И знамя его надо мною — любовь

Если бы день перед свадьбой не был таким насыщенным, волнительным и длинным, Гарри точно не смог бы уснуть до самого утра, прокручивая в голове долгожданное событие раз за разом. Он долго ворочался, переворачивал подушку прохладной стороной наверх, то натягивал, то отшвыривал одеяло, и старшая сестра, ночевавшая с ним в одной комнате, даже предложила ему некрепкий ромашковый чай для успокоения. Почти согласившийся Стайлс решил, что это уже слишком, поэтому вежливо ответил: «Думаю, справлюсь сам» и крепко зажмурился, словно это могло помочь. Заснул Гарри незаметно для себя, продолжая думать о свадьбе во всех подробностях, что были ему известны. Во сне всё было перевернуто с ног на голову, словно причудливый театр, но Стайлсу казалось, будто всё происходит в реальности, и разные странности выглядели естественными и обыденными. Рано утром, когда солнце только-только выглянуло из-за холмов и небо еще казалось оранжево-желтым, Стайлса разбудила мама, хлопочущая вместе с будущей родственницей Маурой примерно час, и почти сразу выгнала умываться, не дав завалиться обратно в теперь уже уютную и гостеприимную постель. Последние дни они с Найлом спали чуть дольше обыкновенного, потому что церковь отца Томаса находилась совсем рядом и до нее не нужно было ездить больше сорока минут. После этого они обычно продолжали изучать Библию, немного изменяя занятия. Теперь Найл отклонялся от привычного толкования, и они пробовали сами разобраться в Писании. Это было интересно и поучительно — Гарри делал большие успехи и почти не отвлекался на жениха. После они отправлялись на легкую пешую прогулку, а потом возвращались, чтобы продолжать готовиться к свадьбе. Но сегодня было особенное утро: все приготовления были закончены, и оставалось только пожинать плоды совместных усилий и надежд. Гарри выглянул в окно: погода оказалась хорошей, солнце в этом году было щедрым на тепло и точно не собиралось прятаться до самого вечера. Снаружи пахло вишнями и абрикосами — их окна выходили прямо на сад, в котором старый ирландец выращивал фрукты и ягоды для сидра. Урожай в этом году был хорошим, плоды, которыми их угостили по приезду на ранчо, были настолько сочными, что Гарри мигом весь перепачкался. Однако было в этом что-то приятное, напоминающее о детстве и счастливых временах, когда вкус фруктов казался самым насыщенным и сладким на свете. От жадности Стайлс съел целую корзинку вишни и потом долго лежал на диване, чувствуя, что объелся на всю жизнь. Найл провел с ним целый вечер, поочередно воспроизводя мелодии: они еще не определились с музыкой для первого танца. Хоран не хотел что-то совсем классическое, однако ему нравились медленные и романтические мелодии, а Стайлс, представив себя вальсирующим, начал гореть от стыда. Ему не хотелось оттоптать жениху все ноги. На ранчо было здорово: Гарри нравилось сама атмосфера большого дома, где все трудились ради общего блага. Он и сам включился в работу, хотя его никто не просил, и здорово почистил денники для лошадей, подстриг лужайку, помог собрать фрукты и даже познакомился с отбившейся от стада овцой. Немного покружив вокруг нее, Гарри приманил овцу назад, на ранчо, с помощью завалявшегося в кармане носового платка. Привыкшая, что люди обычно прикармливают её, она не распознала подвоха и живо побежала за ним, когда Стайлс помахал цветной тряпочкой перед радостной мордой. После того, как первая порция свежего воздуха проникла в легкие, Гарри почувствовал себя значительно лучше. Он быстро натянул футболку и свободные шорты, чтобы не бродить по дому неодетым, пока не пришло время для костюма. В небольшой ванной комнате, выполненной в рыжем и зеленом цветах, Гарри столкнулся с Найлом, заканчивающим чистить зубы. Он выглядел ужасно сосредоточенным и даже не заметил, что кто-то приоткрыл дверь и проскользнул внутрь. – Доброе утро, таинственный красавчик, – моментально оживился Гарри, подталкивая встрепенувшегося Найла бедром, чтобы занять место у глубокой раковины зеленоватого оттенка, хотя в ванной их было целых две. Бодрость и энергия тут же начали плескаться во все стороны, и Стайлс понял: день будет удивительно прекрасным. Он не мог быть другим, ведь сегодня они, наконец, должны были пожениться. – Я потерял своего жениха, ты его нигде не видел? Его ни с кем не спутаешь, он самый красивый парень на свете. – Нет, но я сообщу ему, что ты его разыскиваешь, когда встречу, – ответил Найл, перехватывая его улыбку, и протянул ему зубную пасту. – Ну а ты, если встретишь моего жениха, скажешь ему сюда заглянуть? У него самая прекрасная на свете улыбка и чудесные ямочки на щеках. – Ни за что, мой милый, ему не следовало упускать из виду такое чудо, как ты, – ответил Гарри, широко улыбнувшись, и, не мешкая, поцеловал Найла в запястье. Стайлс всегда испытывал внутренний трепет, когда касался губами этого места. Словно Хоран подпускал его к чему-то тайному и сокровенному, а сегодня — внутри у Гарри всё напряглось, словно он готовился принять особенно закрученный мяч во время бейсбольного матча — Найл разрешит ему зайти еще дальше. – Как прошла ночь? Выспался? – Секунды считал до утра, – мягко ответил Найл, чмокнув Гарри в щеку влажными губами. Похоже, он тоже долго не мог уснуть, но приятное чувство предвкушение бодрило его и переполняло энергией. Несколько секунд они смотрели друг на друга, прежде чем Найл вспомнил, что ему нужно полотенце. – Торопись, еще много дел, – сказал Хоран, закончив вытирать лицо. – Я справлюсь быстрее, чем ты думаешь, – невозмутимо ответил Гарри, запихивая в рот влажную зубную щетку. – Но вот ночью всё будет наоборот. Его голос остался таким же бесстрастным, и Хоран даже не сразу понял, к чему клонит жених. Однако уже через секунду Найл слабо толкнул его в плечо и будто бы закатил глаза, но Гарри, к своему удовольствию, поймал на его щеках приятный румянец. Всё внутри горело от предвкушения. Ему хотелось вернуть Найла в ванную комнату, сцеловать с его губ мятное дыхание и зайти так далеко, как сын пастыря ему позволит. Его фантазия подкидывала массу сценариев с участием ванной и находящихся в ней предметов, но Найла нельзя было просто так разложить на кафельном полу. На самом деле они не слишком спешили: предстояло еще подписать документы перед тем, как начнется свадебная месса, и Энн посоветовала ехать сразу в костюмах, чтобы успеть на венчание вовремя, не возвращаясь на ранчо, чтобы переодеться. Регистрационный офис находился неподалеку, до него легко можно было добраться пешком, но Джефф О'Девитт решил подвезти их на своей машине. Процесс занял не больше десяти минут, они получили косвенное поздравление от Её Величества и пожелание счастливой совместной жизни вместе со свидетельством о браке и вышли на улицу