Пламя

– Анрио! Вы чудо! Ну хоть кто-то в этом сумасшедшем дворце играет в ломбр! – воскликнул король. – Ах, неужели, я нашёл вас? Вы не представляете, как тяжело мне приходилось все эти годы, когда вокруг не было толковых игроков... Это было ужасно! Но теперь небеса ниспослали мне вас, и, поверьте, теперь, дорогой мой друг, я никуда вас не отпущу. Новый король Наваррский действительно прекрасно овладел этой сложнейшей карточной игрой, в которой требовался недюжинный интеллект. От потери матери он отошёл достаточно быстро. Похоронив её, ещё толком не успев свыкнуться с новым титулом, он уже начинал налаживать связи. Хваткий, пронырливый, только излишне легкомысленный для протестанта. Ему бы больше подошёл французский двор с его интригами и сложностями. Всё это время молодого человека активно поддерживал Карл, который, кажется, в действительности стал ему другом. И в Анри король видел своего союзника. Весь двор, затаив дыхание, наблюдал за их общением. Гугеноты были в восторге, чего нельзя было сказать о католической знати. Почему Его Величество вдруг так проникся к этому мальчишке?! Это было непонятно, а также претило убеждениям многих. Между тем ещё одной темой для всеобщего обсуждения стала смерть Жанны. Её-то и обсуждали притаившиеся в оконной нише адмирал Колиньи и принц де Конде. Генрих де Конде был двоюродным братом и ближайшим другом Анри, но, тем не менее, характеры их кардинально различались. На фоне жизнерадостного остроумного короля Наваррского, принц всегда казался скромным, замкнутым, нерешительным. В силу юного возраста он постоянно смущался и нечасто осмеливался высказывать своё мнение. Но сейчас, в разговоре с Гаспаром, своим наставником, он не стеснялся выражать свои мысли: – Бог мой! – шёпотом говорил он. – Вы только что высказали предположение о том, что наша обожаемая королева, бывшая мне практически второй матерью, скончалась не от болезни, а насильственной смертью! – К сожалению, Ваше Высочество, я не мог этого не сказать, потому что уверен в том, что это было убийство. Ещё раз повторяю вам, Её Величество не была больна настолько, чтобы угаснуть за несколько дней. К тому же, для её умерщвления у многих были мотивы. И, кстати, вы не заметили, как поспешно её похоронили, не обратили внимания на приказ короля долго не выяснять причину смерти, ограничившись лишь простым спешным заявлением о якобы чахотке? Всё это наталкивает на мысли о преступлении, – Колиньи был взволнован и возмущён. – Да-да, – кивнул Конде, – всё это вы уже говорили. Но после вы предположили личность убийцы... Мне страшно это произносить! И страшно здесь находиться! – Не бойтесь, милый мой. Вы под моей защитой, защитой короля Наваррского и всех гугенотов. – Но вы предположили, – он сделал шёпот ещё тише, настолько, что он стал практически неслышным, – что убийца... это... это... – Королева-мать, – бесстрастно закончил за него старый вояка. – Да, я это предполагаю. И даже практически уверен. За кем идёт слава отравителя? Кому служит Рене Флорентиец? Кто останется безнаказанным? У кого, наконец, было больше всего мотивов? Всё ведёт к ней. Нет, теперь я совершенно точно уверен. – Но что же мы сделаем? Мы на их территории, практически заложники. У нас нет доказательств. К правосудию не воззвать! – Можно совершить его самим... – со страшным блеском в глазах промолвил Колиньи, да так, что Конде содрогнулся. Двое протестантов были очень неосторожны, решив обсудить всё прямо в салоне Екатерины. Они не знали, что стоят у стены, за которой находилась небольшая комната, в которой кто-то караулил... Шпионские сети флорентийки были очень изощрённы... Вскоре