется и легонько дует на чувствительную кожу, от чего сосок сжимается в напряженную горошину. – Научился в свое время парочке трюков. Готов поспорить, что ты не прочь, чтобы я тебе их продемонстрировал. Форд не отвечает, не может и слова из себя выдавить, потому что горло перехватило от эмоций. Вот, значит, как Стэнли справляется? Отпускает шуточки? Делает пустяк из того, через что ему пришлось пройти, чтобы прокормить себя? Чтобы выжить? Форд уже готов себя возненавидеть, когда Стэн замечает в нем перемену: – Эй, яйцеголовый! Я твои мысли буквально слышу. Сделай нам обоим одолжение – не будь обломщиком, а? – Я не обломщик. И ты не телепат. – А мне им и не надо быть. Ты их все равно, что вещаешь на широком диапазоне. Ну же, расслабься и давай повеселимся. – Для тебя это развлечение? Стэн пожимает плечами и скользит пальцами по изувеченному животу Форда. – Я хочу сказать, что мне больно это видеть. Мысли о том, как ты получил все эти шрамы, как ты страдал, а я не мог помочь… Все это меня разрывает изнутри. Но нужно было что-то сказать, чтобы отвлечь тебя, и я рад, что некоторые части тебя все такие же. – Это какие же? – А вот… – Стэн затихает и без всяких предупреждений засовывает язык Форду в пупок. И Форд, к вящему своему ужасу, взвизгивает. Взвизгивает! Стэн хохочет, за что Форд лупит его по плечам, но это веселит брата еще сильнее. Он уже собирается подняться повыше к Форду, практически снова накрывает его собой, как вдруг издает сдавленное мычание и валится на бок, сползая с Форда на матрас, где и остается лежать, уткнувшись в него лицом. – О, господи! Стэнли! Стэнли, ты в порядке?! Тебе больно?! – Форд переходит на крик, подскакивая с места в сидячее положение, и тянется за Стэном, но тот отмахивается. Стэн глухо ворчит в матрас, ругается, а Форд страшно переживает, пока, наконец, не слышит шипение брата: – Черт бы побрал эту дурацкую спину! – Т-твою спину? – Да, да. Это все она, моя проклятая спина, – бубнит Стэн и тон у него какой-то очень уж встревоженный. – Я… ну… я это… – остаток фразы тонет где-то в недрах матраса. – Прости. Я не разобрал. – Я сказал… – Стэн снова прячет лицо от смущения. – Умняетьортпдичкаяпдшк. – Стэнли, я тебя не слышу. – Ладно! Ортопедическая подушка, ясно?! Я пользуюсь чертовой ортопедической подушкой. Вот! Доволен? – И что? Такая у многих есть… – Стэн перебивает Форда серией кряхтящих стонов (половина из которых отражает его раздражение от слов брата, а другая – боль, прострелившую через все тело) и медленно переворачивается на спину, чтобы лечь рядом со своим близнецом, и утыкается взглядом в потолок. – Мне приходится ею пользоваться, потому что я старик, Стэнфорд. Я старый, я вышел в тираж и мое время подходит к концу. Знаешь ли, не все в нашем возрасте способны перемахнуть через прилавок, как нехрен делать. – Твое время не подходит к концу, – спорит Форд, а Стэн скептично фыркает в ответ. – А что до перемахиваний через прилавок, то вся моя физическая удаль это лишь результат выживания во враждебной среде. У меня не было другого выхода, кроме как пытаться сохранить свою пиковую форму. Но видел бы ты меня тут, внизу, после того прыжка: кажется, я потянул мышцу в плече, пришлось прикладывать лед и делать передышку. – Ага, но зато ты не разваливаешься прямо сейчас. Вечно это весь настрой сбивает. – Хочешь, я принесу тебе твою подушку, или обезболивающее, или … Стэн качает головой. – Нет-нет-нет. Мне уже лучше. Я сменил положение, и позвонки будто, я не знаю… на место, что ли, встали. Ничего не болит, пощади мою гордость. – Хм-м, представляю, как тебе было трудно это признать. – Уж кто бы говорил. Форд язвительно улыбается. – Что ж, я не стану с тобой спорить. – Чего