с невероятным чувством. Теперь отец Томас не мог отказать им в венчании, и их брак постепенно становился законным на каждом этапе. Гарри предвкушал божье одобрение и следующую за ним вечеринку, Найл тоже выглядел невероятно воодушевленным, всё время рассматривал свидетельство о браке и водил пальцами по строчке с подписями. Самый простой этап, но один из важнейших. Волнение начало нарастать, когда они подъезжали к Божьему дому. Гарри смотрел на Найла и не мог сосредоточиться ни на чем больше. Всё в нем было прекрасным, от опущенных вниз ресниц до алой кромки губ. Светлая рубашка невероятно ему шла, и пиджак смотрелся просто изумительно. В этой одежде Найл выглядел собой — был серьезным и вместе с тем цветок в петлице придавал ему удивительно трогательный вид. О чем он думал? Гарри смел надеяться, что о нем. Но Найл также мог думать и о Божьей милости, и об особенно интересных моментах Священного Писания, и о свободной музыке, и о том, как ветер развевает волосы, когда скачешь на лошади. Хоран поднял глаза, нежно улыбнулся, и Стайлс с облегчением выдохнул. Он думал о нем. Обыкновенно скромная церковь сегодня выглядела нарядно и пышно. Всё вокруг было украшено прекрасными цветами, восхитительными розами и изящными лилиями, и дорожка от ворот до ступенек оказалась усыпана лепестками белых роз. Найл бросил быстрый взгляд в сторону Гарри, но Стайлс только пожал плечами, ласково улыбнувшись застывшему жениху. Они не обсуждали цветы у церкви, но Гарри хотелось сделать всё сказочно, и восторг на лице Найла того стоил. Найл притянул его за шею, беззвучно поцеловал в щеку, рассматривая его лицо полупрозрачными голубыми глазами. За возможность отражаться в этих чистых озерах стоило отдать жизнь. Большая часть гостей уже разместилась в церкви, снаружи сейчас были только члены семьи и близкие друзья. Отец Хоран, приехавший совсем недавно, нарядные Энн, Маура, Джемма, Лиам и Зейн, парень, которого Найл вчера представил, как Конор и его друг, приехавший с ним на машине, до боли напоминающей их церковный фургон. Луи, исполнявший роль шафера, как ни странно, куда-то запропастился, и Стайлс изумленно повертел головой, пытаясь отыскать знакомую макушку среди близких. Эрнеста и Дорис тоже не было видно, и Гарри предположил, что Луи сейчас с ними. Его догадки полностью оправдались: запыхавшийся Луи появился рядом с женихами, ведя за руку младших брата и сестру. Найл тут же опустился на одно колено, чтобы поприветствовать малышей. У них была особая роль: Дорис несла лепестки цветов, а Эрнест — колечки. Луи сразу же предложил помощь своих малышей, когда узнал, что на свадьбе Найла и Гарри обязательно должны быть маленькие дети. На самом деле, он об этом даже не подумал, подсказала Джоанна, когда он вслух размышлял, где достать прелестных ребятишек для церемонии. – Простите, ребята, малышня ни с того, ни с сего всполошилась. Дорис почему-то решила, что у нее платье некрасивое, – Луи строго взглянул на младшую сестру, которая застенчиво спряталась у него за штаниной. – Самое красивое, – кивнула Джеммс, расправляя прелестный бежевый подол, и ласково улыбнулась маленькой девочке. Луи добродушно кивнул сестре лучшего друга и отошел подальше, чтобы поговорить с братом и сестрой еще раз. – Ты всё запомнил, Гарри? – поинтересовалась сестра строго. – Сперва мамы, потом отец Томас, только потом ты и уже за тобой Луи... – Я помню, – быстро ответил Гарри, почти обидевшись, и похлопал себя по нагрудному карману. Под ним топорщилась свернутая в четыре бумажка в клетку. – Я всё заучил. Но на всякий случай у меня есть шпаргалка, – Стайлс широко улыбнулся, надеясь, что это произведет нужный эффект. Сестру это не впечатлило, и она со вздохом покачала головой. Шляпка, скромно украшенная цветами, сидела крепко, и Гарри заподозрил, что она воспользовалась какими-то шпильками. Он изо всех сил постарался сосредоточиться на этом моменте, потому что когда Стайлс подумал, что случайно ворвется в церковь раньше времени или перепутает слова, у него скручивалось в животе. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – непринужденно обратилась Джемма Найлу. – Честно, мой брат — тот еще растяпа. – Всё хорошо, Джеммс, – мягко улыбнулся Найл, невесомо похлопав Гарри по животу. Все его тревоги тут же улетучились, словно руки жениха обладали чудодейственной силой. – Я тоже немного путаюсь, это ведь моя первая свадьба. – И, к счастью, последняя, – пробурчал Гарри себе под нос, но Найл его услышал и снова поцеловал чуть ниже щеки. Стайлс поймал его за лицо и чмокнул в кончик носа, а потом, не раздумывая, еще и между глаз. Джемма великодушно сделал вид, будто рассматривает цветы, однако уголок её губ дернулся в улыбке. – Отец Томас сказал, что нас венчает Господь, – невозмутимо продолжил Хоран. – Он чувствует силу веры, поэтому даже если во время свадебной мессы произойдет ошибка, брак всё равно свершится. Как и всегда, его уверенность расплескивалась во все стороны настолько щедро, что Гарри не мог не упиваться ей. Найлу не нужно было стараться быть особенным: всё, что он делал, как-то само по себе становилось чудесным и изумительным. Он был щедрым на радость и тепло, это можно было почувствовать. Бог создал чудо для себя, любящее и светлое, но позволил каждому познакомиться с ним. И, кажется, Он был настолько великодушен, что разрешил Гарри присвоить это чудо себе. Время пришло — Луи многозначительно постучал по крышке часов, привлекая внимание собравшихся снаружи людей. Он выглядел таким взволнованным, словно это ему сегодня предстояло жениться, но его можно было понять: Томлинсон впервые нес ответственность, пусть и частично, за такое важное мероприятие. Солнечные лучи золотили цветы, дорожку и Церковь, что казалась островком уюта и гармонии. Гарри завороженно смотрел, как обе досточтимые матушки приближаются к дверям Божьего дома. У них были похожие шляпки с цветами и лентами, и улыбки, которыми они обменялись, прежде чем скрыться за дверьми, казались умиротворяюще теплыми. Выждав томительную паузу, отец Томас улыбнулся им шальной улыбкой школьного хулигана и вошел в церковь. Его возраст играл событию лишь на пользу: Гарри не сомневался, что священник не осуждает их и по настоящему благословляет их брак. Сегодня всё казалось таким прекрасным, во всём было больше солнца, любви и тепла. Даже птицы пели совсем по-особенному и далекие холмы выглядели такими близкими. За ними была новая жизнь, и именно туда они отправлялись обещая не отпускать руки друг друга. С замиранием сердца Гарри посмотрел на Найла. – Ну, что? – поинтересовался Гарри. От волнения у него дрожал голос. – Нашел моего жениха? – Попросил его зайти в церковь буквально через пару минут, – проговорил Найл спокойно, хотя Гарри прекрасно знал, что он взволнован