ей были доложены подробности того разговора. Произошло это уже к вечеру, когда она находилась в своих покоях. Выслав шпиона, королева принялась размышлять и ни к чему хорошему мысли её не приводили. Совершив отравление, она избавилась от опасного врага в лице Жанны, но не рассчитала, какую ярость это вызовет у адмирала. И теперь он стал в два раза опаснее. Протестанты, если он им всё расскажет, больше не будут на их стороне. А главное, они в Париже. То, что Валуа хотели обратить себе в плюс, обернулось огромным минусом. И впервые за долгое время королеве-матери стало страшно. Ей срочно нужна была помощь. Что делать? – повис такой банальный и неразрешимый вопрос. Даже Карл не поддержит её, если узнает, что она совершила. Единственный, кто, скорее всего, окажется на её стороне – герцог Анжуйский. Но что он сам может сделать? У него нет собственной армии, только королевская. Срочно нужен сильный союзник, тот, кто пойдёт против гугенотов, объединившись и с ней. И напрашивалось лишь одно имя... Призвать его обратно? Но ведь она же и выслала его. Он может принести вред! Однако в этой ситуации помощи приходилось ждать только от него. И вновь от флорентийки требовалось твёрдое решение. "Из двух зол надо выбирать меньшее", – подумалось ей. И она решила. Чётко поняла, что нужно делать. Другого выхода нет, случай крайний. Но для начала Екатерина захотела посветить в свои планы Генрике. Взяв колокольчик, она вызвала слугу и приказала найти принца. Благо, тот никуда не исчезал. Его разыскали на балконе, выходящем из тронного зала, там он стоял в задумчивости, устремив взгляд на сад. Когда ему сообщили, что его зовёт мать, Анжу поспешно направился к ней. Войдя в кабинет, он увидел, что она непривычно бледна, руки её дрожат. – Генрике... Дорогой мой, послушай, мне нужно кое-что тебе рассказать. Боюсь, я совершила нечто непоправимое, то, что мало кто смог бы мне простить. Конечно, я поступала лишь на благо Франции и ни о чём не жалею, но возникли некоторые проблемы... *** Вышел от матери герцог Анжуйский в поражённом состоянии. Убийство Жанны, догадливость Колиньи, необходимость вернуть Гиза – всё это не укладывалось в голове. Сначала он сокрушался, что мать не рассказала ему о своих планах на Д'Альбре. Ведь принц мог бы помочь ей провернуть всё так, чтобы невозможно было догадаться. Ему не верилось и в то, что Колиньи, этот простак, мог оказаться таким прозорливым, да ещё и посметь угрожать. И в конце разговора Генрике уже вовсю бушевал по поводу того, что Медичи хочет призвать ко двору Гиза. Это именно тот человек, которого ему хотелось бы видеть меньше всего. "Он всех нас погубит!" – восклицал Анжу, но в то же время понимал правоту королевы. Другого выхода и впрямь нет. Гарантировать им безопасность сейчас могут только католики. Приедет Гиз – они спасены. Нельзя думать о цене, которую придётся платить, иначе никак. Ушёл Генрике в смятённых чувствах... И надо же было, прямо недалеко от кабинета матери, ему повстречаться с Марго. Сразу же молодой человек нашёл ещё один минус возвращения герцога. – Постой! – окликнул он сестру, когда она, спешно пробормотав приветствия, собиралась прошмыгнуть дальше. – Куда ты постоянно убегаешь? – Я? – немного нервно отозвалась она. – Вовсе нет! С чего ты взял? – Ты меня избегаешь. – Совсем нет, и... – Перестань, – перебил её Генрике, приближаясь вплотную. Ему самому было неловко, но в тоже время постоянно хотелось оказываться рядом с ней. Марго была вынуждена отступать назад, пока не упёрлась в холодную стену. Его тёмные глаза смотрели внимательно, вкрадчиво. Несмотря на то, что сейчас отношения их были