это? Ты же обожаешь спорить со мной. По поводу и без. – Верно, но мы, вроде, пытаемся тут чем-то заняться, так что я решил, что спор можно отложить в сторону. – Прости, а чем конкретно мы пытаемся заняться? Форд залезает на Стэна верхом и осторожно, чтобы не наваливаться, опирается на руки, расставив их по обе стороны от его головы. Он склоняется к его лицу и отвечает, задевая губами губы: – Кажется, мы остановились где-то здесь… Они снова целуются, но Форд, наслаждаясь процессом, не перестает волноваться за брата. Он не хочет травмировать его еще больше в угоду своим низменным желаниям. Его брат тот еще показушник: притворяется, будто его ничуть не расстраивает его прошлое, будто ему плевать, как дети воспримут его, даже сейчас, скорее всего, притворяется, что все в порядке и спина у него ничуть не болит. Как и всегда, из них двоих Форд – самый ответственный. И как бы ему ни хотелось дорваться до физической близости сегодня, он готов отказаться от своего желания, если Стэнли больно. Но как бы то ни было, он не видит причин не отдать ему все свое внимание. Форд разрывает поцелуй и принимается расточать всю накопленную нежность. Он целует Стэна в шею, вдыхает его запах. Волна ностальгии ударяет его, словно обухом. После всех этих лет Стэнли пахнет по-прежнему, пользуется все тем же лосьоном после бритья – острая свежесть сосны и кожа – Форд помнит, когда Стэн впервые отыскал флакон той марки. Они были в аптеке, заскочили купить себе газировки, когда Стэн нашел флакон, который был подписан как «Мужественный лес». Они посмеялись, обменялись парой шуток, мол, это что за зверь такой – мужественный лес? В этом лесу особенно мужественные деревья? Или обитающие там животные все сплошь мужские особи? А чем мужественный лес отличается от девичьего? Но Стэн все равно открыл флакон, щелкнув крышкой, и принюхался к содержимому. – Фига себе! Шестопал, он пахнет соснами… и, – он принюхался еще раз, – и кожей, кажется. – И что? – И что?! – он ткнул пальцем в бутылек. – Сосны, – он указал на себя. – Пайнс*. Да мы просто созданы друг для друга! Это судьба! А этот кожаный запах? Можешь представить меня в кожаной куртке? – В куртке? Как Фонзи**? – спросил Форд, но, стоило Стэну открыть рот, как он метнул в него предупреждающий взгляд. – Скажешь что-нибудь в духе «Эуч» и я брошу тебя здесь. Стэн насупился, но флакон все равно купил, и с тех пор этот запах стал его визитной карточкой. Тот факт, что тот лосьон до сих пор производят, то обстоятельство, что Стэн им до сих пор пользуется, заставляют сердце Форда дрогнуть. Он вздыхает полной грудью и возвращается к прерванному занятию, возобновляя поцелуи. Он окончательно распахивает на Стэне халат, обнажая его тело, переключает внимание на его плечи и горло. Но стоит ему опуститься ниже, к груди, как Стэн пыхтит сверху: – Возможно, ты не захочешь смотреть. Мужицкие сиськи, живот, да и вообще… Форд пропускает его слова мимо ушей. Никогда прежде смущение Стэна не обретало вербальную форму, но и Форд, в свою очередь, не покривил душой, сказав, как сильно время изменило их обоих. Очевидно, что в более старшем возрасте Стэн стал переживать из-за внешнего вида. Он пытается скрыть это за шутками, но от внимания Форда этот нюанс не ускользает. Что само по себе удивительно, потому что он всегда был не самым чутким человеком в вещах такого рода. Но он помнит, как Стэн гордился своей физической формой, когда был моложе – хвастался своими бицепсами и тем, что он «не очередная смазливая морда». Он и тогда отшучивался, но Форд знал, что он доволен тем, как выглядит. А сейчас Форд не понимает, чем так не доволен Стэн, и с мыслью о том, что постарается изо всех сил сделать так, чтобы