не меньше. Его лазурные глаза были на тон темнее, хотя солнце снаружи было необычайно ярким. – Подождешь его у алтаря? – поинтересовался Найл, чуть склонив голову на бок. – Поверь, его можно ждать всю жизнь, – ответил Гарри, поднимая его руку и целуя в запястье. Он чувствовал, как под его прикосновением теплеет кожа жениха. Ему нужно было только получить дозволение согревать его до конца жизни, и ради этого можно было пройти целую сотню миль. Они расставались совсем ненадолго, всего на минуту, чтобы встретиться и соединиться навсегда, но у Гарри всё равно тоскливо сжалось сердце, когда он пошел вперед. Перед тем, как войти в церковь, Гарри в последний раз взглянул на Найла, оставшегося среди друзей жениха. Он выглядел одиноким островком среди дружественных лиц. Хоран нежно помахал ему рукой, и это придало Стайлсу уверенности. Внутри церковь тоже выглядела нарядно. Вся залитая светом и белым цветом, она словно сияла изнутри, как морская раковина. Мягкий ковер, который он отметил еще в первый раз, казался райской тропой, ступать по которому — большая честь. И, пока Гарри шел по нему, его сердце наполнялось радостью и предвкушением. Оно стучало быстрее и быстрее, срываясь почти на галоп, дыхание становилось тяжелее. Томас, которого Гарри до последнего не мог воспринимать, как священника, выглядел торжественно и важно. Всё взаправду, всё по настоящему. Луи прошел по дорожке очень быстро, на ходу поправляя бабочку, размашисто помахал матери и сестрам, сидевшим в первом ряду, чуть не споткнулся о свою ногу, но вовремя скооперировался и пристроился поближе к Энн и Мауре, тяжело выдыхая. Стайлс знал, что он не накосячит, но понимал, от чего Томмо так волнуется. Обыкновенно им приходилось только пакостить, и это, казалось, настолько сильно въелось под кожу, что стало второй натурой. Появилась Джемма и торжественно прошла по дорожке, останавливаясь совсем близко с Луи. У нее было спокойное, умиротворенное лицо. Эрнест и Дорис вошли вместе, держась за руки, хотя обыкновенно мальчик должен был входить первым. В их свадьбе было много исключений, но тем она была хороша: совмещала в себе всё особенное, прекрасное и необычное, как и их союз. В руках мальчика была подушечка с кольцами, девочка бережно несла корзинку с лепестками роз. Она посыпала их осторожно, словно просеивая муку через сито. Они выглядели очаровательно, и Гарри подумал, что в жизни не видел настолько милых и серьезных ребятишек одновременно. Увидев маму, Дорис послала ей воздушный поцелуй, и почти все присутствующие растроганно ахнули. – Очень милые дети, – озвучил мысль Гарри отец Томас. Тяжелая дверь приоткрылась, как крышка музыкальной шкатулки, и сердце Гарри застучало гулко, словно его грудная клетка была пустым залом. Наконец, это он, самый долгожданный человек в его жизни, первая мысль утром и единственная перед сном — отец вел его под руку, одетый сегодня не как священник, а как обыкновенный родитель жениха, и от того всё казалось еще более удивительным. Найл поднял глаза, знакомо сталкиваясь с ним взглядом, и церковь исчезла, растаяла, как кусок сахара в стакане. Исчезли и люди, растворились в тумане. И музыка тоже смолкла, хотя Гарри понимал, что это было невозможно. Просто когда Найл оказывался в поле его зрения, мир на самом деле сужался до него одного. Гарри никогда не видел никого красивее. Небрежные волосы его жениха порхали, как птицы, при ходьбе, лазурные глаза ласково сияли, как две звезды, и скромная, чуть нежная улыбка приятно украшала смущенное лицо. Стайлс вспомнил всё, как он внезапно появился в церковном дворе, мягко вмешиваясь в разговор, и Гарри обомлел, впервые рассматривая сына пастыря и чувствуя, как начинает жечь почти каждая часть тела. Он вспомнил, как они прошлись до скамейки, как Найл впервые улыбнулся ему, не зная, с чего начать. Как напряглись все его мускулы, как Гарри спросил у него: «Что ты делаешь сегодня вечером?» и получил ответ: «Я молюсь». Найл подходил всё ближе, и лента будто ускорилась, показывая их ранние встречи в саду, учение Божьему Слову, неловкие попытки Гарри вникнуть в Священное Писание и терпеливую улыбку на прекрасном лице. Слайды стали появляться вдвое чаще, накладываясь на нежное лицо его жениха — они в его комнате, рассматривают плакаты и диски, они целуются под легкую джазовую мелодию, они говорят (Найл перебирает его волосы!), они в фургоне, и дорога кажется бесконечной, они катаются на лошадях, и ветер нежнее, чем самый мягкий пух, они пьют сидр в маленьком баре... Звук и свет вернулись, стали вдвое ярче и громче, Гарри с упоением почувствовал знакомый запах, вбирая его в легкие вместе с воздухом. Найл стоял перед ним, и Гарри подал ему руку, чтобы провести последние несколько шагов. Отец Хоран теперь был позади, глядя на них удивительно теплыми глазами. Гарри, наконец, заметил друзей жениха — всё это время они шли за Найлом и его папой, а он и не заметил. Найл бросил на него почти лукавый взгляд, заставивший Гарри трепетать, как подростка. – Мне сказали, что ты меня искал, – шепнул Найл еле слышно. – Это правда? – Кажется, всю свою жизнь, – ответил Гарри еле слышно. Ему хотелось поцеловать каждый дюйм на этом лучистом лице. Найл улыбнулся так, словно увидел, как рождается мир, и Гарри почувствовал себя, как никогда, любимым. У него была чудесная мама, хороший отец, добрая сестра, прекрасные друзья, но никто никогда не любил его так сильно и отчаянно, как очаровательный сын пастыря, пригласивший его прогуляться по церковному саду и поговорить. Он был не просто очаровашкой, не просто сыном пастыря, он был Найлом, и это значило намного больше. – Дорогие друзья, – важно проговорил отец Томас, и его голос прозвучал удивительно громко. – Приветствую Вас. Мне отрадно видеть здесь всех, кто сегодня пришел на бракосочетание Гарри Эдварда Стайлса и Найла Джеймса Хорана. Давайте же начнем наш обряд с торжественного гимна. Словно ярчайший солнечный свет, нежнейшее пение залило церковь торжественными переливами. Гарри слышал, как рекой льется гимн, как разливается каждый голос по отдельности, чутко подхватывал бархатистое пение Найла, улавливал даже свой понизившийся голос, хотя ему казалось, что это поет кто-то другой. Его голос шел мимо голосовых связок, пение начиналось прямо в сердце, а заканчивалось в воздухе, и это было так поразительно. Ни одна птица на свете не умела петь подобным образом, им была неведома такая любовь. Голоса смолкли разом, но Гарри еще чувствовал торжественность момента. Каждый, кого мог ухватить его взгляд, пришел, чтобы поддержать их в этот день. Это было их событие, и оно уже являлось самым счастливым в жизни Стайлса. Найл стоял перед ним, нарядно одетый, как и он сам, ему было позволено наслаждаться его красотой, и они уже были