хорошими, она иногда побаивалась этого взгляда. К тому же, сейчас ситуация была более чем странная. – Ты избегаешь меня с того утра, как мы проснулись вместе, и произошёл тот конфуз. – Ошибаешься. Ничего такого я и не думала! – Марго отчаянно защищалась. Нельзя дать ему подумать что-то не то! Хотя, в действительности, она чувствовала смущение. И чисто интуитивно после того случая старалась не попадаться ему на глаза. Трудно было объяснить с чем это связано. Просто что-то не давало ей быть абсолютно спокойной. Тот его затуманенный взгляд, далеко не ото сна ставший таким, в чём она была уверена. Хриплый голос... Всё наводило на одну мысль. "Но не может же он..." – думалось ей. Но потом она вдруг внезапно поняла – а почему, собственно, нет?.. Она задала самой себе тот же вопрос. Если бы в её жизни не было Гиза, могла бы она... И, к своему ужасу, вдруг осознала, что, кажется, могла бы. Могла бы что-то почувствовать к брату, переступить черту. В ней течёт кровь и Валуа, и Медичи. Она могла бы всё. Но лучше не позволять себе об этом думать! А между тем он подходил всё ближе, уже стоял вплотную, она чувствовала его дыхание на своём лице. – Не надо, – прошептал он. – Не бойся меня, я ничего, вовсе ничего, не подумал. И ничего не было. И я не причиню тебе вреда. Ты моя любимая младшая сестра, так позволь же быть тебе братом, без недомолвок. – Конечно! Это моё сильнейшее желание. И, поверь, я абсолютно не думала ни о чём другом. У нас нет недосказанности. И принцесса легко поверила Генрике, поверила в то, что он говорит правду, в его душе ничего не скрыто. Она привыкла полностью доверять людям. Прямой взгляд, открытая улыбка – зная это выражение, герцог пришёл к уверенности, что она ничего не заподозрила. Не догадывалась, что сейчас его сердце бьётся в бешеном темпе и он не понимает, что происходит. Это было как-то неправильно, странно... Марго не смущало то, что он прижимает её к стене, их губы разделяет слишком маленькое состояние. Сейчас она показалась ему чертовски наивной. До такой степени, что стало стыдно. Поборов в себе желание её поцеловать, он осторожно коснулся губами её лба и поспешил отойти на пару шагов. Маргарита стояла и улыбалась. Ему вдруг подумалось, что стоит, наверное, рассказать ей о том, что скоро вернётся её любимый. Но при одной мысли об этом в сердце что-то кольнуло. Генрике промолчал. Такая чистая и прекрасная, неважно, что она когда-то спала с этим лотарингцем, сейчас сестра улыбалась только ему. Сколько бы мужчин её не коснулось, как бы легкомысленно она себя не вела – всё равно останется невинным ребёнком. И сейчас эта улыбка и лучистый взгляд принадлежали ему одному. Он не хотел делить этот миг с кем-то ещё. Странная одержимость ей, неизвестно откуда возникшая. Ложь... Слишком много лжи и мало правды. Анжу не осознавал куда падает... Хотя, наверное, ты привыкаешь, к тому что падаешь, когда ещё с подросткового возраста осознаёшь, что влюбился в родную сестру. *** Париж ликовал. Лувр страшился. На улицах кричали, во дворце висело напряжённое молчание. Народ радостно бегал, танцевал, а придворные лишь нервно толпились у окон. Герцог де Гиз въехал в город. Конечно, событие это вызвало фурор. И если его отъезд происходил под покровом ночи, тихо, без огласки, то возвращение было громким. На белом коне, в сопровождении блистающей свиты – он был похож на короля. Люди встречали его радостно, осыпали лепестками цветов. В этот день в народной любви к Генриху сомневаться не приходилось. А он принимал её как должное. Всё это с ужасом наблюдали король, королева-мать и принцы. – Что это значит? – шокированно прошептал