исправить это, проводит языком по его соску. Стэн шипит и путается пальцами в его волосах. Форд улыбается и уделяет то же внимание второму соску, а затем спускается к животу. Да, тот больше и мягче, чем помнит Форд, но он его обожает. Он трется о него щекой, гладит обеими руками; Стэн издает странный звук, и Форд поднимает голову, чтобы посмотреть в чем дело, и видит насколько смущен Стэн. Смущенный Стэнли Пайнс это редкое зрелище. Форд жалеет, что у него нет камеры. У его брата пунцовые щеки, глаза блестят. Форд снова подается выше, чтобы быстро поцеловать его в губы, а затем снова сосредотачивает свое внимание на его животе. – А ты определенно стал увереннее, – выдыхает Стэн. Ему в ответ слышится лишь вопросительный звук – Форд не хочет отрываться от своего занятия, и Стэну приходится объяснить: – Ну ты, вроде как, сейчас самый решительный. Тогда ты таким не был, ну, когда мы только начали все это. – Ты сам сказал, мы взрослые люди. Правильно ли я понимаю, что тебе не нравится, что я занял ведущую роль? – Форд ложится щекой на его живот и переводит дыхание. Так приятно, тепло и мягко. Он закрывает глаза и наслаждается этим ощущением. Наслаждается тем, что находится так близко к человеку, по которому скучал больше всего на свете, который значит для него больше, чем кто-либо другой. – Нет, ммн-мне нравится… просто все по-другому. – Необычно? Стэн молчит какое-то время, но в конце концов отвечает мягким тоном: – Возможно. Форд улыбается и поднимает голову, чтобы поцеловать Стэна в пупок. – Все это время у тебя было столько забот. Нет ничего страшного, чтобы переложить немного ответственности на чужие плечи. – Или ты с возрастом стал еще более охоч до полного контроля надо всем. Форд закатывает глаза и начинает спускаться ниже, но Стэн останавливает его. – Эй, ты что? Ты это уже делал. – Ты отказываешься от орального секса? – Уф. Опять ты со своими словечками из учебника. Неужели так сложно сказать просто «минет»? – Форд впивается в него взглядом, но Стэн говорит дальше: – И я не говорил, что он мне не нравится, потому что это не так. И я совершенно точно остался в восторге после того, что было там, наверху. Просто, я думал, что мы собираемся… ну, знаешь. Дойти до конца. Форд садится сбоку от него, и Стэн хмурится из-за потери чужого тепла. – Ты… Ты передумал? – Нет, не передумал, но… – голос Форда становится несколько обеспокоенным, словно он не уверен, как продолжить фразу. – Что ж, у нас впереди вся ночь. Ничего же страшного не будет, если мы не будем торопиться? К тому же, мы с тобой не молодеем… Стэн морщится. – Ты это из-за моей чертовой спины, да? Так и знал, что она убьет все настроение! – Я просто говорю, что нужно быть осторожнее. И не торопиться. – А я тебе говорю, что я в порядке, – Стэн садится и изо всех сил старается не вздрагивать. Ладно, спина действительно чуток побаливает. Но болит явно не достаточно сильно, чтобы все прекратить, и ему нужно убедить в этом Форда. Поэтому он дергает его к себе и втягивает в глубокий поцелуй, активируя тот самый Фордовыключатель, а потом шепчет ему прямо в губы: – К тому же, я хочу оказаться в тебе. У Форда вырывается жалобный стон: никто давно уже не говорил ему такого… Хотя, никто, собственно, таких слов ему никогда и не говорил, и, боже, да, ему хотелось этого. Отчаянно. Несмотря ни на что. – Тут дело не только в твоей спине, Стэнли. Много времени прошло с тех пор, как… – Да-да, знаю. Много времени прошло с тех пор, как и я занимался этим с кем-то, – Стэн продолжает его фразу, но вдруг понимает, что Форд закончил ее другими словами. Очень важными. – Воу, так, стоп, извини. Мы заговорили одновременно, и я не расслышал. Либо я расслышал не