официально признаны законом их страны, как пара. Никто не мог их осуждать, даже бог через отца Томаса собирался дать им свое благословение. – Друзья мои, мы собрались здесь сегодня, чтобы перед лицом Господа соединить этих мужчин священными узами брака, – проговорил отец Томас, выждав еще одну томительную паузу. – Семья — является священным союзом, что построен на вере, верности и любви. Если кто-то из присутствующих здесь знает причину, по которой эти два молодых человека не могут связать себя священными узами брака, пусть он скажет сейчас, – предупредил священник. Гарри успел подумать, вот сейчас кто-то из друзей устроит глупый розыгрыш, но присутствующие ответили торжественным молчанием. Стайлс готов был кричать от радости во все горло. – Тогда обращаюсь к Вам, Найл и Гарри, серьезно ли Вы обдумали свое решение, желаете ли Вы вступить в брачный союз охотно и по своей воле, чтобы стать едиными отныне и во веки веков? – уточнил он строго. – Если это так, пожалуйста, соедините Ваши руки. Руки Найла и Гарри встретились и нежно соприкоснулись сначала кончиками пальцев, а потом и всеми ладонями. Знакомое тепло. Гарри хотел бы чувствовать его всю жизнь, никогда не размыкать это прикосновение, всегда чувствовать торжественность момента и любовь, обжигающую грудную клетку, как ритуальный огонь. – Согласен ли ты, Гарри, взять Найла в законные супруги перед лицом Господа и всех присутствующих здесь, быть ему верным и любящим мужем, пока смерть не разлучит Вас? – прозвучал голос отца Томаса. – Согласен, – ответил Гарри, не раздумывая ни секунды. С тех пор, как он впервые увидел эти глаза цвета незабудок, он больше не сомневался. – Согласен ли ты, Найл, взять Гарри в законные супруги перед лицом Господа и всех присутствующих здесь, быть ему верным и любящим мужем, пока смерть не разлучит Вас? – спросил отец Томас. – Согласен, – ответил Найл на одном дыхании, и его рука не дрогнула в руке Гарри. Он был непоколебим, как и его намерения, и от этого на душе становилось отрадно. Ни сомнений, ни предубеждений, сейчас всё было так, как и должно быть у двух тянущихся друг к другу сердец. Остались только чувства, светлые и нежные, не подверженные подозрениям и недоверию, остались светлые эмоции, осталась любовь, такая, какая она есть, прекрасная во всех её проявлениях, даже когда один — обыкновенный хулиган и растяпа, а второй — боголюбивое чудо. – Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, – поучительно проговорил отец Томас, зачитывая им наставление. Найл принял эти слова с необычайным рвением, как радующийся утру дрозд, и Гарри потянулся к ним душой, не совсем понимая, что они значат точно, но изо всех сил стараясь понять. Любовь, подумал он, честная и открытая для двух супругов, прозрачная и при этом построенная на доверии. Он поймал взгляд Найла и без слов понял, что осознал всё верно. Жених знал, о чем он думает. Возможно, он знал всегда. – Настало время для Ваших свадебных клятв, – сказал отец Томас. Впервые Гарри не нужен был импульс или чье-то вмешательство, он знал, что начнет первым и скажет всё, как ему хочется, и это будет правильно, потому что Стайлс собирался говорить искренне. Короткий вдох, просто чтобы в легких был воздух, и Гарри, чувствуя, как нежность разливается до самых корней волос, улыбнулся жениху. – Найл, ты знаешь, я просто ужасен в своих речах, поэтому мне пришлось подготовиться заранее и многое обдумать, – начал Гарри, облизывая губы. Найл глядел на него, не мигая, как смотрят только на тех, кого очень хотят услышать. И Стайлс хотел, чтобы он услышал, ему впервые было что сказать. – Когда ты появился в моей жизни, я был не тем человеком, которого стоит любить. Тем не менее, ты что-то увидел во мне. Ты полюбил это и помог мне раскрыть себя. Теперь перед тобой стоит другой Гарри Стайлс, не тот, которого ты встретил перед мессой, на которую мы так и не пришли, оставшись в саду, на скамейке. Ты помог мне стать лучше, ты раскрыл мне свою душу и свое сердце, и я полюбил их сильнее, чем я любил что-либо на свете. Ты стал для меня самым особенным человеком и изменил мою жизнь так, как я этого хотел, не навязывая мне чуждые взгляды, не стыдя, не порицая, хотя я заслуживал порицания. Ты никогда не говорил мне, что я плох или что я тебя не достоин, хотя это так, и от того мне лишь больше хотелось стать для тебя идеальным партнером, который исполнит все твои мечты и будет идти вместе с тобой по любой дороге, – Гарри выдохнул и вдруг почувствовал, что по его щекам стекают слезы. Он замер всего на секунду, быстро смахнул их рукой и выдохнул. – Прости, это не было запланировано, – сказал он, но Найл посмотрел на него так, будто в его жизни не происходило ничего лучше. Гарри снова выдохнул и на мгновение поднял голову наверх, чтобы слезы смогли «втечь» обратно. – Сегодня я счастлив, что могу стоять перед тобой и произносить эту свадебную клятву, потому что всего один шаг отделяет нас от совместной жизни, которая уже видится мне благодатью. Я клянусь любить тебя, клянусь поддерживать во всем, клянусь видеть в тебе самое лучшее, даже когда вокруг будет темно. Я клянусь уважать тебя, клянусь быть верным и искренним с тобой всегда, даже когда сказать правду будет тяжело. Я клянусь быть заботливым, клянусь быть нежным и чутким, – Найл смотрел на него, его губы дрожали, и от этого у Гарри сильнее щипало в глазах. Он не стыдился этих слез, потому что это был Найл. Всё, что делал с ним Найл, было прекрасным. Без причины. – Я клянусь всегда защищать тебя, потому что я тебя люблю. Возможно, это было против правил, но Найл протянул руки к его лицу и насухо вытер его щеки нежной мягкостью ладоней. Гарри машинально поймал его руки и несколько секунд просто прижимался к ним лицом. Это было нужное ему, как воздух. Даже еще нужнее, и Найл не торопил его. Он дал ему ровно столько времени, сколько Гарри было нужно. Возможно, это выглядело глупо — жених, который не может потерпеть еще минуту, но Гарри не мог остановить этот порыв. Он нуждался в Найле особенно сильно, прямо сейчас, за миг до того, как они станут единым целым. Наконец, его пальцы разжались, но Найл подождал еще секунду. Они снова соединили руки и посмотрели друг другу в глаза. Боковым зрением Гарри заметил, что его мама и мама Найла промокают глаза носовыми платками и — матерь божья — даже Луи шмыгает носом, растирая влагу по лицу рукавом. – Я сегодня невероятно счастлив, Гарри, потому что у меня есть возможность связать с тобой всю оставшуюся жизнь, – Найл мягко улыбнулся, и его влажные глаза стали еще ярче. – Мне нравится представлять нашу будущую совместную жизнь, тебя и меня вместе, потому что ты тот, кто мне нужен. Ты единственный человек на свете, ради которого я готов на всё. Ты появился в моей жизни внезапно, и