Карл. – Послушай, мы решили, что он нам необходим. Мне доложили об угрозах Колиньи... – начала оправдываться Екатерина. Она неделю назад отправила письмо Гизу, в котором просила его вернуться ко двору. В красках она расписала ему последние события, даже намекнула на своё участие в кончине Жанны. Сейчас ей было даже стыдно вспоминать то послание. Королева умоляла его приехать, не отказываться от союза против протестантов, который она ему предлагала! Содрогаясь, мысленно флорентийка представляла презрительную усмешку дерзкого мальчишки, торжество в глазах. Эту ямочку на щеке, как у отца, и взгляд глаз-льдинок, будто говорящий: "Я ведь знаю, что вас всех здесь сильнее!" Написав письмо, Екатерина вовсе не догадывалась, что герцог решит вернуться с таким блеском. Даже прибытие Жанны, а затем Анри, не вызывало такого шума. Людям нужен был именно он – белокурый храбрый герцог, гордо восседающий на коне, обладающий лицом Аполлона, телом Геркулеса, голосом Орфея... Раздающий громкие обещания, очаровывающий дам и вдохновляющий юношей. Вот он – идеал. И никто не знает, что несёт этот человек за собой, сколько погубленных душ, обманутых сердец. Мрачнее тучи наблюдали за ним члены королевской семьи. В глазах герцога Анжуйского явно сверкало желание убить этого человека, тотчас же, как он войдёт в Лувр. Карл уже мысленно придумывал наказание, которое он понесёт, ведь король запретил ему сюда являться, и вызвали Гиза без его разрешения. А Франсуа про себя думал: "Господи... Что ещё здесь натворит этот безумный дурень?!" Младший принц настоящей ненависти к герцогу не испытывал, по большей части из-за того, что его любила Марго. А тот, кто нравится ей – обязательно был симпатичен и ему. Но в случае с Генрихом, Алансон был просто убеждён, что от него слишком много проблем, и лучше бы он не возвращался. Екатерина, угадав мысли сыновей, поспешила их прервать: – И не вздумайте причинять ему вред! – воскликнула она. – Он нужен нам живым. Слышите? Сейчас в его руках спасение всех нас и Франции! – Но матушка! – возмутился Карл. – Вы толком ничего не объяснили мне, я не знаю, что случилось, и каким опасностям мы подвергаемся. Вы сами призвали его ко двору, не спросив у меня. А сейчас запрещаете к нему прикасаться, хотя все помнят, за что он был изгнан. Он обесчестил нашу сестру, нанёс оскорбление семье! А вы утверждаете, что без него мы пропадём. В конце концов, я здесь король?! Генрике и Франсуа синхронно закатили глаза. Этот вопрос их брат задавал ещё с юного возраста, и всем, кроме него, было ясно, что ответ на него отрицательный. – Перестань вести себя, как ребёнок! – строго произнесла флорентийка. – Хочешь быть правителем – будь мужчиной. Сейчас не время спорить! Нам нужно объединяться. Сила Гизов в их сплочённости, значит, Валуа не должны им в этом уступать, чтобы они не растоптали нас. Если мы будем столь же сильны – нам нечего бояться. Карл затих, как пристыженный мальчишка. Между тем процессия оказалась перед воротами. Привратник поспешил почтительно распахнуть их, и герцог въехал на площадку перед Лувром, спешиваясь и отдавая приказания своим людям. И тут в голове Анжу и Алансона в одно и то же мгновение яркой вспышкой промелькнула одна и та же мысль: "Марго!" Оба, как по команде, не сговариваясь, ринулись прочь из комнаты. Карлу и Екатерине оставалось лишь проводить их недоуменным взглядом. Принцы добрались до комнаты Маргариты очень быстро. Резким движением Генрике распахнул дверь, и тотчас, прямо на пороге, братья столкнулись с сестрой. Глаза её горели радостью, нетерпением, каким-то неверием в собственное счастье. Видимо, она с ними встретилась, когда