Наполеон (the napoleon)

Атмосфера в такси до того напряжённая, что это замечает даже таксист и делает радио погромче в бесплодной попытке разбить тишину. Шерлок прижимается к двери, стараясь оказаться так далеко от Джона, как только возможно на заднем сиденье автомобиля, и пытается не вспоминать, как близко они только что были. Он всё ещё чувствует жар ладоней Джона на своих бёдрах: призрачное ощущение на коже, поддразнивание, и искушение, и мука. Пятнадцатиминутная поездка до Кинсингтона длится, кажется, пятнадцать лет, и Шерлок просто хочет, чтобы эта ночь закончилась. * Такси останавливается на расстоянии нескольких домов до места преступления, возле огороженного полицией участка. Шерлок мгновенно выпрыгивает наружу, и Джон следует за ним со взмокшими от напряжения ладонями и возрастающим ощущением ужаса, который с успехом заполняет неловкое молчание между ними. По крайней мере он не оставил меня позади, думает Джон, следуя за Шерлоком сквозь рой полицейских. Это должно ведь что-то значить, правда? – Шерлок, Джон, сюда! – кричит им Лестрад от входной двери последнего в ряду шикарных домов на этой улице и машет чем-то, до крайности похожим на ковбойскую шляпу. Под его обычным плащом цвета хаки просматриваются потёртые джинсы с замшевыми чапами и отделанный бахромой жилет поверх клетчатой рубашки. – Ну слава богу, вы не торопились, – он поднимает брови, увидев костюм Шерлока. – А ты кого из себя представляешь? – Я представляю из себя человека, помогающего тебе раскрыть убийство, – фыркает Шерлок, поднимаясь по крыльцу, и умудряясь сохранять свой надменный вид несмотря на оборки и пряжки. – Где тело? Лестрад указывает внутрь и на второй этаж, и Шерлок проходит, задев его плечом и не говоря ни слова. – Ну, похоже, он не в настроении, – пыхтит Лестрад, с сочувствием глядя на Джона. – Должно быть, вы были на нефиговой вечеринке. Он настаивал, что занят. Мне пришлось подкупить его, чтобы он сюда приехал. Джон смотрит на него, пытаясь придумать ответ, и чувствует, как маленькие проблески недоверчивой надежды загораются у него в груди. Если Шерлок сказал, что он занят, когда он просто был с Джоном, когда он только что был на танцполе с Джоном, если он не хотел покидать эту вечеринку, если Лестрад предложил ему убийство и Шерлока пришлось подкупать, чтобы он за него взялся, – это определённо хороший признак, верно? Но, конечно, Джон не может сказать ничего такого Лестраду, так что вместо этого он произносит: – Судя по твоему виду, ты и сам был на такой вечеринке. Кто ты? Шериф вне закона? – Этим вечером просто вне закона, – отвечает Лестрад. – Билли Кид. Жена мне привезет скоро одежду на смену. – Нет, она с учителем физкультуры, – кричит Шерлок изнутри. Лестрад чертыхается. – Ты идёшь? Я думал, ты сказал, что это срочно. И внезапно Джон снова в нетерпеливом предвкушении расследования, в нетерпеливом ожидании приключения, чтобы снова быть подле Шерлока, показать Шерлоку, что они всё ещё команда, чем бы ещё они друг для друга ни были. Свежий всплеск адреналина разливается по его венам, и он следует за Лестрадом в чистую прихожую и смотрит наверх, на широкую лестницу, где Шерлок, наполовину свесившийся через полированные деревянные перила, похоже, чувствует себя совершенно свободно в этом шикарном доме и в этом своём шикарном костюме, и Джон не может подавить ухмылку. Ты не хотел покидать танцпол, да? – думает Джон, позволяя лёгкой ленивой улыбке поселиться на своих губах и, похоже, напряженные уголки рта Шерлока тоже расслабляются. Я всё не так понял. Ты хотел остаться там со мной. – Иду, – кричит Джон, и машет Шерлоку рукой, и видит, как на лице Шерлока появляется легкая нерешительная улыбка, а потом он исчезает из вида, растворяясь в глубине дома. * В спальне полный бардак: незастеленная кровать со сползающими простынями, одежда разбросана по всему полу, а тело жертвы, покрытое кровью, лежит, нелепо привалившись к стене за туалетным столиком. Электронные часы возле кровати мигают, неизменно показывая три пятнадцать. Шерлок стоит посреди всего этого с напряженным выражением лица, как будто решает систему очень сложных уравнений. Когда Джон входит, глаза Шерлока дёргаются в его направлении – почти незаметное движение, но для Джона это говорит о многом. Шерлок ждет Джона, чтобы посмотреть, что тот сделает, чтобы увидеть, пойдёт ли тот за ним. Разумеется, Джон пойдёт. Даже если бы Шерлок умчался прочь с танцпола в порыве азарта, он всё равно бы пошёл. Даже если Шерлок никогда больше не поднимет тему о том, что случилось там, даже если Шерлок будет держать дистанцию, даже если он даст ясно понять, что он не хочет ничего сверх того, что у них уже есть. Пока Шерлок не скажет Джону уйти, Джон будет следовать за ним. Но это другая история, и рассказана она будет в своё время, а прямо сейчас на полу лежит мёртвое тело, и они здесь, чтобы понять – почему. Джон скользит мимо Шерлока и встаёт на колени возле головы жертвы, с щелчком натягивает