Бруклин, 1923г.
"- Ты надымил. - Прости…"
Сколько себя помнила, Тея обожала рисовать. Девушка делала это всегда, как только выдавалась свободная минутка. При себе у неё всегда был блокнот мелованной бумаги и пара-тройка исписанных и измусоленных грифельных карандашиков. Дядя периодически пополнял запас бумаги в блокнотике, заботливо складывая уже изрисованные листки себе в ящик стола. Тея не обращала внимания на пропавшие наброски, ей было гораздо важнее то, что освобождалось место для новых. А вот карандашики она замусоливала до последнего сантиметра пишущей поверхности и ничем не могла объяснить такой странной привязанности. Хотя Якоб также снабжал её всем необходимым, и девушка могла похвастать хорошим набором грифельных и акварельных карандашей, масляных красок, холстов и мольберта. Но нет. Блокнотик и огрызочки. И наброски. Тея зябко поёжилась. Выбираясь из дома для того, чтобы запечатлеть очередную понравившуюся ей витрину, девушка не подозревала, что проливной дождь загонит её под какой-то серый невзрачный балкон на битый час. Бежать домой было далеко, мокнуть и мочить почти законченный набросок не хотелось, поэтому Тея решила переждать. Дождь шумел всё сильнее. Совсем отчаявшись попасть домой сухой и не простывшей, Тея подпёрла голову рукой и откровенно заскучала. Ну не ливневую стену же ей рисовать, в самом деле… Внезапно слева от девушки из сплошной водной стены вышла девочка лет десяти. — Привет, — девчушка насквозь промокла и тряслась от холода. Отчего-то Тее стало не по себе. — Привет, — прохрипела девушка и прокашлялась, постаравшись взять себя в руки. — Ты одна здесь? — Да. Я… Кажется, я потерялась. С детской непосредственностью девчушка приблизилась к Тее и примостилась рядом, прижавшись сильнее и безмолвно прося тепла. — Вы не видели моего братика? — Не знаю, я много людей за сегодня видела, — Тея сбросила с себя остатки подозрительности. В конце концов, это всего лишь ребёнок. Ужасно замёрзший ребёнок, и к тому же напуганный. — Как выглядит твой брат? — Он… Он хороший. Очень хороший, — девочка запнулась, уткнувшись взглядом в брусчатку и сцепив ручки. — Мама не обрадуется, если он придёт один… — Погоди, я не об этом, я о внешности. Господи, да что я, ты продрогла вся, иди сюда, — Тея приглашающе развела руки, и девочка тут же с готовностью вскарабкалась ей на колени. — Он хороший… — повторила она глухо, как мантру. - Какой же он хороший, если умудрился потерять тебя? —усмехнулась Тея и тут же пожалела о сказанном. От рук девочки повеяло могильным холодом, её глаза, вмиг уставившиеся на девушку, заволокло синевой. От ужаса Тея забыла, как дышать, и лишь сильнее прижала к себе малышку. — Он не виноват. Я сама убежала. Не ругай его, — откуда столько силы в голосе? — Тшшш, — поджилки тряслись то ли от холода, то ли от ужаса, Тея уже не разбирала. Но ребёнку в её руках тоже явно было страшно. Зубы и когти у неё вроде не росли, а глаза… Ну мало ли, что может почудиться? — Договорились, сама. Так как, говоришь, тебя зовут, проказница? — Модести. Девчушка явно успокоилась и завозилась в её руках, устраиваясь удобнее. — Тея. Вот и познакомились. Девушка ободряюще провела пальцем по кончику носа Модести и приобняла её покрепче. Дождь всё не прекращался… — Давай договоримся. Пока ты согреваешься — рассказываешь мне то, что посчитаешь нужным, про братика. А самое главное — про то, где