я хочу, чтобы ты остался в ней навсегда, отпечатываясь в каждой минуте, в каждой секунде, в каждом мимолетном мгновении. Я полюбил тебя. Твою улыбку, твой смех, твои шутки (о, твои шутки, Гарри!), твои глаза, твой голос, даже то, как ты дышишь. Я полюбил всего тебя, таким, какой ты есть, и мне радостно знать, что теперь ничто не сможет нас разлучить. Помню, ты сказал мне тогда, в моей комнате, что не любил никого в своей жизни, но полюбил меня, – Найл повел головой, прикрыв глаза и закусив нижнюю губу на долю секунды. – Помню, как я боялся признать это чувство, но ты был таким смелым, что я не мог скрывать это, подавлять и лгать себе. Ты — моя вторая половинка. Ты — самое лучшее, что со мной случалось. Я люблю тебя, поэтому клянусь всегда поддерживать тебя, быть на твоей стороне, защищать тебя от всех невзгод, какие только могут приключиться. Я клянусь быть тем, кто всегда укроет тебя от несчастий, кто раскроет в тебе самое лучшее, что ты сам хочешь показать всему миру, – Найл впился в его пальцы с необычайной силой, но это было не больно — необходимо. – Я клянусь быть тебе верным, клянусь всегда-всегда смотреть на тебя так, как смотрю сейчас. – О, Найл, – ошеломленно прошептал Гарри. От нежности у него ребра сдавило. Томас не успел даже сигнал подать — Луи, чей нос был немного красным, наклонился к Эрнесту и осторожно взял кольца с подушечки. Этап, которого Стайлс ждал больше всего, возможность подарить Найлу символ их вечных чувств. Теперь, что бы ни случилось, они оставались друг с другом, напоминая о себе золотым обручем вокруг пальца. И если раньше кольца казались Гарри пережитком прошлого и какой-то ерундой, то сейчас он не мог дождаться мига, когда Найл окольцует его. – Этим кольцом я скрепляю данную тебе клятву, – вдохновленно сказал Гарри, с трепетом надевая кольцо на палец Найла. Оно вошло, как влитое, и это был прекрасный знак. – И обещаю любить тебя до конца моих дней. Несколько секунд Найл стоял, затаив дыхание, словно не мог поверить в происходящее. Наконец, он решительно взял кольцо с подушки, и Гарри понял, что всё это время и сам не дышал. – Этим кольцом я скрепляю данную тебе клятву и обещаю любить тебя до конца моих дней, – с упоением проговорил Найл, надевая кольцо на палец Гарри. В этот миг Гарри чувствовал, что всё счастье мира сгустилось вокруг церкви только ради них двоих. Ни одной паре на свете не было ведомо их чувство, они все были обычными, все любили ради своей выгоды, а они любили, просто потому что не могли иначе. Они любили бескорыстно, открыто и чисто. Они видели друг в друге то, что никто больше не видел в них. Друг для друга они были больше, чем просто оболтус и сын пастыря. – Принимая и вручая эти кольца в качестве подтверждения Ваших свадебных клятв, Вы соединены Словом Божьим в священный брачный союз, – заключил отец Томас. – В качестве первого испытания в Вашей совместной жизни прошу Вас испить из этой чаши. К Гарри снова вернулась способность мыслить и первое, о чем Стайлс подумал: он готов пройти все испытания, какие только были в наличии у Господа, Дьявола и мелочных людишек, чьи чувства никогда не сравнятся с их чувствами. Им всё было ни по чем, Гарри собирался взять Найла на руки и бежать к восходу солнца, укрывая своим телом от пуль. Он сделал большой глоток виноградного сока и бережно передал чашу Найлу. Наблюдая, как его губы становятся приятно-влажными, Стайлс испытывал безграничную нежность. – Не забудьте поблагодарить родителей за то, что воспитали и вырастили Вас друг для друга. Эта часть абсолютно вылетела у Гарри из головы, он думал только о благодатном моменте их венчания, поэтому когда Лиам привлек его внимание, Стайлс даже не сразу понял, что от него требуется. Найл, как всегда, послужил для него примером: торжественно вручил Энн большой букет цветов и что-то шепнул на ухо, Гарри мгновенно скоординировался, подарил такие же прекрасные цветы Мауре — она растрогалась и крепко его обняла. Её духи пахли жасмином. Отец Хоран, как папа и священник, получил букет по-скромнее и совершенно неожиданно потрепал его по волосам. Оставались еще памятные сувениры, заботливо подложенные шафером Найла, и Гарри взглянул на родителей, пытаясь понять, с кого начать и как описать те чувства, которые он испытывал. Ему хотелось сказать очень много, Стайлс был бесконечно благодарен, особенно отцу Хорану, который вполне мог попытаться им помешать, но не сделал этого. – Мы очень долго думали, – пробормотал Гарри. – И решили, что на память об этом дне лучше сделать что-то общее, и... Найл, у тебя лучше получается. – Это Вам, – просто сказал Найл, поочередно вручая родителям по небольшой коробочке. Внутри каждой лежал тонкий серебристый цветочек, который можно было использовать, как подвеску к чему угодно или просто хранить на видном месте, как предмет интерьера. – Просто на память. Спасибо за всё. Получив очередную порцию объятий, Гарри и Найл, держась за руки, вернулись к отцу Томасу. Ранее непонятная традиция четко уложилась у Гарри в голове: конечно, ему следовало быть благодарным, ведь эти люди подарили ему Найла. Они могли бы воспитать недоразумение, подобное ему, но Найл был влюблен именно в это недоразумение, потому что благодарил его маму честно, от всей души. – Властью, данной мне Господом богом, я объявляю Вас мужьями, едиными перед Его лицом, равными и уверенными в своем союзе, – сказал отец Томас заветные слова, которых Гарри ждал, кажется, всю жизнь. – Засвидетельствуйте его поцелуем. Гарри сделал шаг на встречу, но не успел даже склонить голову, потому что Найл первым притянул его к себе за лицо и крепко поцеловал в губы, обдавая его и страстью, и нежностью одновременно. Их символический поцелуй теперь был совсем не символическим, он плавно перетекал во что-то пышущее жаром, волнительное и прекрасное, и Гарри, не отдавая себе отчета, сжал его поясницу, прижимая к себе теснее. Сердце Стайлса колотилось, как никогда быстро. И даже когда отец Томас покашлял, у него не было сил оторваться от губ Найла. Теперь он принадлежал ему. – Я тебя люблю, – сказал Гарри, когда их губы разомкнулись и взгляды лихорадочно встретились, жадно восполняя потребность друг в друге. – Я это сегодня уже раз двадцать произнес, но я тебя люблю. – Я тебя тоже люблю, недотепа, – улыбнулся Найл, снова схватив его лицо и быстро поцеловав в лоб. – Можете поздравить молодых, – объявил отец Томас где-то, как показалось Гарри, совсем на заднем плане. А они действительно были молодыми, свободными и невероятно счастливыми, получившими, наконец, друг друга навечно. Первым к ним подошел Бобби Хоран, чтобы похлопать по плечам и сказать теплые слова поздравления, а дальше всё для Гарри смешалось в единый поток. Кто-то жал ему руки, кто-то обнимал, и все говорили ему