перчатки, которые он выцепил у шедшего мимо полицейского и поправляет кожаную кобуру, которая всё еще прикреплена к его бедру. – Женщина, далеко за сорок, скорее около пятидесяти, – излагает он. Позади него Шерлок одобрительно мычит. – Несколько ножевых ранений в области живота. Должно быть, она сидела здесь и упала со стула, когда подверглась атаке. На руках нет серьёзных ран, полученных в процессе защиты. Должно быть, он застал её врасплох. – Значит, жертва доверяла своему убийце, – говорит Лестрад. – Кому-то, с кем она делила постель, судя по беспорядку. – Нет… я так не думаю, – не соглашается Джон, осторожно поднимая полу халата жертвы, чтобы рассмотреть её живот. – Я думаю, комната уже была в таком состоянии, когда убийца пришёл сюда. Посмотри сюда, на раны – нанесены твёрдой рукой. Чистые края. Конечно, использовали очень острый инструмент, но здесь были продуманные движения ножом внутрь и наружу, а не кромсание плоти. Самые аккуратные ножевые ранения, что я видел, это точно. – И очень мало брызг крови, – добавляет Шерлок, приседая, чтобы изучить ковёр. – Уверенная рука, не паникующая. Интимность подразумевает страсть обычно, но это… это практически деловая операция. – Интимные отношения могут быть деловой операцией, – начинает спорить Лестрад. Джон встаёт, отключаясь от разговора, и снова оглядывает комнату. Что-то в туалетном столике, в положении табурета кажется ему странным, почти знакомым. Он возвращается к двери спальни и рассматривает оттуда кровать и туалетный столик в углу комнаты. Потом делает шаг внутрь, ближе к столику, и его ошеломляет чувство дежа-вю. – Постойте, – тихо произносит он, – подождите. Шерлок выбрасывает руку в направлении Лестрада, останавливая его на полуслове, и пристально смотрит на Джона. – Что ты видишь? – Я не уверен, – качает Джон головой, пытаясь прочистить мысли, – мне, должно быть, мерещится. – Тебе никогда не мерещится, – Шерлок подходит ближе, блокируя обзор на тело, на кровать, на Лестрада, стоящего с недоумённым видом в углу. – Ты бы не сказал этого, если бы что-то не увидел. Он дальше, чем был во время танца, но всё равно ближе, чем в любой момент с тех пор как они покинули паб, он полностью сосредоточен на Джоне, и пьянящее осознание того, что Шерлок совсем не хотел покидать вечеринку, бодрит и отвлекает. Джону интересно, будет ли у них ещё момент, подобный тому - на танцполе: то слаженное движение, и они оба знают, что сейчас произойдёт и не отклоняются... или вместо этого они застрянут здесь, стоя слишком близко друг к другу на местах преступлений и наблюдая за каждым упущенным шансом. Сфокусируйся. Джон сглатывает и закрывает глаза, реконструируя в воображении место преступления, заменяя обои с золотыми полосами более строгими, а роскошную кровать чем-то попроще и накрывая её тонкими простынями. Это кажется невозможным, и, тем не менее, это оно: бесспорно то же самое. – Я узнаю эту сцену, – наконец произносит он, открывая глаза. – Это первое убийство в «Хэллоуин». – Шерлок хмурит брови. – Нет, я имею в виду фильм. С Майклом Майерсом? Убийца в той ужасной маске капитана Кирка? С другого конца комнаты доносится стон Лестрада. – Нет, нет, не может быть. – Ты захочешь проверить, не пропал ли нож из кухни, -– говорит Джон, с возрастающей уверенностью, когда Шерлок оборачивается к комнате, что позволяет Джону ещё раз рассмотреть все детали. – Но эта кровать, туалетный столик, и у неё всего четыре или пять ножевых ранений – в фильме это почти смешно, но это – я уверен, что это именно оно. – Отлично, – с сарказмом произносит Лестрад, – чертовски великолепно. Ты говоришь мне, что у меня тут какой-то ненормальный подросток с фетишем на подражание убийствам? – Нет, – немедленно возражает Шерлок, – нет, я думаю, у тебя на руках что-то гораздо более опасное. Лестрад, убийца не обустраивал сцену преступления, он пришёл на неё. Они нашли кого-то, чья спальня уже выглядела таким образом. Это было намеренно, было срежиссировано. Это требовало планирования. – Хорошо, у меня тут ненормальный подросток-аккуратист с фетишем на подражание убийствам. – Нет, заткнись. Джон, помнишь того человека на вечеринке? Наполеона? Джон кивает. Он танцевал, оглянулся и увидел Шерлока – не съёжившегося (Шерлок не съёживается), но неуютно себя чувствующего. Может быть, никто другой не признал бы это выражение, но Джон – Джон узнал его, как только увидел, потому что никогда не видел его у Шерлока раньше: страх. – Ты сказал, он говорил с тобой о смерти. – Он говорил о слэшерных фильмах, в частности сказал, что слэшерные фильмы намного интереснее танцев, он сказал… оу. – Шерлок крутнулся на месте, встречаясь взглядом с Джоном. – Он назвал меня по имени. «Ты ведь знаешь всё о крови и останках, правда, Шерлок?» Он знал меня, но я не знаю его, я не понял… Джон уже в дверях, понимание пронзает его паникой через всё нутро. – Значит, он был там, потому что знал, что ты будешь там. Это направлено на тебя. Ты – цель. Мы должны