вы договорились встретиться, и где ты вообще живёшь. Потом мы поедим, и я провожу тебя, идёт? — Ты тоже хорошая, — Модести странно посмотрела на Тею, словно не слыша её ободряющего монолога. — Спасибо. Ну так что скажешь? — Покажи рисунки. Странная девочка. Многие на её месте уже тянули бы домой, бились в истерике, наплевав на ливень… — Я не очень хорошо, если честно… — Покажи. С этим ребёнком определённо трудно спорить. — Держи блокнот. Пока смотришь, я разверну бутерброды. И не спорь со мной! — Действительно, ну сколько можно?! Словно не слыша, Модести потянулась к блокноту. Зачарованно разглядывала наброски Теи, словно шедевры. Девушке снова стало не по себе. — Слушай, Мод... Девчушка странно дёрнулась и перевела взгляд на Тею, не убирая руки с блокнота. — Серьёзно, поешь. И согреешься быстрее, и мне хотя бы стыдно не будет перед твоими родителями и братиком, когда я приведу тебя к ним... — Вот он. Тея, переведя взгляд на блокнот, поперхнулась несказанными словами. Совершенно точно она знала, что не рисовала этого юношу, на наброске стоящего к ней полубоком в какой-то странной, покорной позе. — А говоришь, что не видела, — шёпот девочки прозвучал так укоризненно, что мигом вывел Тею из оцепенения. Но подходящих слов она так и не смогла подобрать. — А вот здесь он меня найдёт. Уже скоро, — Модести умиротворённо улыбнулась, перелистнув страницу блокнотика. На следующем наброске угадывался газетный киоск под табличкой с названием одной из улиц Нью-Йорка. — Нью-Йорк? Милая, а в Бруклин тебя как занесло? — Тея ощутила, как выдержка всё явственнее покидает её и машет рукой. Это нереально. Это происходит не с ней. Модести вдруг нахмурилась, поджала губы и заскулила. — Господи, да что такое… — Тея, уже не надеясь на конструктивный диалог с девочкой, прижала её к себе ещё крепче и, покачиваясь, запела что-то убаюкивающее. — Мама узнала, что Криденс пришёл один, ему опять попало… Братику опять плохо, а я уже бесполезна, — девочка зашлась в беззвучном плаче. «Тея, думай о том, что этого больше никто не видит». Девушка пыталась поочерёдно вспомнить все детские песенки, какими баловал её в своё время дядя, когда ощутила тепло на своих продрогших руках. Опустив взгляд, она икнула от удивления. Но страх перед этой странной девочкой уже прошёл. «Если бы она хотела мне навредить — давно бы это сделала». Из-под ладоней Модести струился рассеянный мягкий свет. Она медленно водила ими вверх-вниз по предплечьям Теи, посылая волны тепла. Словно почувствовав на себе пристальное внимание, девочка подняла взгляд, встретиласьь глазами с Теей и устало улыбнулась. — Братику этим я уже не помогу… А ты замёрзла. Не бойся, я не причиню вреда, ты хорошая… — Модести как-то сонно прикрыла глаза, покачнулась. Свет под ладонями замигал. — Эй! — Тея легонько потрясла девочку, от испуга рвано выдыхая. Не хватало ещё потерять такого светлого ребёнка, едва найдя. Вместо ответа девочка вцепилась в кисти Теи, и их словно обдало кипятком. Едва не вскрикнув, девушка отдёрнула руки. И с опозданием поняла, что вес на её коленях куда-то делся. ...ощущая, как тугой обруч страха и жалости начал сжиматься где-то внутри, девушка обхватила себя руками и тихо застонала… … в приюте «Вторых Салемцев» остановились часы. … заходясь в яростном вопле, сметая всё на своём пути, в Нью-Йорке металось чёрное зарево. Криденс нашёл сестру.Бруклин, 1925г.