правильно. Ты сказал, что «много времени прошло с тех пор, как», а затем сказал… Ты сказал «с тех пор, как мы делали это в последний раз»? Форд заливается краской. Он надеялся, что Стэн пропустит сказанное им мимо ушей. Он сошел на шепот, когда Стэн упомянул свои иные сексуальные связи. Но, очевидно, несмотря на слуховой аппарат, слышит Стэн не так плохо, как Форд рассчитывал, и поэтому он сознается: – Да. Я… У меня больше ни с кем не было секса. Никогда. Только с тобой. Стэн таращится на него во все глаза, и Форд принимается оправдываться. – После твоего ухода, я был очень сосредоточен на учебе. Как я уже говорил тебе и детям, я прошел путь от студента до кандидата наук на три года раньше положенного, так что времени для интрижек у меня не было. Сам знаешь, как сложно мне было хотя бы заговорить с женщинами, а идея искать отношений с другими мужчинами не казалась мне привлекательной. А потом я прошел через портал. Во всех виденных мною измерениях я встречал стольких людей и сущностей, но никто из них… То есть, бывали времена, когда я рассматривал такую возможность, пытался… Но я просто не смог ни с кем сблизиться на эмоциональном уровне так же, как был близок с тобой. Это потом я обнаружил, что эта связь нужна мне для... мм-ф! Речь Форда обрывается, когда Стэн резко прижимается к его рту своим, сминая его губы грубым поцелуем. Он шарит руками по телу Форда, стискивая пальцы до синяков, а когда наконец отрывается от него, то вид имеет опустошенный и сердитый. – Поверить не могу! Нет, я поверить не могу! Форд шокирован такой переменой – он не может взять в толк, что так рассердило Стэна, что привело его в бешенство. Но тут Стэн целует его снова, дико и отчаянно, попутно пытаясь сорвать с Форда штаны. Буквально. Он дергает негнущимися пальцами его одежду, а Форд искренне старается помочь ему снять с себя и штаны, и нижнее белье, пока не оказывается голым ровно в той же степени, что и брат. Если у Стэна и болит что-то, то он ничем этого не показывает, когда крепко хватает Форда и рывком опрокидывает его обратно на спину. Он цепляет лежащий рядом флакончик смазки и торопливо льет на пальцы. Избыток капает на простыни, но ему абсолютно плевать на это, и он отбрасывает флакон в сторону. Он проводит рукой по члену Форда, по его мошонке, спускается ниже и, отыскав зажатое отверстие, протискивает внутрь толстый палец. Форд ошеломленно вскрикивает. Сперва ему больно: давно дело было, да и Стэн с ним не особо нежен, но, в то же время, он чувствует себя поразительно хорошо. Ему нравится приятное жжение в поддающихся мышцах, и Стэн добавляет второй палец, наскоро растягивая Форда беспощадными движениями, одновременно натурально впиваясь зубами в его шею. Форд силится понять, что вызвало такую перемену в его настроении, всю эту ярость, но он быстро начинает осознавать, что ему до чертиков все это нравится. Форд осознает, что не хочет от Стэна ни нежности, ни осторожности. Не хочет от него ничего, что привело бы его к размышлениям о том трижды клятом слове из шести букв. Нет, нет. Вот так лучше. Он именно этого хочет: жестко, быстро и грубо, – поэтому начинает двигать бедрами навстречу проникающим пальцам, стонет в голос, громко и не стесняясь. – Вот так, правильно! – рычит Стэн. – Тебе это нравится, верно? Ты хочешь этого? – Ли, – жалобно стонет Форд, и на мгновение Стэн замирает. Ли. Никто не звал его этим именем, с тех пор… И этот нюанс лишь подливает масла в огонь его бешенства. – Скажи, что хочешь! – Стэн практически кричит, и втискивает в тесное и жаркое третий палец. Возбужденный член Форда упруго колеблется между их телами, отзываясь на каждое движение; на влажной розовой головке перламутровой каплей выступает