вернуться и выяснить кто, чёрт побери, это был. – Притормози, – кричит Лестрад вслед, когда Джон и Шерлок слетают по лестнице. – Что ты имел в виду, «направлено на тебя»? – Он хотел, чтобы я знал, что это был он, – кричит Шерлок в ответ. – Он хотел моего внимания. – Он определённо его получил, – бурчит Джон себе под нос, когда повторяет за Шерлоком безумный рывок к двери, вниз по крыльцу, назад к главной дороге, чтобы найти другое такси. Такое ощущение, как будто вечер включили на обратную перемотку, и неловкое напряжение между ними рассасывается по мере того, как привычное ощущение от расследования охватывает их, устремляющихся обратно на вечеринку, на танцпол, оставленный так бесцеремонно. Как будто место преступления было всего лишь интерлюдией, и музыка снова начинает играть, и они оба готовы снова двигаться вместе. – Но, готов поспорить, что он пожалеет об этом ещё до наступления утра. * Как и ожидалось, вечеринка продолжила набирать обороты: ещё больше тел теснится в зале паба, дым тяжело висит над головами, собирая отблески голубого и красного неонового света и отражая их обратно в толпу. Шерлок-на-расследовании гораздо более уверенный в себе, чем Шерлок-пытающийся-быть-общительным и Джон смотрит на него с приливом нежности, когда тот легко ныряет обратно в вечеринку, настолько естественно уверенный в себе в своей целеустремлённой миссии идентифицировать Наполеона и решить дело, что ему даже не приходит в голову нервничать как прежде. Он любит такого Шерлока: дерзкого и самоуверенного, бросающегося в бой без следа сомнений в себе. Неисчерпаемое мужество бьёт ключом, рождаясь в той мягкой, крохотной беззащитности, которую Джон до сих пор иногда замечает краем глаза – пережиток того прошлого, когда Шерлока называли по-разному, но никогда потрясающим. Джон старается называть его потрясающим как можно чаще. Они находят Стемфорда за столом возле барной стойки, – краснолицего, весёлого, одетого в белую тогу с длинной фиолетовой полосой по всей длине куска ткани, переброшенного через плечо. Шерлок хмурится и делает глубокий вздох, но Джон успевает пихнуть его локтём, пока тот не начал критиковать историческое несоответствие костюма. Шерлок хмурит брови ещё сильнее, но единственное что он произносит (пусть и с несколько усиленным акцентом частной школы против обычного): «Вечер, Стемфорд». Джон с трудом подавляет смех. – Шерлок! – восклицает Майк, завидев их. Он, очевидно, весьма пьян, и его обычный спокойный профессионализм уступил место той гораздо более шумливой личности, которую Джон знал в универе. Он хлопает их обоих по плечам. – И Хан Соло, тоже, привет! Вы уже раскрыли преступление? Снова спасли вселенную? – Вообще-то, всё ещё работаем над этим, – небрежно отвечает Джон с залихватской ухмылкой, не желая поднимать панику. Рядом с ним Шерлок нетерпеливо теребит свои манжеты. – Слушай, ты не знаешь, тут недавно был парень, одетый как Наполеон, ты его видел? Майк смеётся и изображает на лице глубокие раздумья. – Наполеон? Он помогает вам двоим? – Хорошо подумай, – влезает в разговор намного более серьёзный Шерлок. – Он темноволосый, темноглазый, у него небольшой акцент. Ты не знаком с ним, но готов поспорить, что у него был хороший повод, чтобы здесь находиться. Двууголка, эполеты, декоративные медали? Ты бы почувствовал к нему неприязнь, даже не зная почему. – Ага, – говорит Майк, немного опешив от жёсткого напора Шерлока. Он переводит взгляд с одного на другого, и его весёлость превращается в замешательство. – Ага, он пришёл с Молли, она в этом как-то замешана? В чём вообще проблема? Шерлок игнорирует его обеспокоенность. – Молли? Молли Хупер? Она ещё здесь? – Да, конечно. Думаю, я только что видел её около бара минуту или две назад, она одета в какие-то старинные латы. Тот парень, правда, он был… перевозбуждённый, что ли. Показался мне странным. Послушай, тут что-то происходит? – Нет, – уверяет его Джон, когда Шерлок, резко развернувшись, ввинчивается обратно в толпу, по всей видимости, в поисках Молли Хупер. – Не думаю, что он создаст сегодня дополнительных проблем. – Он быстро прощается, и к тому времени как он, вытянув шею, начинает выглядывать Шерлока в толпе, Майк уже вернулся к пиву и смеху, позабыв все тревоги. * Электронный ритм музыки стал уже привычным, и Шерлок задумывается ненадолго, останется ли он в его воспоминаниях близким, почти интимным, или холодным и равнодушным. Будет ли ему при звуках этой музыки вспоминаться Джон, прижавшийся к нему так близко, будет ли его преследовать призрак дыхания Джона на своих губах каждый раз, как он будет смотреть на танцпол. Он смотрит на танцпол сейчас, тот же самый танцпол, на котором они с Джоном были всего пару часов назад, двигались вместе, придвигались всё ближе и даже свежего расследования недостаточно, чтобы смягчить боль воспоминания: Джон приближается, Джон отшатывается. Выражение шока и стыда на лице Джона. Но Джон не оставил его, и Шерлок цепляется за это, впивается