совершенно прекрасные слова, какие никто в жизни не произносил в его адрес. Его муж находился рядом, ему тоже жали руки, его поздравляли, и когда запели псалом, они всё еще не могли поверить в происходящее, рассматривая друг друга, как в первый раз. Это было лучше, чем в первый раз — это был первый раз после того, как они поженились, и теперь эти взгляды никто не мог истолковать превратно: они принадлежали друг другу. Их щедро осыпали рисом, покрашенным, возможно, во все цвета радуги. Он красиво застрял у Найла в волосах и у Гарри, наверное, тоже, а потом друзья жениха фотографировали их снаружи у прекрасных цветов, у прелестной церкви и на фоне милого сердцу фургона — Гарри горячо настоял, чтобы они ехали именно на нем, а не на ретромобиле. Он никогда раньше не привязывался к вещам настолько сильно, но это был фургон, на котором они с Найлом ездили на первое свидание, и они должны были проделать этот путь на нем же. Хоран не возражал. Они переместились в небольшой ресторанчик под открытым небом, украшенный цветочными гирляндами и мерцающими разноцветными огоньками, что становилось бы заметно по мере наступления темноты. Небольшой зальчик был и в помещении, но они с Найлом решили, что будет лучше находиться на воздухе, среди открытого пространства. Снаружи была уютная беседка для тех, кто хочет покоя и уединения, а их торт — большой и красивый — уже возвышался на одном из столов. До Гарри донеслись прекрасные нотки легкого джаза, знакомого до сладкой тоски в груди. «My one and only love». Песня, которая помнила их первый поцелуй. Стайлс сразу понял — это для них. Им предстоял первый танец, самый важный для молодоженов, и Найл выглядел так, словно мечтал об этом моменте целый день. Они оказались в центре всеобщего внимания и в логическом центре внутреннего двора, все глаза оказались прикованы к ним — разумеется, ведь это только их день. Гарри остановился перед Найлом, не в силах оторвать от него глаза. Как он смел быть таким красивым? Это грех, и наверняка очень большой! – Я всё забыл, – прошептал Гарри, чувствуя себя неуклюжим медведем рядом с божьим чудом. Его руки были слишком большими, а Найл казался очень хрупким, и это только верхушка ледника. Улыбка Найла, как всегда, была настоящим спасением. Чуткая, тонкая, пропитанная свежестью утра и таинственностью вечера — ни одна улыбка на свете не могла быть такой пленительной. – Просто положи руки на мою талию, и ты всё вспомнишь, – подбодрил он его, сам укладывая ладони Стайлса на свое тело таким образом, словно никого больше не было рядом. И Гарри всё вспомнил. Мир вновь остановился, словно щелчок невидимых пальцев заставил Землю прекратить беспрерывное вращение. Лазурные глаза не отражали ничего, кроме его влюбленного лица. Найл улыбался, и ему было всё равно, как они могли выглядеть со стороны. Это был их танец, их джазовая песня. Пусть принято было танцевать вальс, они могли делать, что захотят, потому что это была их свадьба. Он почувствовал, как рука Найла легла на его шею, сердце встрепенулось навстречу. Его губы всё еще хранили привкус виноградного сока, когда Хоран вновь поцеловал его, полностью погружая в небытие. Кажется, им хлопали. Любимая песня официально смолкла, оставляя послевкусие последних нот, и Гарри с неохотой оторвался от Найла, выпуская их своих танцевальных объятий. Впрочем, его рука все еще придерживала Найла за поясницу, не давая отойти даже на шаг. Хоран и не собирался — ему нравилось прижиматься к Стайлсу боком и передвигаться так, словно их приклеили друг к другу. Разлили легкое игристое вино, и Стайлс моментально увидел Томлинсона, спешившего привлечь к себе внимание гостей. Он выглядел бойким и довольным, его лицо полностью высохло, шевелюра уже торчала в разные стороны, а широкая улыбка не предвещала ничего хорошего. Подобным образом Томлинсон выглядел, когда общался с директором школы, отчитывающим их за проделки. – Мне сейчас будет очень стыдно, – со вздохом шепнул Гарри Найлу на ухо. Найл недоверчиво хихикнул, заставляя Гарри расплыться в улыбке. Ему не нужно было шампанское, чтобы быть воодушевленным, а Гарри слишком любил его смех, чтобы быть недовольным по этому поводу. Они стали идеальной парой раньше, чем их официально назвали так. – Не знаю, о чем ты там шепчешься, мне это никак не помешает, – громко сказал Луи, поднимая бокал. – Дамы и господа! Меня зовут Луи Томлинсон, я местный шафер и, так уж вышло, лучший друг жениха Гарри, который обо всём узнает последним, – гости заулыбались, а Гарри понял, что его ждет изумительная дружеская головомойка. – Спасибо всем, что пришли сегодня, когда мой лучший друг... ай, да что там друг! Когда мой брат отхватил себе такого прекрасного парнишку, как Найл Хоран. Мы все очень рады видеть Вас здесь. Когда ко мне пришло приглашение на эту свадьбу, я просто в осадок выпал. Точнее, всё было совсем иначе: мы сидели у Зейна, и приглашение пришло к нему. И я спросил у Лиама, черт подери, где наши приглашения? Простите, отец, – Томмо быстро посмотрел на отца Хорана, но Бобби легко махнул рукой, великодушно улыбнувшись. Сегодня он был папой, а не отцом. – Конверт был всего один, и мы с Лиамом очень обиделись. И разозлись. Точнее, Лиам обиделся, а я разозлился, – Луи развел руками, чуть не расплескав шампанское. – Я даже хотел пойти к Гарри домой и всё выяснить, потому что нехорошо так обижать друзей. Но потом я решил отложить месть на более удобное время, вернулся к себе, нашел свое приглашение в почтовом ящике, сейчас оно у меня здесь, – Луи похлопал себя по нагрудному карману. – Написанное, кстати, с ошибкой, – Гарри возмущенно закатил глаза, особенно, когда услышал, как гости засмеялись. – И предложение стать его шафером. Суть в том, что я был ужасно удивлен (и рассержен по вышеизложенным причинам), когда узнал, что Гарри собирается жениться. Потому что, посмотрите на этого оболтуса — ну, кому могло прийти в голову выйти за него? – Луи широко махнул рукой в сторону Гарри, и Стайлс уже готов был отчихвостить его, как следует. – А я скажу кому — вот, этому парню, Найлу Хорану. Воистину Найл, у тебя большое сердце, если ты смог полюбить нашего растяпу, – заключил Томлинсон, положив руку на сердце. – Когда я вижу, как Вы смотрите друг на друга... ребята, у меня слезы на глаза наворачиваются. Вот чего Вы добились, взрослый мужик плачет перед сотней человек, – Луи погрозил новобрачным пальцем. – К чему я завел этот разговор? Я никогда не видел более прекрасной влюбленной пары, которой бы так шла вся эта свадебная атмосфера. Я ради них рис красил весь вечер фломастерами, а потом мне сказали, что можно просто опустить его в пищевой краситель! – добавил он возмущенно, и теперь смеялся уже Гарри. – За молодых! Всегда оставайтесь такими влюбленными и