естественная смазка. – Хочу! – едва не воет Форд. – Блядь, Стэнли, так хочу! Я хочу тебя,ты так мне нужен… черт! Стэн вынимает из него свои пальцы, снова дергает Форда вверх, поднимая с постели, подталкивает и меняется с ним местами. – Тогда покажи мне, чтоб тебя! Ну же, давай, залезай верхом! Форд смотрит на член Стэна, снова налившийся кровью. Тот всё такой же большой, каким Форд его и запомнил, что самую малость пугает, ведь они прежде в такой позиции не были. Но Форд – человек образованный, теперь его познания даже шире, чем были раньше, спасибо знакомству с интернетом. Там он отыскал столько порнографии, сколько не надеялся найти. И он соврал бы, сказав, что просматривал кое-что из найденного не из банального любопытства, ведь это самое любопытство – его вторая натура, и не важно, что является предметом его интереса. Так что, в какой-то степени он уверен, что у него все получится, да и хочется ему продемонстрировать Стэну на что он способен. К тому же, слова Стэна прозвучали не как просьба, а, скорее, как требование. Форду нравится этот приказной тон, нравится, что Стэн вернулся к ведущей роли, потому что, по правде говоря, Форду всегда был по душе именно такой расклад вещей. Он и впрямь одержим идеей держать все под контролем, и возможность отпустить штурвал, позволить Стэну взять над ним физическую власть всегда находила у него положительный отклик. Поэтому он делает то, что велит Стэн. Он находит презерватив, торопливо рвет упаковку и быстро надевает Стэну на член, после чего занимает заданную позу. Он старается опуститься как можно ниже, насадиться сильнее. Когда ему, наконец, это удается, он издает хнычущий звук. Стэн придерживает его за бедра, направляя, до боли тискает пальцами, и глухо ворчит: – Да, хорошо. Вот так. Вот так. У тебя получится, ты хорошо справляешься. В конце концов тело Форда соприкасается с телом Стэна, и они соединяются полностью. Форд не открывает глаза, едва дышит, кожу покрывает тонкая пленка пота. – О, боже… – протяжно стонет он. – Боже, Ли. Ты так глубоко во мне… Тебя так много… Я чувствую себя таким наполненным… таким растянутым… – Да? Может, тогда начнешь двигаться? Поможет… И он делает, как просит Стэн, приподнимается и опускается назад, вскрикивает от ощущений. А ощущения просто потрясающие: Форд задает свой темп, а чужая плоть выскальзывает из него и толкается внутрь, вторя его движениям. Форд роняет голову себе на грудь и вдруг на выдохе заходится целой речью на другом языке, совершенно чужом, которого прежде не слышали в этом измерении. – Давай по-английски, ботан. Но Форд в ответ лишь качает головой. – Зд-дешний язык не способен… не способен описать… к-как же хорошо… Стэн поддает бедрами вверх, вбиваясь глубже, и Форд практически кричит в голос. Стэн улыбается, но в этой улыбке нет ни счастья, ни удовольствия, лишь хищный оскал. – Давай, не останавливайся, – бормочет он себе под нос. – Пошевеливай задницей. Форд ускоряет темп, а Стэн стискивает руки на его бедрах крепче, помогая, поощряя двигаться быстрее, и говорит на выдохе: – Замечательно… Просто потрясающе, Форд. Нравится тебе, а? Нравится скакать на моем члене? Ты всегда был маленькой потаскушкой, правда? Форд отвечает тяжелым дыханием и исступленными стонами, пока Стэн не впивается в него пальцами до боли и не требует, шипя сквозь зубы: – Отвечай мне! – Да! Да! – Ты так здорово меня стискиваешь… словно для этого и создан. Для меня, – в голосе Стэна по-прежнему звенит злость, он без нежности целует Форда, глотая его стоны и вскрики, а затем, отстраняется, выходит из него и молниеносно опрокидывает Форда на кровать. Они оказываются лицом к лицу. С глухим «нахер» он подхватывает ноги Форда под