в эту мысль ногтями. Джон последовал за ним на место преступления, последовал обратно сюда, даже улыбнулся раз или два. Все в порядке, говорит ему Джон. Мы в порядке. Он бы хотел в это поверить. Так это и начнётся: в порядке. Потом это превратится в доброту, и Шерлок не думает, что сможет вынести это. Джон, старающийся ходить на свидания тайком, вместо того, чтобы просто объявлять, куда он уходит (как он всегда делал раньше), или закрывающийся с телефоном в прихожей (провод туго натянут между телефоном и трубкой там, где он защемился между дверью и притолокой), потому что так добрее – не пихать это Шерлоку в лицо, не выставлять напоказ. И затем, в итоге, это закончится отторжением, и всё уже началось и закончилось здесь, на этом танцполе, под тяжелый ритм синтезаторов какой-то поп-песни. Молли Хупер и сама сейчас на танцполе, по всей видимости, поменяв Наполеона на широкоплечего Чингиз-хана. Шерлок меняет курс и направляется к ним, привлекая её внимание, положив руку на покрытое серыми пластмассовыми латами плечо. – Молли, могу я тебя забрать на минуту? – Чингиз-хану, который практически оскалился, он говорит – не беспокойся, я верну её прямо тебе в руки. – И он отводит её к стене зала. – Привет, Шерлок, – смущённо здоровается Молли. – Что происходит? Джон находит их там, появившись незаметно, и мельком улыбается Молли. – Всё нормально, – говорит он, – мы просто ищем парня, с которым ты сегодня пришла, тот, который нарядился Наполеоном? Молли переводит взгляд с Джона на Шерлока и обратно, пытаясь решить, стоит ли ей включать подозрительность. – Да, – отвечает она, – Джим. Вообще-то я не очень хорошо его знаю, он просто знакомый по работе. Он айтишник в Бартсе. Знаешь, Джон, он читает твою колонку в том детективном журнале, как его? "Состав Преступления"? Мы все ждём следующего выпуска. – А, спасибо, – благодарит Джон с искренней улыбкой, – следующий выпуск хороший, тебе понравится, там про то дело с восковыми фигурами, которое у нас было три месяца назад и... Шерлок отключается от них, отвлекшись и потерявшись на мгновение, когда его мысли скользят прочь от расследования. Ну разумеется - колонка в «Составе Преступления» посвящена ему, ему и Джону вместе, раскрывающим преступления как те детективы в плащах из фильмов-нуар, пропитанные цинизмом и сигаретным дымом. Художественная обработка их расследований иногда страдает неточностью, но когда Шерлок читает эти рассказы, с Джоном, сидящим напротив и записывающим следующую историю, эта неточность кажется скорее защитой той реальности, которая у них есть в 221Б: тепла и уюта и общего пространства, общей жизни. Если Джон оставит его, то очевидно, ему не о чём будет писать. Не будет ни приключений, ни уютных тихих вечеров дома. Будет только работа. Работа – это то, что было у Шерлока до Джона. Этого было недостаточно. Шерлок встряхивается, пытаясь избавиться от этой мысли. Расследование ещё даже не закончено. Он забегает слишком далеко вперёд, строя теории, но не обладая полнотой фактов. Он заставляет себя снова настроиться на разговор. – Он был очень воодушевлён, когда услышал, что ты будешь здесь сегодня вечером, – рассказывает Молли Джону. – И Шерлок, разумеется. Ты с ним познакомился? Он действительно надеялся, что ты будешь здесь. Подождите… он в порядке? – Совпадений не бывает, – бормочет Шерлок Джону. – Молли, ты знаешь, где он сейчас? – Ох. Эм, я не знаю, на самом деле. Он сказал, что должен появиться на ещё одной вечеринке, где-то рядом со станцией Ватерлоо. Он всё время шутил об этом. Наполеон, Ватерлоо. – Она издаёт слабый нервный смешок. – То есть, с ним всё в порядке? Станция Ватерлоо. Линии: Бейкелоо, Северная, Юбилейная и Ватерлоо Сити. Национальная Железная Дорога. Встреть меня под часами. Waterloo Sunset, West End Girls. Здание «Shell UK». – У нас нет оснований полагать, что это не так, – правдиво отвечает Джон, обходя тот факт, что её спутник, скорее всего, является убийцей. – Ты знаешь, где он живёт? Его фамилию? Что-нибудь ещё можешь рассказать нам о нём? 1815 год и Сто Дней. Седьмая Коалиция – Нидерланды – «Для Франции вся эта равнина – усыпальница». – Его фамилия… Морстан? Моран? Мор… что-то. Извини, если честно, я его не очень хорошо знаю. Вся эта равнина – усыпальница. – Хорошо, спасибо, Молли. Хорошая броня, кстати. «Ты ведь знаешь всё о крови и останках, правда, Шерлок? Или тебе нужен быстрый урок?» Молли усмехается и касается пластикового меча на боку. – Моя семья из Франции, – поясняет она, краснея. – Я – Жанна Д’Арк. – И Чингиз-хан ждёт тебя, – отвечает Шерлок, обрывая беседу. Жанна Д’Арк и Наполеон. Святая и император. Это важно, думает Шерлок. Это символично – использовать её, ввести в заблуждение и бросить. Наполеоновские амбиции – возможно, но не французский дух. Его цели будут схожи, но не будут совпадать: власть и господство, но не во имя хоть чего-то святого. – Ничего хорошего не выйдет из Наполеона рядом с Ватерлоо, – говорит Джон. – Я думаю, нам