симпатичными! Гости весело зааплодировали, поднимая бокалы вверх, а Луи торжественно раскланялся, сияя от чувства выполненного долга. Стайлс догадывался, что Томлинсон начал сочинять тост еще тогда, когда получил приглашение, а до момента получения почти наверняка планировал заявиться просто так и при свидетелях выяснить, почему его лишили самого счастливого дня в жизни. Найл растроганно прислонился щекой к плечу Гарри, рассматривая Луи, исполняющего что-то вроде победного танца. – У тебя прекрасный друг, – сказал он, вновь опустив руку на живот Стайлса. – Когда молчит, – улыбнулся Гарри, тяжело выдохнув. Пальцы Найла были в опасной близости от его возбуждения, как и сам Хоран, но нужно было дождаться вечера. Стайлс попытался успокоиться. – И ведь привлек же внимание к ошибке в приглашении. Второй танец не заставил себя ждать. Под веселую джазовую мелодию Гарри покружил маму Найла, Найл вполне замечательно станцевал с Энн, и всё было очень мило и торжественно. Маура оказалась прекрасной женщиной, покорившей Гарри с первого взгляда. Найл уже представлял её Гарри ранее, но пообщаться во время танца тоже было здорово. Она рассказала ему, каким замечательным был маленький Найл, и Гарри представил себе это так живо, что даже не заметил, как закончился танец. Они снова оказались с Найлом вместе, радостно встречаясь в толпе, и внимание гостей вновь оказалось приковано к шампанскому. Напитки на их свадьбе были легкими, Гарри увидел знакомый сидр по рецепту старого ирландца, танцующего веселее всех, и от воспоминаний закружилась голова. Их свадьба воскрешала всё: и первый поцелуй, и первое свидание, и первую встречу. Луи у «ораторского жезла» потеснил взъерошенный парень Конор в довольно пестрой рубашке, тем не менее не выглядящей вычурно или неуместно. Он был шафером Найла и специально ради этого приехал издалека, а также привез с собой несколько друзей, в равной степени похожих на блаженных и хиппи. Это были очень добрые ребята, и Хоран сразу же познакомил каждого из них с женихом, не давая ему даже малейшего повода усомниться. Он был весь его. Совсем. Полностью. – Всем привет, я Конор О'Донохью, – представился парень. Он держался хорошо, словно ему не в первой было говорить перед большой аудиторией. – Меня здесь многие не знают, я друг жениха Найла и по совместительству клавишник джазового биг бенда, который называется — барабанная дробь — «Ритмы Иисуса», – это вызвало ровно такой эффект, на которой он и рассчитывал, и даже Гарри рассмеялся, несмотря на то, что Найл на секунду сделал якобы обиженное лицо. – Немного расскажу об этом безобразии, чтобы Вы поняли, что за человек наш жених. Сижу я как-то в библиотеке студенческого городка, готовлюсь к экзамену по богословию, и тут врывается этот вот вихрастый чудик и говорит: «Конор, я всё продумал! Если мы сядем в машину сейчас, то уже через сутки будем Бристоле, у нас там концерт». «Какой концерт, Хоран, экзамен завтра утром», – говорю я ему, а он как вцепится в меня клещом: «Дэвид уже гитару грузит в машину, бери свой синтезатор и поехали». И вот я не успеваю моргнуть, как оказываюсь в машине за рулем, эти двое голосят в два горла, и я, незаметно для себя, им подпеваю, – Конор с улыбкой покачал головой. – К моему большому сожалению, я еще не успел познакомиться, как следует, со вторым женихом — Гарри Стайлсом, но, я уверен, что он хороший человек, потому что Найл всегда делал правильный выбор. Гарри, поверь мне на слово, с Найлом тебе никогда не будет грустно или скучно. Он наполнит твою жизнь музыкой и благодатью. Поэтому я поднимаю этот бокал за Вас и желаю Вам искреннего счастья. О том, что бенд назывался «Ритмы Иисуса», Гарри слышал впервые. И это было настолько забавно, что он зааплодировал первым. Конечно, Стайлс сразу понял, кто придумал это говорящее название, и это уже казалось ему очаровательным. Найл был удивительно легким на подъем, и не стоило даже сомневаться — это он поднял всех своих друзей и протащил по Британии, не выпуская гитары из рук. Это была его доля свободолюбия и харизмы. Не зря они были такой гармоничной парой. Пришло время для разрезания большого свадебного торта. Они традиционно поделили его на части и, не сговариваясь, отдали последний кусочек Луи, чтобы он скорее нашел свою любовь. Томлинсон, разумеется, намека совсем не понял, иначе точно бы их растерзал, и под внимательными взглядами расшумевшихся гостей съел свой кусок почти не жуя, приговаривая, что это лучшая вещь на свете. Джоанна, прекрасно разбирающаяся в свадебных традициях, хохотала до слез. Зазвучавшая музыка снова пригласила всех танцевать, и Луи, теперь завидный холостяк, был на время оставлен в покое, наедине со вкуснейшими закусками. Это был первый быстрый танец на сегодняшнем празднике, что не помешало Гарри моментально утащить Найла в толпу весело отплясывающих людей. – Не забывай, все твои танцы — теперь мои, – заявил Гарри, двигаясь ужасно неуклюже и смешно одновременно. Найл замер, пристально рассматривая его с ног до головы, и Гарри уже с ужасом подумал, что сейчас Хоран, увидев его танцы, захочет развестись, но он только залился смехом, самым красивым на свете. – Я и не против, – отсмеявшись, ответил он, присоединяясь к Гарри в его попытке танцевать, как Мик Джаггер. Песня длилась долго, Гарри даже немного взмок, пока пытался впечатлить Найла своей грацией и изяществом. К счастью, сестра вовремя нашла их и принесла по стакану сока, чтобы они не упали от обезвоживания. Она была самой любезностью и все время спрашивала у Найла, как он себя чувствует. Без шляпки её волосы свободно лежали на плечах. Внимание гостей снова приковал к себе друг жениха, один из тех, кто приехал с Конором, и Гарри, даже напрягая голову, не вспомнил его имя. Знакомые Найла были добрыми и милыми, но, к большому сожалению Гарри, очень похожими друг на друга. Возможно, потому что они все познакомились на одной периферии, а может быть потому что Стайлс видел их второй раз в жизни. Но относились они к нему хорошо, и Гарри было приятно стать частью чего-то дружественного. – Я тот самый Дэвид, который грузил гитару в машину, когда Найл уговаривал Конора присоединиться к бэнду, – сказал парень с пышной шевелюрой и широко улыбнулся. Он походил на пастыря даже больше, чем отец Томас. – Всем доброго дня! Когда Найл пригласил меня на свадьбу, я был удивлен не меньше, чем изумительный мистер Томлинсон, который пытался угостить меня пивом перед венчанием, – Луи на миг оторвался от закусок и отсалютовал ему. – Во-первых, потому что мне казалось, что Найл уже женат на своей вере. Во-вторых, потому что мне казалось, что Найл уже женат на своей гитаре. Я не буду заводить слишком длинных тирад, просто скажу, что Вам, ребята, очень повезло друг с другом. Вы нашли настоящую любовь, а