уже собиралась выходить из комнаты и бежать вниз. – Он вернулся! – возбуждённо выпалила она. – Боже мой! Он здесь. Он приехал ко мне. Я так ждала его, так ждала! И почему никто не предупредил меня, что он приезжает? – Маргарита сделала небольшую паузу, а затем, не дожидаясь ответа, затараторила. – Ах, хотя это, впрочем, совершенно не важно! Главное, что он здесь. Как же я счастлива! Я думала, не дождусь его, умру здесь от горя и тоски... Но он вернулся! Генрих за мной приехал, теперь мы всегда будем вместе! Кажется, ещё никогда такого счастья в глазах вечно радостной принцессы им не доводилось видеть. Она так восклицала, так судорожно что-то говорила. Кажется, человек вообще не может быть более счастливым, чем она в эти мгновения. – Вы ведь рады за меня, верно? Вам и не представить, какие чувства меня переполняют! Мне надо скорее бежать, увидеть его, поверить, наконец, что он здесь! Прежде чем кто-то успел хоть что-нибудь сделать, Марго бросилась к лестнице. И только в тот момент, когда она скрылась за поворотом, принцы, придя в себя, вдруг обнаружили присутствие друг друга. – А ты что здесь делаешь?! – недовольно спросил Генрике. – Этот же вопрос я хочу задать тебе, – процедил Франсуа. – Кажется, ты никогда не был особенно ей близок? – Ты многое пропустил, – хмыкнул он. – Не понимаю, с чего вдруг у тебя резко возникли тёплые родственные чувства? – А что, я не имею на них права? Перепалка могла бы набрать и большие обороты, если бы со стороны лестницы не послышались всхлипы. Позабыв обо всём, молодые люди тотчас бросились туда. На верхней ступеньке сидела Марго и плакала. Братья поспешно опустились с двух сторон около нее. – Что случилось? – Франсуа осторожно тронул девушку за плечо. – Я так была ослеплена радостью... Совсем забыла... – ей было тяжело говорить, потому что её душили слёзы. – Забыла, что он женился, оставил меня одну. Забыла, что полгода от него не было ни слуху, ни духу. А сейчас резко вспомнила. И не хочу больше его видеть. Генрих ведь вернулся не ко мне? – она повернула голову к Анжу и устремила на него глаза полные слёз. – Верно? – Ну что ты! – воскликнул Франсуа с другой стороны, сжимая её руку в своей. – Я уверен, что он любит тебя... Несмотря на то, что Алансонский не совсем поощрял избранника сестры, сейчас для него главным было, чтобы она обрела покой и прежнее счастье. А вот у Анжу мысли были совершенно другими. Он искренне считал, что Гиз ей только навредит. И полагал, что нужно уберечь её хотя бы на этот раз. – Боюсь, он приехал по просьбе нашей матушки. Они хотят заключить союз, ей нужна защита от Колиньи, – выпалил он на одном дыхании, зная, что делает Маргарите больно, но не в силах побороть свои убеждения и это непонятное давящее чувство в груди, когда он видел, как она о нем грезит, по нему скучает. Генрике не обращал внимания на обвиняющий взгляд Франсуа. "Что ты делаешь?!" – задавал немой вопрос младший брат. "То, что считаю нужным!" – так же, без слов отвечал старший. – Я так и знала, – вздохнула девушка, начиная успокаиваться. – Глупо было на что-то надеяться. В конце концов, я выхожу замуж, решение это уже принято, и его приезд вовсе ничего не меняет. С этими словами она поднялась на ноги и медленно пошла обратно к свои покоям. Братья хотели броситься за ней, но она жестом их остановила. – Спасибо вам, – Марго попыталась выдавить улыбку, – вы меня так поддерживаете. Это действительно важно для меня. Но сейчас мне нужно побыть одной... И она ушла, как уходила от них всегда. Либо к нему, либо сама по себе, но Марго никогда не оставалась, всегда проскальзывала, как золотой песок сквозь пальцы.