нужно снова связаться с Лестрадом. * Вместе они теснятся в кабинете управляющего. Шерлок звонит в Новый Скотланд Ярд и оставляет сообщение для Лестрада с просьбой перезвонить ему на номер Стемфорда, но им нужно подождать, пока он не перезвонит, чтобы рассказать ему, куда они направляются, что нужно искать, понять, какую информацию они могут найти о Джиме из IT в больнице Бартсе. Джон, отсутствующий и рассеянный, тяжело опирается на косяк, прислушиваясь к звукам вечеринки, доносящимся с другого конца коридора. Шерлок не включает в кабинете свет и тяжело опирается на противоположную стену, и они тут только вдвоём – стоящие в полумраке, на паузе, – и Джон ломает голову в поисках предлога, чтобы зайти внутрь, спросить о том моменте на танцполе, о взятке, которую Лестраду, по всей видимости, пришлось пообещать, но он не может. Он не может просить Шерлока сосредоточиться на чём-либо кроме расследования. Потом Шерлок поднимает взгляд, – его бледные глаза просто потрясающие в темноте, – и говорит: – Мне жаль, что это разрушило твой вечер. Я знаю, у тебя были планы на сегодня. Это, несомненно, самые искренние извинения, которые Шерлок когда-либо приносил, и какое-то время Джон может лишь пялиться на него. – Были, – наконец признаёт он. – Но мне всегда нравится принимать участие в твоём расследовании, Шерлок. Это то, что мы делаем, да? Мы партнёры в этом. Шерлок смотрит на него через всю комнату, как будто пытается решить, искренен он или нет. – Мы хорошие партнёры, – говорит он, немного нерешительно, как будто пытается выдавить из себя эти слова, прежде чем лишится смелости. – Я… лучше. Когда ты со мной. Джон чувствует, как начинают полыхать его щёки, и, улыбаясь, наклоняет голову в кратком приступе смущения. – Я рад быть с тобой. Он поднимает взгляд. Даже в полумраке крохотной комнатки можно разглядеть, как на скулах Шерлока в свою очередь разгорается румянец, так что он решает продвинуться ещё чуть-чуть и добавляет: – И ты, эм… Ты выглядишь очень хорошо в этом наряде. Шейный платок. Он... очень идёт тебе. Знаешь, здесь немного сбилось, позволь мне… И он отталкивается от косяка, тянется к Шерлоку, и тот не отстраняется. Джон подходит вплотную и поправляет обеими руками узел на шейном платке и, распрямляя ткань, задевает горячую кожу шеи Шерлока. Он чувствует, как Шерлок сглатывает. – Ты напишешь об этом? – тихо спрашивает Шерлок. – Когда будешь описывать расследование. Я имею в виду костюмы. Нет, он не имеет, думает Джон. Он совершенно не имеет в виду костюмы. Он имеет в виду совершенно другое – то тайное, пьянящее, ещё невысказанное, то исчезнувшее между ними расстояние. Джон пишет приключенческие рассказы о настоящих расследованиях. Шерлок спрашивает его, может ли он написать любовный роман. Руки Джона всё ещё медлят. Он не способен оторвать их. Большой палец поглаживает шею над кромкой льна, и это безошибочно преднамеренное действие. Кажется, будто комната уменьшается, прижимая их друг к другу, и Джон думает, если не сейчас, то когда? – Шерлок, – начинает он. Между их телами всё ещё остаётся пара сантиметров, но с тем же успехом их может и не быть. – Думаю, я должен кое-что сказать. Звонит телефон. На этот раз Джон не отстраняется. * В течение долгой секунды Шерлок не двигается, всматриваясь в Джона, отделённого от него лишь крохотным расстоянием. Джон всматривается в него в ответ. В воздухе, кажется, скользят разряды электричества, искрящегося и горячего от тех несказанных слов, замерших на кончике его языка, и Шерлок знает, он чувствует значимость этих слов. Телефон звонит снова. И снова. Наконец Шерлок нащупывает трубку телефона, пытаясь поднять её, не отводя от Джона взгляда, но пальцы такие неловкие и он с трудом опознаёт рукой её форму. Он смотрит вниз, и Джон делает шаг назад, возвращаясь к двери. Когда Шерлок, наконец, поднимает трубку, чтобы ответить, то осознаёт, что у него подгибаются колени и сбито дыхание. – Шш… Шерлок Холмс. – Шерлок, хорошо, – шумно выдыхает Лестрад на том конце провода. – Послушай, тут ещё одно убийство. На этот раз жертва оказалась официальным лицом из Западной Германии, работающим с МВД, где ты? – Ещё одно? – переспрашивает Шерлок. На этот раз, когда он встречается взглядом с Джоном, его внимание вновь вернулось к расследованию – брови подняты, плечи напряжены, предыдущий момент забыт вследствие важности следующего момента, который они должны были предвидеть. Шерлок почему-то чувствует себя наказанным, как будто нелепо даже рассматривать что-то помимо дела, как будто это абсурд – думать, что что-то могло произойти. – И сейчас оказывается, что оба работали на правительство. – Ага, и я узнаю это, – продолжает Лестрад. – Убийство, я имею в виду, оно довольно характерно. «Пятница 13», ещё один американский фильм-резня. «Пятница 13»? артикулирует Шерлок Джону. – Ну, на самом деле, осуществить это вряд ли физически возможно. Но жертва просто лежала, и убийца, по всей видимости, пропихнул стрелу вверх