она дорогого стоит, – вдохновленно проговорил Дэвид. – Цените друг друга, любите друг друга и никогда не предавайте. Уверен, что Господь смотрит на Вас и радуется, потому что он сам создает прекрасные пары и велит им жить в мире. Приезжайте в мою церковь, Вам всегда там рады. К Конору не надо, этот зануда устраивает самые длинные проповеди на свете, – широко улыбнулся Давид. – За молодых! Гарри удивленно посмотрел Найлу в глаза. – У Конора с Давидом химия не хуже нашей, – сказал он громким шепотом. Гостям это замечание показалось невероятно забавным. А Конор, в свою очередь, очень смешно ругнулся на латыни. Следующий танец оказался не менее веселым и зажигательным, и гости, даже не знакомые друг с другом, уже становились закадычными друзьями. Сразу за веселым танцем последовал медленный, и они с Найлом, положив головы на плечи друг друга, рассматривали, кто кого пригласил потанцевать. Один из молодых богословов, пока Зейн не видел, кружил его сестру, а Джеммс и вовсе пропала на время из вида, чем немного обеспокоила Гарри. Оказалось, что она беседовала на веранде с Эдом и Твигом. Они тоже учились в богословском колледже на одном потоке с Найлом, и это заставило его облегченно выдохнуть. После медленного танца, соединившего, похоже, несколько сердец, внимание гостей привлек Лиам, и Гарри понял, что настало время очередного поздравления. Он знал, что Пейн точно скажет что-то важное и нужное, что-то полезное, что ему обязательно пригодится, потому что хотя Лиам и был одним из его друзей, он всегда был душевным и приятным, как ребята из компании Найла. И Хоран вдохновленно замер в его руках, готовый слушать теплые слова всей душой. – Привет всем присутствующим, меня зовут Лиам Пейн, я старый друг Гарри Стайлса. Сегодня было уже сказано так много, что, кажется, правильных слов не найдешь, даже если будешь искать днем с огнем. Дорогие Найл и Гарри, одного из Вас я знаю едва-едва, второго лучше бы и не знал, но уж вышло, как вышло, – веселый смех гостей прокатился по всему внутреннему двору, а Луи и вовсе за живот схватился. – Я думаю, у Вас есть всё, чтобы пройти самый лучший путь на свете. Дорога начинается под ногами. Когда ты делаешь шаг, в ту секунду она строится, собирается по кирпичикам, – воодушевленно заметил Пейн. Дэвид присвистнул. – Она всегда непростая, потому что жизнь — вообще серьезная штука, и она очень любит сбить с ног, дать несколько непростых испытаний. Сегодня Вы приняли решение идти одной дорогой и держать друг друга за руки во время Вашего пути. Это будет и проще и сложнее, чем идти по дороге в одиночку, – предупредил Лиам. – Вы будете облегчать ношу друг другу, но также и Ваша собственная удвоится. Вы будете освещать друг другу дорогу, но свечей придется нести вдвое больше. Хорошо ли это? – спросил Лиам у присутствующих. – Определенно. Потому что когда человек встречает настоящую любовь, она стоит всех испытаний. Желаю Вам пройти их вместе до конца. Всё еще глядя на друга, Гарри чувствовал, что Найл ищет салфетку, чтобы промокнуть глаза. Глубокие слова действовали на него трогательным образом, и Хоран всегда чутко воспринимал их, как и положено человеку с тонкой душой. Гарри отыскал ему салфетку с розовым сердечком, аккуратно промокнул его ресницы, и Найл снова улыбнулся ему, как будто Стайлс зажег для него свет. В следующем танце Гарри кружил Найла с неистовым напором, от которого костюм едва ли не трещал. Ему было тяжело, потому что каждая клеточка его тела горела, а прохладительные напитки совсем не прохлаждали, действуя совершенно противоположным образом. Рядом с Найлом это было бесполезно, он словно стоял посреди костра и безуспешно гонял во рту крошечный кубик льда. Гарри знал, что сейчас будет очередь Зейна, поэтому заранее подвел Найла поближе, чтобы он точно всё услышал. Гости пребывали в хорошем настроении, были в восторге от музыки и закусок, поэтому Зейн не сразу пробился за их шум, зато приковал немало взглядов — впрочем, сегодня друзья обоих женихов имели большой успех. – Всем привет, меня зовут Зейн Малик, у меня чудесная авто-мастерская, так что заезжайте, подберем что-нибудь... – Зейн дружелюбно улыбнулся, как бы намекая, что это совсем не шутка. – Вы, наверное, думаете, почему из всех друзей женихов я говорю тост последним? Потому что вечеринку устраивал Луи, и он до сих пор сердится, что я получил приглашение одним из первых, – заявил Малик. Томлинсон успел крикнуть что-то в стиле: «Да, я сержусь», но Зейн его уже не слушал. – Я, как и все, знаю Гарри очень давно. Я с его стороны, это можно понять по тому, что у меня нет сутаны. На самом деле я очень нервничаю, первого друга выдаем замуж, событие-то волнительное, – Малик на секунду умолк. – Речей торжественных сегодня много, так что я не буду говорить длинных монологов. Просто хочу рассказать, как однажды утром Гарри приехал к нам в мастерскую на церковном фургоне и попросил проверить, почему в салоне пахнет жженым. Спасибо Лиаму, он догадался, что дело в сцеплении... Я хочу сказать, что семейная жизнь во многом похожа на машину. В ней каждая деталь должна быть на месте, – Зейн изобразил руками что-то больше похожее на птицу. – У Вас сейчас есть самое главное, двигатель и коробка передач. Надеюсь, что рано или поздно Вы обзаведетесь аккумулятором, подвеской, устроите их в школу, выучите, как полагается в колледже... Или не выучите, если дети будут очень похожи на Гарри, – гости вновь заулыбались. – В общем, берегите свою машину и, надеюсь, Вы доедете на ней прямо до горизонта. Пожалуй, такого от Зейна никто не ожидал, но он сказал именно это, а не что-то другое. На секунду все даже умолкли, и Гарри увидел волнение на его лице. Однако уже через мгновение его тепло приняли, и Зейн радостно помахал всем, делая глоток шампанского. Трогательные слова не закончились. Сестра Гарри мягко пожурила его и дала несколько советов, мама, еле сдерживая слезы, попросила их беречь друг друга. После заговорила Маура, пожелавшая им никогда не сдаваться и всегда оставался такими же улыбчивыми и влюбленными. Потом заговорил отец Хоран: он был краток, но его слова шли от самого сердца. И когда он сказал: «Благослови Вас бог», на душе у Гарри стало чуть теплее. Праздник проходил хорошо. Гости веселились и танцевали, новые связи появлялись, как подснежники. Вечер наступил незаметно, и пришло время для завершающего этапа праздника. Несколько минут на небе не унимался фейерверк, и, глядя на него, каждый из присутствующих затаил дыхание. Рука Найла крепко сжимала руку Гарри, огни рисовали на небе волшебные узоры. Это было красиво, и только для них. Гарри и Найл сели в фургон, к которому Джемма, Энн и Маура привязали башмак, и поехали в заранее снятый домик. Они собирались провести в нем около двух недель.