ты таких как я ешь с ножа, без вилки но так важно ли это, если ты в моей футболке если боль пульсирует у меня в затылке и с твоим уходом больше не умолкнет… (c)
Этот день определённо не претендовал на нормальность по меркам Теи. Стремясь предупредить дядю, она и не подозревала, что дальше этот непутёвый увалень втянет их обоих в такой водоворот, из которого девушка до сих пор не может выбраться. Да и не горит желанием. Мостовая перед их домом могла похвастаться своей идеальностью. Камешек к камешку, словно и не было утреннего происшествия. Лицо Теи вытянулось в который раз за день. Якоб только добродушно похохотал над «выдумщицей-племянницей» и потянул девушку в дом, на всякий случай оглядев стены на предмет повреждений. — Дядя! Ну расскажи хоть что-нибудь, я же вижу, на тебе лица нет! — Тея присела рядом с Якобом. Кровать мистера Ковальски натужно скрипнула. — Если в скором времени мы не закупим тебе новую кровать — переедешь в мою комнату. Я и на полу посплю. Девушка грозно сдвинула брови. Дядя в ответ лишь слабо улыбнулся и потрепал любимую племянницу по коротким волосам, вызвав бурю негодования и расплываясь в ещё большей улыбке. — Милая моя Тея, в ближайшем будущем я вряд ли смогу позволить себе приобрести даже стул. Так что спасибо за заботу, конечно, но я просто урежу твоё жалование булочками, и моя кровать будет цела. А то что-то вы располнели, мисс! — Ээй! Ну как можно было воспринимать его всерьёз? — Дядя, у тебя замок на чемодане сломан, — девушка легко щёлкнула пальцем по механизму, возвращая замочек на место, и переместилась к столу Якоба. — Ты ещё хранишь мои старые наброски? — Странный вопрос. Да, конечно, в первом ящике стола. И там же чистая бумага. — Дядя… — Тея, это не обсуждается. А почему ты вдруг вспомнила? Ты же к ним никогда не возвращалась. — Да так. Встретила сегодня одного человека, показался смутно знакомым. Девушка перебирала бумажки в столе Якоба и что-то тихо напевала, когда, наконец, наткнулась на искомый рисунок. Юноша вполоборота, потупленный взгляд… Не хватает только шляпы. Внезапно раздался щелчок, пронзительный писк, и мимо Теи прошмыгнула какая-то странная крыса-переросток. Следом весь дом сотряс дикий рёв. — Ложись! — заорал Якоб. Из чемодана, до того спокойно лежавшего на кушетке, показалась клювастая голова, стремительно увеличивающаяся в размерах. Тея осознала, что на неё смотрит огромных размеров янтарный глаз, когда чудовище, огласив дом пронзительным клёкотом, проломило стену и устремилось наружу, в грязно-кирпичные дебри бруклинских улиц. Девушка забилась за шкаф, стараясь сжаться покомпактнее и сделаться как можно менее заметной. Её мало волновал вопрос, как в маленьком чемодане дяди поместился исполинский птицеящер. Заботило другое. Чем нынче лечат в доме для душевнобольных? Сколько её там продержат? И означает ли ли дядин крик, что коллективные галлюцинации существуют? Злобный писк вырвал Тею из оцепенения. Осторожно выглянув, она обнаружила, что Якоб борется с той самой странной крысой. Преимущество явно было на стороне последней: животное успело здорово покусать мужчину за шею и теперь тянулось для контрольного укуса. — Дядя! — Тея рванулась, схватила голокожее нечто за хвост и попыталась оттащить. — Да отцепись ты, чудище! Не настроенная на диалог и возмущённая бесцеремонным обращением, крыса резво развернулась, готовая атаковать нового врага. — Депульсо! «Де-что?» — пронеслось в голове у девушки одновременно с яркой белой вспышкой перед глазами, а в следующий момент она больно врезалась спиной в противоположную стену. В другом углу комнаты, чудом не ухнув в зияющую в стене дыру, пытался