сквозь нижнюю часть кровати, понятия не имею, как… Джон задумывается на секунду, потом кривится от отвращения. Тот, со стрелой? – Может быть, она уже была там и он упал на неё? Не уверен… Я полагаю, Шерлок пожимает плечами, затем спрашивает Лестрада: – Когда? Где? – Э, они говорят мне, что это должно быть случилось час-полтора назад? Не больше. Совсем рядом со станцией Паддингтон. – Возможность быстро исчезнуть, – отмечает Шерлок, пробегаясь по линиям карты, возникшей в его голове, в поисках связей, отчаянно пытаясь забыть о Джоне, стоящем так близко, стараясь стереть ощущение Джона на своей коже. Тебе это не на пользу, Шерлок. – Но это произошло, когда мы в первый раз были на вечеринке, Наполеон тогда был тут, как он мог совершать убийство, одновременно разговаривая с… о! О! Ты понимаешь? Он Наполеон – он не солдат, а командующий. Император. Он не совершает убийства, он отдаёт приказы, режиссирует всё позади сцены… – Показывает нам, что в его распоряжении есть целая армия, – заканчивает Джон. – Демонстрация власти. Но тогда что он делает возле станции Ватерлоо, если он не совершает убийство? Вся эта равнина - усыпальница. – Я думаю, что переписывает историю, – медленно произносит Шерлок. Волнение и ужас поднимаются в его груди в равных долях, конкурируя за место с трепетом, оставшимся после Джона. – Лестрад, мы отправляемся на вечеринку возле станции Ватерлоо. Постарайся отправить туда пару-тройку дополнительных офицеров, ладно? Я позвоню тебе снова, когда мы его поймаем. – Он вешает трубку, не дожидаясь ответа. – Полагаю, в таком случае мы можем добраться туда на метро. Джон смотрит на телефон. Он не смотрит на Шерлока. – Как они узнают, где найти нас, если ты даже не знаешь, на какую вечеринку мы идём? – В непосредственной близости от станции Ватерлоо этим вечером есть только одна Хэллоуинская вечеринка, стоящая посещения, – объясняет Шерлок, – и эту Наполеон не может позволить себе пропустить. В конце концов, переписывание истории требует грандиозного антуража. – Да? И где это? Шерлок взмахивает пышными манжетами. – «Олд Вик», разумеется. – Театр? В самом деле? – Да, разумеется. А теперь пойдём, очевидно, сегодня вечером нам нужно вновь выиграть битву при Ватерлоо. * Метро переполнено, в него набилось намного больше людей, чем обычно для этого часа. Половина из них разряжена в сложные и причудливые наряды. Вторая половина тяжело вышагивает, находясь в том особого рода раздражении, которое возникает от необходимости делать то, чего ты не хочешь делать, в тот вечер, когда делать это ужасно неудобно. Джон может их понять. Разумеется, он действительно имел в виду то, что сказал, признаваясь, что всегда рад участвовать в расследованиях вместе с Шерлоком, но если честно, сегодня он бы предпочёл отвести Шерлока домой, закрыть дверь и, наконец, закончить ту странную игру, в которую они сегодня играют, без помех. Но Джон не может сейчас этого сделать, так что ему просто придётся пойти длинным путём и сначала помочь Шерлоку расследовать это дело. Шерлок, со своей стороны, был более или менее тих с тех пор, как они ушли с вечеринки, предположительно обдумывая происходящее. Джон смотрит на него и покрепче хватается за вертикальный поручень, за который они оба держатся. – Почему ты думаешь, что он дразнит тебя? Думаешь, он хочет, чтобы его остановили? Рядом с ними очень пьяный Бетховен, флиртующий со столь же пьяной Анастасией, спотыкается, заставляя Шерлока шагнуть ближе. Джон тоже шагает вперёд – непроизвольная реакция. Если он распрямит мизинец, то сможет подцепить жилет Шерлока. Судя по выражению на лице Шерлока, тот тоже это заметил, и Джон пытается подавить ухмылку. – Не совсем, – произносит Шерлок после долгой паузы. – Нет, я думаю, что он хотел, чтобы я знал об этом, но он не дал мне никакой информации, чтобы остановить его. Даже мотива. Люди, которые хотят быть остановленными, обычно стараются, по крайней мере, сказать, почему они это сделали. Нет, я думаю, он хочет, чтобы я был… беспомощен. – Но почему? – Почему каждый убийца-психопат хочет, чтобы люди почувствовали себя беспомощными? – Я имею в виду, почему ты? Зачем направлять это на тебя? – Почему не я? – пожимает плечами Шерлок. – Я раскрываю преступления и я хорош в этом, так почему не попробовать свои силы? Он, вероятно, почитал твои рассказы и подумал, ох, давай немного поиграем в игру. Почему бы не нацелиться на известного детектива и не ткнуть ему в лицо, что он не сможет остановить убийства, не то что раскрыть их? Вот оно – вина. Страх. Они имеют тенденцию возникать только во время самых больших расследований, тех, которые держат Шерлока на ногах по несколько дней, и Джон любит Шерлока в том числе и за эти эмоции. Ответственность. Долг. Железные доказательства того, что Шерлок не машина, что он не расследует преступления и загадки только потому, что ему нравятся головоломки. Он делает это, потому что они важны. Потому что если не он, то все шансы на то, что никто. И