коленями, и снова толкается внутрь. – Посмотри на меня, – просит Стэн между вздохами. Форд не открывает глаз. Стэн замедляет движения, приказной тон вымораживает его голос: – Посмотри на меня! И Форд смотрит. – Хорошо, – Стэн одобрительно кивает. – Хочу смотреть тебе в глаза, пока трахаю тебя. Он снова приходит в движение и вдруг замечает, словно удивленно: – Блядь, ты меня обхватываешь, как гребаная перчатка. – Ли-и, – стонет Форд, потеряв всякий разум от удовольствия. – Да, да… так этого хочу… так пусто было без тебя… так долго. Пожалуйста, прошу тебя… наполни, наполни меня… И Стэн исполняет его надрывную просьбу. Чувствуя Форда под собой, пока их тела соединены, Стэнли окончательно теряет контроль над собой. Он рвется вперед, как бык на красную тряпку, беспорядочно и размашисто двигает бедрами, целует Форда самозабвенно, и остервенело впивается пальцами в его тело, надеясь что после этого останутся глубокие черные синяки, будто они не только трахались, но и подраться успели. Стэн испытывает такой прилив энергии, будто забыл сколько им с Фордом на самом деле лет, будто вернулся в то время, когда они были подростками и их способности к гибкости были куда выше. Ему страшно хочется вытрахать Форду все мозги. Хочется замучать его. Хочется сделать так, чтобы он не мог ни ходить, ни сидеть, лишь вспоминать этот момент. Вспоминать, как власть над ним безраздельно принадлежала Стэну. Но больше всего прочего, ему хочется наорать на него, закричать прямо в лицо «Да как ты мог? Как ты мог сказать мне такое? Как ты мог признаться мне, что я был единственным? Как ты мог быть таким ужасным все это время, а потом взять и сказать это? Ненавижу тебя, ненавижу, как же я, блядь, тебя ненавижу…» Ему хочется сказать именно это, потому что так проще. Гораздо проще сказать «ненавижу», чем признаться в полностью противоположном чувстве. Он на волосок от разрядки, когда слова все-таки вырываются на свободу. Беззвучным шепотом, на выдохе, но он молится, чтобы Форд ничего не расслышал. – Люблю тебя. И тут его накрывает. Оргазм такой сильный, что Стэн переживает, выдержит ли сердце. Он чувствует, как подергивается член Форда, пока тот кончает. Они идентичны настолько, что совпадают даже в этом. Стэн валится на Форда, и они оба несколько секунд представляют композицию из взмокших и удовлетворенных тел. Стэн медленно выходит из него; спина колет незначительной, но упреждающей болью, обещая ему полнокровную расплату на завтра. Он скатывается с Форда, стягивает презерватив и, не глядя, отбрасывает его в сторону. Они лежат, как оглушенные, переводят дыхание, пока Стэн не прижимается к боку Форда, перекидывая тяжелую руку через него. Форд знает, что следовало бы сказать ему подняться, что им нужно в душ и что здесь внизу он есть, что они только сильнее все запутали. Но Стэн уже спит, погаснув, как лампочка, доказывая делом, что несмотря на все перемены, он остался прежним. Форд долго смотрит на него, а затем переводит взгляд на потолок. Он трет лоб, пытается выровнять дыхание и вернуть себе благоразумие. Пусть секс и был феноменальным, это было в последний раз. Это просто обязано быть в последний раз, если он хочет воплотить в жизнь свой план. Он должен. Лежа в постели и обдумывая свои мысли, Форд постепенно засыпает. ___________ *Пайнс - игра слов. Pines - и как "сосны", и фамилия Пайнс. Ну, на случай, если кто не понял, но таких, думаю, тут нет) **Фонзи - это культовый персонаж американского комедийного сериала "Счастливые дни/Happy Days" (1974-1984). Автомеханик, бросил школу, любимец девушек, обаятельный байкер, самый крутой парень в кожаной куртке в городе, который чинит вещи одним ударом и никогда не бьёт никого без причины.