прийти в себя Якоб. А посреди их разгромленного жилища стоял растрёпанный рыжеволосый мужчина и всеми силами пытался запихнуть упирающуюся крысу обратно в чемодан дядюшки. — Горегубка, — объяснил он, ощутив на себе пристальное внимание девушки. — Они совершенно не опасны, только вот… — незнакомец с сомнением оглянулся на Якоба, напевающего какой-то незамысловатый мотивчик, — очень задиристы. Я Ньют, кстати. Прошу прощения, я здесь всё поправлю, — криво улыбнувшись, мужчина как-то неловко развернулся к разрушенной стене. «Дезинсектор из него посмелее…» Тея сползла на пол. Она уже не удивлялась ни странным мыслям в голове, ни палочке в руках рыжеволосого, ни самовосстанавливающимся разрушениям. … да, этот день определённо не претендовал на нормальность… *** Как ему хотелось пинком открыть дверь, разнести всё вокруг себя к чёртовой матери, да просто что-нибудь ударить… Но каждодневная муштра берёт своё, и Криденс лишь обессиленно садится на кровать. Он пришёл домой раньше, есть время позволить себе крохотную поблажку, пока дома нет главных надсмотрщиков. Парень кинул печальный взгляд на койку напротив, идеально заправленную. Он окончательно перебрался в комнату сестры совсем недавно, невнятно объяснив матери причину своего решения. Вытерпев неделю побоев, Криденс упрямо оставался там на ночь, и Мэри Лу в конце концов махнула рукой. Ей нужна была его помощь, а после её наказаний юноша на несколько дней становился бесполезным. Выгнать его не представлялось возможным — это бы ещё больше очернило репутацию «Салемцев». Мэри Лу была неглупа, поэтому на время оставила Криденса в относительном покое, просто урезав выдаваемый ему паёк. Парню же всё чаще хотелось, чтобы его просто забили до смерти. Каким-то чудом он самостоятельно вставал на ноги после всего пережитого. Криденс не питал иллюзий по поводу помощи Всевышнего, он вообще отрёкся от какой бы то ни было веры. Того, что должно было впитаться с молоком матери, Криденс не помнил. То, что им каждый день то тихим шёпотом, то громким криком и порками доносила Мэри Лу, выносилось из детских мозгов на бездоказательной основе. То, что ему говорил мистер Грейвз… Криденс верил этому человеку. Верил, что когда-нибудь этот ад на земле для него закончится. Магия, продемонстрированная Грейвзом на свежих шрамах юноши, свернула огромный камень с души — ему помогут. Помогут протянуть ещё немного. И тут же колючка впилась в сердце, напомнив о таких же способностях сестрёнки. Большего Криденс знать не хотел. А потом, узнав о намерениях волшебника, он понял, что пропал. Единственным ребёнком, которого мог искать Грейвз, была его Модести. Малодушно подумав, что, узнав о её гибели, мужчина отвернётся от него, Криденс не выдержал и в бессильной ярости ударил кулаком в стену. — Где же вы были раньше, чёрт бы вас всех побрал! Внизу послышались шаги. Уняв дрожь, юноша постарался дышать ровнее и обернулся к двери в комнату. — Криденс, — вошедшая в комнату Мэри Лу окинула его безразличным взглядом. — Собирайся. Вечером ты едешь в Бруклин. — Н-но… Сегодня он надеялся раздавать листовки у Центрального парка, прогуливающиеся там люди не отличались такой злобой, как в рабочих кварталах Бруклина. — Никаких возражений, Криденс. Я не могу отправить туда Честити. — Да, мэм… Не отрывая взгляда от туфель Мэри Лу, Криденс поплёлся за ней вниз, чтобы получить листовки и деньги на проезд. Бруклин… Практически всегда он возвращался оттуда в ссадинах и синяках, весь дёрганый, и молчал потом по нескольку дней. Но возвращался неизменно вовремя. Видимо, отправляя пасынка в этот район, Мэри Лу надеялась, что однажды он вовсе не вернётся.