этот Наполеон знал в точности, на какие кнопки Шерлока нужно нажать, чтобы вызвать в нём эти чувства. Джон пододвигается ближе, чувствуя привычное, но вечно подавляемое желание утешить Шерлока. – Но тогда почему все эти убийства сейчас? В чём смысл? – Это символично – Западная Германия, Нидерланды – это две области в Европе, которые были вовлечены в настоящую битву при Ватерлоо. Я думаю, что подражание фильмам было просто поводом, чтобы привлечь моё внимание. Это Хэллоуин. Он неплохо пошутил на эту тему в пабе. – Ты имеешь в виду, он сделал это ради шутки? Шерлок смеется, и это так неожиданно, что Джон чувствует, как часть напряжения покидает его тело. – Немного, да. Но дело в том, ты не должен забывать, что он император, сражающийся за свой трон. Он утверждает господство над кем-то, имеющим власть, насмехается над ними. Так что есть основания полагать, что следующая жертва будет кем-то, чья должность позволяет уничтожить его, лишить его этой власти. Но я не знаю, с какой силой мы имеем дело. Затем вагон дергается, и Шерлок дёргается вперёд в попытке сохранить равновесие, и Джон машинально кладёт руку ему на пояс, возвращая устойчивость. Их взгляды встречаются. Джон чувствует дыхание Шерлока на своих губах. – Может быть что угодно, – говорит Джон, и он не намеревался делать голос таким низким, таким грубым. – Меня всегда удивляет, ради чего только люди готовы на убийство. Шерлок наклоняется вперёд, – невероятно микроскопическое движение в столь же микроскопическом пространстве, – и он близко, слишком близко. – Ты однажды убил для меня, – говорит он. – Да, – шепчет Джон, его голос вырвался из-под контроля, – я убил. И затем вагон снова дёргается, толкая их друг к другу, и внезапно Джон не может различить, было ли то дыханием или же это рот Шерлока скользит по его губам, и Джон не может пошевелиться. Поезд метро начинает замедляться, их тела покачиваются, и давление на губы Джона становится плотнее, и оно теплое и слегка влажное, движущееся и вкусное. Джон обнимает ладонью челюсть Шерлока, и его тело всего лишь в паре миллиметров. Нос Шерлока касается его носа, кожа Шерлока касается его кожи, рука Джона накрывает его руку на поручне, рука Шерлока накрывает бедро Джона чуть выше пояса с кобурой, сидящего слишком низко, кончики его пальцев пробираются под полу рубашки Джона – горячие и любопытные. Когда Шерлок закрывает глаза, Джону кажется, что он почувствовал взмах его ресниц на своей коже. Руки, жар и скользящие языки, а затем поезд останавливается, и их тела замирают в неподвижности, прижавшись друг к другу. – Ох, – выдыхает Джон, потому что совершенно не ожидал, что наконец-то поцелует Шерлока Холмса, в вагоне метро в вечер Хэллоуина. – Ох. Затем двери открываются, Шерлок вырывается, и прежде чем Джон успевает осознать, он уходит, он исчез. * Каждый нерв в теле Шерлока пылает, порождая страх и панику, и он резко разворачивается и бросается прочь из вагона, в толпу ожидающих. Он слышит, как Джон пробивается за ним, зовёт его: – Шерлок, подожди! Подожди! Он не ждёт. Он мчится по платформе в направлении эскалаторов, ведущих на улицу, не замедляя шаг ради Джона, не заботясь даже, догоняет ли тот его. Джон сказал «Ох». «Ох», как будто он был удивлён, как будто он не собирался этого делать. «Ох», как будто целовать Шерлока было неожиданной путаницей, как будто он случайно взял чью-то сумку и только сейчас понял, что сделал. Это было нечестно, думает Шерлок безжалостно, тяжело выдыхая через нос. Он был так близко, вот прямо там, и Джон прильнул к нему, посмотрел на него полуприкрытыми глазами и поцеловал Шерлока. Или возможно поцеловал в ответ. Шерлок даже не был уверен в этом, захлебнувшись надеждой. Он подумал, что наконец-то, если Джон здесь, если он прикасается к нему, скользит руками по его коже, то Джон хотел, то Джон понял, то Джон сделал выбор. И затем Джон сказал это: «Ох». Как будто он собирался сказать «упс» и ожидал, что Шерлок засмеётся. – Шерлок, подожди, дай объяснить. – У нас нет времени на это, – огрызается Шерлок, не оборачиваясь на Джона, тащащегося за ним. – Нам нужно идти. Наполеон, вероятно, уже там. Он шагает на эскалатор и продолжает подниматься по нему, распихивая людей на своём пути, пытаясь оставить Джона позади. Он знает, что это глупо, что он направляется к старому театру с совершенно новой проблемой на руках, что он не может себе позволить встретиться лицом к лицу с неизвестностью Наполеона без поддержки Джона, но это маленькое «ох» отдаётся эхом в его голове и он не может ясно мыслить. Это не имеет значения, принимает решение Шерлок, игнорируя свою горечь. Конечно, не имеет. В конце концов, он знал, что это тоже возможный результат. Досадно только, что теперь у него нет прикрытия в виде алкоголя и похмелья, чтобы сделать вид, что ничего не было. Он, очевидно, не может обвинять в этом Джона. Он должен ясно дать понять, что у него нет никаких ожиданий, что он не хочет, если Джон не хочет. И довольно-таки ясно, что Джон не хочет. Шерлок направляется к выходу со станции, игнорируя Джона, бегущего следом, и они выбираются на улицу – громкую и многолюдную. Ему нет нужды слушать объяснения. Единственное, что у него осталось – это работа, так что именно этим он и займётся. Раскрыть дело. Остановить Наполеона. Забыть обо всём остальном. – Хорошо, – говорит Шерлок, поднимая стены вокруг своего разочарования и смятения, замуровывая их кирпичами, и он надеется, что они задохнутся там до смерти. Твёрдость его голоса поражает его самого. – Итак, эта вечеринка только по приглашениям, что очевидно, но повторяй за мной, и это не будет проблемой. И, разумеется, держи глаза открытыми на случай чего-то необычного и если увидишь кого-то, кто выделяется из толпы, то ты знаешь что делать. Готов? – Подожди, – произносит Джон. – Шерлок, подожди… Он протягивает руку и хватает Шерлока за запястье, дёргая его обратно. Его прикосновение обжигает. – В самом деле, Джон, это лишнее. Тем не менее, Джон не отпускает его, пока не умудряется затащить его в относительное уединение ближайшего переулка, полного теней и заброшенного в яркой суматохе праздничной ночи. Шерлок прилагает усилия, чтобы не смотреть на него. – Шерлок, пожалуйста, – начинает Джон. Голос у него задыхающийся, даже страдающий, так что когда он отпускает запястье Шерлока, Шерлок не может заставить себя умчаться прочь. – В метро … я сожалею. Я не намеревался этого делать, я просто. Мне жаль, ладно? Это было случайностью. – Всё в порядке, – произносит Шерлок совершенно бесстрастно. Слова как ножи, вспарывающие его кожу, чтобы запечатлеть себя в его плоти: Я не намеревался. Никто, даже я, не намеревался бы. – Я понимаю. Просто случайность. Ты бы никогда. – Всё не в порядке, – возражает Джон с досадой. Его руки порхают между ними, как будто он хочет прикоснуться к Шерлоку, но не смеет. – Я бы да, конечно да, я хочу. Я хочу. – Глаза Шерлока впиваются в глаза Джона, и те широко раскрыты и испуганные и отчаянные. – Я хочу, – повторяет он тихо. – Я просто хотел, чтобы это было чем-то большим, чем случайность в вагоне метро, понятно? И я думаю, что ты тоже этого хотел. Тишина окутывает их, пока разум Шерлок пытается осознать это, пытается сопоставить «ох» и «я хочу», осознать всё, что слова Джона говорят, всё что глаза Джона рассказывают ему. – Ох, – выдыхает Шерлок, «ох» как «ох, это неожиданно, но и чудесно в то же самое время». «Ох» как «хорошо, да». – Да. Рука Джона устраивается на талии Шерлока, обжигающая и подрагивающая. – Можно я… Можно я попробую ещё раз? Постараюсь сделать это должным образом на этот раз? Шерлок не может дышать. Не может двинуться. С трудом умудряется наклонить голову и затем ощущает, как руки Джона нежно придерживают её, направляя его, когда Шерлок осознаёт, что не может управлять собой. Кончики пальцев скользят по его коже, и Джон тянется и целует Шерлока, мягко, нежно, и только после того как Джон начинает отстраняться, Шерлок прижимается к нему в ответ, следуя за губами Джона, целуя его, прежде чем Джон ускользнёт. – А так в порядке? Шерлок издаёт судорожный выдох, тёплый и смущённый, прямо в губы Джона. И он шепчет: – Да… Джон. Джон гладит его большим пальцем по щеке, изучая его. «В порядке», соглашается он и целует Шерлока снова. И снова. И снова, глубже, сильнее, углубляясь, и исследуя, и облизывая, и вытягивая звуки, застрявшие в груди Шерлока, вжимая его в кирпичную стену в переулке. Уверенный, желающий и не испытывающий сомнений. В конечном итоге, запыхавшийся и переполненный безотлагательностью, Шерлок отстраняется. Джон, полураздетый, розовощёкий, облизывает свои губы, и Шерлок ничего не может поделать с порывом прижаться к ним в ещё одном, почти целомудренном поцелуе. – У нас… есть… Джон, Наполеон, нам нужно разобраться с ним. Джон тяжело стонет. – Да, – соглашается он неохотно. – Да, хорошо, давай покончим с этим. Я думаю, нам о многом нужно поговорить. Всё, что Шерлок мог бы сказать, резонирует со всеми мыслями в его голове и рикошетит в отчаянном усилии быть услышанным: Я люблю тебя, я хочу тебя, я нуждаюсь в тебе, я люблю тебя, люблютебялюблютебялюблютебя. Пожалуйста, пусть это значит для тебя то же самое, что и для меня. Навсегда. Он не может сказать это прямо здесь, ещё нет. Им ещё нужно поймать убийцу, и кроме того, всё ещё чересчур много расстояния, и времени, и ночи между ними и безопасностью их квартиры. Он хочет сохранить эти слова до тех пор, пока не сможет прошептать их, не беспокоясь, что их могут подслушать. Он хочет сохранить эти слова, чтобы они были тем, что они есть – хрупкой истиной, а не признанием накануне войны. Но Шерлок обещает себе, что скажет их, и они выходят с Джоном из переулка назад в шум и суету толпы, назад – на улицы Лондона, превращенные в поле боя призраками давно поверженных командующих. И когда Джон берёт его за руку, сплетая вместе их пальцы, Шерлок опускает подбородок, чтобы скрыть улыбку и надеется, что Джон скажет их в ответ.